Дикие яблоки

Ганнибал, Mads Mikkelsen, Hugh Dancy (кроссовер)
Слэш
R
Завершён
190
автор
Claudia Brz бета
Размер:
10 страниц, 1 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
190 Нравится 26 Отзывы 48 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
      Уилл стоял у огромного, во всю стену, окна кабинета и смотрел на город. Его Город, мощный и прекрасный механизм, где действия каждого человека подчинены своду разумных и справедливых правил, где нет места беспорядкам и хаосу. Мужчина любовно проследил взглядом маневренный летающий автомобиль, сверкнувший серебристым крылом совсем рядом со зданием и взмывший в белое далёкое небо.       — Ты готов, Грэм? — окликнул его начальник, крупный темнокожий мужчина. Он встал рядом и одобрительно разглядывал громаду Здания Совета старейшин, на стене которого был крупный экран, транслировавший лозунги Города, знакомые каждому горожанину с ранних лет: «Неукоснительно блюсти закон и сохранять порядок — долг каждого горожанина», «Сдержанность и стабильность — наш оплот», «Город — наш дом, Лес — наш враг», «Нет хаосу» и другие.       — Да, мистер Кроуфорд.       Уилл Грэм был специалистом особого рода. Уже в начальной школе учителя отметили его уникальную способность чувствовать других людей, понимать ход их мыслей. Поэтому после выпуска его направили на факультет криминалистической психологии, который он с успехом закончил и перешел на работу в Городское Бюро расследований. Сегодня, чтобы поймать преступника, им предстояло выйти в Лес, и Уилл немного волновался. Он всю жизнь провёл в Городе, в его безопасных и строгих зданиях из стекла и бетона, где всё предсказуемо, всё ожидаемо и понятно. В Лесу же царит беспорядок и хаос, в Лесу живут Дикие. В детстве Уилл любил слушать древние предания о том, как в прежние времена в мире было много городов, зачастую находившихся далеко один от другого, каждый имел своё название, своих правителей, были даже разные языки. Мальчику казалось это нелепым и удивительным. Должно быть, это было ужасно неудобно! То ли дело их Город, огромный и благоустроенный, где все живут по одним правилам, говорят на одном языке и подчиняются одному Совету Старейшин. Уилл знал, что раньше все люди жили в городах или деревнях, но после Эры Опустошения большая часть человечества вымерла от коварных смертельных болезней, и почти все города были стерты с лица земли страшными взрывами, имевшими целью уничтожить штаммы опасных вирусов. Выжившие люди объединились и построили один крупнейший мегаполис, жизнь в котором была четко регламентирована, а, значит, безопасна. Были и Дикари, те, кто из-за своей глупости или порочных склонностей не захотел жить по строгим, но мудрым правилам Города, и теперь они жили как животные в Лесу, полном злобных зверей и болезнетворных микробов. Одного из таких людей Грэму и его коллегам из Бюро предстояло поймать сегодня. Он обвинялся в том, что украл из Города величайшую ценность — девушку, которая должна была зачать ребенка от одного из Старейшин.       Перед рейдом в Лес Джек собрал команду и обвел выстроившихся перед ним людей суровым взглядом темных глаз, полускрытых тяжелыми толстыми веками:       — Коллеги, хочу напомнить, что мы служим на благо нашего великого Города. Лес полон опасностей, Дикие жестоки и кровожадны. Каждый раз уходя туда на задание, мы не знаем, кто вернется живым. Но мы должны быть готовы пойти на риск ради благополучия и стабильности Города.       Уилл едва заметно кивнул, внутренне соглашаясь с каждым словом Кроуфорда. Он любил речи начальника, они переполняли душу любовью к месту, где Грэм родился и рос, готовностью защищать Город и всех его людей, ибо, как часто говорил Джек: «Каждая жизнь бесценна».       Неделю назад Уилл стоял в морге Бюро над телами двух охранников, которые упустили девушку. Горла обоих покойников были перерезаны, что и повлекло за собой смерть, но нападавший также нанес им раны в область живота, крест-накрест. Грэму было поручено составить психологический портрет убийцы, понять, зачем он нанес эти раны уже мертвым людям. Осмотрев место преступления, Уилл увидел крохотные волоски веревки на полу возле окна.       Профайлер закрыл глаза, словно погружаясь в транс и монотонно заговорил:       — Я приближаюсь к зданию, где держат девушку. Вынимаю из заплечного мешка веревку и закидываю её в окна на втором этаже. Карабкаюсь по стене и тихо спрыгиваю на пол. Я бесшумно подкрадываюсь к охранникам сзади и быстрыми движениями перерезаю им шеи, одному за другим. Беру ключи из кармана одного из мертвых и отпираю дверь в комнату, где сидит та, что является моей целью. Я забираю её, она моя. Напоследок я наношу раны на животы мертвых охранников. Будто ставлю крест на желании сделать её матерью против её воли. Это символ. Это мой замысел.       — Мы должны обязательно поймать этого Дикаря, — проговорил Джек, сжимая челюсти.       Уилл молча кивнул.       Той ночью он долго не мог заснуть. Это убийство... нападавший не просто лишил охранников жизни, но отправил им послание, жестокое, пугающее, но вместе с тем и впечатляющее. Было в этом что-то необузданное, так явно выбивающееся из строгих рамок жизни Города, что волновало молодого профайлера. Он старался представить себе фигуру Дикого, что бесшумно, как опасное животное, приблизился к стражникам... Как он двигался? Какая у него была обувь? А оружие? Иногда сквозь полудрему Грэму казалось, что он видит этого обитателя Леса, бесшумно двигающегося по его комнате с пластикой большого хищника, сильного, загадочного, красивого. Уилл ворочался и ругал себя за неуёмную фантазию, но так и не смог нормально спать в ту ночь.       Впервые он соприкоснулся с миром Диких так близко. ***       В Лесу было страшно и удивительно. Под ногами хрустели сухие ветки и опавшие листья, постоянно что-то двигалось, шуршало, летало и ползало. Никакой ровной размеренности, гладкой выверенности бетона, никакого отстраненно-равнодушного молчания стекла… Уилл поражался, как Дикие могут жить в этом хаосе, как у них получается добывать здесь еду, просто выживать! Его коллеги не в первый раз работали «в поле», поэтому двигались чуть менее шумно, чем Уилл, однако и они не заметили высокую фигуру в темной одежде, что беззвучно подкралась к ним, и, нанося внезапные смертоносные удары, уничтожила половину группы буквально за несколько секунд. Уилл прижался к земле, замечая, что незнакомец накинулся на Джека и стал его душить. В темных глазах было столько ненависти, что психолог оторопел, однако услышав хрипение Джека, очнулся и бросился на нападавшего, выхватывая пистолет. Выстрелить Грэм не успел. Будто звериным чутьем осознав опасность, Дикий повернулся, взмахнув длинными растрепанными волосами, и молниеносным движением нанес Горожанину удар в живот. Уилл охнул от обжигающей боли, прижал ладонь к своему телу и увидел, как она моментально окрашивается алой жидкостью. Подняв глаза, он заметил, как Джек убегает прочь, и осел на землю. Последним, что он запомнил, было лицо незнакомца, измазанное чем-то черным, и его глаза, с интересом вглядывавшиеся в лицо психолога.       Уилл пришёл в себя в незнакомой комнате. Он попытался приподняться на кровати, но резкая боль в боку заставила лечь обратно и напомнила все события в Лесу. Мужчина обеспокоенно огляделся вокруг. Жилище выглядело странно и непривычно: деревянные стены, стол, пучки трав, свисающие с потолка… "Какая антисанитария! А это покрывало из разноцветных лоскутков, что за безвкусица!", подумал Грэм. Ему вспомнилось белоснежное хрустящее белье в его кондоминиуме, сдержанный дизайн в благородных серебристых оттенках, официально разрешенных законом. Ощупав свой живот, Грэм обнаружил, что его рана туго перевязана белоснежными бинтами. Он жив, значит, ранение оказалось не фатальным, видимо, жизненно важные органы не задеты. Уилл облегченно выдохнул, откидываясь на подушки. Вдруг что-то коснулось его руки шершаво и влажно. Уилл приподнял голову и увидел странное лохматое существо на четырех лапах, высотой холки доходившее до кровати, с умными карими глазами и открытой пастью, откуда свешивался розовый язык. Непонятный зверь махал хвостом и глядел вроде бы дружелюбно.       — А, очнулся, горожанин! — раздался хрипловатый низкий голос, и Уилл увидел высокого статного мужчину с длинными волосами. Он был одет в костюм из коричневой кожи, плотно прилегавшей к телу. В руках незнакомец держал выдолбленную из дерева мисочку и что-то в ней помешивал.       — Ты не бойся, это мой пёс. Уинстон, к ноге.       Пёс послушно подошел к Дикому, а тот сел на топчан напротив ложа раненого и вполне приветливо поинтересовался:       — Зачем вы подобрались к моему логову? Знаете же, что Мишу я вам не отдам.       — Мишу? — Уилл непонимающе хлопал ресницами.       — Ну да, Мишу. Вы намеревались подложить её под кого-то из ваших стариков, чтобы она принесла ему ребенка. Только не бывать этому! Миша рождена здесь, на воле, и никогда не будет рабыней-производительницей в вашей стеклянной клетке!       Лицо Дикого посуровело, черты заострились.       — Я понял.       — Что?       — По тем ранам. Крест-накрест. Это отрицание материнства.       Дикий более внимательно взглянул на горожанина. А Уилл молча разглядывал его высокие скулы, прямой ровный нос, чувственные крупные губы и темные глаза. Горожанин был удивлен, ведь они всегда представляли Диких грубыми полуживотными, заросших шерстью и рвущих сырое мясо зубами. А этот человек… его быт был пусть и простым, но вполне аккуратным. А его самого можно было назвать привлекательным.       — Ну, чего молчишь? Не бойся, я не буду тебя убивать, наоборот, готовлю заживляющую мазь для твоей раны.       Он усмехнулся, неожиданно подмигнул и, поднявшись, вышел, а Уилл остался лежать в полной растерянности. ***       Грэм быстро шел на поправку. Под действием мази, приготовленной хозяином, рана быстро затягивалась. Все это время Дикий, который представился Ганнибалом, кормил его вкусными супами, овощами и кашами с мясом. Вкус и разнообразие этих блюд очень удивляли и восхищали горожанина, а особенно — яркая терпкость напитков темно-красного или золотистого цвета. В первый раз Уилл долго рассматривал стакан с жидкостью насыщенного рубинового цвета, нюхал и смотрел на просвет. Ганнибал наблюдал за этим со снисходительной улыбкой.       — Попробуй, тебе понравится. Уилл решился сделать глоток и тут же округлил глаза:       — Что это?       — Вишневый сок.       Уилл пригубил еще, затем выпил всё до дна.       — Это очень вкусно, а … еще есть? — смутившись, попросил горожанин.       — Есть, но сначала ты мне кое-что расскажешь, — хозяин дома вперил в мужчину проницательный и хитрый взгляд.       — Хорошо.       — Как ты понял насчет тех ран у охранников?       — Я … не знаю как объяснить, просто почувствовал. Миша — твоя возлюбленная, да?       — Нет, — вновь усмехнулся Ганнибал, — это моя сестра. Ты еще в одном немного ошибся, мальчик, я не против материнства в целом. Миша сейчас живет с мужем на другом конце леса, и я буду счастлив стать дядей. Я просто не мог позволить, чтобы сестра жила у Вас в неволе!       — Почему же в неволе? — Уилла резануло это «мальчик», ведь он был младше Дикого примерно на пять-шесть лет, но он не стал заострять на этом внимания, а решил рассказать о достоинствах своего мира. — У нас очень комфортно, всё понятно и упорядоченно. Неизменно, безопасно. Жизнь же в Лесу полна опасностей и неожиданностей.       — Безопасно у вас — да. Но... пресно, скучно. Пусто. У вас свободы нет, жизни нет. А для нас Свобода — самое главное! У нас дети на свободе растут, на воле, бегают с утра до вечера. А вы? Вот, например, ты когда-нибудь пробовал лесную землянику? Ароматную, нагретую солнцем?       Горожанин отрицательно покачал головой.       — Ну вот, видишь. А наши дети каждое лето едят эти ягоды горстями. Но это мелочи. Вот скажи, сколько ты с родителями жил? Пять лет? — дождавшись кивка Уилла, Ганнибал продолжил. — И много ли ты ласки от них видел?       Уилл молча опустил глаза.       — А что потом? Интернат, уроки и муштра с утра до вечера, поиграть некогда. Бездушная казенная система! Вас же растят не как людей, а как винтики огромной машины. Черствые, бездумные, покорные, исполнительные. Ты хоть помнишь лицо своей матери? Ты знаешь, зачем родился на свет? Ты любил когда-нибудь?       Уиллу нечего было сказать. Смутная тядесть навалилась на грудь, сжала сердце тоской. Дикий же еле слышно добавил:       — А что-то неожиданное, знаешь … может быть и приятным.       Ошарашенный Грэм молчал, глядя в глаза хозяина дома, вдруг заигравшие теплыми янтарными красками, наверное, из-за отблесков огня в камине. Ганнибал тоже смотрел на него, не отрываясь, и, когда тишина стала почти осязаемой, встал и, направляясь в сторону кладовки, бросил через плечо:       — Принесу еще стакан. ***       Вскоре рана затянулась настолько, что Уилл смог ходить, и Ганнибал вывел его на прогулку по лесу, прихватив с собой лук, стрелы, свистнув псу, который радостно затрусил рядом. Сменив ботинки с толстой подошвой на мягкие кожаные мокасины, Уилл старался идти так же бесшумно, как Дикий, невольно морщась, когда в стопу впивались камушки или жесткие ветки, легко ощущаемые через тонкую подошву самодельной обуви и заинтересованно поглядывая на смышленого пса. Они еще ни разу не углублялись в Лес, но сегодня Ганнибал привел его на солнечную поляну, показав россыпи маленьких красных ягодок в траве.       — Смелее, они абсолютно безопасны и очень вкусны!       С несмелой улыбкой Уилл опустился на колени, осторожно коснулся тонкой зеленой веточки, с которой свисали ягоды и, оторвав одну, аккуратно отправил себе в рот. Она оказалась сладкой, душистой, просто чудесной на вкус. Грэм стал рвать еще, затем с сияющей улыбкой взглянул на Ганнибала, который улыбнулся в ответ и, вытащив из-за плеча лук и стрелу, заявил, что собирается пополнить запасы дичи. Уилл грелся на солнце, наслаждался вкусом ягод и свежим воздухом, затем, вдруг остановившись, поднял глаза. Как он не заметил сразу — небо здесь совершенно другое, не белое, как в городе, а ярко-голубое, красивое! Птицы щебетали, заливались на все лады, то и дело вспархивали, перелетая с дерева на дерево, и глаз Горожанина радовали их желтые, серые и красные перья. Атмосфера Леса кружила голову Уиллу, не привыкшему к такому разнообразию впечатлений. Вдруг накатила ярость: и всю эту красоту, этот яркий мир красок, запахов и прекрасных созданий скрывали от них годами? За что? Почему их лишили всего этого великолепия? Уилл вспомнил Город, пытаясь найти что-то хорошее, но видел лишь серость...       Довольно быстро Ганнибал с Уинстоном вернулись с парой подстреленных куропаток. Хозяин благодарно потрепал пса по голове, почесал за ухом, а пёс, лизнув его руку, подбежал затем к Уиллу, заглядывая ему в глаза, словно ожидая и от него похвалы за работу. Грэм охотно положил ладонь на крупную голову пса, погладил густую шерсть, почесал за ухом, ощутив, как ласковая собака на несколько мгновений прижалась теплым боком к его ногам. Уилл поднял на Ганнибала вопросительный взгляд, увидел, как тот смотрит на него с доброй мягкой улыбкой и, смутившись, перевёл взгляд на землю. Через несколько минут он вновь взглянул на высокую, плечистую фигуру Дикого и, будто решившись на что-то, попросил:       — Ганнибал, а покажи мне поле, пожалуйста.       Вечером Уилл сидел один, погруженный в глубокие раздумья. После всего увиденного сегодня, после этого вихря красок, звуков, вкусов и ощущений, он сидел, как оглушенный, и думал, думал, думал. Вспоминал своё детство, темную тугую форму ученика, длинные серые коридоры интерната, пресную и безвкусную пищу, строгие неприветливые лица учителей. Одинокое детство. До учебы Уилл действительно получал мало заботы от холодной, отстраненной матери, поэтому и не скучал по ней, но отец... Иногда он приходил к сыну перед сном, лаская, гладил маленькую ладошку и рассказывал интересные сказки и старинные легенды. Называл: «Мой мальчик», а мать ворчала, ибо негоже современному человеку привыкать к ласке, это анахронизм и признак слабости.       В интернате Уилл очень тосковал по папе и иногда ночью плакал в подушку, а утром снова стоял с непроницаемым лицом, в наглухо застегнутом сером кителе ученика-горожанина. Внезапно накатила печаль. А что, если бы он рос здесь? Тогда бы им с отцом не пришлось разлучаться. Они бы ходили на охоту, собирали травы и ягоды, гуляли по полю, среди прекрасных цветов. Возможно, у него бы даже была собака, это чудесное умное и доброе существо…       Уилл уже почти засыпал, когда услышал осторожные шаги. Не размыкая глаз, он нащупал нож, который в один из первых дней своего пребывания здесь незаметно взял на кухне, не до конца доверяя хозяину, и держал под матрасом. Ганнибал наклонился над его кроватью, некоторое время вглядывался в лицо Уилла, прикоснулся и погладил его плечо и грудь через тонкое одеяло. Не встретив сопротивления, Дикий приник к его губам нежным поцелуем и тут же замер, ощутив холодную острую сталь у своего горла.       — Я не буду твоей игрушкой! — процедил Уилл сквозь сжатые зубы.       — Уилл… — Ганнибал чуть отстранился, глядя на него прямым и жестким взглядом. — Я вовсе не этого хочу.       — А чего?       — Ты сам должен понять. Спокойной ночи.       Следующий день прошел как обычно. Ганнибал был на охоте, а Уилл сидел на пороге дома, бросая шишки в корзину, стоявшую в отдалении, чтобы развлечься и упорно гнал от себя мысли о том, что могло бы произойти, не оттолкни он Ганнибала вчера ночью. Было дико, странно, неприлично даже думать о таком, но горячие волны внизу живота говорили сами за себя. Грэм вздыхал и думал, что это приключение пора заканчивать. Ему нужно выбираться в Город, к своим. Вот только как? В одиночку дорогу в Лесу не найдешь, связи с Джеком нет.       На ужин Ганнибал приготовил жареную куропатку с яблоками. Она стояла на столе, призывно блестя золотистыми боками, и у Уилла текли слюнки. Он так привык к изысканной вкусной пище здесь, к сочному мясу и сладким десертам, что с грустью думал о том, как вернётся к сероватой безвкусной каше и жидким пустым супам Города. Тем временем Ганнибал разливал по изящным стеклянным бокалам густую коричневатую жидкость.       — Что это? — поинтересовался Грэм. — Вино из диких яблок.       — Вино? — Насторожился Грэм. — Нет, я не буду, у нас алкоголь строго запрещен.       — Но разве не интересно попробовать что-то новое, неизведанное?       Уилл несколько секунд смотрел на тонкую, соблазняющую улыбку Дикого, и вдруг осмелев, ответил:       — Хорошо, я попробую. А ты покажешь мне дорогу домой?       Уголки приподнятых в легкой улыбке губ Ганнибала упали, лицо вытянулось, и Уилл буквально читал на нем борьбу различных эмоций.       — Да.       — Обещаешь? Клянешься свободой?       Дикий сжал челюсти, так, что заиграли желваки и хриплым голосом произнёс:       — Клянусь. ***       Уилл откинулся на спину, охотно принимая на себя вес тяжелого, сильного тела охотника, подставляя губы и шею под страстные, жадные поцелуи. Уилл отнюдь не был неопытен, в Городе были разрешены сексуальные связи с представителем любого пола, они поощрялись, как выход энергии. Поскольку женщины были огромным дефицитом, они принадлежали лишь верхушке правящей и бизнес-элиты, простым же служащим приходилось довольствоваться свиданиями с представителями своего же пола, требовалось лишь получить письменное разрешение и согласовать время. Молодой симпатичный профайлер, обладатель больших светлых глаз и длинных ресниц, пользовался спросом, но сам он часто отсылал назад письменные приглашения на свидания, чаще отказывая, чем давая согласие. Те же встречи, на которые он ходил, проходили примерно одинаково. Всё было довольно сдержанно и даже механизированно, думал Грэм, вспоминая, как спокойно и деловито он и его партнеры раздевались и готовили всё необходимое для полового акта. Это было абсолютно несравнимо с той бурей эмоций, что дарил ему этот Дикий сейчас. Ганнибал был раскованным, щедрым на ласки, он целовал Уилла, как никто другой до этого; кажется, его руки и губы были везде, легко находя самые чувствительные места на теле молодого мужчины, и тот, поначалу решив молчать, более не сдерживал стоны удовольствия. Когда же пальцы охотника проникли внутрь и коснулись самой чувствительной точки внутри, это заставило Уилла широко распахнуть глаза, и удивление сменилось острейшим наслаждением. Никто и никогда не ласкал его так. Когда Ганнибал вошел, оказалось, что их тела будто идеально подходят друг другу. Уилл гладил сильные плечи мужчины, ощупывая движущиеся под неожиданно гладкой кожей твёрдые, будто литые мышцы, стонал, закусывая губы, и просил брать его сильнее, глубже. ***       Утром Горожанин проснулся первым. Осторожно откинув одеяло, он встал с кровати, подошел к окну, оглянувшись на своего любовника. Ганнибал спал глубоко, и Уилл несколько минут рассматривал его лицо, такое мирное и спокойное, затем задёрнул штору, чтобы шаловливый солнечный луч не разбудил мирно спящего хозяина дома. Подойдя к зеркалу, Горожанин не узнал себя: волосы отросли и теперь буйными кудрями спадали на лоб, щеки и подбородок покрылись щетиной, которая, надо сказать, ему шла, но всё же такие вольности были запрешены в Городе. И само лицо его изменилось, прежде вечно замкнутое выражение его можно было теперь назвать расслабленным и довольным. Грэм пожал плечами, пытаясь пригладить непослушные локоны и, накинув брюки, вышел на улицу, гладя подбежавшего Уинстона.       Ганнибал сдержал обещание. Солнце уже стояло высоко, когда он вел Грэма известной ему тропой к Городу.       — Стой. Дальше пойдешь сам. Уилл остановился и повернулся к Дикому, а Ганнибал нежно коснулся его щеки рукой:       — Знай, ты всегда можешь вернуться. ***       Уилл стоял в своем офисе из стекла и бетона и смотрел на серый город. Люди сновали внизу и в прозрачных кубах зданий напротив. Люди двигались вправо и влево, поворачивались и шли обратно. Каждое движение выверено, каждый шаг и жест предсказуемы и ожидаемы. Муравьи, механические муравьи. И это белое пустое небо. Уилл вспомнил, что в начальных классах им рассказывали, что это купол, который защищает Город от капризов погоды, ураганов и цунами и внезапно понял, что всегда ненавидел скрипучий, отвратительно спокойный и равнодушный голос электронного учителя. Что ненавидит это бездушное белое искусственное небо сейчас. Вдруг ощутив на своем языке терпкий вкус дикого яблока, Грэм вспомнил огонь в янтарных глазах мужчины, что так щедро дарил ему жаркие ласки, его дикую яростную красоту. Глаза Ганнибала снились Уиллу каждую ночь, их взгляд пьяный, но не от вина, их боль, когда Ганнибал дал людям Джека увести себя, неотрывно глядя на Уилла с такой тоской, что сердце вдруг оборвалось… И всё же Грэм должен был это сделать, он — Горожанин, Город вырастил и вскормил его, и он должен был устранить любую угрозу безопасности и процветанию Города. Уилл выполнил свой долг, когда привел людей Джека к хижине Дикого и помог им схватить его. Но почему же так тяжело и так пусто сейчас? Профайлер провел по волосам, гладко уложенным, жестким от застывшего средства для укладки, и наткнулся глазамина своё отражение на стекле. Это было холодное, отстраненное лицо с острым взглядом, совсем не то, что смотрело на него из зеркала в домике в Лесу.       Днём Уилл носил привычную маску сдержанности, а ночами не мог спать, постоянно вспоминая время, проведенное в хижине Дикого, походы в Лес, в поле, прикосновения Ганнибала, умелые, страстные. Их долгие взгляды друг на друга, обжигающие невысказанными желаниями. Уилл и не знал, как много на его теле эрогенных зон. Уилл и не думал, что это так хорошо и спокойно — просто лежать, обнявшись и слушать, как дождь стучит по крышам и окнам уютного домика в чаще Леса.       Грэм услышал знакомые тяжелые шаги и опустил глаза, прогоняя непрошенные мысли о Диком. Через мгновение он повернулся, чтобы прямым, бесстрастным взглядом встретить своего начальника. Джек Кроуфорд, вошел в кабинет и похвалил психолога за проделанную работу.       — Что с ним будет? — спросил Уилл, не оборачиваясь.                   Джек вскинул на психолога твердый взгляд черных глаз:       — Его казнят. На рассвете. А потом мы отправимся за Мишей.       — Она уже замужем и, кажется, ждёт ребенка.       — Ничего, мы его удалим, и она сможет зачать вновь. Для меня.       — Сэр?       — Да, Уилл, можешь меня поздравить, Старейшины дали мне разрешение зачать, и я получу эту девушку во что бы то ни стало.       Уилл молча кивнул, игнорируя ядерный взрыв внутри грудной клетки. В Городе любое проявление эмоций считалось неприличным, экзальтированность считалась дурной и порочной склонностью слабой, ненадежной личности. Только многолетняя привычка скрывать свои чувства спасла лицо Грэма сейчас. Джек сдержанно попрощался и покинул кабинет. Последовал его примеру и Грэм. Лишь добравшись до своей квартиры, он сел на темно-серый диван и уронил голову на руки, вспоминая приятную светловолосую девушку с отрытой милой улыбкой, маленький чистый и уютный домик, светлую кухонку с вышитыми полотенцами и салфетками. То, как Миша нежно обвивала руками плечи мужа, его счастливый взгляд на молодую жену, полный обожания. Их слова, что еще ничего точно неизвестно, но они очень надеются, что Миша действительно носит под сердцем малыша. Руку её мужа, бережно коснувшуюся плоского пока живота жены. И эту идиллию Кроуфорд готов разрушить вот так просто? Уилл поежился, вспомнив слово «удалить». Холодное, острое, страшное слово. И это слово произнес Джек, который всегда учил их, что «каждая жизнь бесценна». Получается, бесценны жизни только Горожан, а Дикие — будто и не люди вовсе. Но весь разум Грэма протестовал против этого. Дикие… в них столько света, тепла, свободы. Перед внутренним взором психолога стоял добрый, чуть насмешливый взгляд темных глаз, по цвету схожий с той дурманящей жидкостью, от которой по всему телу разливался жар. Крупные мускулистые плечи, что двигались над ним, освещаемые теплым светом огня в камине. И лицо мужчины, залитое мягким утренним светом, когда он отдавался Уиллу, запрокинув голову, такой откровенный, беззащитный тогда. И жест, которым охотник поднес его руку к губам и поцеловал ладонь на прощание, провожая взглядом до тех пор, пока Уилл не скрылся из глаз в густой зелени дикого Леса.       Мужчина стиснул кулаки, устремив взгляд через огромное, во всю стену, окно, за которым кроваво-красное солнце бросало последние отчаянные всполохи света, неумолимо погружаясь в синие тяжеловесные облака. ***       В тюремном помещении было пусто и холодно. Камер было много, но большинство из них пустовали. С самого младенчества Горожане настолько пропитывались идеей неукоснительного соблюдения всех правил и законов, что лишь единицы преступали черту. Немаловажную роль играла и мысль о неотвратимости высшей меры наказания — смертной казни. Именно такое наказание назначалось каждому преступнику, независимо от степени тяжести совершенного деяния, будь то кража еды или убийство человека. И это всегда казалось Уиллу разумным и единственно правильным. Но не теперь. Он подошел к стеклянной стене, за которой держали Ганнибала. Тот стоял прямо посередине камеры, будто знал о приближении гостя и был готов к его встрече. Загорелый, с длинной челкой, спадающей на лоб, даже в светло-серой тюремной одежде он казался чужим здесь, инородным телом, темным камнем, выступающим над спокойной гладью воды. Вершиной скалы, что таила бóльшую часть своего опасного острого тела под водой.       — Здравствуй, Уилл. Я знал, что ты придешь.       — Ганнибал, я…       Как было объяснить то, что сейчас весь мир Грэма рушился, что оказывалось жестокой ложью всё то, во что он свято верил? Что лицо стоящего перед ним человека он видел каждую ночь во сне? Что с болью и теплом вспоминал их уютное пристанище в чаще дикого прекрасного Леса? Что он вдруг понял, что, рискуя всем, готов защищать абсолютно чужую ему девушку и её не рожденного еще ребенка?       Уилл сказал просто:       — Я достал ключи. Давай вернёмся в Лес. И улыбнулся, когда увидел, как вспыхнул знакомый янтарный огонь в карих глазах охотника. ***       Двое мужчин уходили прочь от серых стен Города. Их ладони и лица были в крови тех, кто пытался их остановить, у кого они вырвали своё право на свободу. Джек лежал на полу своего кабинета, и темное пятно возле его головы растекалось всё больше. Оскаленный рот словно всё еще кричал, но глаза уже невидящим взором вперились в потолок, а в открытых ящиках шкафа для бумаг отсутствовали личные дела двух Диких, Ганнибала и Миши Лектер, а также сотрудника Бюро, психолога-криминалиста Уилла Грэма.       Беглецы подошли к обрыву, под которым зияла огромная пропасть. В небе кружили орлы и грифы, сильный ветер быстро уносил на Север темные густые облака. Уилл вытащил папки из-за пазухи. Белые листы разлетелись по воздуху, подхваченные своевольным, неукротимым ветром и вскоре скрылись из глаз, поглощаемые бездонным ущельем. Грэм взглянул на Ганнибала, улыбнулся ему и поймал ответную улыбку и светящийся взгляд любящих глаз.
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.