Инвазия

Ночь была по-особенному мрачной. Блеклый лунный свет, едва пробивающийся через густые облака, мягко освещал высокие верхушки елей, оставляя в кромешной темноте всё, что скрывалось под их массивными кронами. Снег здесь уже не сверкал, спускаясь ниже, мир словно уходил под глубину, в пустоту, ничем не наполненную, бесконечную. Но даже в такой, казалось, замерзшей, уснувшей чаще, можно было услышать звуки: после неуверенных, почти неслышимых шагов зверя, под одним из деревьев раздался хруст затвердевшей коры. Маленькие, сливающиеся с ночной темнотой насекомые, копошились в гниющем пне старой сосны, пока молодая олениха, отбившаяся от небольшого стада и вышедшая на лесную опушку, не наткнулась на них, решив утолить болезненный голод. Разворошенное гнездо словно ожило, гнилая древесина, изъеденная и расцарапанная заострёнными лапками, крошилась от малейшего движения. Раздалось звонкое стрекотание, что побудило зверя навострить уши. Одно мгновение, и тишину разрезал испуганный рёв — олениха свалилась на землю, от неожиданности запутавшись в своих же ногах. Её морду облепил враждебный рой; насекомые прокусывали кожу, забивались в ноздри, заползали в уши и рот. Она отчаянно пыталась убежать, мотая головой, припрыгивая и ударяясь о стволы деревьев. Буквально пару минут и животное упало замертво, вытянув конечности и шею. Крупинки снега застыли на жёсткой шкуре, остекленевшие глаза большими бусинами смотрели в никуда, пока чёрные насекомые, один за другим, не исчезали в свежей, не успевшей остыть, плоти. Однако дальше ничего не происходило. Безжизненная тушка пролежала в снегу до самого рассвета, на ней не появилось ни одной норки, как случилось с тем пнём, но тихое, приглушённое стрекотание, не замолкало ни на секунду. Утреннее холодное солнце дало округе прозреть. Лучи неторопливо отгоняли тени, но вдруг, как только они добрались до, казалось, давно мёртвой оленихи, та вполне осознанно дёрнула ухом. Через пару минут зверь мотнул головой, громко фыркнул, разгоняя вокруг себя мягкий снег, и, как ни в чем не бывало, поднялся на ноги, неаккуратно, нелепо, словно забыв, как это делается. ๑ Зима. Национальный парк Канады, за несколько километров от города Банфф к Скалистым горам. Почти девять часов вечера, опушка хвойного леса. — Заход примерно через час-полтора, если мы не успеем до наступления темноты, придётся возвращаться за фонарями помощнее и продолжать ночью. Сейчас в твоих же интересах двигаться немного быстрее, Америка. Канадец не скрывал своего недовольства, однако понимал, что им обоим приходится несладко. Если только не брать во внимание то, что его старший брат ведёт себя как капризный подросток и задерживает движение своим отставанием, выпрашивая стоянку каждые минут десять ходьбы. Ответом мужчине послужило немое молчание, но спиной таки чувствовалось, как американец сверлит его спину укоризненным взглядом уже который час дороги. Когда мелкие ели переросли уже в толстые стволы, кроны которых поглощала наступающая темнота, а дорога впереди стала совсем не видна, Канада всё же решил достать фонарь из походного рюкзака, повесив винтовку на обломанную ветку одного дерева. — Вообще, почему бы тебе не проложить здесь дорогу? — с большим упрёком подал голос Америка, выжидающе посмотрев на брата и перекинув моток верёвки с одного плеча на другое. Ружьё звонко стукнулось своим железным корпусом о бляху рюкзака. — Это дикие земли, мы специально оставили машину подальше, чтобы не напугать животных, — включив фонарь и направив его перед собой, ответил тот. Даже при всем своём природном спокойствии, Канада не мог игнорировать тот факт, что его брат бывает слишком заносчивым. — Да, значит, оружием мы их не напугаем? — попытался съязвить Штаты, натянув самодовольную улыбку. — Животные не знают что такое оружие, глупый, — на выдохе посмеялся в ответ канадец, шагая среди елей по хрустящему снегу. Проще сводить всё к непринуждённости, шутке, иначе конфликта не избежать. Канаде это известно лучше, чем кому-либо другому. — Тц. А зачем ты дал мне ружьё, а сам взял транквилизатор? Я ведь могу случайно подстрелить кого-нибудь. — Можно было подумать, что это тоже сказано нарочно, раздражающе, но у младшего нашёлся вполне разумный ответ. — Потому что это усыпляющее намного дороже обычных патронов. Если я дам это тебе, то ты будешь стрелять, не подумав. Тем более, у опушки редко кого повстречаешь, звери не особо любят ходить в гости к людям. Повисло недолгое молчание. Американец задумался. Когда тебя в чём-то попрекают или исправляют, становится не интересно. — Мы же не собираемся уходить далеко? У меня уже ноги мёрзнуть начинают, — придумав новую причину, ворчит он, не собираясь оставлять последнее слово за канадцем. — Нет. Мне сказали, что здесь бродит раненый олень. Нужно разобраться, вдруг он болен, не хотелось бы, чтобы заразил целое стадо. — Здесь где? В парке? Во всём? Как мы будем его искать? — У дороги, в этих местах. Если его замечают часто, то он и сегодня будет здесь. — И ты решил выйти на него ночью, да? — закатывает глаза Штаты, стараясь не отставать от брата, чтобы не оставаться в темноте. — Нужно как можно скорее узнать в чём дело, потом можем не успеть. Просто смотри в оба, сам вызвался мне помочь. Фонарь плохо справлялся со своей задачей, поэтому Канаде приходилось мотылять им из стороны в сторону, чтобы лучше осматривать территорию. — А ты в курсе, что я из Нью-Йорка два месяца не выбирался? Я отвык от такого мороза. Пришлось лишний раз тратиться на этот пуховик, — ворчал США, продолжая искать причины чтобы отругать брата. Идти в тишине, так ещё и ночью, так ещё и по лесу, значительно напрягало. — Мог бы сказать мне, достался бы бесплатно, — улыбнулся Кан, уже давно привыкший к такой черте характера американца, но эта улыбка не задержалась надолго — всё-таки отвлекает от дела. Развернувшись назад, канадец осветил брата с ног до головы, и, уловив на мгновение презрительный прищур, остановился на месте. — Посторожим тут. Посидим минут десять, и если никто не объявится — сворачиваемся. — Ха… Замечательно, отличный план, — сарказм. Без него Америка бы и не был Америкой. — Какой толк тогда оттого, что мы шли сюда несколько километров?! — мужчина неожиданно вскрикнул, пнув замёрзший снег. — Брось, да тут и одного не наберёшь, — как можно более отстранённо тянет Канада откровенной ложью. Он привык к таким походам, они ему даже нравились. Не будь он любителем, отправил бы на это задание специальные службы. Да и не глупо ли просто ждать, пока зверь выйдет к тебе сам? Возможно, но если он в действительности ранен, то не ушёл далеко. Становилось холодно, сумерки сгущались. Тени от фигур чёрными полосами лежали на белоснежном, сверкающем на свету снегу. Растоптав вокруг себя заледеневшую корку сугроба, Канада поудобней устроился на земле, у Америки это вызвало волну мурашек — он и без того мёрзнет. Горячий воздух на выходе превращался в блестящее облако пара и через пару секунд растворялся в непроглядной темноте. Не было видно городских огней, единственное, что освещало дорогу — два фонаря и далёкая россыпь созвездий на помрачневшем небе. Луна скрылась за громадными хвойными верхушками. Несколько минут Штаты послушно молчал, вслушиваясь в каждый шорох, в каждый треск поломанной ветки, скрежет и шелест. Прискорбно, но его внимания или же, скорее, терпения, не всегда хватает, и это занятие ему быстро надоедает. Иногда, в совершенно неподходящий момент, можно застать его врасплох, когда он ищет в своей голове ответ на какой-нибудь глупый вопрос, которым серьёзный человек никогда не задастся. Проще говоря, Америка часто ведет себя инфантильно и неподобающе своему статусу. «Большой ребёнок с ужасным характером и огромной властью» — так его часто называют в своём окружении. Этой ночью луна была полной, яркой. Красота, скрытая за высокими деревьями. Канада всё пытался разглядеть хотя бы частичку, но ближе к чаще и небо сложно разглядеть. Молчание длилось подозрительно долго. Канадец перевёл взгляд на Америку, шутя спрашивая про себя, не замёрз ли тот насовсем. Штаты заметил чужой взгляд и уже было приготовился к очередному замечанию, но вдруг запнулся на полуслове и странно посмотрел куда-то вперед, слегка нахмурившись. Он выглядел так, будто перед тем как сказать, что именно он увидел, хотел сам понять, что. Рефлекторно его напарник сделал то же самое и направил фонарь туда, куда смотрели уже они оба. В темноте, отражая от себя свет, горели две точки. Канадец сразу приготовил ружьё, в то время как его брат ещё и близко не осознал, что это не что иное, как два глаза. ๑ Воскресение. 27 февраля. У дверей гостиницы столпилась небольшая толпа, пребывающая в подавленном, слегка взволнованном состоянии. Вечерело, Россия пытался быстро пересчитать членов своей семьи, но из-за того, что никто не мог стоять спокойно, то и дело огрызался. В основном на Украину, чьё поведение его не устраивало с самой высадки из самолёта. Из-за сумерек их лиц не было видно, а дверь, как нарочно, никто не открывал. Поднялся гул — стоять всем на пороге было тесно, а лезть в снег не хотелось. Кто-то наступил кому-то на ногу, и началась неразбериха намного шумнее предыдущей. Успокоить этот хаос удалось только тогда, когда старший накричал на всех разом, ненамеренно скопировав жёсткий тон своего отца. Россия и так был нервирован этой затеей в целом, в особенности из-за того что Беларусь организовала полёт без его ведома. Можно понять почему он требовал от семьи хотя бы элементарного порядка. — Беларусь! — строго рыкнул тот после, начиная перекличку. — Здесь… — обиженно и грустно мявкнула та, уводя взгляд в пол. Когда Федерация ведёт себя грубо, она совсем расклеивается. Эмоциональная девочка долго свыкалась со смертью отца. Пусть он и был строг, порой чрезвычайно строг, но он искренне и всей душой любил своих детей… Правда, по-своему. Она никогда не спрашивала у остальных, чувствуют ли они то же, что и она, но знала на подсознательном уровне — отца любили все. И ещё у каждого был повод его ненавидеть. Не устраивало лишь то, что причин для второго было намного больше. Россия, что раньше так много времени проводил со своими братьями и сёстрами, с каждым годом всё больше и больше стал походить на Союза. И у девушки наворачивались слёзы — сможет ли Россия остаться таким, как прежде? Весёлым, искренним, добрым. Сможет ли Россия чувствовать и выражать любовь? Хотя бы к близким. Им всем не хватало тёплого родительского внимания и любви. — Украина! — Беларусь дёрнулась, отрываясь от своих мыслей. Россия тем временем чуть ли в драку не лез, стараясь утихомирить бунтующего, схватив за шиворот куртки. Старший был выше и куда сильнее — одна из причин, почему его нужно слушаться. Украина же, видимо, умрёт, но от своего не отступит. — Доброго вечера… — сотрудник гостиницы едва успел поприветствовать гостей, как на него налетел парень. Россия немного не рассчитал, и толкнул достаточно сильно, чтобы свалить брата с ног. — Ладно под мужика ложишься, так хотя бы не веди себя как баба! — Казахстан, что до этого помогал Армении встать, потому что та навернулась с порога в сугроб, когда Россия схватил Украину, поторопился зайти внутрь, ибо конфликт уже начал перерастать в скандал. Старший настолько разозлился, что решил перейти на личное. А этого допускать было нельзя. На лице Украины на пару секунд застыл ужас, а после вернулась обратно злость: все знают про его отношения с канадцем, и все знают, какой Россия гомофоб. Согласился на перелёт младший только из-за того, что мог встречаться со своей парой во время отдыха на курорте. Одно хорошо — в отличие от отца, РФ в этом вопросе был более солидарен, да и сказал это в первую очередь не чтобы оскорбить Украину, а высмеять его характер. — Истеричка! Блять, всем нервы уже истрепал, успокойся! — Похоже, это тебе нужно успокоиться, брат, — Казахстан притормозил Россию за плечо, наблюдая как украинец вскользь извиняется перед сотрудником и кусает изнутри щёки, стараясь подавить эмоции. На самом деле он уже много плакал из-за того, что его не могут нормально принять. Русского он пусть и боялся, но всегда мог высказать своё мнение, зарабатывая себе проблемы. Что ситуация с территорией Крымского полуострова, что сейчас. Он даже сам не понимал, чего хотел, просто начинал вставлять своё слово, чтобы его заметили. Сейчас он нахальный и самодовольный, а вечером вновь зальёт слезами подушку. Когда бы он открывался кому-то, кроме Канады? Сейчас, находясь уже на грани истерики, он сдался и отвернулся, скрестив на груди руки. — Вечер добрый, — Молдова потопала, отряхая высокие сапоги от снега, а после подхватила руку России и повела его к стойке регистрации, дав Украине возможность успокоиться. Слегка шокированный парень из персонала оформил их быстро, без задержек.