Вечно не меняется.

Инаба готов выть волком, когда чует кровь Огино. Одно дело, когда она в его жилах, невидимая, тихо циркулирует под спокойный стук сердца. Совсем другое - когда она заливает пиджак и окрашивает белую рубашку в алый цвет. Тогда оборотень уже мало как себя контролирует, всецело занятый тем, чтобы поскорее зажать в зубах белый волосок и сделать так, чтобы окружающее пространство перестало ему докучать. Огино знает это и, хоть и не подставляется под пули специально, всё же портит свою форму много раз за время работы с Инабой. В очередной раз он вылетает из-за ящиков на складе контрабандистов и метко стреляет в главаря. Когда тот дёргается, как кукла на верёвочке, и падает на спину, два его приспешника сначала вопят, а только уж потом открывают огонь. У Огино ещё нет того, к кому можно возвращаться, а в перестрелках он вспоминает маму и отца лишь тогда, когда дуло смотрит ему в глаза и ждёт, пока мужчине почудится запах цветов из далёкого-далёкого садика, который ему было приказано поливать где-то между семью и десятью годами. Инаба поспевает как раз вовремя, разворачивая в руках электрические разряды. Голубые и белые всполохи гаснут на тёмных стенах и двух неподвижных телах. Юноша совершает что-то среднее между прыжком и кратковременным полётом и оказывается на корточкам рядом с Огино. Мужчина морщится и тяжело дышит, прижимая руку с алыми потёками к ране на боку. - Оги, ты хоть изредка начнёшь думать? - рычит Инаба, отбрасывая ладонь полицейского в сторону и разрывая на том рубашку. От его резких движений мужчина вскрикивает, и тому есть причина - в его теле два кругленьких следа от пуль, расположенных в паре сантиметров друг от друга. Инаба быстро проверяет спину Кунихары и озабоченно поджимает губы: выходных отверстий нет. - Эти парни чертовски опасны, - то и дело прерываясь, разглагольствует Огино, пока напарник ищет в кармане белый волос. - Я должен был вынести их главаря до того, как ты нападёшь. Иначе ты мог пострадать. - Тупая отмазка, -парирует Инаба, закусывая волос и проводя рукой над ранами мужчины. Он чувствует, как отзываются пули в теле полицейского, но кусочки свинца отказываются появляться. - Вот чёрт, сейчас будет больно. - Ха, ха, - хрипло выдыхает Огино. - А сейчас прямо как будто щекотка-а! Инаба прижимается губами к одной из ран, передвигая волосок в уголок рта и всасывая кровь, вместе с этим заставляя пули выходить из раны. Тело под ним извивается, в ушах стоит крик. Это первый раз, когда он прибегает к подобному лечению, хотя к подобному невозможно привыкнуть. Юноша быстро сплёвывает кровь и пулю и виновато смотрит на побелевшее лицо напарника. Огино дышит тяжело и часто, однако, видя кусок свинца на полу, только благодарно кивает. - Там ведь ещё одна? - коротко бросает он, и Инаба опускает уши. Быстро приникает к ране и жмурится, когда в плечи стальной хваткой впиваются пальцы, а в воздухе раздаётся сдавленный громкий стон. - Всё, всё, - бормочет юноша, плечом пытаясь отбросить назад длинные волосы, но алые пряди липнут к перемазанным кровью щекам. Инаба понимает, что от волнения перекусил волос, когда кусочек его начинает неприятно щекотать язык. Вот только оборотень сейчас и начавшуюся войну проигнорировал бы, накладывая поверх раны ладони и и с облегчением видя, как начинают затягиваться следы от пуль, а сросшаяся кожа - светлеть и превращаться в абсолютно здоровую. - Готов...во, - выдыхает Инаба и только сейчас понимает, как затекли у него ноги и дрожат плечи. Впервые он почувствовал, как под его руками корчится в агонии тело напарника, всегда такого непробиваемого. Оборотень всхлипывает, но Огино ласково проводит костяшками пальцев по его щеке, отлепляя намокшие в крови волосы, а Инаба вылизывает ему ладонь, глотая слёзы. - Мда, - Огино смеётся, когда язык парня проходит по его пальцам, по каждой фаланге. Полицейский поднимает вторую руку, гладит уши своего напарника: мягко по основанию, ещё мягче - изнутри. Оборотень встряхивает длинной шевелюрой, потом жмурится, и волосы сами собой укорачиваются, будто втягиваются в череп, хвост пропадает в тени. Инаба льнёт к Огино, тихо подвывает, когда его гладят по спине, по бёдрам, по предплечьям и по груди, мягко кладут руки на шею, касаются указательными пальцами мочек и чувствительных кончиков ушей. Мужчина перед ним всё ещё весь в крови и под глазами у него круги от усталости, однако оборотень только проводит языком по твёрдому подбородку, по шее, особенно по кадыку и яремной вене, потом переходит на губы, даже не целуя, ласково вылизывая их. Огино удивлённо вздыхает, на мгновение отстраняется, а Инаба доверчиво падает вслед за ним - на него. Смотрит в тёмные глаза, отчего-то настороженные, стремительно краснеет, понимая, что ещё не убрал язык. У него и в мыслях нет отстраняться, он только что пережил свой самый сильный стресс, морально готовясь к такому, а теперь - просто не выдерживая. Оборотень уже не раз вылечивал довольно обширные раны у напарника, однако впервые Огино кричал от боли, а не просто тихо стонал сквозь зубы. - Инаба, дурак, - печально вздыхает детектив, видя, как дрожат губы юноши, и целует его. Ему пророчат счастливую семью и прекрасную жену, однако сейчас он желает лишь одного красноволосого, то собранного, то ревущего по пустякам оборотня. Огино вдумчиво и глубоко целует закрасневшегося Инабу, а тот только всхлипывает, возится у него на коленях и прижимается всё крепче и крепче. *** Это никогда не изменится. Инаба знает, что он всегда будет готов исцелять Огино, выводить из его тела яд, практически зализывать его раны, а если надо - и не практически. А сейчас он просто сидит в темноте комнаты, рядом с ним дремлет полицейский, который совсем недавно схлопотал пулю в плечо, и ничего не меняется. Это то, что вечно для них. Инаба проказливо улыбается и подставляет запястье к губам полицейского, а когда Огино сквозь сон нежно целует его руку, краснеет и не знает, где найти силы, чтобы перестать смотреть на мужчину.