«i think that i like i you» «я думаю, что ты мне нравишься»
— Ты серьёзно? — Боруто с непонятным презрением в глазах наблюдает за руками парня. Тот резко прекращает тянуться к нему, чтобы передать аккуратно запакованный лист с ровно выведенными буквами, несущими за собой тонну искренности. — О, Сарада идёт. Ну, встретимся потом. Узумаки неприкрыто морщится, когда его беглый взгляд натыкается на ношу в руках Мицуки. Он уходит к подруге и, не особо заморачиваясь из-за друга, достаёт из глубокого кармана практически идентичный конверт…«but something bugs me 'bout the way you lick your envelopes so…» «но что-то меня беспокоит в том, как ты облизываешь конверты…»
и передаёт его Учихе, неловко почёсывая свободной ладонью затылок. Он чувствует спиной эту давящую атмосферу предательства, исходящую от стоящего совсем недалеко ребёнка саннина. Куноичи сменяет первоначальное непонимание на неподдельную радость. Она принимает предложенный предмет, вручая такой же, и, кажется, воздух вокруг накаляется от их взаимного обожания. Они счастливо обнимаются, как будто нет никого третьего. Как будто так и должно быть. Мицуки разворачивается на пятках и беззвучно уходит прочь. Ведь так и должно быть, а?[***]
Мицуки долго лежит на заправленной кровати, предаваясь раздумьям. Он понятия не имеет, сколько времени уже так располагается, однако небо за окном окрашивается в розоватый. Кажется, наступило утро. Под его глазами залегли тёмные полукруги, слишком ярко выделяющиеся на и без того бледной коже. Рука обессиленно сжимает лежавшее всё это время под пальцами письмо. Парень с ненавистью смотрит на бумагу и рвёт её в клочья, забывая о всей чувственности написанных им фраз. Обрывки с едва различимыми на них надписями спускаются на пол и стелются ровным слоем, разгоняя пыль по воздуху. Шиноби прикрывает опухшие от злых слёз веки, массирует переносицу и пытается восстановить дыхание. Всю ночь он метался в разных доводах и предположениях и в итоге пришёл к неутешительному для остальных и приемлемому для него выводу. Решение проблемы уже нашлось. Осталось лишь немного потерпеть.[***]
«i'm out on the block again so hopped up that I can't pretend» «я снова выхожу на улицу так подпрыгиваю, не могу притворяться»
— Мицуки, — одёргивает его раздражённая Сарада, — ты вообще-то на миссии! Сосредоточься наконец-то. Он ощутимо вздрагивает. Парень не привык, чтобы ему говорили подобное, ведь он всегда был собранный и локализованный, особенно в сравнении с тем же Боруто или порой излишне анализирующей Учихой. Сейчас же он с откровенной брезгливостью уставился на очередного соперника и скупо дёрнул бровью. Особо долго Мицуки не раздумывает — просто с привычным для себя хладнокровием поражает противника прямо в цель. Как всегда. — Ай! — Боруто катится куда-то в сторону кустов. Он, отчего-то слишком истощённый и уставший, не мог дать отпор даже такому врагу. Мицуки обыденно подошёл к нему и склонился над таким знакомым лицом, молча оценивая происходящее. Это было чем-то вроде заядлой привычки, которая раньше приносила необъяснимое удовольствие, а теперь была лишь в тягость. Узумаки, увидев перед собой«hands up, feel okay whose heart could I break today?» «тяну руки вверх, чувствую себя отлично чье сердце я разобью сегодня?»
— Конечно, — ребёнок саннина послушно останавливается и кивает. Взмахивает рукой, стряхивая с пальцев мутно-бурый цвет — кровь смешалась с пылью, клубами стелившейся по всему полю боя. Ответ подобен стреле, мечущей прямо в цель. — Это ты меня таким сделал. Узумаки раскрывает рот, казалось бы, готовый ответить на подобное заявление, но его останавливает жёсткий взгляд жёлтых глаз. Шиноби спокойно идёт дальше, ведь миссия успешно окончена, а значит им пора обратно в Коноху. Сарада произносит что-то нечленораздельное с примесью нецензурщины.[***]
«i never read the package anyway» «я никогда не читал сообщение в любом случае»
Вечером Мицуки мечтательно крутил в руках шариковую ручку. На столе лежал чистый лист бумаги, а под кроватью покоились клочки старой. Он так и не убрал их и, более того, даже не собирался. Оставил, как на память. Это письмо выходит из-под пера намного проще, чем прошлое — без заминок и клякс, легко и чисто. Хотя бы потому, что оно предназначено для его родителя, а не предмета обожания. Орочимару будет одним-единственным, кого он посвятит в свои планы. Вероятно, когда его маленькая семья (если её вообще можно было так назвать) будет читать присланное сообщение, его уже не будет в живых. Тем не менее, ни на одной букве его рука не дрогнула.[***]
Металл куная красиво сверкает, переливается в лунном свете. Мицуки на славу постарался, хорошо заточив его до предела. Ему, признаться честно, немного страшно перед неизвестностью, но одновременно с этим так спокойно. Пару мгновений он просто рассматривает холодное оружие в собственных ладонях. Вставляет палец в кольцо и крутит его, проводит с лёгким нажимом по стали. Кровь не проступает — не под тем углом давит. Всё, что он сейчас творит, со стороны представляется ему до абсурдности смешным. Он ведь вполне талантливый, мог стать сильным шиноби, может джоунином, оборонять Конохагакуре и быть гордостью деревни, а в каких-нибудь закоулках чужих дворов слыть легендой. Надо же, как грустно завершается его путь, обрываясь, может, и не на середине, а в самом начале. Покрепче перехватив кунай, парень с размаху направляет его в область сердца. На секунду, когда орудие уже со скрипом касается одежд на его теле, останавливается в непонятной самому себе неуверенности. Руки подрагивают от волнения, по спине волной раскатывается холод. Громкий вздох, и оружие плавно входит в человеческую плоть. Кровь не заставляет себя ждать и сразу струится, впитываясь в ткань кимоно и скатываясь на пол. Мицуки гулко сглатывает, с трудом толкая слюну языком, усилием воли двигает кунай дальше и всё больше думает. Мыслей много, все они в основном разные и какие-то… простые. Больно, жалко, неприятно, грустно, обидно. Мицуки, стиснув зубы, поворачивает сталь внутри себя, делая собственное положение лишь хуже. Он с отрешённым выражением лица издевательски медленно закрывает глаза и органично заваливается на пол, комично раскидывая руки в стороны. Кровь и дальше заливает деревяшки, хлещет изо рта и ручьями плещется из раны.«stay friends?» «останемся друзьями?»
вспоминает он предложение Боруто, который тогда кое-как выдавил из себя два простых слова. Мягкая улыбка постепенно увядает на обескровленных губах.[***]
— Где Мицуки? — Узумаки заинтересованно обозревает прибежавшую Учиху. Они ждут сокомандника уже битый час, и, устав от подобного, Сарада убежала расспрашивать сенсея. Куноичи щурится, когда смотрит на него немигающим взглядом. Боруто не выдерживает — отводит глаза в пол, думая, что здесь явно есть его вина. — Он мёртв. — Слова виснут в воздухе, цепляясь за недосказанность. Тишина безжалостно давит даже изнутри. — Не смешно, — по происшествию нескольких минут Боруто решается заговорить, знатно прокашлявшись и натянув на лицо подобие изломанной улыбки. — Ты же знаешь, что такие шутки… — Я не шучу, — плечи девушки подрагивают, и она всё же позволяет себе разрыдаться. — Конохомару-сенсей сказал, что он совершил самоубийство. Понимаешь? Он… Он… Учиха рывком оседает на землю и прижимает ко рту руки в попытке успокоиться, сдержать вопль, застрявший глубоко в горле. Парень долго рассматривает землю под ногами. Теперь он понял. Понял, почему во время очередной бессонной ночи без причины кольнуло под ребром, да так, что у него перехватило дыхание. Узумаки изнеможённо падает на колени. Секунда, две, и инстинктивно оборачивается, чтобы увидеть перед собой растворяющийся силуэт бывшего друга. Боруто хочется подколоть его за то, что кимоно у него сегодня длиннее обычного, да вот только завидев расплывшееся на груди приятеля бурое пятно не может выдавить из себя ничего, кроме замученного хрипа. Мицуки прикрывает потускневшие глаза, улыбается ему в последний раз — по-настоящему, искренне — и исчезает с порывом ветра.«stay friends? problem that you can't defend» «останемся друзьями? проблема, которую ты не можешь решить.»