Формула победы: Шекспир плюс Люцифер делить на войну

      Стыд — это чувство сильного смущения от сознания предосудительности поступка. Стыд формируется воспитанием, обществом, моральными качествами. То, что вызывает это чувство у одного человека, может с легкостью приниматься другим, но у всех людей есть какая-то своя маленькая грязная тайна. Если ее нет, как, например, у Геллерта Гриндевальда, который считал, что нет ничего на свете, что заслуживало бы осуждения, то такие люди действительно опасны.       Люциус Малфой считался опасным, но не то чтобы сильно. Он был, скорее, неприятен в соперничестве. Вообще Люциуса часто называли бессовестным, но только потому, что его совесть и мораль отличались от большинства. Он был азартен, вспыльчив, терпеть не мог асимметрию, абсент и Артура Уизли. Но стыд был ему знаком, и он почти каждый раз испытывал его, полоща утром горло ромашковым раствором, чтобы не сипеть министру в ухо о том, как он не одобряет очередную инициативу Дамблдора. Нарцисса жалела супруга, у которого такие слабые голосовые связки, что любой ветерок заставляет его хрипеть и покашливать, а еще нежное здоровье, так что он периодически сверкает покрасневшими глазами и, чтобы не терзать жену своей бессонницей, спит в другой комнате. В другой… — Как насчет еще пары каток, Шекспир? — Мне завтра на работу, — простонал голос в наушниках. — Жену отправь. Вы ж коллеги. Подменишь ее вечером. — Она меня скоро из дома выгонит. — Да ну брось. За голду на всю премию не выгнала. — С-сука, мехвод контужен… Что-то свою ты не отправляешь к своим министрам, буржуй! Что ты там ей обещал, сережки? А купил себе гуся?       Люциус расхохотался и закашлялся. — Да ты заебал кашлять, туберкулезник, — проворчал голос в наушниках. — Я с этими раками в команде голос опять сорвал, — Малфой подтянул кашемировые брюки и глотнул пива, ощущая наждачку в горле. Ох, что будет утром… — Рикошет!!! — Да харе орать!!! — переполошились в наушниках. — Истеричка гребаная, я из-за тебя свернул! — Еще одно БТР, и на боковую, — сказал Люциус, разминая затекшую шею. — Бот ебучий, кто тебя придумал…       В подвале Малфой-мэнора рядом с темницей была неприметная дверь, куда всем строго-настрого запрещалось заходить. Шестилетний Драко, делая большие глаза, говорил трясущимся от волнения Панси и Теодору, что отец создал дементора и держит его там. Нарцисса подозревала, что муж, как и ее отец, выпускает там пар: свежует туши, избивает домовиков, тренирует Аваду на крысах и фантомах своих недругов. Она не спрашивала, как истинная леди, в конце концов, Люциус был любящим и нежным мужем, а из комнатки в подвале возвращался удовлетворенным и расслабленным, как после любовницы, но Гоменум Ревелио никого не обнаружил. Хотя Нарцисса и подозревала, что утренние хрипы и кашель Люциуса связаны с холодом подземелий, но рассудила, что спокойствие в доме важнее легкой простуды. Ну нравится ему торчать в темнице, у всех свои причуды.       Комнатка рядом с темницей представляла собой темное помещение с диваном посреди, у стены стоял большой экран, а перед ним на столике восемнадцатого века возлежала она. Вожделенная возлюбленная. Консоль.       Когда-то давным-давно Люциуса и Рудольфуса Лестрейнджа занесло в компьютерный клуб. Им надо было отсидеться где-то, пока авроры накрыли район антиаппарационным куполом, потому они и заскочили в этот подвал. Люциус, у которого всегда были с собой магловские деньги просто так на всякий случай, оплатил два часа, набросил на себя и Лестрейнджа чары отвлечения внимания… и пропал. Что такое магловское оружие, он знал, отец требовал от него «Превосходно» по всем предметам, и потому по приколу взятое магловедение тоже пришлось учить, но вот то, что маглы учатся убивать вот так, стало для него открытием. Потом он огляделся и подумал, что это не учебный центр, а что-то вроде кружка по помощи маньякам, не потому ли их с Руди так легко сюда пустили: ты просто убиваешь, убиваешь, убиваешь, а на самом деле никто не может тебя посадить. Потом до него дошло, что можно не только убивать, но еще и путешествовать: в пространстве, во времени, становиться другим человеком, выбирая себе внешность. У маглов не было магии, и потому они просто сделали себе еще один мир, где она была! Несовершенная, топорная, но зато совершенно безнаказанная: можно было на самом деле творить что угодно, сидя за этим странным ящиком со стеклянной стенкой.       Люциус вышел из компьютерного клуба со странным чувством. Рудольфус, держа его за локоть, сообщил, что в этой духоте и у него голова разболелась; Малфой заторможенно кивнул, думая совсем о другом. Это было что-то… что-то интересное.       И вот тут-то ему и стало стыдно впервые за всю жизнь: Люциус Абрахас Малфой, чистокровный волшебник, аристократ, миллионер и наследник, Пожиратель смерти, казначей Темного лорда заинтересовался чем-то магловским. Люциус споткнулся об собственные мысли, но потом глянул на Руди и подумал: Лестрейндж спит с Беллой, только если на ней мужская одежда, Руквуд носит дамское белье, включая бюстгальтер, Сириус Блэк не женился, потому что Джеймс Поттер не женщина, Дамблдор запал на Гриндевальда так, что его за пятьдесят лет не отпустило, отец, когда никто не видит, смешивает водку с пивом и заедает шоколадом, Темный лорд любит шотландскую музыку с волынками и подозрительно подробно расспрашивал, кто там деканом Гриффиндора работает, Нарцисса пьет зеленый чай без сахара, Эйвери читает «Ежедневный пророк» полностью, и он об этом знает, и тем не менее, эти люди не привязаны к позорному столбу с табличкой на груди: «Извращенец», хотя все вышеперечисленное, а особенно волынки и чай, уж точно хуже, чем небольшая заинтересованность в магловской игрушке. Пожиратель смерти должен знать врага в лицо, сказал себе Люциус и запомнил адрес клуба.       Чтобы успокоить собственную совесть, Люциус стал искать положительные моменты. Во-первых, он научился выполнять приказы Темного лорда, на которые ему давали стандартно сутки, за шесть часов, потому что команда ждать не будет, а объяснять маглам, что у него священная миссия, бессмысленно, потому что они точно и во всех выражениях расскажут, какая миссия по-настоящему священна. Во-вторых, он взлетел на недосягаемую высоту в делах постельных, ибо вывел простую истину: удовлетворенная женщина спит долго и крепко и сразу, а еще полностью доверяет, вообще не ревнует и не слушает свою чокнутую сестру, то есть двадцать минут усиленной ежевечерней работы приводят к семи божественным часам за консолью, ведь у него привычка после секса гулять по подвалам собственного дома. Все курят, а он гуляет, да, дорогая, у всех свои странности. Люциус, как экономист по рождению, пришел к выводу, что сделка вполне успешна. Беллатрикс завидовала и шипела, что зять-то у нее пьяница, каждый вечер куда-то пропадает и возвращается из подземелий мэнора с красными глазами и наполовину оглохший, наверняка бухает, на что Нарцисса томно и беспечно отвечала, что после того, что он творит каждый раз, пусть делает что хочет, и бросала на супруга нежный взгляд. В-третьих, ругался Малфой так изощренно, что заслушивались даже Долохов и выросший в магловском приюте Темный лорд. Голос у Люциуса был звучный, и без наушников он не срывал горло с одного выкрика, потому авроры во время рейдов с Люциусом половину времени просто обсыхали от его злословий. Малфой орал что-то странное, даже соратники его не понимали, например, тех авроров, что по нему мазали, а мазали по нему все, он называл «днищем», тех, кто попадался Рабастану и его катанам, — «кабанами», Долохова звал «русским мясником», про рейды говорил «раш», а Рудольфусу предлагал «пидорасить за мясом», чем ставил Лестрейнджа в тупик. В-четвертых, Люциус вложился в компании и получал и игры первым, и деньги на счет в магловском банке, ибо усилить интерес к какой-либо игре парой рунических цепочек легче легкого.       Но успех пришел не сразу. Год, целый год Люциус въезжал в прелесть компьютерной реальности, постигал мудрость командной работы, что мгновенно сделало его незаменимым в рядах Пожирателей не только как казначея, но и как командира. У Малфоя язык чесался ляпнуть, что не гены великого Армандо Малфоя проснулись, а неизвестные маглы в первый месяц активного пользования дарами своего мира достали троллить его нубом и, что было неистово обидно, ламером, а ведь он на самом деле считал, что маглы не могут сравниться с ним по интеллекту и организаторским способностям, но шестиклассник из Канады доказал, что это не так. Люциус обиделся, удалился отовсюду, но пожалел уже через десять минут. Восстановиться под прежним ником гордость не позволила, имя «Люциус» (когда он регистрировался, думал, что можно только настоящие) уже было покрыто позором в чатах, посему он выбрал себе банального «Люцифера» и дал себе слово не совершать подобных ошибок, никого не учить, не назначать себя командиром и ни в коем случае не кемперить в контре, потому что, как он понял, за это в суровом магловском мире геймеров можно заработать люлей сильнее, чем от Визенгамота за непростительное. Новая тактика дала свои плоды, Люциуса больше не сливали и не хейтили. Из кемпера он вырос до скиллового снайпера, его появление стало сулить победу, и успех и уверенность в себе перетекли из Интернета в магический мир. Люциус ходил с видом абсолютного победителя, производя на союзников неизгладимое впечатление чокнутого фанатика, на противников — мерзкого подонка, но на самом деле это был вид задрота. Но задротов в магическом мире не было, потому идентифицировать его никто не мог.       У Малфоев не бывает друзей. Это прописная истина, и ни один Малфой не пытался опровергнуть ее. Рудольфус был для Люциуса чем-то вроде друга, но он называл его «мужем сестры своей жены», чтобы не нарушать вековых устоев семьи, а вот кем считать Шекспира, он не знал.       Шекспир встретился ему в одной команде, он был подрывником. В очередной раз, когда Люциус орал капсом в чате, что вы все олени, а он тащил весь бой, Шекспир напомнил, что кустодрочеры презираемы культурной частью общества, был обозван в ответ пидорасом, на сем первая встреча кончилась. Люциус с утра, увидев у жены томик Шекспира, внезапно для нее взбесился и заорал, что дряни этой чертовой в его доме не будет и испепелил книгу без палочки, одним взглядом, заметил ошеломленно взирающих на него отца, Рудольфуса и Темного лорда, криво улыбнулся и извинился, сказав, что просто ненавидит проклятых маглов и все их творения, и ретировался. Ночью мерзкий Шекспир был в его команде снова и слился, что дало Люциусу шанс изойти ядом в чате. Затем так уж вышло, что слился сам Люциус. И понеслась.       Они срались так, что Малфой, всегда следивший за грамотностью сообщений и изысканностью речи, за что над ним угорали тиммейты, начал писать с ошибками. Шекспир заранее готовил оскорбления и выдавал их очередями. Сокомандники начали их просто стравливать и потом подначивать, предлагая уединиться уже. Онлайн-цирк «Люцифер против Шекспира» стал более захватывающим, чем сама игра, особенно когда состоялся выход на прямую голосовую связь. Иногда Люциус ловил себя на мысли, что надо вычислить ублюдка по ай-пи и нагрянуть с пожирательским рейдом, взяв с собой Беллу, но потом вздыхал и признавал, что тогда жизнь не будет столь красочна. Это не мешало ему отыгрываться на всем, что хоть как-то касалось Шекспира: он уничтожил его книги дома, несмотря на любовь Нарциссы к сонетам, он отворачивался, когда только видел надпись, стоило кому-то процитировать, как он начинал натурально шипеть, как открытая газировка.       Со временем взаимная ненависть, которая не мешала плодотворному сотрудничеству, переросла во что-то сродни дружбе. Люциус знал, что Шекспир — врач, что у него есть девушка по имени Джейн, и он планирует жениться, пока она не узнала, что он геймер, и не ушла от него. Шекспир, в свою очередь, представлял себе Люцифера как избалованного жизнью богача, который периодически страдает от каких-то министров чего-то там, занимается папиным бизнесом и скрывает от жены, которую любит, компьютерную зависимость.       Годы шли. Менялись игры, менялась ситуация в мире. Нарцисса прятала сонеты в своей комнате под подушкой. Шекспир женился на Джейн, но она его неожиданно не пилила, и потому он подбивал Люцифера рассказать своей ненаглядной, что он на самом деле танкист. «Она не поймет, — искренне вздыхал Люциус в микрофон новых наушников. — Как и твоя, кстати. Помнишь, когда с драконами, что она тебе сказала? Что был нормальный мужик с танками и боями, не стыдно, а теперь? «Миледи, я вернулся из рейда на дракона»?» Шекспир тащился от ММОРПГ настолько же, насколько Люциус фанател от танков, потому рейдили по очереди; по закону подлости, Люциусу не было равных в фанезийных мирах, в то время как в танках он фейлил. Малфой видел в этом влияние миров: все же магл с техникой ладит лучше даже в сети.       Нарцисса забыла как-то Шекспира на столе и, когда вошел Люциус, замерла, предчувствуя бурю. Малфой равнодушно скользнул взглядом по обложке и фыркнул, но ничего не сказал. Нарцисса выдохнула и перестала прятаться. А Шекспир и Люцифер начали гамать на желания. — Ты ведь понимаешь, что мы сломаем жизнь своим детям? — хохотал Шекспир. — Ладно девочка, имя еще нормальное, но если парень? Ему жить с именем «Дракон»? — И только попробуй слиться, — щурился Люциус. Имена и «Гермиона», и какое-нибудь производное от дракона в магическом мире нормальны, потому этот спор дался ему легко. Как и провокация с татуировкой, хотя момент, когда он протрезвел и понял, что теперь у какого-то магла на предплечье красуется метка Волдеморта, был не самым радостным в его жизни. С другой стороны, Шекспир заставил его набить над задницей «My life — my rules», и однажды нагнувшись в аврорате без мантии, Люциус почувствовал на себе непонятные взгляды от нескольких маглорожденных, а потом с ним отчего-то некоторые обращались особо ласково и как-то двусмысленно. Нарциссе татуировка понравилась, а Шекспир каким-то мерзким голосом интересовался, не сказал ли ему кто что-то. Люциус зарекся ходить без мантии просто так, на всякий случай.       А потом пал Волдеморт. — Что тебя месяц не было? — спросил Шекспир после бурного приветствия. — Ты что, жене признался, и она комп спалила?       Люциус трясущимися руками никак не мог набрать пароль. — Я… погорел на дельце одном, — наконец сказал он: магл — единственный, кому он может признаться, все равно они никогда не свидятся. — Месяц за решеткой. — А-а, — коротко сказал Шекспир. — И как оно? — Оправдали, — прерывисто вздохнул Малфой. — Черт, даже играть не смогу, наверное, руки трясутся. — Да ты никогда не можешь, — фыркнул Шекспир. — Как семья? Блин, до сих пор не могу поверить, что ты назвал сына Драконом! Как тебя жена не убила? — А у меня в семье отцы дают имена! Ты дочь Гермионой назвал! — Люциус передернулся. — Ненавижу Шекспира. Одно утешает, что тебе хуже, ты ж тоже его терпеть не можешь. Зачем только так обозвался? — А ты что, сатанист с таким ником? — огрызнулся Шекспир. — Взрослые же люди…       Люциус к нему привык. Ночами они играли и разговаривали, спал Малфой в Визенгамоте. Ничто не предвещало беды.       Люциус очень любил своего сына и очень уставал от него. Если у Драко было хорошее настроение, хорошо было всем, если плохое… Люциусу хотелось бежать из дома в лес и там орать, вопрошая небо и великих предков, за что они наказали его таким ребенком. Проводив Драко в Хогвартс, Люциус отменил все мероприятия, открыл ящик с вином, и они с Нарциссой упились в хлам, празднуя депрессию и скорое появление седых волос у Северуса Снейпа: за неделю до первого сентября Драко успел трижды испортить родителям попытки заняться любовью, в результате ничего так и не случилось, дважды вызвать у отца нервный тик, Нарцисса страдала в обнимку с коробкой трюфелей, домовики были готовы вешаться. И вот — свершилось! Напившись, наевшись и натрахавшись до состояния овоща, Люциус в трусах дошел до подземелий, завернулся в одеяло и рухнул перед экраном в кресло. — Отправил сына в Хо… рошую частную школу, — сыто сказал он Шекспиру. — Я очень плохой отец, но я так рад, что сейчас сдохну. У меня есть неделя счастливой жизни, прежде чем начну скучать. — Я дочку тоже, — радостно ответил тот. — Волнуюсь за нее, конечно. Давай на демонов сегодня? — Да что хочешь, я сегодня добрый…       Летние каникулы были периодом нытья Драко с краткими перерывами на сон. Нарцисса в какой-то момент поскреблась к Люциусу в подземную его комнату, он вышел и уставился на нее, скрестив руки на груди. — Пусти меня к себе, — взмолилась Нарцисса. — Что бы ты там ни делал, мне все равно. Пусти, пожалуйста. Я ничего не спрошу, ничего не скажу, память мне потом сотри…       С внутренним содроганием Люциус открыл ей дверь в свое логово, держа палочку наготове, намереваясь в любой опасный момент стереть ей воспоминания, но Нарцисса осторожно села на диван и с интересом огляделась. Экран, консоль, кресло перед роскошным компьютером, наушники… Уже через полчаса она уверенно листала музыкальные треки, лежа на диване в старых наушниках Люциуса, а сам он говорил Шекспиру, что сделал-таки каминг-аут и признался супруге, что танкист. — Еще добавь, что ты пидор, то есть читер, — фыркнул Шекспир. — Она и так знает, — Люциус обернулся на Нарциссу, которая в его наушниках выглядела почему-то еще более привлекательно, чем обычно. — У меня от жизни коды.       Которые явно не сработали в Косом переулке, когда Люциус Малфой, озверев от жары (а он был в мантии из-за дурацкой татуировки), сына, забравшей его кошелек жены и общего дурдома, появился в книжном магазине.       Что сделали с Драко и его чувством собственного достоинства и самосохранения в Хогвартсе, Люциус не знал, а спрашивать боялся, потому что Поттер и Грейнджер уже снились ему в кошмарах. Драко достал его так, что Люциус готов был начать грызть собственную трость: он всюду влезал, перебивал, наступил Люциусу на ногу и как только возник вопрос, с кем он пойдет, с отцом или с мамой, выбрал отца. Когда Драко сообщил, что вот они, причины его летних страданий, Гарри Поттер и Гермиона Грейнджер, Люциус вытаращился точно также, как и человек рядом с Артуром Уизли, когда услышал от Люциуса фразу: «Драко, веди себя прилично». — Как тебя зовут? — хором спросили они у детей. Драко оглянулся на своего отца, Гермиона на своего. Нарцисса кожей почувствовала, что что-то происходит, и поспешила к мужу. — Драко, — первым сказал юный Малфой и подозрительно прищурился, глядя на магла. — Гермиона, — представилась за ним Гермиона, и Нарцисса, ахнув, схватила Люциуса за руку с палочкой, заподозрив возвращение шекспирофобии. Малфой выронил дневник, который держал в руке, и он и мистер Грейнджер уставились друг на друга, пока Артур Уизли, не понимая, в чем дело, пытался выспросить сначала у отца Гермионы, а потом у ее матери, что же случилось. — Люци, — Нарцисса наконец заставила мужа посмотреть на себя. — Нам лучше уйти. — Уилл, — миссис Грейнджер потянула своего супруга подальше от неадекватного колдуна со странным именем.       А Люциус забыл про дневник, который подобрала Джинни.       Они встретились на нейтральной территории, подозрительно глядя друг на друга. Люциус был в самом дорогом магловском костюме, который только видел Малфой-мэнор когда-либо, Грейнджер пришел в медицинской форме, не успел переодеться со смены. Сидели они в ресторане. — А какого хрена?! — орал через несколько минут Малфой, набросив Полог тишины на приватный зал. — А какого хрена ты не сказал, что твоя дочь поехала в Хогвартс?! — А ты?! Я думал, ты Цукерберг вообще! А твой «Люцифер» — это постирония!!!       Люциус бы орал и дальше, но привычно захрипел и закашлялся, и, пользуясь слабостью противника, Уильям Грейнджер повторил все, что когда-либо говорил Люциферу за года сотрудничества, и тоже выдохся.       И никто так и не вспомнил потом, от кого прозвучало робкое: «Может, в Дотку?»       Джейн Грейнджер всегда знала, что увлечение супруга до добра не доведет. Нельзя считать добром странного длинноволосого мага, у которого с твоим мужем парная татуировка, но мало этого, на копчике у него еще самый знаменитый лозунг гей-сообщества восьмидесятых. Уилл клялся и божился, что ничего это не значит, но каждый раз, когда она возвращалась домой и заставала Люцифера, а по-другому он не представлялся, на диване в наушниках, сопровождался тихим и крайне напряженным скандалом. Обоим казалось, что разговор происходит в двигателе внутреннего сгорания. И Малфой, заранее мысленно попросив прощения у многих поколений чистокровных предков, сказал сакральное: — Ну пошли тогда ко мне.       В Малфой-мэноре выяснилось следующее: во-первых, Уильям Грейнджер его видел, следовательно, он был не маглом, а сквибом; во-вторых, Нарцисса как жена куда лучше, чем Джейн, потому что она не знает геев и их лозунгов; а потом она получила от Люциуса плеер с новой музыкой и розовые наушники, свалилась в своей комнате на кровать и сказала, что Люциус ей угодил, Люциус может играть во что хочет. — Где ты нашел такую жену? — завистливо спросил Уильям, когда они проходили по коридору мэнора. — Папа нашел, — отозвался Люциус и глянул на портрет. — Папа, привет. — Ты кого притащил? — грозно рявкнул Абрахас с портрета. — Любовника в дом?! Да я никогда… — Я знаю, что ты никогда не водил любовников в дом, — устало перебил Люциус и задрал рукав опешившего Грейнджера, продемонстрировал папе метку. — Это мой соратник. Мы вместе… в рейды ходим. — Переодень его хотя бы, — фыркнул Абрахас. — Смотреть тошно. У Малфоев всегда были лучшие… соратники. — Твой отец, что… ну… читер? — тихо спросил Уилл и покраснел. — В каком смысле? — не понял Люциус. — Ну… в хорошем смысле… — Э… а, нет, он натурал, просто юмор такой, — они спустились в подземелья. — Ну, это тюрьма, это погреб, я там пиво храню, это пыточная, здесь урны с прахом, а вот дверь в мою комнату. — Мило, — хмыкнул Уильям, оглядываясь. — Хера се, вот это железо! А откуда у тебя четвертая часть, ее же нет пока в продаже?! — Ну… магия, — скромно сказал Люциус.       Схема взаимодействия выработалась простая. Большую часть времени они играли онлайн, но если у Джейн был приступ паранойи, то Шекспир с помощью специального многоразового двустороннего портала десантировался в Малфой-мэноре, а если Нарцисса собирала в доме клубок ядовитых змей, как называл это Люциус, а вообще-то девичник, то уже Люцифер спешил убраться подальше в дом дантистов. Джейн поняла, что на честь супруга никто не покушается, и с Люциусом у нее сохранился холодный нейтралитет, но теперь она могла ему даже сигареты передать, не поморщившись. Единственное, что мешало, — дети. Дети в Хогвартсе враждовали не на жизнь, а на смерть, писали домой гневные письма друг о друге, которые отцы, пока грузится заставка, читали сообща. — Может, поженить их? — задумчиво сказал Грейнджер. — Типа они поубивают друг друга? — хмыкнул Люциус, сразу же умер сам, шарахнул приставкой в стену и тотчас восстановил ее невербальным Репаро. Вот уж чему Уилл завидовал, так это заклинанию Репаро. В играх магия Люциуса не действовала, потому он не ощущал неполноценности или обиды. Люциус Малфой поражал своим видом, одеждой, мрачной харизмой и холодной отстраненностью. Люцифер, заколов волосы крабиком Джейн и посасывая таблетки от кашля, сидел в специально купленной для него Уиллом радужной футболке и проклинал сраный Кактус, который необходимо пройти в бою. — Да нет, может, у них родится что-то нормальное, — протянул Уилл. С Люциусом они перебрасывались парой фраз раз в час, и сейчас, отключив микрофоны, решили поболтать. Дети прислали письма в один день. — И назвать можно… — Матильда! — громко сказал Люциус. — В честь среднего танка? — скептически спросил Грейнджер. — Это девочка, нельзя называть в честь тяжелого! — А если мальчик? Ты ж советофил, сейчас предложишь какой-нибудь… Клим Ворошилов. — Ну почему же, можно Фердинанд… С-сука!!! Гуслями танкуй, дегенерата кусок! — Связь включи, он тебя не слышит, — подсказал Уилл, но Люциусу уже было все равно. Шекспир вздохнул и снял один наушник, чтобы понаслаждаться в реальном времени. Что-то в воплях Люциуса было невыразимо прекрасное. Джейн в соседней комнате вздохнула так, что Уилл аж почувствовал, но принесла Малфою чай и сказала, что на его месте поберегла бы связки. — О чем мы говорили? — отпившись, спросил Люциус. — О том, что надо поженить Драко и Гермиону, — напомнил Грейнджер. — Потому что они достали ныть друг о друге. — Я лорд, — напомнил Люциус. Его полосатые шорты и радужная футболка несколько ставили под сомнение данное утверждение, но Уилл решил поверить. — Это так просто не устроить. — Ну давай купим родословную. — Да зачем тебе это вообще? — Люциус поморщился. — Они же в школе. — Именно, — поднял палец Грейнджер. — А теперь вспомни, что до конца учебного года… месяц, — Люциус вздрогнул. — А до конца учебы пять лет, — Люциуса натурально затрясло. — А потом они вернутся домой! — Я знаю Дагворт-Грейнджера и гоблина, который сделает вас родственниками и левелапнет в магическом мире, — быстро сказал Люциус, все еще в ужасе. — Пусть эти зануды живут вместе друг с другом и отдельно от нас. — Да, — кивнул Грейнджер. Его дочь, в отличие от Драко, не только ныла по поводу своего прямого конкурента, но и пилила отца из-за компьютерной зависимости, из-за чего Люциус снова благодарил все силы небесные за семью. Драко по крайней мере не совался в его подвал, потому что боялся призраков темницы.       Люциус засветил на заседании Визенгамота новый перстень с буквой «Т» на стилизованном щите. Поползли слухи о скорой помолвке Драко с наследницей рода Трэверс. Люциус купил себе смартфон, а у Грейнджера появился ненавязчивый пергамент, на котором периодически возникали чернильные строки. Уилл называл их «оффлайн-чат».       Когда Гермиона рассказывала о Министерстве, Отделе тайн, битве и Люциусе Малфое, она не заметила, с каким напряжением слушает ее отец. Потом она сказала, что они прокляли в поезде Драко Малфоя, и вдруг отец, всегда безучастный и довольно меланхоличный, вскочил и яростно заходил по комнате. — То есть ты хочешь мне сказать, что злобный преступник, как ты его называешь, приложил тебя заклятием, из-за которого ты танцевала? А у вас там все такие… безобидные? — Другая Пожирательница Круцио накладывала! — взвизгнула Гермиона. — Я не говорю тебе про других, — прервал ее Уильям. — Я спрашиваю про Малфоя. Он не причинил никому вреда, а вы прокляли его сына, хотя если Люциус сейчас в Азкабане, то вполне вероятно, на его жену наложены ограничения. А финансовые траты? Вдруг его счета арестованы, и они не могут вызвать врача? Об этом ты не подумала? — Но пап… — Чем вы прокляли этого мальчика? Это безопасно для здоровья? — Папа…       Уилл бросил тоскливый взгляд на компьютер, вздохнул, взял дочкину палочку под крик, что маглам нельзя, схватил источник громкого наставительного звука за шиворот, прижал к себе покрепче и активировал портал. — Я тебе покажу, как хулиганить, — приговаривая так, Уилл тащил за собой опешившую дочь по галереям Малфой-мэнора. — Я покажу тебе, как нападать на тех, кто не может тебе ответить! Почему на Люциф… на Люциуса не напала? Зассала на батю лезть? Здрасьте, лорд Абрахас! Где проводит досуг несравненная супруга вашего сына? — Нарцисса в голубой гостиной, она своим цветом напоминает ей о Люциусе, — царственно ответил Абрахас, с интересом глядя на начинающую реветь от непонимания происходящего Гермиону и наконец видя палочку в руке Грейнджера. Для него все стало на свои места, и он удовлетворился увиденным. — Наследник, кажется, нехорошо себя чувствует, она беспокоится. — Ага, мерси, — кивнул Уилл и снова за руку повел Гермиону за собой. — Папа, где мы, — всхлипнула Гермиона, начиная подозревать, что это кто-то под оборотным, а не ее отец. — Мы в Малфой-мэноре, — отозвался Уилл и распахнул дверь. — Нарцисса, доброго времени суток.       Нарцисса, сидевшая на корточках возле низкой софы, на которой лежало нечто, слабо напоминающее объективно симпатичного наследника рода Малфой, торопливо выпрямилась, глядя на Уилла встревоженными блестящими глазами, но узнала и совсем не по-аристократически шмыгнула носом. Уилл прищурился и вручил дочери ее палочку и еще в спину подтолкнул со словами: «Напортачила — исправляй!», а сам отвел в сторону Нарциссу: — Ну как? — Е-его в-в Азкабан по-посадили, — вздрагивая от едва сдерживаемых рыданий, сообщила Нарцисса и сдерживать перестала: мужское плечо было рядом, даже татуировка знакомая располагала к проявлению слабости, не Люциус, но тоже сойдет для пожаловаться. — У-у меня на палочке ограничитель до се-сентября, а даже Драко помочь не могу-у… — Сейчас ему помогут, — успокаивающе сказал Грейнджер и сурово глянул на дочь, которая махала палочкой над софой. — Ну не раскисай. Он уже сидел, вышел же? Ну вот. И сейчас выйдет. — Т-ты не зна-аешь… — Все я знаю, — вздохнул Уилл. — И про Министерство, и про идиотизм… мне рассказала эта героиня уже. — Что?! — от шока мгновенно перестала рыдать Нарцисса. — И ты пришел? — У Люцифера скорость речи как у Эминема, он бы столько проклятий успел наговорить, что никого в живых бы не осталось, если б он хотел, — довольно громко, чтобы Гермиона услышала, сказал Грейнджер. — Но судя по тому, что твоего сына отделали школьники-идиоты, и он еле дышит, а моя дочь сама своими ножками пришла домой, он вообще ничего не делал в этом Министерстве. У него адвокат хоть был? — Не дали-и… он ведь Пожирате-ель… — Хреново у вас в магическом мире, даже пожрать нельзя, — хмыкнул Уилл, которому Люциус пытался что-то объяснить, но сам так сыпался на простом анализе, что выносить каверзные вопросы Грейнджера в какой-то момент просто отказался. — Гермиона, справилась? — Да, — красная от смущения, Гермиона отошла от лежащего Драко, отчаянно жалея, что не успела схватить мантию и отправилась в короткой юбке. Кто ж мог подумать? Драко перевернулся и круглыми глазами уставился на магла в собственной гостиной, который обнимал его мать, рыдающую ему в рубашку. И ничего не понял. — Если тебе что надо, ты скажи, — проникновенно сказал Уилл. — Я снайпера не брошу. Телефоном пользоваться умеешь? — Это который только у Люци в комнате ловит? — шмыгнула носом Нарцисса. — Да, умею. — Заряжать только не забывай, — напомнил Грейнджер. — Я у него записан как Шекспир. Если там показания дать, что он никого не тронул, так ты звони. А еще я врач, как выйдет, пусть зайдет, а то мало ли… — Ты стоматолог! — напомнила Гермиона слабым голосом. — До чего же ограничен диапазон знаний у молодежи, — подмигнул успокаивающейся Нарциссе Уилл. — Звони. Когда к сатане своему на свиданку пойдешь, скажи, что я через его акк в Малиновку сгоняю. И… я надеюсь, он в одиночке сидит? — Да… — Фух, — выдохнул Грейнджер. — А то моя шутка могла бы выйти ему боком. Ладно, мы пошли. Дракон, аривидерчи. — Подожди, — Нарцисса взяла палочку Драко и сказала. — Мне кажется, стоит заблокировать Гермионе воспоминания, пусть вспомнит… на выпускном. — Да, — кивнул Уилл. — И этому архаровцу тоже.       Архаровец попытался уползти, но ноги его еще не держали, а руки не были тренированными, потому удалялся он со скоростью червяка. Нарцисса успела заблокировать воспоминания Гермионы, догнать сына и поставить блок и ему. Грейнджер шутливо поклонился и, взяв Гермиону повыше локтя, исчез вместе с ней из поместья, пока она еще не начала соображать.       В июне среди ночи Уильям Грейнджер проснулся от до боли знакомого и давно не звучавшего звонка: песня «It's OK to be gay» обозначала вызов от Люцифера, он подскочил, думая, что это он, вспомнил, что он сидит, значит, что-то нужно Нарциссе. — Люци дома, — без приветствия сообщил голос Нарциссы Малфой. — Но он не освобожден, он сбежал. Ты ведь врач? — Он соображает? — быстро спросил Грейнджер, скатываясь с кровати и толкая в бок жену. — Может телепортироваться? — Нет, — несколько неуверенно сказала Нарцисса. — Могу я, но мне нужны координаты. — Через минуту пришлю, сейчас в Гугле чекну только.       Он вдруг услышал слабый голос Люциуса: он что-то сказал про геопозицию. — Люци говорит, пришли геопозицию двора, — неуверенно сказала Нарцисса. — Ага, — он повесил трубку и посмотрел на Джейн. — Готовься, сейчас труп реанимировать будем.       Может, с Нарциссой поживать и сладко, но она так не может, с гордостью подумал Уилл, когда Джейн, держа в руке оранжевый чемоданчик «скорой помощи», стояла рядом с ним на дорожке перед газоном участка, ждала своего часа каталка, служившая в доме мобильной полкой для всякой мелочи, которую жаль выбросить, и экстренной гладильной доской. Лицо сосредоточенное, глаза сузились — ждет. И можно быть уверенным, что стол на кухне уже стерилен, подготовлен, чтобы положить на него тело в любом состоянии и начать его спасать. Нарцисса аппарировала точно по координатам даже не в клумбу; высоченный Люциус, уж на что исхудал в Азкабане, только чудом удержался, точнее, был удержан ею в относительно вертикальном состоянии. Уилл успел его подхватить. Нарцисса — кто бы сомневался — сбагрила мужа в чужие заботливые профессиональные руки и разрыдалась. Джейн неуловимым движением подвинула каталку, и Уилл уронил Люциуса на нее. — Что у него за плюхи? — поддерживая голову Люциуса и осторожно кладя ее на жесткую поверхность, спросил Уилл у Нарциссы. — Когда они… ну, он не один бежал. Люци светленький, по нему и били… — Танковал, уебок, — выдохнул Грейнджер. — Нарцисса, ты не будешь против, если я его наголо обрею? — А точно надо? — озадаченно спросила Нарцисса. — Нет, он лысиной отсвечивать будет, — фыркнула Джейн, успокоившись. Вроде как ничего особенно серьезного. — Вези его в дом, — а сама подошла к Нарциссе и, взяв ее под руку, осторожно повела следом. Нарцисса напомнила ей маленькую девочку, внезапно оказавшуюся в непонятном месте без родителей. Ревность и опасения, которые сразу появлялись, стоило только Люциусу с его постоянным духом латентного настроения немного светлее синего возникнуть на горизонте, мгновенно растаяли, когда она увидела эту куколку. В Косом переулке она ее как-то не заметила. А теперь Нарцисса, как какая-то русская жена декабриста, утирая слезы кружевным платочком, преданно держала орущего и матерящегося Люциуса за руку, пока два стоматолога вспоминали модуль первой помощи и зашивали ему ногу. Малфой был сильно избит, но цел, единственное, что смущало, так это какое-то ненормальное напряжение мышц, периодическая судорога и непрекращающаяся боль. Нарцисса на вопросы, что с ним, начинала рыдать сильнее. Джейн в конце концов сунула в руку Уильяма шприц. — Леводопа с бенсеразидом, — сказала она. — Пусть блюет лучше, тазик поставим. Он сейчас откинется с такой судорогой. — Это последствия Круциатуса, — наконец смогла выговорить Нарцисса. — Тем… Темный лорд был недоволен, что он ранен.       Круциатус, подумал Грейнджер, знакомое что-то. Ага, Гермиона что-то летом говорила, что кто-то из Пожирателей вот этим против детишек сражался. Он глянул на Люциуса с горячей благодарностью, что тот это заклятие не использовал. — Что это за маньяк?! — взъярилась Джейн. — На нем и так места живого нет!       В этот момент она совершенно непривычно взвизгнула и отскочила: татуировка на руке Люциуса стала извиваться и темнеть. — Это еще что?! — Его вызывают, — Нарцисса обреченно посмотрела на мужа. — Темный лорд. — А если он без сознания? — быстро спросила Джейн. — То он не отзовется, — сглотнула та. — Но это такая боль…       Это Джейн и сама видела. Малфой извивался, молчал, держался, держался, но потом заорал так, что мгновенно охрип. Уильям кинулся за хлороформом.       Через полтора часа Люциус сидел в подушках перед экраном и смотрел. Играть он не мог, потому исходил злобными комментариями. Он был весь в мазях, пластырях, бинтах и чужих семейниках, про которые Уилл клялся, что не надевал. На руке у него красовался компресс из фольги. Кто бы мог подумать, что сигнал Темного лорда полностью блокирует обычная фольга. Люциус планировал провести испытания шапочки из фольги и ее защитных свойств при легиллименции. Некоторые маги постоянно носят головные уборы, почему бы не сделать своеобразную подкладку? Или как эльфы из «Властелина колец» — обруч, который держит волосы. А на самом деле заветная фольга под иллюзией! Все еще болело, но уже как-то неопасно. Нарцисса влюбленно перебирала его волосы, не остриженные вопреки угрозам. Джейн сначала хотела припахать ее помочь, но поняла, что нежные пальчики леди не держали ничего тяжелее отдельных частей тела ее супруга (руки, естественно!), и решила даже не начинать.       Нарцисса вернулась в Малфой-мэнор, где расположились все сбежавшие второй раз Пожиратели, сказала, что Люциусу нехорошо и он лежит в ее комнате, выдержала смешки других и особенно Беллатрикс, получила тайком лечебные зелья от Снейпа, проведала Драко, который заперся в своей комнате, и аппарировала обратно к Грейнджерам. Там как раз шло бурное обсуждение того, что делать. Вот-вот должна вернуться из школы Гермиона… — Она будет расстроена, — прохрипел Люциус. — Дамблдор помер. — Ну так и хрен с ним, он мне никогда не нравился, — пожал плечами Уильям. — Кэмпер сраный, все время у детишек за спиной, еще и гайды какие-то стремные — что у них на первом курсе было? Ты прикинь, он моей дочери дал хронохрень какую-то, что у нее в сутках было не двадцать четыре, а двадцать восемь часов. — Хроноворот?! — охренел Люциус. — Ага, его. Я ей говорю, ну ты дочь врачей! Есть цикл, есть необходимая минималка по сну… Ну не дура ли? — Дура, — хором согласились Нарцисса и Джейн. Люциус опять закашлялся, но крайне возмущенно. — Короче, могу тебя в клинике поселить, — сказал Уилл и развел руками. — Мы вернемся, — Люциус глянул на Нарциссу. — Драко уже дома, мне надо присутствовать. Слушай, а дай мне вот этого… чем ты меня после Круцио расслабил? Снейп зелий не напасется, а я чувствую, что мне это ой как понадобится. — Пожалуйста, не давай ему танковать, — от всей души попросил Нарциссу Грейнджер. — Ты его хилить не умеешь, этот ваш швец-жнец-на дуде игрец Снейп на всех не разорвется, а вас, я так понял, там целый отряд смертников.       Нарцисса взяла шприцы и ампулы, кучу таблеток, в результате Джейн собрала ей целый пакет. Нарцисса долго думала, потом решительно сняла с себя бриллиантовый набор и протянула серьги Джейн, а колье Уиллу и объяснила, что это не украшения, а больше броня. Большинство смертельных заклинаний вызовут только кратковременное оцепенение, никакие вмешательства в воспоминания не смогут сработать, даже Империус не получится. Грейнджеры поблагодарили, решили оставаться на связи, и Малфои отправились в оскверненный мэнор. — Папа! — взвизгнула Гермиона, открыв мусорный бак, чтобы выбросить упаковку от мороженого и увидев там кучу окровавленных бинтов. — Что это?! — Мотоциклист возле дома врезался, нам с мамой пришлось молодость вспомнить и латать немного, — сразу же гладко соврал Уилл, сняв один наушник. На сердце у него было неспокойно.       «А помнишь, ты говорила мне, что надо жить в реальном мире? — сквозь зубы проговорил Грейнджер жене, когда они в мантиях шли к Хогвартсу. — А то я все в игрушки свои, в игрушки… Вот тебе жизнь реальная!»       Год был сумасшедшим. Началось все с того, что любимая доча внезапно обратила длань свою дерзновенную против породивших неблагодарную девчонку, трясущимися губами выговорила «Обливиэйт» и ушла. Уилл и Джейн от такой наглости впали в ступор, что и убедило нахалку в том, что заклятие подействовало. «Вот п-поганка!» — выговорила Джейн, пока Уилл набирал Малфоя. — Люцифер, милый, что такое «Обливиэйт»? — Это то, что ты не должен знать, что это такое! — разъяренный Люциус очевидно сидел в своем подвале в обнимку с консолью, потому и снова доорался до хрипа. — Быстро сюда!       Грейнджеры переместились в мэнор… и через полчаса после этого радостного события, то есть когда Люциус сидел на позорнейшем собрании, с тоской думая о нервной Нарциссе, психованном сыне и слитой катке из-за этого мудака лысого и страшного, Темный лорд опустил на мэнор дополнительный защитный купол. И порталы в нем работать перестали. Люциус впервые возблагодарил небеса за раздрай в доме: Грейнджеры с мрачными рожами и видом носителей тайного знания шатались по Малфой-мэнору, Уилл отрастил эспаньолку, как у Лестрейнджа, и никто из магов даже не засек, что среди них маглы. Нарцисса называла Люциуса аферистом. Драко с недоверием косился на Уилла и думал, что где-то его уже видел. Но метка на руке снимала вопросы еще до их появления.       Люциус Малфой периодически заявлял, что падает в обморок, наматывал на предплечье фольгу и уползал в подвал лечить нервы. Они с Уиллом с гиеньим смехом составили брачный договор для Драко и Гермионы, подстраховав таким образом семьи на любой расклад: победит Темный лорд — жену последнего из рода никто не тронет по древним законам. Победит Поттер — мужу героини и подруги Избранного ничего не грозит. Уильям был сквибом, потому Договор между главами двух семей скрепился самой магией: палочку у Люциуса отнял все тот же лысый и страшный мудак, но эти договоры — такая древняя магия, что она старше всех палочек. — И это месть за их отвратительное поведение, — сказал Люциус. — Еще пропиши про имена детям! Если мальчик, то Фердинанд, девочка — Матильда. — Гермиона в детстве грохнула мой ноут, — вспомнил Грейнджер. — Драко свалился в сокровищницу, мне пришлось его спасать, и я погиб! Единственный из всей команды! Но ноут… — он передернулся, представив. — Давай ей жизнь по кодексу Малфоев пропишем! Так ей и надо! — А твой сын пусть первые пять лет после свадьбы живет с женой в магловском мире!       Люциус сатанински расхохотался и вписал, предвкушающе глянул на Шекспира. — А пусть поженятся через месяц после победы! — сказал он. — Чьей? — записывая, спросил Малфой. — Какая разница? — фыркнул Уилл. — Зато потом можем сказать, что и не сомневались в победе вашей… или вашей…       Шутки кончились, когда егеря привели пленников, среди которых Люциус с ужасом увидел Гермиону. Точнее, увидел Драко, озвучил, а Люциус уже рванул на всех парах в подвал, где как раз наслаждался игрой Уилл.       Малфой сдернул с него наушники, чуть не выхватил в челюсть, но увернулся, поймал кулак Уилла и проговорил: — Твою дочь поймали. Сидеть! — рявкнул он. — Мертвый ты ей не поможешь. Палочки у меня нет. Какие лекарства? — От чего, для чего?! — Будут пытки, — сквозь зубы проговорил Люциус. — Попробую дать ей сбежать.       Опять сориентировалась Джейн. Распихивая Люциусу по карманом какие-то упаковки и пузырьки, говорила быстро и четко, что сунуть Гермионе, что вколоть, если будет сильная боль, что от того же Круциатуса. Грейнджер тем временем сидел на стуле, вцепившись себе в волосы. «Я правда…» — начал было Люциус, но замолчал. Он сам бы никому не поверил. «Иди, — проговорила Джейн. — Мы тебе верим, ты сделаешь, что сможешь».       Когда Беллатрикс устала и отошла, пнув Гермиону к Люциусу, тот резко и хищно наклонился над ней, схватив ее за горло, но Гермиона почувствовала, что прикосновение осторожное, а зверское выражение лица не вяжется и тем, что в карман ее кофты незаметно опускается какой-то флакон? Пузырек? Что-то шуршит, а потом она ойкает от боли, как будто кто-то щипает бедро: она замечает, что тянущая внутренняя боль отступает, а Люциус прячет в кармане брюк магловский шприц. Гермиона пораженно уставилась на Малфоя и увидела, что тот едва уловимо подмигнул ей, а потом отшвырнул от себя так, что она оказалась почти возле лестницы.       Чтобы наказать всех виновных в ограблении Гринготтса, Темный лорд снял свой купол: все равно никто в здравом уме не станет перемещаться в Малфой-мэнор. Грейнджеры исчезают, но кто сказал, что они в здравом уме? Потому они возвращаются. Люциус, привыкший к арбалетам, вешает на себя автомат и сверху прикрывает мантией. «Сомневаюсь, что кто-то будет оценивать меткость твоей стрельбы», — хмыкнул Шекспир. Палочек нет ни у кого, но впервые без нее Люциус все равно чувствует себя уверенно.       Пожиратели смерти, те, что выжили, потом говорили, что с самого начала битвы за Хогвартс Люциус вел себя как предатель и ренегат. Мало того, что он смотрел на Темного лорда с тоской еврея, увидевшего на дороге кошелек с деньгами в шаббат, так еще и рядом с ним был какой-то странный Пожиратель в почему-то малфоевской мантии и маске. Нарцисса, палочка которой на Люциуса не реагировала вообще, совершила невозможное и аппарировала с тремя людьми и целым арсеналом на буксире. Люциус высматривал среди учащихся белобрысое пятно. Пятно не находилось.       Пятно не находилось до самого рассвета, когда уже умер Гарри Поттер, на которого Люциусу было искренне плевать. Малфою надо было найти свое пятно и ту, из-за кого он будет ненавидеть английского классика еще пуще, а всякие Поттеры — это не его забота. И наконец он его засек. — Пошли огородами, — шепнул Уилл, покосившись на соседей. — Сдавай влево.       Люциус кивнул, а Грейнджер вдруг заметил, что у кого-то из егерей сломалась палочка, и он просто отнял ее у соседа. Это породило в нем новые вопросы к логике магов, но он решил влезть в бутылку чуть позже. — Ты же волшебник! — сообщил он Малфою. — Охуеть удивил, — отозвался Люциус. — Ты можешь превратить что-то во что-то. — Во-первых, у меня нет палочки, во-вторых, что во что?! — Попроси палочку, — сказал Уилл. — Она так не сработает. Надо ее отнять. — Ну отними.       Люциус бросил на него косой взгляд, удивляясь, как ему это самому раньше в голову не пришло, рванулся в сторону, повалил какого-то егеря на землю и отобрал палочку, а когда тот попытался возразить, Уилл шарахнул его прикладом, уже не скрываясь. И хоть бы кто голову повернул. Пожиратели были уже такие уставшие, что если бы Темный лорд вдруг развернулся и сказал, что все, у него больше нет настроения, он едет на Канары, все бы только вяло кивнули и разошлись по домам отсыпаться. — Что превратить? Что превратить? — Люциус шел рядом с Грейнджером, и руки у него тряслись от возбуждения. — Нужно что-то более-менее по размеру, желательно из камня… — Вон, смотри, — указал Уилл на разбитую статую перед входом в школу. Она была немного в стороне, потому возле нее не было учеников. Люциус шепнул Нарциссе, чтобы шла за ними, Уилл дернул Джейн, и четверо пожирателей под удивленными взглядами рыдающих защитников школы отделились от общей массы и направились вбок.       Минерва Макгонагалл, когда писала в характеристике Люциуса Малфоя о том, что ученик отличается выдающими способностями к трансфигурации, ничуть не преувеличила. Тем не менее, декан Гриффиндора опешила, когда увидела, что под взмахом палочки от усталости обнаглевшего Малфоя разбитая статуя-защитник школы вдруг превратилась в… — Это что, танк? — внезапно прекратила рыдать Гермиона. — Э-э-э… — глубокомысленно изрек Драко, по воле случая оказавшийся рядом. Внезапно возле них возникла Нарцисса Малфой, схватила обоих за руки и оттащила назад. Гермиона принялась вырываться, но тут ей прилетел крепкий шлепок по заднице, да такой, что аж зазвенело. Но покраснел почему-то Драко. — Мам?! — Как ты могла пытаться стереть мне память?! — прошипела Джейн. — Я разве этому тебя учила? Или здесь тебя такому учат?! — Тихо, — Нарцисса внимательно вгляделась в поле грядущего боя, потом посмотрела на сына. — Береги ее. Если что, выруби. — Очнется — опять выруби, — добавила Джейн мстительно. — На Пожирателей она бочку катила, что те с маглами делают, что хотят. А сама-то, сама?!       Между защитниками Хогвартса и Пожирателями смерти выехал танк, неловко покрутился на месте и замер, четко направив дуло в Темного лорда, который остановился больше от изумления, чем от страха. — Ты долбоеб?! — орал тем временем в танке Грейнджер, хватаясь за снаряд и пытаясь не покатиться; их мотало, как игральные кости в стакане. — Клим Ворошилов? Из всех танков ты выбрал Ворошилова?! Хоть бы Чертилу или Щуку! — Это единственный, который я детально помню! — орал в ответ Люциус. — Молись, что я все детали правильно вспомнил!       Последней мыслью Темного лорда было то, что магловедение он недооценил. — Бабах, — оскалился в улыбке Малфой, и раздался оглушительный грохот.       Гарри Поттер вывалился из рук Хагрида, готовый к начавшейся битве, но… битва была в самом разгаре и без него. Люциус Малфой стоял на танке, как Ленин на броневике, возле него сидел на броне человек в маске Пожирателя, но в руках у него почему-то был автомат, и он короткими очередями отстреливал лезущих к нему оборотней Сивого. Люциус хотел было спрыгнуть, но неизвестный, обозвав его оленем, втащил назад на танк. Гарри поднялся, растерянно оглядываясь. — Читер сраный, — сплюнул Малфой, зло поглядев на него, сложил руки рупором и заорал так сварливо, что Гарри живо вспомнил почему-то дядю Вернона. — Слыш, пидорас! Читер сраный! — Люцифер, не надо… — начал было Пожиратель, но махнул рукой, снял маску, и Гарри, опешив, узнал мистера Грейнджера. — Нет, ну ты видел? Видел?! — кипятился Люциус. — Его убили, Авадой убили! А он сука жив! Да я таких…       Гарри мигал и отчаянно не понимал происходящее. Кто-то куда-то бежал. Миссис Грейнджер накладывала шину на запястье Драко Малфою. Джинни, охренев, наблюдала за Гермионой, которая сидела бочком рядом и глотала слезы обиды, что ее отшлепали прямо при всех. Магия восприняла битву как выпускной, и теперь воспоминания о лете после пятого курса и первом визите в Малфой-мэнор начали проступать. Нарцисса тем временем что-то читала сыну и Гермионе, отчего сначала осел в обмороке Драко, потом истерически расхохоталась и отправилась вслед за ним в астрал и мисс Грейнджер. Профессор Макгонагалл, встрепанная и неимоверно довольная, провозгласила: — Миллион баллов Слизерину за великолепную демонстрацию трансфигурации, мистер Малфой!       И этими словами кончилась знаменитая битва за Хогвартс. Танк, который Люциус с испуга трансфигурировал намертво, оттащили, и теперь он возвышался справа от входа в замок. Гарри Поттер получил орден Мерлина. А Люциус Малфой и Уильям Грейнджер, давясь злобным хохотом, наблюдали за приготовлениями детей к свадьбе. Драко тихо плакал, Гермиона разбила костяшки пальцев о стену. — Это тебе за вечное нытье, это тебе за «я все папе расскажу», это за то, что из-за тебя у меня не было секса сначала полгода, а потом вообще не было, потому что ты вечно мешал, это за твои капризы, за испорченное лето, за мои седые волосы! — Это тебе за ноутбук, за «папа, у тебя зависимость», за то, что память мне пыталась стереть, шовинистка! Это потому, что мы с мамой не волшебники?! Вот тебе теперь отличная пара, можете на пару обсуждать, какие маглы мерзкие!       Новый министр магии Кингсли, который должен был расписывать, по меткому выражению своего маглорожденного помощника, бомбу с детонатором, старался слиться со стеной, но те как назло были в мэноре белыми. — А после свадьбы поедете жить в квартиру, — продолжал изгаляться Люциус. Он был в тонкой рубашке и брюках, и Кингсли с ужасом смотрел на надпись у него над ремнем. — А сына назовете Фердинандом. — Но почему? — Потому что я так сказал! — Скажи им, — подначил Уилл. — Сам скажи, Шекспир! А заодно скажи, откуда у них имена такие, — он посмотрел на Гермиону. — «Мы природные враги», — процитировал он ее письмо отцу от второго курса. — Не так ли, мисс Грейнджер? То есть, миссис Малфой? — Папа?! — Ну… — протянул Уильям Грейнджер. — Однажды я попал под дождь, зонта не было, и я заглянул в компьютерный клуб…