он зовёт меня папочкой

Вот кто его просил? Кто заставлял?.. Злобно сжимаю в пальцах вилку и давлю улыбку на очередную шутку "любимого". Этому маньяку-извращенцу хватило наглости заявиться в дом моих родителей и строить из себя благородного джентльмена спустя шесть долгих месяцев отсутствия в моей жизни. Сука, ненавижу... Делаю глубокий вдох, незаметно и тихо, чтобы не приковывать к себе ненужное внимание. Как бы не сорваться. — Милый, ты почему нам не рассказывал, что у тебя есть такой замечательный друг? – прощебетали мне на ухо. Вообще, у моей мамы довольно спокойный голос, но, должно быть, элемент неожиданности сыграл свою роль, и я едва удержался, чтобы не заткнуть уши ладонями. Отец подозрительно молчит, с прищуром поглядывая то на меня, то на моего "замечательного друга". Отсасывает он тоже замечательно, но об этом родителям знать необязательно. Кусаю губы. Поправляю отросшие волосы – теперь уже светлые. Пытаюсь улыбаться. Мой визави смотрит на меня тёмным взглядом. Залезает в мозг и вычитывает всё, что ему нужно. Чёткая бровь дёргается вверх, спокойствие рта нарушает лёгкая улыбка. Мерзавец... Чувствую под столом изящную ступню, медленно скользящую по моему бедру. Нервно сглатываю. Что он, блять, творит? "Перестань", – одними лишь губами, подозревая, что вряд ли это возымеет эффект, но Феликс, на удивление, послушно убирает ногу. За столом повисает неловкое молчание, которое, впрочем, мой находчивый любовник легко разбавляет какой-то дурацкой историей из своей студенческой жизни. Мне определённо есть, за что благодарить небеса: этот хер не представился перед родителями моим парнем или, того хуже, будущим мужем. А ведь мог, чёрт побери, и от осознания этого безумия сердце ухает куда-то в живот. Мне следует успокоиться. И срочно придумать, как бы вытурить своего ненаглядного, пока он не сболтнул лишнего. — Ты в порядке, Хёнджин? – тяжёлая отцовская рука сжимает плечо, а у меня вдруг появляется повод смыться. — Чай! – выпаливаю, разводя руками и особо не задумываясь. — Я принесу ещё чаю! – торопливо поднявшись, выхожу из-за стола и быстрым шагом направляюсь прочь из гостиной. — Позвольте ненадолго откланяться, – вслед раздаётся до боли знакомый низкий голос, и я прямо-таки физически чувствую цепкий взгляд, прожигающий дыру в моей спине. Феликс идёт за мной. Внутренности сжимаются в комок от нехорошего предчувствия. Скрываясь в кухне, решаю захлопнуть за собой дверь, но этому засранцу не приходится прилагать особых усилий, чтобы предотвратить это действие. — Детка, тише, – горячее дыхание в шею резко контрастирует с прохладой кухонной плитки, которую я ощущаю щекой и ладонями. Феликс чуть ослабляет хватку, а я предательски вздрагиваю от поцелуя в плечо. — Кажется, они всё поняли, – тихая усмешка. — Тебя не было грёбаных полгода, – шиплю, предпринимая тщетную попытку вырваться. Страх того, что в таком "интересном" положении нас могут увидеть мои родители, колючей проволокой затаился в груди. Ли разворачивает меня к себе лицом, но даже не думает отпускать. Глубокий откровенный взгляд ласкает меня, и я чувствую, как к щекам приливает кровь. Как же я скучал по нему, чёрт возьми. Он грубо сжимает мои волосы на затылке в своём маленьком, но удивительно сильном кулаке, оттягивает назад, скользит взглядом по шее. Я чувствую его напряжение каждой клеточкой тела – он моё желание буквально видит насквозь. — Ты, блять, такой красивый, Джинни... – хриплый шёпот перехватывает дыхание и мурашками расползается по коже. По идее я должен был ненавидеть Феликса Ли, человека, изнасиловавшего меня в одном из многочисленных прокуренных баров Лос-Анджелеса почти четыре года назад. Но, чёрт, я, наверное, грязный извращенец, потому что люблю его. Люблю, несмотря на его частые, порой очень долгие исчезновения. Люблю, несмотря на всю боль, что он причинил мне. Люблю, несмотря на то, что он никогда не признавался в ответ. Люблю до ломоты в пальцах и покраснения в глазах... Острая боль от впившихся в поясницу пальцев резко вырывает из мыслей. — И я тебя люблю, Хёнджин, – не знаю, что шокирует меня больше – то, что вылетело из красивого рта Феликса или то, что он умеет читать мои мысли. На мгновение кажется, что у меня глюк или же я просто-напросто ослышался. Ли хмурится, а я едва себя сдерживаю, чтобы не разгладить морщинку между его бровями пальцем и не поцеловать в носик-кнопку. — Не прикидывайся, будто не понял или не расслышал. Всё равно повторять не буду, – на полных губах неожиданно расцветает улыбка, окончательно растопляя лёд в сердце. — По крайней мере, сейчас. Слова застревают в горле. Я чувствую, как слёзы наполняют глаза и становится трудно дышать. Что же со мной делает этот мужчина... Смеюсь сквозь непрошенные слёзы, малодушно тычусь носом в чужие высветленные волосы, пропахшие сырым дождём, хвойным шампунем и безнадёжной влюблённостью. — Поехали домой, детка? — томно шепчет мой мужчина, а я ощущаю что-то твёрдое в районе левого бедра. И неожиданное краснею, потому что осознаю: он всё так же, как и прежде, хочет меня. — Поехали. • Мы всё же возвращаемся в гостиную вместе с горячим чаем. Я нагло вру родителям, что у меня появились неотложные дела в Токио и мне придется уехать вместе с Феликсом. И, естественно, всё это время всячески избегаю зрительного контакта с отцом. Казалось, он всё знает или видит меня насквозь. Становится не по себе от его косых подозрительных взглядов в мою сторону. Феликс держится молодцом, по-прежнему отпуская шуточки и обворожительно улыбаясь моей маме, которая, похоже, от него просто без ума. В этот раз Ли занимает место рядом и, к моему ужасу, аккуратно забирается тонкими пальчиками под ткань моего домашнего халата, поглаживая бедро. Извинившись, я покидаю гостиную под предлогом сбора своих немногочисленных вещей. Перед самым выходом я вижу, как Феликс с очень убедительным лицом что-то шепчет на ухо моему отцу, отчего тот мрачнеет пуще прежнего, но как-то нехотя кивает. И, только оказавшись в салоне машины своего любовника, я выдыхаю с облегчением, ведь здесь нет папиных знающих и маминых наивных глаз. Ли перетягивает меня на свои колени и впервые за последние полгода целует в губы. Я млею в его сильных руках, так властно сжимающих мою талию, схожу с ума от умелых ласк и ощущения гибкого языка во рту. Он мягко отстраняется, внимательно всматриваясь в мое лицо. — Тебя что-то беспокоит, детка? — Что ты сказал ему? – в лоб спрашиваю я, требовательно вцепившись в его куртку. Он хитро улыбается, и мне снова не по себе. — Сказал, что ты меня тоже зовёшь папочкой. Я мгновенно вспыхиваю. Но следующие слова заставляют меня замереть с разинутым ртом: — И пригласил на свадьбу. Не смотри на меня так! У нас ведь все серьезно, детка? – я не верю происходящему. Так ведь просто не бывает! — Бывает, блять. Или я похож на шутника? – всё мое недоумение тонет в новом поцелуе. • Когда мы оказываемся в нашей общей квартире, меня по какой-то непонятной причине охватывает паника. После незаурядного предложения моего парня появилась тысяча мыслей и недосказанностей, отчего голова норовит взмыть в потолок, превратившись в воздушный шар. Чтобы немного отвлечься и не свихнуться окончательно, я решаю себя чем-нибудь занять. Долгое время пустовавшие комнаты успели сильно запылиться, и я, едва стянув с себя верхнюю одежду, берусь за уборку. Феликс на мои нервные дёргания лишь неопределённо хмыкает и безмолвно принимается помогать, чему я, впрочем, искренне удивляюсь. Я стараюсь не смотреть на него, но кожей чувствую чуть насмешливый цепкий взгляд карих глаз, несколько выбивающий из колеи и мешающий сосредоточиться. Я всё думаю о родителях. Интересно, отец сообщил матери "радостную" новость? Как она отреагирует? Да и сам отец... Глубоко сомневаюсь, что он слишком уж обрадовался. А ещё интересно и в то же время страшно – как он поведёт себя при встрече? Подобные мысли злят настолько, что я готов задушить своего ненаглядного голыми руками. К вечеру, после уборки, Феликс ожидаемо захотел близости, а мне вдруг стало дурно, будто это вовсе не я спал с ним все эти годы. Сильные руки до боли привычно сжимают мои бёдра, губы целуют каждый миллиметр оголённой кожи, но, блять, что-то не так... Я страстно отвечаю на глубокие поцелуи и нежные ласки, расстёгиваю чужую рубашку и несдержанно дёргаю за ремень брюк. Стараюсь вести себя, как и раньше, но Феликс моментально улавливает перемену в моём настроении. Слишком хорошо меня знает... — Что такое, детка? – он немного отстраняется, аккуратно останавливая мои руки, и терпеливо заглядывает в глаза. С особой нежностью гладит по волосам, щеке, заправляя выбившуюся прядь за ухо. Весь мой пыл словно рукой сняло. Боже мой, что же мне делать-то?! — Не отводи глаза. Я нерешительно поднимаю голову. Мой Феликс прекрасен, как всегда. Растрёпанные светлые волосы, яркий румянец на острых скулах, сухие пухлые губы. Полурасстёгнутая рубашка позволяет рассмотреть тонкие ключицы и крепкую грудь. Его взгляд пожирает меня, я почти физически чувствую исходящее от него напряжение. Он хочет меня. — Расскажи мне, что тебя беспокоит? – мои холодные подрагивающие руки в его надёжных тёплых ладонях – и на душе чуточку спокойнее. К горлу подкатывает противный липкий ком, не позволяющий элементарно вздохнуть полной грудью. Я не хочу плакать – только не в этот момент – но слёзы вовсю сами собой скатываются по щекам. Мой мужчина задумчиво смотрит на меня ещё какое-то время, и уже секунду спустя морщинка между его бровями разглаживается, а на губах по какой-то неведомой причине появляется призрак улыбки. — Тебе смешно, Ликс? Смешно, твою мать?! – я злюсь, пытаюсь вырваться и при этом громко хлюпаю носом, но Феликс крепче прижимает меня к себе и целомудренно целует в лоб. Я рыдаю, как маленькая девочка, в то время как Ли продолжает шептать на ухо всякую успокаивающую чушь, целуя моё мокрое лицо и поглаживая по спине. — Я подожду столько, сколько потребуется. Тише-тише, детка... – я не совсем понимаю, что он имеет в виду – секс или свадьбу – но безмерно ему благодарен в этот момент. – Наверное, мне стоит напомнить, что я люблю тебя, чтобы ты успокоился? – нужно ли говорить, что после этих слов любимого мужчины, я разрыдался ещё сильнее?