Я принимаю этот Гиасс

      Тихий шорох шагов нарушал безмолвие воцарившееся в доме 99-го императора Священной Британской Империи. Рука, затянутая в чёрную кожу, потянулась к ручке роскошной двери, скрывающей не менее роскошное убранство спальни. Одно простое движение, и Лелуш вздрагивает, слыша, как дверь захлопывается, а его одиночество нарушено верным рыцарем, носящим номер "нулевой". Довольно иронично.       — Ты был у Нанали, — не вопрос, утверждение.       Голос Сузаку немного раздраженный, усталый, но не сомневающийся.       Британец отворачивается к окну, плотно поджимая губы. Для всех было загадкой, что творится под маской лживого диктатора и эгоиста, но не для рыцаря Куруруги, чей взгляд более внимательный, проницательный, обезоруживающий. Лелуш всегда проигрывал в этой игре. Даже его лучшая роль и маска Зеро были вдребезги разбиты именно Сузаку.        — Зачем?       Вопрос без ответа. Просто оба и так его знают. Просто император надломан как никогда сильно, и если он не доведет их план до конца, то все, к чему они стремились, рухнет.       Рыцарь опускается на колени перед брюнетом, тянет руки к его лицу и поворачивает на себя. Смотрит снизу вверх, видит отчаяние в аметистовых глазах, чувствует, как дрожит его император, как рушатся все величавые маски, оставляя того самого мальчика Лелуша, защищающего свою любимую младшую сестренку.       И Сузаку тошно от избытка эмоций, от чувств, что царапают кожу изнутри, ища выход наружу, от злости и жалости, от ненависти и любви к этому худому юноше, что собрался принести себя в жертву ради мира, где его сестра сможет жить счастливо.       Ламперуж силится и выдавливает мерзкую улыбку, от чего Куруруги хочет съездить ему по лицу, дабы стереть с лица это отчаяние, слабо прикрытое надменностью. Пусть врет кому угодно, даже Нанали, но не ему.       — Сузаку, - голос императора хриплый, его явно мучает жажда, он облизывает пересохшие губы и дрогнувшим голосом говорит, — Я боюсь.       Японец не выдерживает. Он порывисто обнимает худое тело, прижимая несопротивляющегося Лелуша к себе, слушая его рваное дыхание, зарываясь носом в отросшие темные пряди, пахнушие яблочным шампунем, и держит так, словно, если отпустит, то британец исчезнет, оставит совсем одного.       Так и случится.       — Сузаку, уже завтра, — шепчет Лелуш, а шатен вздрагивает.       — Реквием по Зеро, — шепчет в ответ нулевой рыцарь.       — Реквием по Зеро, — вторит ему 99 император.       Тишина сменяет их голоса и окутывает, укрывает, убаюкивает.       Сузаку чувствует, как Лелуш успокаивается, расслабляется в его руках, и приобнимает в ответ, скользя пальцами под плащем по лопаткам.       Он укладывает британца на кровать, желает приятных снов, едва касается своими губами бледных губ императора и отстраняется.       — Сузаку, — зовет Лелуш.       — Да, Ваше Величество?       Британец фыркает.       — Сейчас я просто Лелуш.       Японец мягко улыбается.       — Хотел бы я, чтобы ты всегда оставался просто Лелушем.       Лаперуж хмурится и мотает головой.       — У меня бы никогда не вышло. Да и тогда, ты бы не был сейчас рядом со мной.       Сузаку знает, о чем тот говорит, но более не смеет винить. Теперь он видит, насколько сильно Гиасс даёт отдачу от используемой силы короля. Лелуш иногда даже устоять на ногах не мог от внезапной боли в глазницах.       — Лелуш, ты уверен, что хочешь этого?       — Да.       Куруруги сжимает руки в кулаки. Казалось, будто весь груз перелег на плечи рыцаря, и именно сейчас это было настолько ощутимо, что хотелось выть от этой тяжести.       Это была последняя ночь и единственный раз, когда Лелуш не ловил ненавистных взглядов от своего рыцаря, когда его не хватали за грудки за секундную слабость, напоминая, для чего они все это затеяли, когда касания Куруруги мягкие и ласковые, когда губы тёплые и нежные, когда слабы они оба и не скрывают перед друг другом то, что прятали от всего мира.       — Почему только сейчас? - голос Сузаку надламывается, императору кажется, что тот готов заплакать в его объятиях.       — Ты ненавидел меня, - он обрывает слова, продолжение и так известно.       "Из-за Юфи".       И японец это понимает, но не может не спросить.       Лелуш тёплый, чувствительный и безумно красивый. Куруруги всегда так считал, но сегодня он чувствует все это гораздо сильнее, чем когда-либо ещё.       — Сними, — просит император, — Я хочу коснуться твоей руки.       Сузаку подчиняется, зажав черную кожу меж зубов, он стягивает перчатку, смотря прямо в глаза Ламперужа, а тот невольно сглатывает. Рыцарь сплетает их пальцы и улыбается. Рука Лелуша словно фарфоровая, пальцы тонкие и длинные, слегка прохладные, невыносимо бледные. Рука Сузаку напротив смуглая, покрытая мелкими шрамами и мозолями, с огрубевшими подушечками пальцев.       — Я люблю тебя.       Куруруги больно. Но не от самого признания императора. От того, каким голосом он это говорит, от того, когда он это говорит.       — Я не смогу, Лелуш. Не теперь.       Свободная рука накрывает щеку японца, ласково стирая непрошеные слезы.       — Я оставляю тебе Нанали.       — Не нужно Лелуш, прошу…       — Это наше наказание.       Сузаку не согласен, он готов пожертвовать миром за жизнь Лелуша.       Но не станет. Ведь сам помог подвести к этому моменту.       — Я тебя тоже люблю, — собирая себя по кусочкам, признается рыцарь, — Ваше Величество.       Маски снова облачают их лица. На Лелуше - маска императора, на Сузаку - Зеро. Вся ненависть мира сейчас обращена к одному, чтобы другой стал символом мира и правосудия.       Это их наказание, это их искупление, это их последний миг, пока рукоять меча под твердой рукой ведёт меч, пронзая податливое тело, лишая его жизни.       Багровые кляксы императорской крови навсегда останутся перед глазами Зеро.       Я принимаю этот Гиас.