domus

Когда вы влюблены, проходят недели и месяца, а вы всё думаете, почему время не останавливается. Вы сидите и размышляете, почему вам однажды придётся умереть и оставить человека, которому вы посвятили всю свою душу; что может случиться, если ваша смерть наступит рано и вы не успеете попрощаться. Вы удивляетесь, почему времена года, кажется, проходят мимо вас настолько быстро, что в мгновение ока вы переходите от наслаждения чашкой холодного чая на крыльце к кружке горячего шоколада, наблюдая, как кружатся снежинки, путешествуя по Земле. Но, когда любовь перестаёт существовать, кажется, что время останавливается. Дни тянутся дольше, времена года ползут с черепашьей скоростью, а неизбежный конец кажется менее пугающим. Вы больше не боитесь возможного обвисания кожи или паучьих лапок, что появляются в уголках глаз. Вы больше не цепляетесь за надежду, что в постели, где тянется вечный сон, рука любимого будет держать вашу. Вы просто становитесь самим собой. Одинокий, единственный, независимый ты. Это уже не ты, а кто-то другой. Осознание этого бьёт так сильно, что физически причиняет тебе боль — из горла вырывается стон. Ты неуверенно тянешься к блузке и сдерживаешь слёзы, прикусывая нижнюю губу. Кожа потрескалась и порвалась до такой степени, что понадобились бы слои гигиенической помады, чтобы сохранить хоть какое-то их подобие. Ты не хотела иметь эту ужасную привычку. Машинально ты сворачиваешь блузку пополам, складываешь рукава, сгибаешь её через руку, прежде чем она приземляется в аккуратную стопку других вещей в твоём чемодане. Ты бросаешь взгляд на часы и понимаешь, что у тебя есть ещё около часа, чтобы доехать до аэропорта и успеть на свой рейс. Ты игнорируешь сгорбленную мужскую фигуру на твоей кровати, не обращая внимания на оправдания и нарушенные обещания. Он умоляет тебя дать ему время, уверяет, что это всё его вина. Тетсуро клянётся, что он этого не хотел и ты ничего такого не сделала, но ты чувствуешь такую пустоту внутри, что даже не находишь сил спорить с ним, набрасываться и говорить, что он притворяется, беря всю вину на себя, чтобы это было лучшим объяснением для всех твоих друзей. Отношения включают в себя обе стороны, конечно, есть исключения, но это не одно из них. Что-то с тобой было явно не так, но ты смирилась. Ты просто устала от попыток Тетсуро взять всё на себя. — Я подумал, что лучше будет сказать тебе правду, — говорит он хриплым от недостатка влаги голосом, — я знаю, что ты будешь сомневаться в этом, но я не сделал ничего, клянусь. Я знаю, что ты потрясающая, не заслуживаешь жить во лжи и… — Ты хочешь, чтобы я сказала «спасибо»? — тихо и угрюмо перебила ты. Твои руки скользят по ящику с нижним бельём и вынимают недельный запас бюстгальтеров. — Ты хочешь, чтобы я тебя поблагодарила за то, что ты честно сказал, что больше не любишь меня? Ты можешь с лёгкостью купить статуэтку в интернете и подписать её: «Самый честный человек на свете». Этого ты хочешь? — ты спрашиваешь ровным тоном, в котором нет ни капли юмора и веселья. — Не могла бы ты дать мне немного времени? Я постараюсь, я попытаюсь понять, что пошло не так… и снова смогу полюбить тебя. Мы ещё можем пожениться и всё такое, но, пожалуйста, не уходи. — Я не ухожу навсегда, Тетсу. Я уезжаю всего на неделю, может, больше. — Куда ты вообще собралась? — Это не твоё дело, — ты быстро отвечаешь, когда направляешься в ванную. Ты берёшь все туалетные принадлежности, какие только можно положить в ручную кладь. Незнакомцы не будут заботиться о нехватке средств для ухода за кожей и о твоём цвете лица, которое будет выглядеть не самым лучшим образом. — Что, если ты потеряешься? Или тебя похитят? Что, если люди спросят… — Легко. Просто скажи им, что у меня была срочная деловая поездка, чрезвычайное семейное положение, что угодно, что придёт тебе в голову. — Разве ты не видишь, что я пытаюсь! Я… — Дело не только в тебе! — ты резко оборачиваешься, чтобы посмотреть на него в первый раз за последний час или около того. Тетсуро с болью в сердце замечает, что твои щёки слегка впали с тех пор, как он раскрыл тебе своё откровение на прошлой неделе, а круги под глазами стали ещё темнее. Но твои глаза бездушны, мертвы, в них нет ни блеска, ни искры, от которых он просыпался бы каждое утро, даже когда крепко спал. — Ты не можешь просто ожидать, что я буду в порядке и смогу принять это. Самое меньшее, что ты мог бы сделать — это дать мне время, дать мне немного времени подумать обо всём этом. Это абсолютный минимум. С этими словами ты застёгиваешь молнию на чемодане, хватаешь паспорт (хотя, возможно, он тебе и не понадобится), ключи, бумажник и телефон и как можно быстрее направляешься к входной двери. Запланированный Uber прибудет всего через несколько минут, и, когда ты натягиваешь обувь, слышишь скрип кровати и приближающиеся к тебе мягкие шаги Тетсуро. — Просто будь осторожна, ладно? Позвони, если тебе что-нибудь понадобится, что-нибудь. Ты всё ещё один из самых важных людей для меня, так что просто напиши мне в какой-то момент. Дай мне знать, что ты, по крайней мере, жива. — Тебе нужно отдохнуть. Ты завтра на дежурстве, — отвлекаешься ты, открывая дверь. — Т/и… — Я напишу тебе. Обещаю. И дверь за тобой захлопывается.

***

Ваши отношения с Акааши Кейджи… трудно объяснить. На самом деле, ты даже не знаешь, как относиться к нему в своей жизни. Каждый раз, когда ты говорила о нём или пыталась объяснить, ты не могла подобрать слов и оставляла пробелы. Хотя временами это раздражало и отягощало, но ты просто смирилась. Акааши Кейджи был соседом по улице, на два года старше и тем, кто знал тебя с восьми лет. Ваши мамы очень привязались друг к другу после того, как вы переехали в Токио, а это означало, что каникулы вы проводили вместе. Импровизированные встречи и ужины были обычным явлением, и ты часто видела его в школе. Он был тихим человеком, вежливым и сдержанным. На самом деле, большинство вещей, которые ты знала о нём, были сплетни твоей матери, которая постоянно говорила о его семье. Честно говоря, его мама теперь была, в принципе, твоей второй мамой, и твоя мать доверяла тебе во всём. Его прошлое, его проблемы, его личность — всё это передавалось через твою маму от его собственной, поэтому, когда ты видела его в коридорах, он не был для тебя большой загадкой. Многие девушки находили таинственную атмосферу вокруг него привлекательной: симпатичный связующий, который всегда улыбался только в своей волейбольной команде и держал тесный круг друзей, имел что-то значительное под всеми слоями. Кейджи вырос с тобой, играя в Smash на приставке Wii, чтобы скоротать время, пока ваши родители сплетничают. Иногда ты играла с ним в напряжённую игру «Монополия», которая обычно складывалась в его пользу. Он никогда много не говорил о себе, всегда больше рассказывал о других, о тех, кто пересекался в ваших жизнях. Больше всего он говорил с тобой, когда речь шла об учителях в школе. Он даже давал тебе некоторые из своих старых записок и указателей. Но даже ты могла бы сказать, что он всегда был настороже, и ты задавалась вопросом: считал ли он тебя другом? Ты объясняла положение Кейджи в твоей жизни, как друга семьи. Но это намекало на то, что ты была близка с ним, а это было не совсем так. Неважно, сколько раз он провожал тебя домой (в основном, под напором матери), неважно, сколько раз он был вынужден развлекать тебя на обедах и праздниках, неважно, сколько раз он слегка улыбался тебе в школе — между вами была большая пропасть. Он всегда казался другим в своей команде, как будто у них была привилегия знать его настоящим, и временами ты чувствовала… ревность. И самое странное, что на него можно как-то положиться: то ли потому что он получил нагоняй от родителей, если бы не помог тебе, когда ты просила, то ли по доброте душевной он просто всегда был рядом. Иногда ты набиралась смелости написать ему про шоу, о котором он говорил когда-то в прошлом, и он отвечал быстро, будто твоё сообщение о чём-то приятном совсем не беспокоило его. Тем не менее, несмотря на расстояние, несмотря на отсутствие какого-либо подобия настоящей дружбы с ним, он был первым, о ком ты подумала, когда всё это произошло. Может быть, это потому, что он был ближе всего к дому, а ты не хотела возвращаться к родителям и всё им объяснять. Ты вернулась в Токио спустя довольно долгое время. Ты не была здесь с тех пор, как переехала в Саппоро из-за работы, а Тетсуро получил место в ординатуре той больницы. В семь часов вечера в пятницу, проходя мимо багажного отделения с лучами заходящего солнца через раздвижные стеклянные двери, ты смотришь на контакт Кейджи в телефоне. Большой палец нерешительно парит над кнопкой вызова. С одной стороны, можно было по пальцам одной руки пересчитать, сколько раз ты ему звонила, но ведь это было срочно, верно? Может быть, поэтому твоё сердце колотится в груди так тревожно, и ты чувствуешь, что скоро тебя прошибёт холодный пот? Ты бросаешься в омут с головой. Твоя рука нервно подносит телефон к уху, ты ждёшь, затаив дыхание, когда гудок эхом отдаётся в самых потаённых уголках твоего сознания. Одна часть тебя хочет, чтобы он пропустил звонок и ты смогла бы избежать этого неловкого разговора, но другая — отчаянно желает, чтобы он взял трубку, как будто он сможет уберечь тебя. О боже, о боже, о боже. Ты паникуешь, когда звук затихает, наступает пауза, шорох и нерешительное: — Алло? Ты не планировала этого. Ты не готова к этому. Чёрт, что ты должна была сказать? — Алло? Т/и? — Ты уже поужинал? Вау, ты ужасный собеседник.  — …гм, вообще-то нет. Я собирался согреть остатки еды? Твой взгляд сосредоточен на проезжающих мимо такси, подбирающих пассажиров, когда они им машут. Может, тебе просто стоит найти поблизости дешёвый отель и продолжить этот разговор завтра. — Ну, я вообще-то в городе. Я приземлилась около получаса назад и поняла, что мне некуда идти, и я действительно не хочу звонить кому-то ещё, и я совсем не знаю, кому позвонить, поэтому я просто подумала о том, чтобы позвонить тебе и спросить: ужинал ли ты? Что, если ты занят и всё такое, то это совершенно нормально, я должна была написать тебе заранее, а не выплёскивать это на тебя и… — Всё в порядке, хорошо? Я не занят, так что можешь зайти. Моя мама когда-нибудь давала тебе мой адрес? Небольшая попытка Кейджи успокоить тебя, как ни странно, работает. Ты позволяешь себе сделать глубокий вдох, несмотря на спёртый воздух аэропорта, но тебе был необходим кислород. Всё будет хорошо, Кейджи ещё не ненавидит тебя. — Н-нет, она никогда не говорила. — Всё в порядке, я пришлю тебе смс. Мой дом находится примерно в тридцати минутах езды от аэропорта, я бы рекомендовал взять такси вместо Uber. Я закажу доставку… — Ой, тебе не нужно этого делать… — Тебе всё ещё нравится мисо-рамен из того магазина недалеко от твоего дома, верно? Они открыли второй магазин недалеко от места, где я живу. Как он это запомнил? Ты уверена, что твоя собственная мать уже забыла об этом факте. — Д-да, люблю, — улыбаешься ты про себя, — я всё ещё иногда об этом думаю. — Звучит неплохо. Тогда доберись сюда в целости и сохранности. — Хорошо. Ещё раз большое спасибо. Прости меня за всё это… — Не беспокойся об этом. Держи меня в курсе, увидимся позже. — Да, пока. Не прошло и тридцати секунд, как на твой телефон пришло сообщение с адресом, кодом доступа к входной двери и другими соответствующими инструкциями.

***

Квартира Кейджи в точности такая, какой ты её и представляла, — чопорная, аккуратная, почти безупречно чистая, с минималистичным декором. Жилой комплекс, в котором он живёт, элитный, если охранники, стоящие у главного входа, на что-то указывали. Ты чувствуешь себя совершенно не на своём месте или как жук на стене, когда ты входишь вслед за ним, между вами двумя возникает уютная тишина. Его кухня безупречна и чуть ли не сверкает тебе в ответ, и единственное, что кажется неуместным, — это контейнеры с раменом, которые он так любезно заказал для тебя. — У тебя очень хороший дом, это действительно… ты, — комментируешь ты, ставя свои вещи у двери. Кейджи подбадривает тебя тихим смехом, убеждаясь, что тебя больше ничего не беспокоит. Очки сидят у него на голове, на плечах — старая однотонная футболка, а на бёдрах низко висят спортивные штаны. Но в этой квартире, которая выглядит почти так же, как в журнале по дизайну интерьера, он чувствует себя, как дома. Его неземная красота, нежность в глазах, мягкие взъерошенные пряди волос — он принадлежал этому месту. — Рамен привезли не так давно, так что он ещё горячий. Я пойду и соберу всё, ты можешь положить куртку на диван. — О, спасибо тебе. Вместо этого ты кладёшь куртку поверх чемодана и тихо проходишь в квартиру. Прямо напротив тебя — двери на балкон, тьма давно окутала город, поэтому сначала ты не видишь ничего, кроме своего отражения. Но, когда ты приближаешься к плексигласу, отражение исчезает из поля зрения, и ты практически задыхаешься от красоты. Мигающие огни, мерцающие рекламные щиты и ярко освещённый Токио, Небесное Дерево смотрят на тебя. Только сейчас до тебя доходит, как сильно ты скучала по дому. Хотя Саппоро и был одним из крупнейших городов Японии, он всё ещё не был Токио. — Я никогда не устаю от этого, — вмешивается Кейджи, неся твою тарелку рамена к обеденному столу. — Это потрясающий вид, я понимаю, почему ты здесь живёшь, — отвечаешь ты, удаляясь от него. На столе также стоят два пустых бокала для вина, и как раз в тот момент, когда ты собираешься спросить его, почему они оказались там, он возвращается с только что открытой бутылкой Шардоне. — У меня было не так уж много времени, чтобы пополнить запасы вина в холодильнике, но я знал, что буду пинать себя за то, что у меня не было бутылки десертного вина, которое мы пили до того, как ты уехала в университет, — сказал он с радостью и весельем. — Ты помнишь? — Да, — ты чуть ли не давишься слюной и краснеешь от той мысли, что Кейджи снова вспоминает о тебе такие подробности, о которых ты даже не подозреваешь. — Твоя мама хотела устроить мне ужин в честь окончания школы, и ты вернулся вовремя после экзаменов. И у нее была бутылка, и мы вдвоём, вероятно, выпили большую её часть. Наши родители сказали, что было слишком сладко. Он кивает и садится напротив тебя, облокотившись на стол, пока ты бормочешь: «Итадакимасу», — и начинаешь есть. По большей части вы заканчиваете трапезу молча, болтая о пустяках то тут, то там. Кейджи снова наполняет ваши бокалы, и вы оба скромно потягиваете вино, и хотя он, кажется, не против отсутствия объяснений, но ты изо всех сил пытаешься найти правильные слова. — Так что же это за внезапная поездка в Токио? Ты собираешься повидаться с родителями? — Может, мне попытаться солгать тебе? — Тебе решать. Ну, тогда ладно. Но он смотрит выжидающе, как будто знает, что ты не станешь ему лгать, на самом деле, ты никогда не лгала ему раньше. В этом не было необходимости, но означало ли это, что ни один из вас никогда не беспокоился об этом? — Что-то случилось между мной и Тетсуро. Не хочу утомлять тебя подробностями, но в конце концов… Мне просто нужно было уйти, как бы банально это ни звучало, — ты судорожно смеешься. Кейджи продолжает внимательно наблюдать за тобой взглядом, от которого ты не можешь убежать. — Я не хочу говорить родителям, ты же их знаешь, они зададут миллион вопросов. Недолго думая, я заказала билет до Токио и…теперь я здесь. Это была ложь. Как ты собираешься сказать Кейджи о том, что он был первым человеком, о котором ты подумала, пытаясь сбежать? Вы с Кейджи никогда раньше не были близки, он был убеждён в этом. Последнее, что ты хочешь сделать, — это напугать это. — … он изменял тебе? — спросил Кейджи. В его вопросе голос мрачнее, глубже, чем ты когда-либо слышала. Он прижимает руки к губам, и взгляд его становится жёстким. Тетсуро может и его старый друг, но ты в его жизни намного дольше. — Не-не-не-не, — ты быстро отмахиваешься. Сейчас не время клеветать на своего… парня? Может ли Тетсуро всё ещё быть твоим парнем, если он больше не испытывает к тебе никаких чувств? — Ничего подобного. — Приятно это слышать. Если хочешь, можешь рассказать мне об этом в другой раз. Можешь остаться здесь, пока не решишь вернуться в Саппоро. Ты с недоверием смотришь на него снизу вверх. Неужели Кейджи действительно будет комфортно с тобой? — Я была бы не против остаться сегодня вечером, но я могу провести в отеле до конца недели, пока я здесь. — Ерунда, — опровергает Кейджи, вставая из-за стола и унося бокалы с вином в раковину. Ты следуешь за ним со своей миской, и он начинает их мыть, прежде чем ты даже можешь предложить свою помощь. — Мама убила бы меня, если бы узнала, что я позволяю тебе платить за гостиницу, когда у меня есть идеально функционирующая кровать, в которой ты можешь остановиться. — Я имею в виду, если это тебя не затруднит… — Это не так. Футон довольно удобный, я определенно засыпал на нём много раз. — Мы можем поменяться местами, я никогда не позволю тебе спать на футоне целую неделю. — Ну, если ты так говоришь. Но сегодня ты можешь занять мою кровать. Давай я принесу тебе полотенце, чтобы ты могла принять душ. Я уверен, что у тебя был длинный день, — говорит он, вытирая всё и аккуратно складывая кухонное полотенце перед тем, как отправиться в свою комнату. Он возвращается с большим мягким серым полотенцем, и ты робко принимаешь его со словами благодарности, но он остаётся перед тобой чего-то ожидая. — Я очень рада, что ты взял трубку, — ты тихо шепчешь, чувствуя действие алкоголя. Вы вступаете на неизведанную территорию для вас двоих, и это может либо убить, либо укрепить эту странную далёкую дружбу. — Я имела в виду это, когда сказала, что не знаю, кому ещё позвонить. Ты был первым человеком, который пришел мне на ум, и просто… я не хочу… это так странно, ты можешь выгнать меня, — ты начинаешь бессвязно бормотать. — Не думай, что ты обязан взять меня к себе, потому что твоя мама была бы разочарована, не сделай ты этого, ты терпишь меня больше пятнадцати лет, и всё в порядке, я могу быть сама по себе… Гладкие мозолистые руки нежно держат твоё лицо, большие ладони и ловкие пальцы обхватывают щёки.Твои слова застывают на языке, когда Кейджи смотрит тебе прямо в глаза, удерживая твой взгляд, пока твоё дыхание не успокоится и не станет ровным: — Ты — мой друг, Т/и. Хорошо, что ты позвонила мне. — Я твой… друг? — ты спрашиваешь неуверенно, испытывая чувство недоверия.  — Да, — подтверждает он, и уголки его губ слегка приподнимаются. — Мы друзья. — Хорошо. — Отлично, а сейчас иди в душ. — Ладно.

***

Ты быстро засыпаешь ещё до того, как Кейджи заканчивает принимать душ. Дверь его спальни остаётся приоткрытой, свет в коридоре проникает сквозь неё. Он останавливается, вытирая волосы полотенцем, позволяя им сбиться в пучок и свисать с шеи, и осторожно толкает дверь. Кейджи замечает твоё ровное дыхание и насколько расслабленнее ты выглядишь во сне. Ты свернулась калачиком на боку, натянув одеяло до самого лица, и он не может солгать: это восхитительно и мило, — и ему не следует думать об этом. Он садится на край кровати в отведённом ему небольшом пространстве, протягивая гибкие пальцы, чтобы откинуть назад несколько выбившихся прядей твоих волос. Наблюдение за тем, как ты спишь, возвращает его к тёплым воспоминаниям, которые он хранил о вас двоих. Возможно, они не имели для тебя большого значения, но для него значили гораздо больше. Он знает, что ты хорошо осведомлена о нём, знает, как много о нём болтает его мама, ведь взрослые больше склонны к сплетням, чем самые шумные подростки. Он был бы крайне рассеян, если бы не думал, что ты знаешь о нём так много или больше, чем обычный друг. Но иногда его это утешает. Зная, как хорошо ты относишься к другим, ему, возможно, не придётся объяснять, что он чувствует в данный момент. Ты могла бы узнать, и это в какой-то степени успокаивает его. Может быть, он тоже немного переборщил с вином, но очень искусно, ровными и неторопливыми движениями он ловко наклоняется всё ближе и ближе, пока его губы не касаются твоей щеки. Он задерживается не более чем на несколько секунд и садится обратно, пристально глядя на тебя, прежде чем встать. Его руки поправляют одеяло и следят, чтобы ты была, как следует, укутана. Он уходит, закрывая за собой дверь, как можно тише, чтобы не разбудить тебя. И, когда он находит удобное положение на футоне со своим самым удобным одеялом, он неохотно понимает, что эта неделя для него пролетит слишком быстро.

***

Луч солнца, пробивающийся сквозь плотные шторы, мягко выдёргивает тебя из сна, снимая усталость, которая повисла на твоих веках. Они со скрипом открываются, когда твоё тело сдвигается и вытягивается, и ты поднимаешь согнутую руку, чтобы потереть глаза. Ты не помнишь, когда последний раз спала так крепко, и часть тебя хочет только одного — снова зарыться в серые простыни. Серые простыни? Мир качается вокруг своей оси, когда ты резко садишься в незнакомой постели, — цвета пляшут пятнами перед твоим взором, паника просачивается в лёгкие — и затем ты вспоминаешь события прошлой ночи. Вот именно. Ты находишься в милой квартире Кейджи, где он так любезно предложил тебе свою кровать, взяв футон для себя, и ты собираешься провести здесь неделю. — Господи, боже, — ты бормочешь себе под нос, прежде чем уткнуться лицом в ладони, пытаясь успокоиться. Твой телефон аккуратно лежит на его тумбочке и, кажется, насмехается над тобой, когда ты поднимаешь голову. Ты задаёшься вопросом: «Писал ли Тетсуро прошлой ночью?», — но, если быть честной с самой собой, ты искренне надеешься, что он этого не делал. Возможно, он с нетерпением ждёт твоего обещанного сообщения. Ты представляешь себе, как он проверяет свой телефон с надеждой в глазах каждый раз, когда он вибрирует в кармане белого халата. Но тебе всё ещё нужны были время и расстояние. Твоё тело соскальзывает с кровати, вытягиваясь, как только ты встаёшь на ноги. С телефоном в руке ты проверяешь свою электронную почту и уведомления, пробираясь к окну, а затем отодвигаешь шторы. Солнечный свет мягко льётся внутрь, когда солнце только начинает подниматься над горизонтом, окрашивая небо в градиентные оттенки бархатцев и розовой фуксии. Утром Токио казался таким же красивым, как и ночью, только загрязнение и смог в воздухе были более заметны. Цифровые часы, висящие на стене спальни Кейджи, показывают, что сейчас едва перевалило за семь утра — в прошлом Кейджи мог немного позже вставать по выходным. Судя по тишине за дверью, он всё ещё спит. Если тебе повезёт и ты будешь достаточно тихой, то сможешь приготовить завтрак в благодарность за вчерашний вечер. На самом деле, ты решила сделать всё возможное, чтобы приготовить большую часть еды. Конечно, Кейджи бы не возражал провести всю неделю, не заботясь о приготовлении пищи. Дверь спальни бесшумно открывается, когда ты осторожно подходишь к уборной, — глядя в зеркало, немного освежаешься и глотаешь ополаскиватель для рта. Учитывая комфортное состояние Кейджи прошлой ночью, ты решила, что сейчас было бы неплохо переодеться в большую футболку и спортивные шорты. Если он почувствует себя неловко из-за твоего наряда, то ты легко можешь переодеться во что-нибудь более официальное. Как только ты готова, делаешь глубокий вдох, немного настраивая себя на то, что Кейджи уже не спит. Твоё сердце замирает, когда ты подходишь к гостиной и видишь спящего хозяина. Единственная вещь, к которой ты была не готова, — это то, насколько красив был Кейджи. Было бы глупо отрицать этот факт, не нужно быть влюблённым в человека, чтобы сказать об этом. В дополнение к таинственной ауре, которая витала вокруг него, неземная и ангельская красота, которой обладал Кейджи, только ещё больше привлекала его поклонниц. Улыбка расцветает на твоём лице, когда ты размышляешь о том, что это должно быть преступлением для кого-то выглядеть так изящно и великолепно, особенно во сне. Кейджи лежит на спине, закинув одну руку за голову, а другую положив на живот. Кажется, в какой-то момент его одеяло соскользнуло на пол, и ты смогла увидеть лёгкий слой мурашек, танцующих по его коже. Медленно ты поднимаешь его и собираешь серый хлопковый плед в свои руки, кладёшь один конец на его ноги и двигаешь вверх, чтобы укрыть остальную часть его тела. Ты оставляешь лишнюю часть одеяла под его подбородком, пристально вглядываясь в его лицо. Кожа Кейджи гладкая и влажная, ресницы тёмные на фоне скул. Они трепещут во сне, когда его губы слегка приоткрываются от ровного мягкого дыхания. Ты беспокоишься, когда замечаешь тёмные круги под глазами, надеясь, что он не сильно переутомляется. Но быть редактором в крупной компании по производству сёнен манги, должно быть, имеет длинный список требований, а Кейджи всегда старается изо всех сил. Внезапно он начинает двигаться и зарываться в одеяло, тем самым выводя тебя из транса. Ты быстро направляешься в сторону кухни, изо всех сил стараясь не дать своему сердцу биться так сильно, что можно почувствовать его пульс в ушах. Твоя сумочка лежит открытой на стойке, и ты вытаскиваешь из неё наушники, вставляешь их и подключаешь к телефону. Включив мягкий инди-плейлист, ты начинаешь знакомиться с кухней Кейджи. К твоему большому удивлению, расположение его кастрюль, сковородок, кухонного оборудования и прочего было устроено так же, как в доме его родителей. Это значительно облегчает тебе задачу, ты улыбаешься ещё больше, когда открываешь холодильник. Как и тогда: молоко и сливки стоят на верхней полке, коробка с яйцами посередине прижата к левой стене, овощи хранятся в ящиках, банки с соусом на стороне двери, остатки прямо под яйцами, а фрукты рядом с яйцами. Кажется, что от некоторых старых привычек действительно трудно избавиться. С улыбкой на лице ты начинаешь готовить.

***

Сердце Кейджи могло выпрыгнуть из груди в любую секунду, и он подумал, чудо, что ты не заметила, как он не спал всё это время. Впервые он проснулся, услышав шум воды, льющейся из раковины в ванной, и слегка поморщился от боли в спине. Кейджи не врал, когда говорил, что футон действительно удобный, но матрас, несомненно, его испортил. Было бы неплохо проснуться рядом с кем-то в кои-то веки, но он быстро отбросил эту мысль. Как только он собрался потянуться за одеялом, ручка двери ванной повернулась, и он запаниковал. Кейджи быстро принял прежнюю позу и закрыл глаза, стараясь дышать, как можно ровнее. Он не совсем уверен, зачем притворяется спящим, но часть его не хотела, чтобы ты чувствовала себя плохо, разбудив его. Утро было ещё не слишком поздним, и обычно он в это время ещё спал. Зная тебя, ты будешь чувствовать себя ужасно и, вероятно, проведёшь остаток недели, пытаясь наверстать упущенное, или, что ещё хуже — уедешь ночевать в дешёвую гостиницу. Он не допустит, чтобы такое случилось под его присмотром, если он может помочь. Так поглощённый своими мыслями он хвалит себя за то, что не вздрогнул, когда одеяло начало покрывать его ноги, и почти вспыхивает от твоих нежных движений и того, как ты подтыкаешь край под его подбородок. Он помнит, как делал то же самое с тобой прошлой ночью, и хочет, чтобы кровь отхлынула от его лица при воспоминании о поцелуе в щёку. Как он мог быть таким безрассудным? Не в силах удержаться на месте, он слегка шевелится и, судя по тихому отдаляющемуся скрипу паркета, ты, вероятно, уже ушла. Когда его слух улавливает звук открывающихся шкафов и холодильника, только тогда он осмеливается снова открыть глаза. Он интересуется, о чём ты думаешь с лёгкой улыбкой на лице, имеет ли это какое-то отношение к тому, что ты готовишь для кого-то или что-то, что ты, возможно, слушаешь. Взгляд Кейджи смягчается, он смотрит, как ты двигаешься в такт музыки, вспоминая времена, когда он возил вас обоих домой из университета. Несмотря на то, что ты могла легко сама добираться до нужного места, мать Кейджи требовала, чтобы он использовал свою машину и предложил подвезти вас домой на выходные, и он разрешал тебе полностью контролировать выбор музыки. Ты всегда пыталась поставить то, что ему нравилось, благослови тебя Господь, иногда он даже подпевал. Он делал вид, что игнорирует твои недоверчивые взгляды, когда ты понимала, что он тоже поёт, и всегда выглядывал в окно, чтобы скрыть улыбку. Хотя он прожил в городе всю свою жизнь, жизнь в одиночестве иногда действительно поражает. Одно дело, когда родители заглядывают к нему время от времени, но возвращение в пустую и тёмную квартиру, действительно, может как-то сказаться. Возможно, именно поэтому он чувствует себя так хорошо прямо сейчас, наблюдая за тем, как ты фамильярно двигаешься по его кухне. Одетый в повседневную одежду, Кейджи понимает, что именно так выглядело бы его утро, если бы ты действительно жила с ним, — за исключением того, что он, вероятно, всё ещё спал бы в своей собственной кровати, немного озадаченный тем, что проснулся в пустой постели с простынями, борющимися за сохранение тепла твоего тела. И он вставал и смотрел бы из дверного проёма, как ты что-то готовишь для вас двоих, возможно, подходя к тебе, чтобы обнять сзади за талию и прижать к себе… Нет, ты всё ещё принадлежишь Куроо. И этот факт ранил его сильнее, чем он ожидал.

***

Ты издаёшь пронзительный визг и чуть ли не роняешь силиконовую лопатку, когда отворачиваешься от плиты и замечаешь Кейджи, который облокотился на столешницу и положил подбородок на сложенные руки. На его лице появляется весёлая ухмылка, ты вырываешь наушники и бросаешь их через плечо, прижимая одну руку к сердцу. — Чёрт возьми, Кейджи, — ты тяжело дышишь, — предупреждай, ладно? — Я не хотел тебя беспокоить, — рассуждает он, беря пару тарелок с сушилки у раковины и протягивая их тебе, — здесь. Ты благодаришь его и подносишь их к плите, поднимая сковороду, чтобы распределить омлет. Он замечает, что он именно такой, какой ему нравится, и не упускает из виду, что его порция больше твоей. Когда ты начинаешь намазывать масло на пару тостов, Кейджи видит, что его кофеварка всё ещё открыта, полагая, что ты упустила шанс запустить её. Убедившись, что воды и гущи хватит на две чашки, он запускает кофеварку и достаёт из буфета две кружки. Одна из них была привезена из дома его родителей, и это была кружка, которую ты часто использовала, когда бывала там. Кейджи знал, что ты человек привычки и, как только эта фарфоровая кружка будет одолжена тебе в тринадцать лет, ты навсегда станешь её вторым владельцем. Почему он взял её с собой, когда переехал, оставалось загадкой, но в глубине души он точно знал, почему. Это была та же самая причина, по которой он покупал ту конкретную бутылку десертного вина, почему он следил за магазином с раменом, который тебе так нравился, почему он сохранял некоторые из твоих рекомендаций по песням в своём аккаунте Spotify, почему твои истории Instagram и Snapchat всегда были одними из первых, чтобы посмотреть на соответствующих домашних страницах. Но пока он оставит эту причину при себе. — Капля сливок и чайная ложка сахара? — с любопытством восклицает Кейджи, мысленно молясь, чтобы он правильно запомнил твои предпочтения в кофе. Он вознагражден лучом света на твоём лице, когда ты киваешь, наблюдая, как ты приносишь тосты на тарелки, пока он помешивает твой кофе. Ты замечаешь кофе и берёшь его в руки. — Две капли сливок и пол чайной ложки сахара? — ты спрашиваешь, и Кейджи кивает. Внутри ты в восторге сжимаешь кулак. Кейджи приносит две чашки к обеденному столу, а ты приносишь еду и посуду — он действительно мог привыкнуть к этому. Вы оба говорите: «Спасибо», — и начинаете есть. Когда Кейджи делает глоток кофе, ему приходится прятать вздёрнутые уголки губ за чашкой, потому что это именно то, как он любит, именно такой вкус, как каждое утро, когда он пьёт кофе. И это безмерно сбивает его с толку. Незаметно для него ты чувствуешь то же самое, глаза почти расширяются от удивления, когда ты пробуешь свой кофе. Ещё одна деталь, которую Кейджи, казалось, хранил на протяжении многих лет, была добавлена к этому списку, о котором ты не подозревала. В конце концов, вчера вечером он уверял тебя, что вы друзья. Всё это было не только в твоей голове, и время, проведённое вместе, не пропало даром. — У тебя есть какие-нибудь планы, пока ты здесь? — спрашивает он, откусывая кусочек тоста. — Не совсем, — тихо отвечаешь ты, ковыряясь палочками в яичнице. — Самое большее о чём я думала, так это о том, чтобы посетить несколько музеев, которые я когда-то пропустила, возможно, заглянуть в некоторые продуктовые лавки. Я и правда не думала об этом. — Всё в порядке, — успокаивает Кейджи. — Если хочешь, я могу поработать дома несколько дней и мы сможем пойти куда-нибудь. Я не хочу оставлять тебя здесь одну на целый день. — Тебе не нужно! — Ты отчаянно машешь руками, чувствуя себя самым отъявленным мошенником. Мало того, что ты неожиданно появилась в его квартире, осталась здесь на какое-то время, так ещё и он предложил работать дома, чтобы провести с тобой время? — В этом году я не использовал ни одного дня отпуска. Теперь у меня есть веская причина, и они не возражают, когда я работаю дома. Я не очень часто прошу об этом, но я делаю всю работу, поэтому их это не очень беспокоит. — Ты уверен, что это нормально? На самом деле, я могу найти другое место для ночлега и… — Нет, — тон Кейджи твёрд и окончателен, оставляя любые слова протеста умирать на кончике твоего языка. — Серьёзно, всё в порядке, — мягко успокаивает он тебя. — Кроме того, у меня есть несколько идей. — Тогда я буду готовить большую часть еды, — ты пытаешься найти компромисс, — это самое меньшее, что я могу сделать. — Только потому, что ты не перестанешь просить об этом, пока я не соглашусь, — пошутил он с огоньком в глазах, — я возьму на себя расходы на продукты. — Тогда я просто отправлю тебе эти деньги. — Помнишь, как ты пыталась дать мне деньги на бензин, чтобы я возил нас из универа и обратно на выходные? — Ты всегда отказывался, — ты нежно улыбаешься воспоминаниям. — В конце концов, я начала класть деньги в среднюю консоль, пока ты не видел. — Это объясняет наличие там случайных купюр и монет, — бормочет он. — Моя мама закатит мне истерику, если узнает, что ты дала мне деньги на бензин. — Именно поэтому я и просила тебя ничего ей не говорить. — Может, мне сказать ей сейчас? — Чтобы она позвонила и отругала меня за это? Пожалуйста, у тебя из-за этого будет не меньше проблем. — Честно говоря, я не знал о последних нескольких случаях, поэтому буду в безопасности. — … ты смешон. — Ой? — Кейджи усмехается, игриво приподнимая бровь, и делает еще один глоток кофе. — Заткнись, — ворчишь ты, набив рот омлетом. — Итак, — он откидывается на спинку стула, — как ты относишься к поездке в Осаку в понедельник?

***

У Кейджи был мысленный список вещей, которые подбадривали тебя на протяжении многих лет. Он полагал, что тебе нужно увидеть некоторых друзей из дома. И для него не было лучшего напоминания об этом, чем увидеть Бокуто. Котаро знал о вашей дружбе и всегда был добр к тебе, вступал в лёгкую беседу всякий раз, когда ты посещала волейбольную площадку, чтобы оставить что-нибудь для Кейджи. Куроо тоже обратил на тебя внимание, но до универа ничего не вышло. Котаро также был посвящен в некоторые из привязанностей Кейджи, зная, как много последний присматривал за тобой во время их последнего года в старшей школе. Поэтому, когда ему позвонили и коротко объяснили, что произошло, он был счастлив услышать, что вы оба приедете в гости. Вы с Кейджи садитесь на один из самых ранних скоростных поездов до Осаки, где друг встретит вас двоих на станции. Вскоре после того, как поезд постепенно начинает двигаться вперёд, перемещаясь с нечеловеческой скоростью, тележка с едой начинает катиться по проходу. Ты позволяешь Кейджи занять место у окна, быстро заплатив за два ароматных онигири, прежде чем он успеет запротестовать. Поблагодарив доброго работника, ты кладёшь его любимую начинку на колени, с восторгом наблюдая, как он благодарит тебя и осторожно разворачивает предмет. Спустя два с половиной часа вы оказываетесь в сильных руках Котаро, изо всех сил пытаясь отдышаться, пока он почти выжимает из вас жизнь. Большую часть с утра до обеда вы проводите, наблюдая за их тренировками, — ты чувствуешь, что снова в старшей школе, а возбуждение Котаро, которое исходит от него, распространяется на трибуны. Кейджи просто рад, что ты сосредоточена на чём-то другом, вспоминая задумчивое, но обеспокоенное выражение твоего лица во время большей части поездки в поезде, когда ты смотрела на свой телефон. Котаро пока держал рот на замке, но Кейджи понял, что ему не терпится задать тебе несколько вопросов. В конце концов, они оба были хорошими друзьями с Тетсуро, и не было никаких сомнений, что бывший ас Фукуродани всё ещё поддерживал с ним связь время от времени. После того, как вы познакомились с командой, пожали руки другим игрокам и вежливо поклонились на безопасном расстоянии специально для Киёми, ты и Кейджи ушли, помахав рукой и пообещав присоединиться к ним за ужином. Котаро дал вам список возможных мест с достопримечательностями, а также порекомендовал несколько ресторанов, находящихся рядом со спортзалом. В конце концов, вы двое останавливаетесь в соседнем карри-ресторане, и, разумеется, вашему официанту пришлось стать свидетелем некоторых споров из-за того, кто оплатит счёт. — Пожалуйста, помоги мне с этим, — умоляла ты, надувая губки ничего не подозревающему официанту, который определенно чувствует себя так, словно попал в любовную ссору, — он оплатил наши билеты на поезд, поэтому будет правильным, если я заплачу за еду. — Э… — Она готовила еду последние несколько дней, заплатила за еду в поезде, так что я должен заплатить. — Ты разрешаешь жить в твоей квартире, конечно, я буду готовить, и я люблю готовить! — Но всё же… В момент спора с Кейджи ты хватаешь свою кредитную карту и швыряешь её в руку официанта: — Возьми это. Возьми это и беги. — Т/и… — На этот раз я послушаю даму. Я сейчас вернусь, — нервно говорит официант, прежде чем убежать, а ты бросаешь победный взгляд в сторону Кейджи. Он только качает головой в ответ, больше всего на свете его забавляют твои выходки. — Ты не можешь побеждать всё время, — предупреждает он. — Я обязательно постараюсь.

***

Кейджи, конечно, старается и выигрывает, когда дело доходит до ужина, Котаро наблюдает с ухмылкой на лице, как ты протестуешь и хныкаешь, когда их официантка уходит с карточкой Акааши в руке. Рядом с ним бормочет Атсуму: — Они встречаются? — Нет, она встречается с другим парнем. — Так что здесь происходит? Почему она снова осталась с ним? — Мы не знаем подробностей. Похоже, она поссорилась со своим парнем и неожиданно объявилась в Токио, позвонив Акааши. Они старые друзья, выросли и жили по соседству. — Звучит замысловато. — Кто знает? — Котаро пожимает плечами, желая в эту секунду написать Тетсуро и попросить ответить на его вопросы. Однако, ты кажешься счастливой, искренне слушая оживленный рассказ Шоё о том, как он впервые практиковался с дуэтом Фукуродани. Кейджи время от времени вмешивается, но в остальном молчит и ностальгирует. Членам команды, сидящим напротив вас, трудно не заметить, как часто Кейджи украдкой поглядывает на тебя. Иногда Шоё упоминает имя, которое ты не совсем помнишь, и поворачиваешься к Кейджи за ответами. Тебе даже не нужно ничего говорить — одна пара нахмуренных бровей, и он точно знает, о чём ты спрашиваешь. Котаро приходит к выводу, что, возможно, последние несколько дней, проведённых вместе, заставили этих двоих сблизиться. Интересно, что бы об этом подумал Тетсуро?

***

— Приходите в гости, когда будете поблизости! — Котаро предлагает тебе ещё одно крепкое объятие, позже отпуская тебя, чтобы притянуть Кейджи для более мужественного объятия. Двое из них ударяются кулаками друг о друга, прежде чем Кейджи проведёт тебя через станцию, положив руку на поясницу, и в последний раз помашет асу Чёрных шакалов. — Спасибо, что привёз меня сюда, — говоришь ты ему, как только садишься в поезд. Кейджи снова занимает место у окна. — Было приятно снова увидеть Бокуто-сана. — Я рад, что это смогло подбодрить тебя, правда. — Это помогло мне сильнее, чем ты думаешь. — Приятно слышать. На этот раз ты покупаешь пару коробок сока из тележки и передаёшь одну Кейджи, в ответ он бросает на тебя дразнящий предостерегающий взгляд. Блеск в его глазах говорит о том, что он отплатит тебе за это когда-нибудь, когда ты меньше всего будешь этого ожидать и ничего не сможешь с этим поделать. Спокойно посасывая соломинку, ты ослабляешь ремень безопасности на талии и поворачиваешься к нему всем телом, одновременно подыскивая правильные слова. Кейджи терпеливо ждёт, повторяя твои движения, чтобы повернуться к тебе лицом, и только половина его спины опирается на спинку сиденья. — Тетсуро сказал, что больше не любит меня, — ты тихо признаешься, бросив взгляд на лицо своего спутника, чтобы оценить его реакцию. Кейджи никак не изменился в лице, но ты находишь в себе силы продолжать: — Он усадил меня после ужина около полутора недель назад и сказал, что больше не может сдерживаться. Сначала он сказал кучу вещей о том, что я не заслуживаю быть обманутой или что я не должна сомневаться в себе, что это всё он и не имеет ко мне никакого отношения. А потом он сказал, что больше не любит меня, но я по-прежнему очень важна для него. Глубокий вдох. — Я не знала, что делать, понимаешь? — ты бредишь, встречая его взгляд широко раскрытыми усталыми и безумными глазами. — Что вообще делают в такой ситуации? И как я могу не чувствовать, что это имеет какое-то отношение ко мне, например, разве я недостаточно хороша сейчас? Неужели секс больше не был хорошим? Неужели… неужели я превратилась в кого-то, кого он не мог любить? Я просто, я просто не могла не думать, что это всё моя вина, что, возможно, я превратилась в человека, с которым он больше не видит будущего. В какой-то неизвестный промежуток времени я превратилась из его всего в…ничто. — Ты не «ничто», — вмешивается Кейджи. Его глаза снова стали жёсткими и тёмными, как в первую ночь твоего приезда, когда он спросил тебя, изменял ли тебе Тетсуро. Ты расплываешься в своей лучшей благодарной улыбке, чувствуя, как на глаза наворачиваются слёзы. — Возможно, ты прав, но знаешь, что хуже всего? Я даже не должна на него злиться, — горько усмехаешься ты. — Сразу же после того, как это свалилось на меня, он сказал, что постарается полюбить меня снова, что сделает всё возможное, потому что для него это ещё имеет значение. Мне просто нужно было дать ему время, но я не могу этого сделать. — Почему нет? — Принуждать его — неправильно. Какими бы ни были его причины, я не хочу заставлять его снова что-то чувствовать ко мне просто ради моего счастья. Даже тогда я не была бы счастлива на сто процентов, всегда беспокоясь, что он может притворяться, что любит меня, гадая, когда он сорвётся и всё прекратит. С таким же успехом я могла бы отпустить его сейчас и перестроиться сама, понимаешь? Кейджи держится особняком, и ты можешь сказать, что он пытается осмыслить твои слова. Ты не собиралась выкладывать всё на скоростном поезде, но это оказалась самым подходящим временем после всего того, что он сделал для тебя за последние несколько дней. Встреча с Бокуто стала ещё одним глотком свежего воздуха, ты даже не подозревала, что он нужен тебе. Ты должна была бы полностью забыть о своём окружении, чтобы не замечать множество вопросительных взглядов, которые ас посылал тебе в течение дня. — Я думаю, ты права, что хочешь отпустить его. Он не должен чувствовать, не должен пытаться полюбить из-за каких-то обязательств, связанных с тобой, — осторожно говорит Кейджи. — Мне очень жаль, что так получилось. — Ты ничего не можешь контролировать, глупышка. — Ты издаешь слабый смешок, вытирая слёзы рукавом куртки. Кейджи достаёт платок и осторожно проводит под твоими глазами. Тебе ничего не остаётся, как сидеть и ждать, пока он не закончит, чувствуя заботу в каждом прикосновении к своей коже. Никогда за миллион лет ты не могла бы предположить, что вы двое окажетесь в таком положении, и отчасти у тебя кружится голова. Когда он заканчивает, ты открываешь глаза, чтобы встретиться с ним взглядом, но он соскальзывает на шёлковую ткань в его руках. Этот дизайн… — Это платок, который я купила тебе на память в Киото? — выпалила ты. Кейджи смотрит на свою руку и почти проклинает себя. Впервые в жизни ты видишь его настолько смущённым и растерянным. — Он очень пригодился, — нежно говорит он. — Качество действительно хорошее, и я решил, что на всякий случай сохраню его при себе. Ещё раз спасибо тебе за него. — Что ж, ты купил мне этот брелок во время поездки в старших классах — казалось правильным, что я даю что-то взамен. Кейджи издает лёгкую дразнящую усмешку, решив пока хранить молчание. Только через пару минут он решается заговорить: — Ты оправдана в том, что чувствовала. Я не знаю, каково это, — оказаться в такой ситуации, но могу только представить, как сильно ты разбита. Ты всегда отдавала сто двадцать процентов самым важным людям в своей жизни — я это видел. Так что, если ты хотела убежать на некоторое время, чтобы немного подумать, это вполне объяснимо. Тебе позволено быть злой и яростной, но есть одна вещь, которую я бы предпочёл, чтобы ты не чувствовала. — Что бы это было? — спрашиваешь ты, искренне интересуясь. Кейджи прислоняется головой к подголовнику и смотрит на тебя с нежностью, которую ты раньше не видела. — Я не хочу, чтобы ты чувствовала себя неуверенно. Ты замечательный человек, Т/и, и только потому, что Куроо-сан больше не любит тебя, это не значит, что ты стала хуже. Он просто мог оказаться не тем человеком. Я могу гарантировать, что найдется хоть один человек, который будет любить тебя до самой смерти. — Ты не можешь гарантировать этого. — Я определенно могу, — твёрдо заявляет Кейджи, не оставляя места для споров. — Для мужчины, который ни с кем не встречался, ты определенно безнадежный романтик, — сказала ты, игнорируя взгляд Кейджи. Честно говоря, по-другому и быть не может.

***

Ты засыпаешь в Uber, возвращаясь к его многоквартирному дому, и даже когда он мягко трясёт тебя, ты всё ещё невероятно расслаблена. Кейджи должен практически поймать тебя, когда ты теряешь равновесие, извинения слетают с твоих губ невнятными словами. В таком случае один из вас получит травму по пути к квартире, и он предпочёл бы, чтобы это была не ты. К счастью, он не несёт много вещей и поэтому принимает ответственное решение присесть перед тобой на корточки. — Кейджи? — ты бормочешь, пытаясь собрать воедино кусочки в своём измученном мозгу. Он держит руки за спиной. — Давай я отнесу тебя домой. — Но… — Чем скорее ты залезешь ко мне на спину, тем скорее мы сможем вернуться домой и лечь спать. — Не имея сил отказать ему, ты забираешься к нему на спину так осторожно, как только можешь, обхватывая руками его шею и талию, в то время как его руки обхватывают твои колени. Кейджи поднимает тебя, слегка перемещая твоё тело, чтобы центрировать твой вес, и начинает идти. Он кивает охранникам, прежде чем повернуться к тебе лицом. Ты опять почти потеряла сознание, но ему нужно, чтобы ты сделала ещё три вещи. — Ты можешь ввести код доступа за меня? — он говорит тебе цифры медленно, убеждаясь, что ты вводишь их правильно. Кейджи задает аналогичный вопрос, когда они входят в лифт, и последнее задание, когда они достигают его двери. — Ты проделала такую хорошую работу, — он хвалит тебя, и тепло в его голосе окутывает тебя, как свежевыстиранные простыни. Кейджи садится на край кровати и позволяет тебе откинуться на одеяло, смеясь про себя, когда ты сворачиваешься калачиком на боку, не заботясь ни о чём на свете. — Хэй, — он привлекает к себе внимание и держит тебя за руки, прежде чем поднять. Твои волосы растрёпаны, и он пытается исправить это, уговаривая тебя должным образом подготовиться ко сну. — Тебе придётся снять куртку перед сном — я не возражаю, если ты будешь спать здесь в джинсах, но будет неудобно, если ты не снимешь куртку. Ты бормочешь что-то неразборчивое, но начинаешь вынимать руки из рукавов. Кейджи почти воркует, складывая твою куртку на стул перед своим столом, прежде чем вернуться к тебе. Каким-то образом ты всё ещё сидишь прямо, и он опускается на колени перед тобой, поддерживая зрительный контакт, чтобы ты не заснула. — Ты отлично справляешься. А теперь не хочешь почистить зубы? Сначала ты качаешь головой, но потом останавливаешься и киваешь. — Ладно, не спи ради меня, ладно? Я сейчас вернусь. Верный своему слову, Кейджи быстро возвращается с твоей уже влажной зубной щёткой и держит тюбик зубной пасты, правильно помещая её в вашу руку. У тебя осталось достаточно мышечной памяти, чтобы целиться в рот, лениво поглаживая щёткой по зубам. Кейджи присоединяется, сопровождая тебя, пока ты не будешь готова выплюнуть зубную пасту. Он позволяет тебе опереться на него, пока он наполовину несёт тебя в ванную, убирая волосы назад, пока ты полощешь рот и смываешь остатки зубной пасты. Ты сидишь на крышке унитаза всё ещё полусонная и ждёшь его, надеясь, что он поможет тебе вернуться в постель. — Хорошая работа, теперь ты можешь идти спать, — бормочет Кейджи, снова поддерживая тебя на обратном пути в свою комнату. Сначала он откидывает одеяло и простыни, чтобы они могли накрыть тебя, как только ты оказываешься в постели, он снова укутывает тебя. — Спокойной ночи, — шепчет он, прежде чем взять сменную одежду, но ты тянешь его за рукав. Он оборачивается и смотрит на тебя, замечая, как сильно ты пытаешься не заснуть. Твои руки вырываются из-под одеяла и дрожа тянутся к его лицу. Совершенно не зная, что делать, Кейджи стоит неподвижно и ждёт, затаив дыхание. Твои пальцы сжимают ручки его очков, сдвигая их с переносицы и складывая на петлях. Ты осторожно кладёшь их рядом с телефоном на тумбочку, и улыбка расползается по твоему лицу, когда ты снова зарываешься в простыни. — Ты не можешь спать в очках, глупышка, — бормочешь ты. Это последнее, что ты скажешь, прежде чем погаснешь, как свет. Кейджи не знает, как долго он там стоит, пытаясь разобраться во всём, что только что произошло. Всё, что он знает, это то, что лунный свет, льющийся из его окна, заставляет тебя казаться нереальной. Он задается вопросом, действительно ли ты здесь, в его постели, и только что сделала что-то столь обыденное, как сняла для него очки. Но один этот жест заставляет его сердце биться сильнее, вспоминая заботу, которую ты приложила, чтобы убедиться, что ты случайно не сломаешь их своей сонной неуклюжестью. Он обдумывает это в течение следующих нескольких минут, пока не ложится на футон, набрасывает на своё тело одеяло. Ему не терпится отправиться за тобой в мир грёз.

***

На этот раз серые простыни не пугают тебя, если учесть, что с твоего приезда прошло около четырех дней. Во вторник утром ты просыпаешься от того, что вокруг твоего тела стягивается хлопок, и мозг не может понять, почему свободная пижама вдруг стала такой неудобной. Но потом нити щекочут кожу рук, твои ноги чувствуют легкое царапанье джинсовой ткани, и пальцы ног испытывают трудности с шевелением из-за стеснения…носков. Почему ты спишь в носках? К большому сопротивлению твоего тела, ты путаешься в удобных простынях Кейджи и сталкиваешься с отражением зеркала во весь рост в его комнате. Когда все цвета радуги встают на свои места, зрение размывается, превращаясь в миллионы звёзд, когда ты немного теряешь равновесие. К счастью, рука находит опору у стены и позволяет тебе восстановить некоторую стабильность. Это займет всего несколько мучительных секунд, прежде чем ты сможешь правильно оценить своё текущее состояние. Вчерашний наряд бросается тебе в глаза, хотя и гораздо более растрёпанный и помятый, чем ты видела его в последний раз. Точно также твои волосы в беспорядке, руки подсознательно пытаются распутать их. Зная состояние чистоты, в котором Кейджи держит свою квартиру, ты чувствуешь, как волна сожаления захлёстывает тебя за то, что ты спала в его постели в грязной одежде, которая, должно быть, поймала, бог знает, сколько микробов. Сразу же ты идёшь к своему чемодану, чтобы найти во что можно переодеться, сбрасывая свой нынешний наряд в большой пластиковый пакет, который действовал, как твоя перемещающаяся корзина. Как только ты закончила, начинаешь собирать все постельное с кровати Кейджи, натянутую простыню и всё остальное, и оставляешь их на матрасе отдельными стопками в зависимости от того, как их следует стирать. Но, пока ты берёшь первый свёрток в руки и бросаешь быстрый взгляд на часы, слегка ошарашенная тем, что сейчас только начало седьмого утра. В своей несколько безумной попытке искупить свои грехи перед обителью Кейджи, ты не заметила отсутствия солнечных лучей, выглядывающих из-за занавесок. И так же, как ты делала каждый день с тех пор, как появилась, ты тянешь материал назад и снова приветствуешь ностальгический вид Токио. Но безмятежность не приходит к тебе. Инстинктивно ты поднимаешь руки, чтобы слегка обнять себя, зная, что это в лучшем случае слабая попытка. Тяжесть постепенно смешивается с приступом удушья, и это ощущение сжимается вокруг горла. Тут же ты ищешь источник свежего воздуха, взглядом ловишь ручку на окне, которую почему-то не замечала все эти дни. Это означает, что у Кейджи есть две отдельные двери на балкон, в том числе одна в гостиной, и ты делаешь всё возможное, чтобы быстро, но тихо открыть окно. Как только появляется достаточно места, чтобы проскользнуть внутрь, ты практически выскакиваешь наружу и опираешься на перила балкона, глубоко вдыхая кислород. Город под тобой начал просыпаться, пешеходы размером с муравьев, казалось бы, ползут по улице. Слабые автомобильные гудки эхом разносятся по городу, время от времени гудки поездов звучат громче остальных. Эти виды и звуки ты находишь знакомыми, и каким-то образом беспокойство в твоей груди испаряется. Всё снова кажется нормальным, и ты удивляешься, почему это так внезапно подкралось к тебе. Осознание ползёт по твоим венам при виде Небесного Дерева: ты ещё не совсем готова уйти. Ты не думаешь, что готова сесть на самолет обратно в Саппоро и вернуться в квартиру, которую вы с Тетсуро строили вместе последние несколько лет. Каждый угол и каждая щель этого помещения были заполнены воспоминаниями, в основном хорошими и некоторыми плохими. И даже если ты хочешь подумать о них, посмотреть на них и с нежностью вспомнить те мгновения, ты знаешь, что печальное признание Тетсуро сразу же затмит всё это. Они просто оставят тебя в той же луже сломанной горечи, от которой бежала изначально. Ты всё ещё не написала ему. «Он, должно быть, очень волнуется», — думаешь ты, когда ноги тащат тебя обратно внутрь, ты хватаешь мобильное устройство с тумбочки. Ты просматриваешь свои уведомления, когда снова выходишь на балкон, и через несколько минут большой палец зависает над вашим диалогом. Жгучая боль проходит через твой организм при нике, который ты установила для его контакта, и ты ненавидишь его. Ты ненавидишь то, как свежо это всё ещё ощущается, абсолютно и полностью разочарована в себе, что часть тебя всё ещё не отпустила его. Почему ты не можешь быть сильнее этого? Но, несмотря на свои страдания, ты нажимаешь на него и колеблешься над клавиатурой, пытаясь придумать правильные слова. На ум приходят только некоторые, и, прежде чем ты сможешь убедить себя отступить (потому что ты была обязана ему хотя бы этим), твои большие пальцы набирают два слова и нажимают кнопку отправки, сразу же заблокировав телефон и сунув в карман спортивных шорт. С глаз долой, из сердца вон, верно? Он хотел получить смс — подтверждение, а ты отправила ему это смс. Это всё, что ты позволила себе, не рассыпаясь снова, и ты пыталась наложить на него все пластыри, какие только могла. Несомненно, присутствие Кейджи помогает. Легко не думать о Тетсуро, когда ты находишься рядом с ним, занимаясь либо рабочими электронными письмами, либо рецептами, которые хочешь попробовать. Первый не возражает быть подопытным кроликом, как он любезно выразился в воскресенье. На самом деле, он протянул тебе кулинарную книгу со своей полки, в ней были некоторые рецепты, помеченные стикерами, которые, по его мнению, могли тебе понравиться. Удивительно, но все они были очень привлекательными и приходились тебе по вкусу, и часть тебя задаётся вопросом, не совпадение ли это. До сих пор ты ничего не испортила, и Кейджи всегда доедает свою порцию с немного завуалированным энтузиазмом. Он знал, насколько тебе нравится готовить и печь для других, свидетельство тому — годы, когда ты останавливалась в их доме, чтобы оставить свои новейшие творения, так что были ли его комплименты искренними или нет, ты принимала их. Чего ты не знаешь, так это количества понимающих взглядов, которыми мать Кейджи одаривала его в средней и старшей школе, когда он жевал твои съедобные подарки, притворяясь невозмутимым, хотя его глаза слегка блестели, пока он ел свою долю. Если бы она могла видеть его сейчас, она бы заметила в глазах такой же блеск. Часть тебя жаждет увидеть, прочитал ли Тетсуро твоё текстовое сообщение, потрудится ли он ответить. Телефон горит в кармане, но ты решаешь не брать его, позволяя ему обжигать твоё бедро, когда ты прислоняешься к перилам и смотришь, как небо становится ярче. Ты скучаешь по таким беззаботным утрам, как эти, когда ты не спешишь покидать квартиру. Всё, о чём ты сейчас думаешь, — что приготовить на завтрак, мысленно прогоняя все ингредиенты, которые есть у Кейджи. Похоже, сегодня хороший день для блинов.

***

Кейджи резко открывает глаза, когда его телефон пищит, и мысленно стонет, когда понимает, что забыл выключить будильник, который обычно ставит перед работой. Теперь, когда он провел несколько дней дома, не было никакой необходимости вставать так рано. Он оставил его включённым вчера, так как они рано ехали на сверхскоростном экспрессе, но со всеми событиями, которые произошли вчера вечером, он просто забыл. Кейджи видит, что дверь его спальни закрыта, и думает, что ты всё ещё спишь. Но, когда он встаёт, чтобы потянуться, и смотрит в окно своего балкона, он мельком видит твою фигуру через щель в шторах. Ветерок от кондиционера слегка заставляет их развеваться, давая ему лучший вид, он обходит диван, чтобы получить лучший угол обзора. Ты выглядишь задумчивой и немного подавленной, глядя в открытое небо, ветер треплет твои волосы. Он задается вопросом, проявила ли ты инициативу сообщить Тетсуро, что с тобой всё в порядке. При этой мысли его взгляд притягивает телефон на кофейном столике, пристально смотрит на него несколько секунд и прикидывает, хорошая ли это идея. Не найдя никаких аргументов «против», он отступает, чтобы потянуться за устройством. Если ты даже ему написала, он сомневается, что сказала своему парню, где остановилась. Кейджи знает, что Тетсуро всё равно будет беспокоиться и, возможно, он почувствует некоторое облегчение, узнав, что ты осталась у друга. Поэтому, прежде чем он успевает сдаться, он набирает короткое сообщение, игнорируя тот факт, что прошло несколько месяцев с тех пор, как эти двое в последний раз разговаривали за пределами группового чата, который Котаро создал для них троих и Тсукишимы. Отсутствие немедленного ответа указывает на то, что бывший капитан Некомы либо всё ещё спит, либо занят своей ординатурой. Кейджи бросает на тебя последний взгляд, замечая, что ты не двигалась последние несколько минут. Похоже, что ты пробудешь там некоторое время, погружённая в свои мысли. В его жизни было всего несколько случаев, когда он видел твой отсутствующий взгляд, зная, что лучше оставить тебя в покое, чем пытаться вырвать из задумчивости. Возможно, он рискнет сегодня приготовить завтрак, тем самым оплатив тебе за онигири и коробки сока, которые ты купила ему в поезде. Он думает, что тебе понравится есть блинчики.

***

Оглушительный скрип и скольжение пластика, отрывающегося от резиновой присоски, пугает тебя. Почти так же, как ты делала, когда Кейджи впервые напугал тебя в субботу утром, ты поворачиваешься к источнику звука, прижимая руку к колотящемуся сердцу, и недоверчиво смотришь, как Акааши входит с подносом еды. Хотя на этот раз, к твоему большому удивлению, он выглядит довольно виноватым. Веселье быстро превращается в чувство вины, когда ты замечаешь две тарелки с блинами: как долго ты стояла здесь? Через несколько шагов ты встречаешь его и молча забираешь поднос из рук, позволяя ему закрыть балконную дверь. Там нет хорошего места, куда можно бы было поставить его, кроме пола, и, когда Кейджи садится рядом с ним, вытянув ноги и спиной к плексигласу, ты скромно повторяешь его движения по другую сторону подноса. Не говоря ни слова, Кейджи кладёт свою порцию себе на колени и берёт вилку и нож. Ты просто смотришь на него, пока он жестом не попросит тебя сделать то же самое, возвращая тебе лёгкую улыбку. Вы оба благодарите за еду, прежде чем начать есть, и ты не можешь не заметить, как Кейджи сбрызнул нужное количество сиропа, так как ты любишь. — Прости, что не смогла помочь тебе, — ты извиняешься после нескольких укусов. Несмотря на то, какие они пышные и мягкие, блины с трудом проникают в горло. Кейджи тоже пришлось потрудиться, чтобы сделать немного свежевыжатого апельсинового сока, но глоток напитка не очень помогает. — Это меньшее, что я мог сделать после вчерашнего дня, — мягко говорит он, и его глаза дают понять, что он действительно не против. — В самом деле, ты же готовила всё остальное. Я увидел шанс и воспользовался им. — Но всё же… — Я был более чем счастлив сделать это, — вмешивается Кейджи. — Это мой способ сказать спасибо. — … тебе кто-нибудь когда-нибудь говорил, что ты иногда слишком добр? — Теперь тебе стало легче глотать. — Бокуто-сан упоминал об этом несколько раз, — быстро отвечает он, глядя на тебя, прежде чем вы оба рассмеетесь. Оттуда разговор течёт более плавно, темы варьируются от вчерашней тренировки MSBY до того, какую он редактировал мангу. Блины быстро исчезают, когда солнце светит сквозь облака, постепенно нагревая землю, пока жара становится невыносимой. Кейджи покрывается лёгким блеском пота, когда вы двое решаете, что лучше вернуться внутрь. Он берёт поднос, прежде чем ты успеваешь подумать взять его. Вместо этого он предлагает тебе принять душ, пока он моет посуду. В знак благодарности ты нежно обнимаешь его за плечи, проходя мимо. Кейджи делает вид, что его кожа не горит от прикосновения. Как раз в тот момент, когда он укладывает всё на сушилку, в кармане его спортивных штанов звонит телефон. Он не был удивлен, когда на экране появляется имя Куроо — после его сообщения он решил, что твой парень либо ответит на сообщение с большим количеством вопросительных знаков, либо просто позвонит, чтобы потребовать ответов. После быстрого выдоха он нажимает зелёную кнопку и подносит устройство к уху. — Привет, Куроо-сан. — Что значит «она осталась со мной»? Кейджи бросает взгляд в сторону ванной и слышит, что душ всё ещё работает. Вероятность того, что ты подслушаешь или услышишь, будет низкой. — Это именно то, что я имел в виду. Она пока живёт со мной. — Почему ты? — Честно говоря, это хороший вопрос. — Подожди, так ты не знал, что она приедет? — Она позвонила мне, когда была в аэропорту, — Кейджи вздыхает и прислоняется к раковине, чтобы не спускать глаз с ванной. — Я был так же удивлён, как и ты. — Ты хорошо с ней обращался? — Конечно, за кого ты меня принимаешь? — Прости, я не это имел в виду, — Куроо вздыхает. — У меня осталось всего около десять минут на перерыв. Как у неё дела? — Так же хорошо, как когда их вторая половинка внезапно говорит им, что они больше не любят их. В трубке повисла оглушительная тишина. На самом деле, Кейджи не собирался говорить это прямо здесь и сейчас, но он не мог справиться с кипящим гневом, поднимающимся в его животе. — … Полагаю, она тебе рассказала. — Только вчера вечером. Я спросил, когда она пришла, но она была не в настроении говорить об этом. Вчера мы ездили к Бокуто-сану. — Это объясняет странное сообщение, которое я получил от него вчера вечером. Это помогло? — Да, я так думаю. — Тогда это хорошо,  — Куроо вздыхает в динамик, потирая висок свободной рукой. — Спасибо, что заботишься о ней. — По-другому и быть не могло, — отвечает Кейджи. — Хотя, если ты не возражаешь, я спрошу… как это случилось? — У меня осталось не так уж много времени, так что я сделаю это быстро. Просто… не знаю, как-то утром меня осенило. Мне было интересно, почему я перестал чувствовать, что мне нужно, как можно скорее вернуться домой. Перестал спрашивать подробности об её дне или, по крайней мере, как он прошёл. Я забывал половину того, что она говорила о своей работе. Было приятно вернуться к кому-то домой после долгой смены, но я просто… я не чувствовал себя таким особенным, зная, что она была единственной, которая меня ждала. Я люблю ее, как лучшую подругу, только уже без романтики. Она не заслуживает того, чтобы её тащили за собой, поэтому я рассказал ей о своих чувствах. Ты ведь понимаешь, правда? Кейджи немедленно хочет сказать «нет». Нет, он не понимает. Для него почти непостижимо, что Тетсуро может просто постепенно перестать заботиться о вещах, которые были важны для тебя. Он представляет себе твою фигуру, свернувшуюся калачиком в постели, с тревогой ожидающую, когда твой парень благополучно вернется домой. Он представляет, как ты радостно приветствуешь Тетсуро, совершенно не подозревая, что этот человек поцеловал тебя в щёку только по привычке. Он представляет себе, как твоё лицо понемногу вытягивается, как объясняет сам Тетсуро, как ты не в состоянии скрыть боль, которую ты испытываешь, и это его огорчает. И всё же его мучения при этой мысли могли быть лишь малой толикой того, что испытываешь ты — и сейчас не время быть сильно предвзятым. — Я не имею права голоса по этому поводу, — начинает Кейджи и старается говорить, как можно спокойнее. — Но ты же знаешь, что она не согласится на твои условия, верно? — Я знаю, что это не совсем разумно, но я пытаюсь… — Ты действительно думаешь, что она была бы счастлива, узнав об этом? — он почти шипит в трубку, ему просто надоело упрямство Куроо. — Ты только что сказал ей, что больше не любишь её, намекая на то, что был бы счастлив без неё, зная, как сильно она тебя любит. Неужели ты действительно думаешь, что она позволит тебе заставить себя попробовать полюбить её? Ты же знаешь, какая она самоотверженная! — И я пытаюсь дать ей шанс быть эгоистичной хоть раз. И я мог бы хотя бы попытаться! Я любил её когда-то, кто сказал, что я не смогу полюбить её снова? Я дам ей столько времени, сколько ей нужно, и… — Если бы ты действительно заботился о ней, ты бы её отпустил! — Всё не так просто! Кейджи никогда в жизни не хотел так сильно сорваться на кого-то. — Неужели ты не понимаешь, что для неё это будет пыткой? Каждый день цепляться за какую-то призрачную надежду, что всё вернётся на круги своя? Есть большая вероятность, что ты никогда не почувствуешь себя так снова, так что ты позволишь ей тратить всё это время на тебя? Это чушь собачья, и ты это знаешь. Тетсуро знает, что Кейджи прав. Он знает и ненавидит это. Его собственный страх перед радикальными переменами заставил его пролить все эти пустые обещания, просто отказавшись признать, что его собственные эгоистичные желания были говорящими демонами.  — … Я рад, что она остановилась именно у тебя. Это лучше, чем провести неделю в одиночестве в отеле. — Ты отвлекаешься. — Отпустить её, да? — Как я уже сказал, если тебе действительно не все равно, то да. Всё, что она попросит у тебя, выполняй. Это самое меньшее, что ты можешь сделать. — … Мне пора, мой перерыв закончен. Спасибо, Акааши. Кейджи делает это не для него.  — До свидания, Куроо-сан. Гудок.

***

— Ты не можешь выйти из своей комнаты, пока я не разрешу тебе! — Т/и, что… — Мне нужно купить продукты, и то, что я делаю, займет очень много времени, но я умираю от желания попробовать, и это идеальное время! Я хочу сделать тебе сюрприз. — Тебе не нужно меня удивлять… Ноги Кейджи упираются в дверь его спальни, пятки вонзаются в древесину настолько, насколько это возможно. После того, как он вышел из душа и взял на кухне чашку кофе, ты толкала его в комнату, слова слетали с твоих губ со скоростью мили в минуту. — Пожалуйста, — ты почти дуешься, когда Кейджи поворачивается, чтобы получше рассмотреть твоё лицо. — Ты же сказал, что тебе всё равно надо работать, верно? Я бы гораздо меньше беспокоилась, если бы занималась чем-то другим. — Ты же знаешь, я не возражаю, чтобы ты была в одной комнате, — он говорит мягко, надеясь, что никогда не говорил ничего такого, что могло бы намекнуть на то, что твоё присутствие нежелательно, где бы он ни был. — Компания — это хорошо. — У нас есть завтра для этого, это только один раз. Кроме того, я стираю постельное, а простыни всё ещё на сушилке. — Ты не должна была этого делать. Эй, а что, если мне нужно в туалет? — Ты должен пообещать, что не будешь подглядывать! — Т/и… — Обещай, прямо сейчас! — требуешь ты, выставляя мизинец между вами двумя. Кейджи делает вид, что его раздражают твои выходки, но он не может сдержать улыбки, когда два ваших мизинца соединяются вместе и большие пальцы поднимаются для печати. — Что, если мне нужно что-нибудь выпить? — Просто дай мне знать, и я тебе принесу. И никаких подглядываний! — Как я и обещал, да. — Не скучай по мне слишком сильно, — поддразниваешь ты, а Кейджи может лишь немного уныло смотреть, как ты исчезаешь за входной дверью. Он с нетерпением ждёт того же зрелища, которое произойдет через три дня, хотя на этот раз ты будешь тащить за собой чемодан и, возможно, уедешь навсегда. Мгновенно в квартире становится слишком пусто. Всё снова слишком тихо, напоминая ему, почему у него сложные отношения с работой на дому. Часть его настолько привыкла к суете и суматохе в манга-компании, что тишина в пустом доме почему-то кажется неправильной. И теперь, когда некоторая живость окрасила его обитель всплесками нежных оттенков, пустота кажется еще более чужой. Ты вернёшься через час. Он просто должен смириться с этим в течение этого короткого периода времени — в любом случае, его ждет приличная куча работы. Возможно, это хорошее время, чтобы снова начать практиковаться в одиночестве.

***

Кейджи решительно бросается в работу, останавливаясь лишь каждые два часа, чтобы откинуться на спинку стула и протереть глаза. Его небольшие энергетические всплески бывают разных форм: когда ты впервые вернулась и поздоровалась: «Я дома!», — через дверь его спальни, всякий раз, когда ты входишь, чтобы наполнить его стакан водой, когда ты входишь с двумя тарелками бутербродов во время обеда и когда ты приносишь ему чай в качестве смены темпа во второй половине дня. Каждый жест очень ценится, и он хотел бы помочь вам на кухне. (Он старается не обращать внимания на то, что всё кажется ему домашним. Это ощущение, от которого он напивается, и блаженство охватывает его нервы приятным онемением.) Кейджи объясняет тебе часть своей работы, рассказывая о своём процессе и о вещах, на которые он обращает внимание при редактировании. С тобой ему не нужно беспокоиться об утечке спойлеров — на самом деле, ты больше восхищалась его настроем, чем чем-либо ещё. Ему нравится трепет и детское удивление, омрачающие твоё лицо. Это далеко не то задумчивое выражение, которое было утром, и Кейджи надеется, что никогда больше не увидит этого лица. Он — человек слова, поэтому всё это время до ужина остаётся в комнате. Судя по запаху и отчётливому звуку чего-то обжигаемого на раскаленной сковороде, Кейджи догадывается, что речь идет о мясе. Раньше его кухонный комбайн тоже работал, хотя он не мог точно определить, почему это звучало так, будто ты бьёшь что-то о стойку. Возможно, ты что-то разделывала, имея в виду, что речь шла о мясе. Но он знает, что его любопытство будет приятно удовлетворено, и проводит время с бессмысленными видео на YouTube. Раздаётся тихий стук в дверь, прежде чем она открывается, обнажая твое слегка измученное тело. Его охватывает беспокойство, когда его глаза отчаянно оценивают твоё текущее состояние, пока он не замечает, как твоя рука, кажется, обнимает другую. Это может означать только один из двух возможных сценариев, и, не говоря ни слова, он выхватывает из шкафа аптечку в поисках мази от ожогов. Ты начинаешь пытаться объяснить, что произошло, но прежде чем ты успеваешь даже сказать, что случайно коснулась одной из решеток в духовке тыльной стороной ладони, замечаешь тюбик между пальцами Кейджи и замолкаешь. Его брови нахмурились, когда он подошёл к тебе, остановившись не более чем в паре сантиметров, он нашёл ожог и начал наносить бальзам. — Ты должна была позволить мне помочь, — тихо говорит он, и в его словах сквозит сожаление. Его гибкие пальцы колеблются над отметиной, надеясь, что мазь была нанесена достаточно быстро, чтобы предотвратить возможные пузыри. — Ничего страшного, — успокаиваешь ты его. — Я просто погрузилась в свои мысли и не заметила, что моя рука оказалась слишком близко. Самое главное, что я всё-таки сохранила ужин. Кейджи качает головой и ослабляет хватку. — Но это не самое главное. Ты уверена, что я ничем не могу тебе помочь? — Ты можешь помочь мне, подождав здесь ещё пятнадцать минут, пока я не скажу тебе выйти. — Ты же знаешь, что это не… — Кейджи, — твердо вставляешь ты. Ты хватаешь его за руку и сжимаешь её, давая понять, что всё в порядке. Маленький ожог был не чьей-то виной, а твоей, и ему не нужно было чувствовать себя виноватым. — Я в порядке, правда. Все трудные моменты уже позади, мне просто нужно дать чему-то остыть и накрыть на стол. Мужчина перед тобой испускает сокрушенный вздох, и ты отпускаешь его руку. Он мгновенно теряет тепло и подсознательно сгибает руку в какой-то странной попытке удержать тепло, проходящее сквозь пальцы. — Позови меня, если тебе понадобится помощь, хорошо? — Конечно. Ты снова выходишь из его комнаты и закрываешь за собой дверь. На этот раз он стоит в стороне и смотрит в балконную дверь, наблюдая, как солнце медленно опускается за горизонт. Тёплый оранжевый свет наполняет его комнату, когда Кейджи поворачивается, чтобы посмотреть на свою свежевыстиранную постель, вспоминая, как ты ворвалась с охапкой белья и несколько раз отговорила его от попыток помочь. Он представляет себе, как ты свернёшься калачиком во сне, представляя ещё раз, как хорошо было бы проснуться вместе с восходом солнца в Токио. — Ужин готов, — твой голос зовет его из-за спины, уводя прочь от мечтаний. Он обходит кровать, чтобы встретить тебя там, где ты требуешь, чтобы он закрыл глаза. Скептический взгляд заставляет тебя смеяться, когда ты продолжаешь дразнить его. — Я прослежу, чтобы ты ни во что не врезался, обещаю. — Если я хотя бы подтолкну стол большим пальцем ноги, я вышвырну тебя вон. — Так драматично, — ты усмехаешься и закатываешь глаза. — Ну же, пожалуйста. Потакать твоим просьбам теперь кажется его вторая натура, он осознаёт это, когда его глаза закрываются, полагаясь только на нежное прикосновение твоих рук и голоса. Ты хорошо справляешься со своей задачей, предупреждая об его возможности наткнуться на что-либо, и доверие Кейджи к тебе укрепляется, чёрт, они могут быть на окраине взрывающегося вулкана, и он позволит тебе тащить его с завязанными глазами. Он чувствует, как ты перестаёшь нервничать, когда усаживаешь его на стул, торопливо садишься напротив и привыкаешь. — Хорошо, можешь открыть глаза. Кейджи приходится несколько раз моргнуть, чтобы сфокусировать зрение, и он предпочитает не обращать внимания на то, как твои зубы кусают нижнюю губу. Два ломтика говядины по-веллингтонски элегантно лежат на белом фарфоре, бокал красного вина в верхнем углу, а набор ножей и вилок на противоположных сторонах. Это выглядит прямо, как в кулинарной книге, и ему нравится, что ты была права, — он был приятно удивлен, а твой тяжёлый труд непременно окупился. Но то, что заставляет улыбку выглянуть на его лице, — это воспоминание о том, как вы двое обсуждали разные кулинарные шоу по дороге домой из школы однажды вечером. Ты ни с того ни с сего спросила его, смотрит ли он что-нибудь, связанное с кулинарией, и, когда он перечислил некоторые из каналов, которые он смотрел время от времени, ты составила список вещей, которые хотела бы попробовать сделать когда-нибудь, но никогда не могла бы из-за нехватки времени. Говядина по-веллингтонски была одним из таких блюд, а также крокембуш, макароны Тоторо и другие. Поэтому ты делаешь то, что всегда делала, чтобы выразить благодарность, когда дело доходит до Кейджи: готовишь что-то съедобное для него. В средней и старшей школе ты чувствовала, что еда была наименее неловкой вещью, которую ты могла бы дать ему, если он что-то сделал для тебя, учитывая, что вы двое были не очень близки. Постоянные подарки были слишком близкими, и ты всегда могла скрыть тот факт, что даришь ему что-то под предлогом того, что хочешь подарить это его матери. Любая порция печенья, кексов или пирожных предназначалась, главным образом, для него, чтобы выразить благодарность за то, что он проводил и отвозил тебя домой, развлекал во время встреч, позволил выиграть в монополию и многое другое. Это было то, что ты изначально планировала унести с собой в могилу, так как ты полагала, что Кейджи найдет это странным или тревожным, но теперь… теперь казалось нормальным. Только не в этот момент. — За новое начало, — говоришь ты и поднимаешь свой бокал, наклоняя его к нему для приветствия. — За новое начало, — эхом отзывается он. Кейджи чокается своим бокалом, и вы оба делаете глоток.

***

Ты очень пьяна. Почти пьяна. Честно говоря, ты не помнишь, когда в последний раз пила вино, но почему-то никак не мог перестать пить. Если бы тебе нужно было дать точную оценку, то около семидесяти процентов красного вина было выпито тобой. И теперь, когда десертное вино было открыто, ты приближалась к шестидесяти процентам этого. Кейджи сидит на противоположной стороне дивана от тебя, позволяя смотреть «Хост-клуб Оранской школы» через какой-то потоковый сервис на своём телевизоре. Прошло уже много лет с тех пор, как он в последний раз видел что-либо из этого, хотя он в основном фокусируется на том, как ты пьянеешь всё больше и больше. Час назад он поставил рядом с тобой стакан с водой, хотя в нём оставалась ещё половина. Он спрашивает себя, не пора ли ему тебя прервать, но ты выглядишь слишком беззаботной и счастливой. И по опыту он знает, что даже в таком состоянии ты сможешь легко пройтись по прямой линии, если тебя попросят. Это твоя сверхъестественная способность, которая была несколько раз продемонстрирована, когда вы с Тетсуро появились на вечеринке в университете, на которой он также присутствовал. Тогда ты была сильно пьяна, но сейчас твои блестящие глаза были очень похожи на тот случай, который произошёл много лет назад. Смех, который вырывается из твоей груди в результате невозмутимого юмора Харухи, невнятен и длится слишком долго, чтобы считаться нормальным. Кейджи чувствует, как его грудь расслабляется, когда ты тянешься к воде вместо алкоголя и выпиваешь залпом. Он замирает, когда ты поворачиваешься к нему с ленивой улыбкой на лице, но она превращается в надутую губу, ты протягиваешь ему теперь уже пустую кружку. — Кейджи-кун, — мямлишь ты. — Пожалуйста, дай мне ещё воды? — А ты сама не можешь принести? — он насмехается, посмеиваясь, когда ты надуваешься сильнее. — Я не хочу слу-случ-случайно разбить кружку. Ты ведь привез её от своих родителей, верно? Я тогда всё время пользовалась ей. — М-м, — напевает он, забирая фарфор из твоих рук и вставая, чтобы выполнить твою просьбу. Не проходит и минуты после его возвращения, как ты неуклюже придвигаешься к нему поближе. Ему даже не хватает времени, чтобы удивиться, когда ты ложишься на спину и плюхаешься головой ему на бёдра, его руки теперь слегка подвешены в воздухе, потому что он, честно, не знает, что с ними делать. Лучшее, что он может придумать, это положить одну руку на спинку дивана, а другую осторожно положить на макушку твоей головы. Он борется с желанием провести пальцами по твоим волосам, хотя и знает, что это принесет тебе некоторое спокойствие, когда мир начнёт расплываться. Он пытался не смотреть вниз, из аниме он ничего не впитывал. Звуки не доходят до ушей, и единственный раз, когда он мог вспомнить, что так нервничал, был их последний волейбольный матч во время национальных. — Спасибо тебе, Кейджи. — Хм. За что? — … заступился за меня перед Тетсу. — … разве твоя мама никогда не говорила тебе, что подслушивать невежливо? — Кейджи пытается отвлечься, ущипнув тебя за ухо. — Больно! — ты кричишь, преувеличивая боль, которую испытываешь. В свою защиту он почти не приложил никаких усилий. — Я просто хотела поблагодарить тебя, вот и всё. — Ничего страшного, я… — Ты действительно думаешь, что мы друзья? Кейджи хмурится:  — Я уже говорил это раньше, не так ли? Ты когда-нибудь не считала нас ими? — Честно говоря… нет, — признаёшься ты. Будет чудом, если ты вспомнишь хоть что-нибудь из этого завтра утром. — Ты всегда казался таким отдалённым… было несколько раз, когда я думала, что ты, возможно, ненавидишь меня, только терпишь, потому что мама когда-нибудь поймает тебя на том, что ты плохо ко мне относишься. Я имею в виду, если ты когда-нибудь задумаешься об этом… ты никогда не говорил о себе, понимаешь? Кейджи выключает телевизор, и в квартире воцаряется полная тишина. Он слышит только твоё прерывистое дыхание и работающий кондиционер. — Всё, что я когда-либо слышала о тебе, было от твоей мамы, потому что она рассказывала моей маме, а потом моя мама сплетничала, — ты продолжаешь, горько посмеиваясь в конце. — Я знала тебя, но знала ли я тебя на самом деле? Это было так странно — проходить мимо тебя в школе и знать, с чем ты борешься. Но потом ты просто улыбался мне, как будто ничего не случилось, и это причиняло боль. Он смотрел на одну и ту же рамку в течение последней минуты или около того и чувствует себя всё хуже и хуже с каждым словом, которое слетало с твоих губ. Так или иначе, это всё, что он хотел услышать в течение многих лет, но это так горько и трагично. Но более важным вопросом в настоящее время является звук твоего сопения. О, боже, ты что плачешь? У Кейджи наконец-то появилась причина посмотреть на тебя сейчас, изучая, как предплечье закрывает твои глаза, но он может видеть следы слёз и чувствовать влагу на своих спортивных штанах, когда они скользят по твоему лицу. Он пытается отодвинуть руку, но ты сопротивляешься изо всех сил, хотя это не занимает много времени. Кейджи протягивает руку и достает салфетку, чтобы помочь тебе вытереться, пытаясь успокоить. — Я всегда волновалась, что ты просто, ик, скрываешь свои эмоции, сдерживая их внутри, пока они однажды не лопнут. Но потом мне пришлось… ик… напомнить себе, что у тебя есть и другие близкие друзья, которым ты можешь довериться. Учитывая то, как ты ладишь со своими товарищами по команде, я полагала, что они будут присматривать за тобой… но я всё равно очень волновалась. Я надеялась, что ты наконец-то раскроешься во время наших семейных обедов. Вместо этого у меня произошёл срыв, и я напилась. Он застывает, когда ты подносишь руку к его лицу, кончики пальцев едва касаются линии подбородка. Боль в твоих глазах ощутима; он не может не расширить контакт, наклоняясь к твоей ладони, пока она не прижимается к его щеке, сохраняя зрительный контакт с тобой. — С тобой всё было в порядке, да? — шепчешь ты. — Ты мог бы поговорить с Котаро? Или Акинори? Взгляд Кейджи заметно смягчается. Он анализирует, как опускаются твои веки, как они борются за то, чтобы оставаться открытыми, пока ты не получишь от него желаемого ответа. Это невероятно трогательно, как сильно ты хотела дотянуться до него все эти годы, ожидая, желая, надеясь. Ты была права — он действительно рассказывал некоторые из своих наиболее трудных моментов своим товарищам по команде. Но это не значит, что у него не было дней, когда он жаждал позвонить тебе и выплеснуть все свои негативные эмоции. — Со мной всё было в порядке, честное слово, — успокаивает тебя Кейджи, пытаясь расчесать волосы. — Спасибо, Т/и, за заботу обо мне. Твоя рука медленно опускается и прижимается к груди. Даже в пьяном состоянии ты чувствуешь покой, как будто тяжёлый груз наконец-то снят с твоих плеч. Это ответ, который ты молча искала всё это время, неизвестность кипит и гноится в глубине твоего сознания. — Я… рада… Кейджи наблюдает, как ты засыпаешь и твоё дыхание выравнивается. С тяжёлым вздохом он заключает тебя в объятия, надеясь, что толчки не разбудят тебя. Как и прошлой ночью, он укладывает тебя в постель, хотя и не без нежного прикосновения губ к твоему виску. Футон холодный и одинокий. Ему это действительно начинает не очень нравиться.

***

Среда и четверг пролетают так быстро, что он задается вопросом, не телепортировался ли случайно сразу в пятницу. Не успевает он опомниться, как ты уже выкатываешь чемодан из его спальни и направляешься к входной двери. Когда ты надеваешь обувь, то начинаешь вспоминать, где находятся важные вещи: телефон, бумажник, ключи, паспорт, водительские права и многое другое. Ты оборачиваешься, чтобы посмотреть на любезного хозяина, посылая ему свою самую благодарную улыбку. — Спасибо тебе за всё, что было на прошлой неделе, Кейджи. Ты не представляешь, как много это значит для меня, и я обещаю, что как-нибудь отплачу тебе. — Я был счастлив видеть тебя, и ты сделала больше, чем нужно, чтобы вернуть мне долг. Ты уверена, что не хочешь, чтобы я отвёз тебя в аэропорт? — Я больше не могу навязываться тебе, — отмахиваешься ты. —  Uber прекрасно подойдет. — Дашь мне знать, когда будешь там? Когда ты вернешься в свою квартиру? — Да, мамочка, — ты подшучиваешь над ним, смеясь над тем, как он закатывает глаза. — Я пока оставлю это без внимания. Помни, ты можешь звонить мне в любое время, хорошо? Не думай ни о чём, это не имеет значения. Только не будь чужаком. — Я это запомню. Тогда увидимся? — Увидимся. Береги себя. Ни один из вас не пошевелится, пока Кейджи не сделает шаг вперёд и не заключит тебя в крепкие объятия. Ты изо всех сил стараешься отплатить ему той же монетой, сжимая в кулаках его рубашку сзади. Последние семь дней стали решающими для вашей дружбы, и ты никогда не забудешь того, что он для тебя сделал. Проходят минуты, ни один из вас не хочет отступать, пока ты больше не можешь тянуть, необходимо встретить машину снаружи. Кейджи не решается проводить тебя до главного входа в жилой комплекс, а ты не заставляешь его. Сидеть в самолете, возвращающемся в Саппоро, не так нервно, чем ты первоначально предполагала. У тебя уже есть список того, как прояснить ситуацию с Тетсуро, какие шаги вам двоим нужно предпринять, чтобы сделать это разрыв как можно менее болезненным. За последние пару дней в закладки были добавлены различные квартиры, достаточно большие для одного человека, а не для двоих. Рана ещё свежа, но уже начали образовываться коросты. Ты должна благодарить Кейджи за этот процесс исцеления. Как и было обещано, ты сообщаешь ему, когда стоишь за дверью вашей с Тетсуро квартиры. Невозможно, чтобы нервы не ударили тебя сейчас, тем более, когда ты медленно отпираешь дверь. Рабочая обувь сбоку от двери указывает на то, что он дома, вероятно, отключился в постели после долгой смены. Ты тихо прогуливаешься по квартире, убирая некоторые свои вещи, хотя пока оставляешь чемодан в гостиной. Когда ты входишь в спальню, Тетсуро свернулся калачиком на твоей стороне кровати, глубоко и беспробудно дыша. Два месяца назад ты бы осыпала его лицо поцелуями, требуя, чтобы он дал тебе достаточно места, чтобы прижаться к нему. Он охотно раскрыл бы свои объятия, надежно заперев тебя в своей новой клетке, и тебе бы и в голову не пришло сбежать от него. «Так много изменилось», — думаешь ты, сидя на краю. Ты считаешь, что твоё действие было незаметным, но он пробуждается ото сна, обращаясь к тому факту, что ты вернулась. Нет ни крика, ни плача, ни слёз, ни мольбы. Вместо этого он придвигается ближе, чтобы неловко обнять тебя за талию, всё ещё лежа на боку. Но это не то объятие, которое говорит: «Добро пожаловать домой» или «Я скучаю по тебе». Оно говорит: «Мне очень жаль», и твоя рука, лежащая на его плече, отвечает: «Всё в порядке.» Два года спустя Кейджи нравится эта новая рутина с тобой. В течение последних полутора лет вы двое планируете еженедельно проводить видеозвонки, чтобы общаться друг с другом. Ему это нравится, потому что он может наблюдать, как ты берёшь себя в руки, приспосабливаешься к новой жизни без Тетсуро. Он получает возможность услышать все рабочие истории, на которые другой перестал обращать внимание, больше не ожидая твоего следующего обновления Snapchat или Instagram story. Кейджи сейчас находится на таком уровне дружбы, когда он знает, что что-то произошло ещё до того, как ты опубликовала фотографию. Иногда вы оба готовите вместе, находя рецепт, который вам захочется попробовать. В других случаях вы можете просто посмотреть одну или две серии шоу, которые затронули ваши интересы, и пообещать друг другу избегать спойлеров или смотреть вперёд. Это не те отношения, которые он действительно хочет с тобой, но они достаточно близки, и он был бы дураком, если бы не принял их. На прошлой неделе тебе пришлось пропустить видеозвонок, сказав, что твой босс бросил на стол огромный проект. Ты собиралась работать сверхурочно, и Кейджи напоминает тебе о необходимых перерывах. Текстовых сообщений мало, и он чувствует, что беспокойство растёт в геометрической прогрессии: не слишком ли сильно ты себя напрягаешь? Ты ела какие-то продукты, кроме бенто и онигири из магазина? Хорошо ли ты спала по ночам? Его телефон издает мелодию звонка на кухонном столе, и Кейджи практически бросается к нему, быстро берёт трубку и подносит её к уху. — Алло? — Ты уже поужинал? Что это за чувство дежавю? — Я как раз собирался начать что-то готовить, а что? Ты в порядке? — Да, я в порядке. Я была так занята, мне жаль, что мы не смогли поговорить на прошлой неделе. Что насчет тебя? — Я в порядке, всё нормально. Где ты? — Я уже еду домой. Кстати, я купила тебе подарок. Они сказали, что его доставили несколько минут назад. — Неужели? Это странно, на стойке регистрации обычно уведомляют меня, как только они получают что-то. Но тебе не следовало этого делать. — Считай это ранним подарком на день рождения, — он слышит и наслаждается теплом, которое приносят твои слова. — Почему бы тебе не спуститься вниз и не проверить? — Думаю, что смогу. Останешься на связи? — Конечно. — Что ты мне подаришь? — Какой смысл говорить тебе, когда ты собираешься открыть его через несколько минут? — Ну, — начинает Кейджи и рывком открывает дверь. — Я… Он останавливается, как вкопанный, голос застревает у него в горле. Ты застенчиво стоишь перед ним, всё ещё прижимая телефон к уху, и упиваешься его ошеломлённым выражением. Кейджи не часто застают врасплох, и ты жалеешь, что у тебя нет камеры сейчас. Котаро бы это понравилось. — Эй, там, — слышит он от тебя и через динамик с небольшой задержкой между двумя фразами, когда его разум осознаёт ситуацию. — Почему ты здесь? — спрашивает он, вешая трубку и впуская тебя. Кейджи надеется, что это звучит не так грубо, как могло бы показаться. Как джентльмен, он берёт твой пиджак и даёт тебе достаточно места, чтобы снять обувь. — Они делают ремонт в моей новой квартире, так что я пока не могу переехать… мне было интересно, могу ли я остаться здесь на несколько дней? — Подожди, новая квартира? Ты возвращаешься в Токио? Волнения недостаточно, чтобы описать чистое чувство радости, которое пробегает по его венам, когда ты киваешь. Это то, чем ты, должно быть, была так занята, упаковывая всё и планируя небольшой фургон для переезда. Всё, что у тебя есть, — это твоя сумочка и большой чемодан, а это значит, что остальные вещи всё ещё должны быть в пути. — Ты можешь оставаться здесь столько, сколько захочешь. Займёшь мою кровать, я могу… — Вообще-то я солгала. Не о переезде в Токио, — ты быстро продолжаешь, когда ему кажется, что твои слова начинают раздражать его. — Там нет никаких ремонтных работ, а остальные мои вещи прибудут завтра… Но я специально заказала билет, чтобы попасть сюда сегодня. Ты первый человек, которого я хотела увидеть. Ни твоих родителей, ни твоих друзей. Его. Ты хотела прийти и увидеть его раньше всех. Тон твоего признания имеет такое большое значение, нежность в нём слишком интимна для того, кто был просто другом. Это был твой способ дать ему понять, что происходит нечто большее, но ты боялась, что он отвергнет тебя. Теперь мяч был на его стороне и только ему решать, как действовать дальше. Никто не знает тебя лучше, чем он. Никто не настроен и не связан с тобой так, как он. Это ужасно волнующе, но ты хочешь этого. Ты хочешь его. Поэтому он делает один шаг вперёд, обхватывает твоё лицо руками и прижимается своими губами к твоим с обжигающей страстью, которую слишком долго держали под замком. Это прекрасно, ты улыбаешься про себя. Но самое главное… Чувствуешь себя как дома. Бонус (неделю спустя) [Коноха]: Эй, Ко, Кейджи с кем-нибудь встречается? [Бокуто]: Насколько я знаю, нет??? А что? [Коноха]: Очевидно, он только что сказал, что приедет на мою свадьбу, и сказал, что приведёт с собой свой плюс один??? Я так запутался, почему он не сказал нам? [Бокуто]: Твоя невеста где-нибудь видела имя? [Коноха]: Погоди, она проверяет. [Коноха]: Вот дерьмо. [Коноха]: ЧЁРТ! [Коноха]: СВЯТОЕ ДЕРЬМО, КАКОГО ХРЕНА [Бокуто]: КТО ЭТО, ЛУЧШЕ СКАЖИ МНЕ ПРЯМО СЕЙЧАС [Коноха]: ОН ПРИВЕДЁТ Т/И, ГРЁБАНЫЙ БОГ [Бокуто]: ДАВНО ПОРА, ЧЁРТ ВОЗЬМИ [Коноха]: ТЫ ДОЛЖЕН МНЕ 5000 ЙЕН, ПЛАТИ