Леди хрустально-фарфоровых роз

В одной восточной сказке говорится, что бог создал розу белой, но Адам взглянул на нее, когда она распускалась, и она застыдилась и заалела. Виктор Гюго «Отверженные»

      И она сидела и глядела на квинтэссенцию красоты в ажурной хрустальной вазе с тонкой резьбой и плавными изгибами — сочетание самых подлинных шедевров природы и человеческой руки. Девушка смотрела и осознавала, что даже все идеально прекрасные черты её лица никогда не сравнятся с пленительным очарованием лишь одного лепестка этой бархатной, как ночь, рубиновой розы.       Маришка всегда знала, что красный — этот роскошный королевский цвет – ей не идёт. Он всегда перекрывал, перебивал её чудесную, но такую неживую, неестественную внешность настоящей (какой поистине прелестный парадокс!) фарфоровой куклы с воздушными, тающими на ветру золотистыми волосами и большими льдистыми глазами, словно два осколка неба. Она была яркой, уверенной, кричащей и горделивой, но и оттого особенно фальшивой, как почерневшее золото.       А вот Василиса совсем другая: нежная и тонкая, но не прозрачная; беззащитная и наивная, но непокорная; красочная, но не пёстрая. И ох уж этот контраст между рыжими, отдающими «Bourdeux» локонами, белоснежной кожей и двумя васильковыми озёрами! Каким-то отдалённым уголком сознания Маришка понимала, почему Фэш выбрал её. Такую всю из себя хрупенькую, яркую, искреннюю, добрую, смелую и живую.       Дрожащей рукой девушка цепляется за бокал вина, которое они с Марком стащили из запасов госпожи Елены, и жадно отпивает глоток. Почему-то она всегда думала, что если станет похожей на наставницу, сможет добиться всего, чего только пожелает. Очень смешно и неебически наивно. Ты ошиблась, дорогая. Нет, блять, это так не работает. Одним своим существованием этот придурок Фэш положил конец её сногсшибательной жизни королевы.       Когда Маришка идёт по коридорам школы, одаривая всех взглядом своих магнетических глаз, за её спиной раздаются шёпот и восхищённые возгласы. Они видят её красоту, изящество и уверенность, они преклоняются перед ней, даже если ненавидят, а он один будто и не замечает, что она вся, кажется, сошла со страниц сказок, как настоящее чудо Времени.       Только, похоже, Фэш прав, и Маришка слишком искусственная, словно цветы из хрусталя и фарфора, до безумия красивые, живописные и изысканные, но твёрдые, хрупкие, непластичные, без тонкого аромата и подвижности лепестков на ветру. Каждая прядь её волос всегда лежит в строго идеальном направлении, струящиеся точно по фигуре наряды — безупречно выглажены, украшения — точно подобраны к одежде, а на кукольном личике — чудесный макияж, лишь подчёркивающий её красоту. Она безукоризненна сплошь до кончиков пальцев и идеальна так, как никто ещё не был до неё, а этот придурок до сих пор не поддался чарам Маришки.       Давно, когда видела Фэша, она только презрительно кривила свои розовые, как пионы, губы, а потом почему-то испытала щемящую тоску и нежность внутри. Только в животе, казалось, летали не бабочки, а что-то тяжёлое, как камни. Эти невыносимые чувства были для Маришки личной ношей, комом в горле и зыбким песком под ногами. Она ловила каждый его взгляд, каждое движение и каждое слово, что он презрительно выплёвывал ей в лицо, и страдала.       И тогда девушка старалась стать ещё идеальнее, ещё безупречнее, ещё безукоризненнее, как само Время. Маришка до боли сцепляла зубы и сносила его оскорбления, глуша непрошеные слёзы, потому что она же кукла, без чувств, без эмоций, без боли. Куклы не плачут, не истерят и не грустят, они лишь мило улыбаются в ответ на все слова. С другими почему-то так получается. Они бесятся, раздражаются, ненавидят, оскорбляют, потому что видят её неоспоримое совершенство, превосходство над ними, простыми смертными. А вот он другой.       Похоже, Фэш предпочитал не горделивые, блистающие напоказ своей красотой розы, а скромные и нежные, но от того не менее прекрасные, ландыши, пьянящие своим тонким, ненавязчивым ароматом. Что ж, изнеженным тепличным цветочком она никому в угоду не станет, не стоит даже мечтать. Маришка не похожа на Василису и никогда не будет. И пусть весь мир летит в тартарары, потому что она не изменится даже ради того, от кого млеет и тает, как сладкая сахарная вата на языке. Девушка сглотнёт ком в груди, растопчет эти чувства, будто слабый росток, и закопает на могиле своих слабостей.       Маришка всё так же глядела на алеющую кровью бархатную розу и понимала, что если бы кто-нибудь взглянул на неё и Василису, то подумал бы, что Огнева больше похожа на этот чудный цветок своими роскошными, как закат, волосами, но стоит только взглянуть в глаза, и всё станет ясно. Да и что там думать? Синие омуты Василисы, похожие на безупречно огранённые сапфиры, не идут ни в какое сравнение со стеклянными кукольными глазами Маришки, в которых сияет пустота и холод айсбергов и льдов. В них нет того полыхающего огня и волны эмоций, всё её чувства спрятаны на дне, в шкатулке её сердца, ключ к которым ещё никто не смог подобрать.       Девушка нежно коснулась лепестков розы, тут же случайно уколов палец шипами. Больно. Но он делает больнее. Маришка видела её колючую красоту, блистающую ещё ярче на пороге смерти, и искренне сожалела, что эти бесподобные цветы выращивают, холят и лелеют лишь для того, чтобы потом убить и поставить на хрустальный алтарь, подчёркивающий их прелесть, словно издеваясь над тем, что единственный грех этих роз — красота. Какая ирония! Василиса бы подумала только о том, как прекрасны цветы в ажурной вазе.       Нет, Маришка не поддастся этим губительным чувствам! Она спрячет их в прекрасную шкатулку из стекла, в которую превратилось её сердце, и задавит, задушит их в себе, пусть и этот поступок будет отдавать мучительной болью. Она никогда не станет Василисой — этой яркой, милой, доброй, кристально чистой и блестающей Василисой, в которую, кажется, все по уши влюблены – кому либо в угоду. Собственная гордость никогда не простит этого Маришке. Девушка не будет податливой и изменчивой ради других. Если он не испытывает к ней нежных чувств сейчас, предпочитая ей Василису, то и не будет потом, стань она хоть точной её копией. Никто не любит копии. Глядя на них, почему-то только ещё больше любишь оригинал.       Нет, пусть Маришка и кукла, но уж точно не чья-то копия! Она неповторима. Прекрасна, словно кукла, и так же внешне пуста. Она не будет меняться, даже если её сердце умрёт, сгниёт изнутри от этих чёртовых чувств к самому невероятному парню из всех, что она встречала. Маришка не покорится своему сердцу, будь оно хоть сто раз проклято! Все те затаённые нежность, забота и доброта, ещё не растраченная на других, будут жить вместе с ней и погибнут, так и не пролившись на свет.       Она так и смотрела на чудесную розу, зная, что для всех её красивые, будто золото, волосы и голубые, как небо, глаза так же невыразимо прекрасны и пусты. И пусть! Маришка сможет жить, даже если Фэш всю жизнь будет боготворить и смотреть этим таким его особенным взглядом только на Василису.