Наживка

      Когда идешь по Городу Мертвых, всегда нужно прислушиваться. Что бы ни происходило, каким бы спокойным не казался окружающий мир – слушай, старайся услышать среди обычного фона этого места хоть что-нибудь... необычное. Выбивающееся из общего ряда.       Будь то приглушенный шорох, скрип половиц или звон бьющейся в соседнем здании посуды – каждый звук в первую очередь означает опасность. Всегда нужно быть настороже: ты никогда не сможешь предугадать, окажется ли раздавшийся поблизости шорох лишь расшалившимся ветерком или подкрадывающейся к тебе со спины гигантской, нет, ГИГАНТСКОЙ чумной крысой, привлеченной запахом и теплом твоего тела.       Зрение может тебя обмануть, слух – навряд ли. Точнее, если уж тебе «повезло» наткнуться на тварь, не производящую вовсе никакого шума, то надеяться просто уже не на что, и можно расслабиться, ожидая скорейшего конца – если только ты не какой-нибудь Орнштейн Драконоборец собственной персоной. Впрочем, со времен закрытия врат Анор Лондо ни Орнштейнов, ни Драконоборцев в Городе Мертвых почему-то не водилось.       На самом деле, любой поход по этому городу был сродни игре с огнем. Никогда не знаешь, как решат искривиться улочки и узкие переулки в этот раз, никогда не знаешь, каких тварей выбросит на поверхность Пустота, когда отражения в очередной раз пройдут так близко друг к другу, чтобы стряхнуть в как-бы-проявленный-мир налипшую на них дрянь. Может, ты пройдешь по ним, как по пустынному проспекту, греясь в чуть приглушенных никогда не уходящими облаками лучах солнца, которому призывают возносить молитвы Рыцари Света – а, может, наткнешься за очередным, возникшим словно из ниоткуда поворотом на опаленного рыцаря, что примет тебя за очередного вставшего на его пути демона. Вообще, такие рыцари – самые, пожалуй, опасные твари на этом уровне города, страшнее даже гигантских тавров. А все потому, что они, - кем бы они вообще сейчас не были, - похоже, считают, что до сих пор находятся на великой войне с демонами, и ведут себя соответственно. А силищи в них с избытком – достаточно, чтобы перерубить затянутого в кольчугу ополченца надвое одним взмахом угольно-черного цвайхандера. Да и доспехи эти... даром, что выглядят так, будто их в печи с неделю продержали – можно и не надеяться пробить простым, не напоенным силой душ оружием. Разве что в глазницы метить, или в сочленения, но для того изрядная ловкость нужна...       К тому же, даже с воткнутой в глаз шпагой эта обгоревшая машина смерти способна раскидать целый взвод солдат, прежде чем рассыпаться в невесомый прах.       Хорошо вот так думать об опаленных рыцарях, когда сидишь в хотя бы относительно стабилизированном участке отражения, в окружении таких же людей, как ты, и знаешь, что в радиусе хотя бы пары-тройки сотен метров вокруг центрального Костра, на поддержание которого уходит целая уйма Человечности, никаких сдвигов не произойдет. Куда печальнее – когда пробираешься в одиночестве по какому-то узкому, провонявшему непонятной, но удивительно мерзотной кислятиной переулку, а на твоей одежде еще даже не успели толком высохнуть кровавые разводы, оставшиеся на ней после того, как именно такая вот чертова махина с алебардой словно соткалась из тумана на пути твоего отряда. Ну и уж совсем печально быть последней выжившей из такого вот отряда – к тому же еще и выжившей не благодаря сверхъестественным боевым способностям, а благодаря тому, что успела сбежать, пока остальные сдерживали это... существо. Человеком его назвать уж точно нельзя.       Пожалуй, в такой ситуации больше всего хочется забиться в какой-нибудь уголок потемнее и хотя бы немного прийти в себя. Лордран – жестокое место, и к виду смерти тут привыкаешь быстро, но все же... так близко, так откровенно... это уж немного слишком, если между нами. Тут и здоровому мужику, вроде Ларта-молотобойца, могло бы поплохеть, не то что совсем, кажется, еще юной девчушке, чей возраст, впрочем, определить возможности практически нет.       Время, как принято говорить, здесь, в Лордране, идет по кругу. Если все же принять эту расхожую фразу, напоминающую скорее поговорку, чем реальное, подтвержденное фактами утверждение, за истину, можно предположить, что сложившаяся сейчас в жизни Аниты ситуация происходила уже близкое к бесконечности число раз, и произойдет еще примерно столько же; однако в данный момент этот факт ее как-то не слишком утешал. Да и вообще, кто верит во всю эту метафизическую чушь?!       Не до баек, честное слово. Сейчас в жизни юной госпожи Верн все кристально ясно – весь отряд, с которым она шла, перебит, в походном мешке у нее за спиной – великая, по местным меркам, конечно же, но все же ценность, которую она во что бы то ни стало должна донести до ставшего ей домом поселения, а вокруг – переплетения улиц и галерей Города Мертвых, как никогда неприветливых.       А, да, стоит заметить, что из всего хотя бы относительно полезного снаряжения у нее с собой лишь уже давным-давно истощившаяся фляга для эстуса, несмотря на всю свою ценность, без этого самого наполняющего ее эстуса не способная помочь буквально ничем, неплохой, пусть и не разрывчатый, лук с десятком стрел, нож из хорошей, с узором по лезвию, стали... и все, собственно. А, нет, не все – еще веревка, хотя полезность этой вещи, учитывая, что вешаться счастливая обладательница темно-рыжих, густых, немного вьющихся на концах волос пока не собиралась, пока вызывала определенные сомнения.       Кстати, если попадание в Лордран и развеяло какое-то суеверие – так это насчет того, что у рыжих нет души. Все у них есть, отлично извлекается из тела после смерти и кристаллизуется. Впрочем, подобная перспектива госпожу Аниту пока определенно не устраивала – для начала надо донести душу Хранительницы Огня до костра поселения.       Опустим для большей оптимистичности происходящего замечание о том, что для семнадцати-... или все-таки восемнадцати-?.. летней девчушки, как-то пока не успевшей за свою недлинную жизнь в Земле Владык поглотить достаточно душ для превращения в машину смерти, перспектива пробираться через половину Мертвого Города в одиночестве выглядела примерно эквивалентной возможности прямо сейчас спрыгнуть с обрыва в пропасть.       В любом случае, прекращать рефлексировать требовалось вот прямо сейчас, без промедлений и задержек, потому что, как известно, в Лордране долго на одном месте находиться нельзя, если это, конечно, не узловая точка. Во всех иных местах человек, решивший посидеть и отдохнуть, рисковал нарваться на целый сонм неприятностей, в которых проходящий мимо Полый, привлеченный аурой Человечности и сорванный с вечного пути из ниоткуда в никуда, был самой меньшей из возможных проблем.       Девчушка глубоко вздохнула, зажмурив свои большие глаза цвета выдержанного коньяка, отгоняя все еще накатывающую дурноту и ловким, текучим движением вскакивая на ноги. Этот переулок послужил ей неплохим укрытием, однако находиться здесь больше было нельзя ни секунды. Прислушавшись и не услышав ничего подозрительного, она поправила на бедре ножны и, наклонив голову, припустила вперед, стараясь ни за что не цепляться и не слишком шуметь – благо, мягкая подошва ее кожаных сапожек была почти идеально приспособлена для тихого передвижения. Да и вообще, вся ее одежда была скроена так, чтобы ее хозяйка производила минимум шума при передвижении – как ни крути, а необходимость привлекать к себе как можно меньше внимания была первейшим залогом выживания во всей Земле Владык.       Итак, Анита Верн, поправляя на бегу лямки закинутой за спину сумки, содержимое которой ощутимо грело спину даже через все слои ткани и неплохо выделанной кожи, характерным «городским бегом» двигалась вперед. Этот способ передвижения заключался в том, что она тщательно рассчитывала траекторию своего движения, стараясь как можно меньше времени находиться на открытом пространстве, и при этом каждую новую перебежку заканчивать за укрытием, позволяющим хоть сколь-нибудь маскироваться относительно всех проекций. Учитывая, что при этом двигаться требовалось как можно быстрее, и при этом по возможности скрывать свои тень и силуэт, наверное, довольно несложно представить, насколько непростым был такой способ двигаться. Девчонке, разумеется, было непросто держать все эти факторы в голове, одновременно постоянно окидывая городской пейзаж цепким взглядом и прислушиваясь – но это ничего. Лучше непросто, чем «мертво». Раздавшийся чуть со стороны негромкий, какой-то шаркающий звук заставил Аниту вжаться в очередное укрытие – какую-то перевернутую на бок, изрядно потраченную пламенем телегу, расположившуюся почти посреди улицы. Прижавшись к дереву, она почувствовала под пальцами, - на ладонях ее были кожаные перчатки без пальцев, позволяющие неплохо цепляться и карабкаться, - тепло до сих пор тлеющих углей. Сколько времени прошло с тех пор, как неизвестная сила прошлась по этой опаленной улочке огненным смерчем? Недели? Месяцы? Годы? Неважно – угли все так же будут тлеть, как будто яростное пламя спало лишь часы назад, и регулярно обновляться до нетронутого состояния. Такова была суть Города Мертвых – да и, говорят, всех прилегающих к нему земель. Сама Анита этого не знала – далеко за пределы этого места ей выходить пока как-то не случалось.       Ожидания девчушки, почти мгновенно опознавшей по звуку возможную угрозу, оправдались полностью. Из черного, распахнутого подобно хищной пасти с подгнившими зубами вырванных петель дверного проема чуть в стороне характерной качающейся походкой на условный дневной свет вывалилась высокая фигура, приволакивающая за собой правую ногу. Взгляд юной госпожи Верн скользнул по силуэту Полого, и ее лицо невольно исказилось в гримасе омерзения – сколько бы раз она не видела этих существ, подавить свои эмоции у нее так и не получилось. Было в этих тварях что-то... неправильное, что-то противное самой исконной природе человека, делающее их по-настоящему, истинно омерзительными, в самом прямолинейном смысле этого слова, без любых светлых моментов. После того, как она отвела взгляд, - нельзя слишком долго смотреть на тварь, если не хочешь, чтобы она тебя почувствовала или учуяла искру твоей Человечности, - перед ее глазами еще несколько секунд стоял страшный образ. Высокая, нескладная фигура, когда-то, видимо, принадлежавшая мужчине, теперь превратилась в иссушенную пародию на саму себя. Обрывки одежды и каких-то доспехов почти не скрывали тело, словно сплетенное из подгнивших и затем высохших жгутов посеревшего от времени сырого мяса, покрытого прозрачной кожей, из-под которой выступало что-то, напоминающее жилы или наполненные прахом вены; на безгубом и почти лишенном провалившегося, как у сифилитика, носа лице выделялись жуткий зев наполненного полусгнившими, но все еще чертовски крепкими и острыми зубами, идеально подходящими для того, чтобы терзать и пожирать человеческую плоть, рта, и, конечно же, темные провалы глазниц, в самой глубине которых тлел недобрый красно-оранжевый огонь. В руке существо сжимало целый, пусть и изрядно тронутый ржавчиной, меч, кончик которого с мерзким скрипом тянулся по камням брусчатки. Анита задержала дыхание, вжимаясь еще сильнее в чуть дымящееся дерево повозки, надеясь, что тварь не обратит внимания на неизбежно появляющиеся вокруг каждого «живого» существа духовные эманации и продолжит свой путь. В конце концов, она же не была каким-нибудь великим воителем или колдуном из сказок, буквально светящимся от переполнявшей его силы Человечности и тысяч поглощенных душ; она была простой девчонкой с тлеющей внутри нее искрой – совершенно ничего интересного.       Сколько времени она провела вот так, не дыша и не двигаясь, Анита с точностью сказать не могла, тем более, что время тут являло понятие относительное. В любом случае, целую вечность спустя, шаркающие шаги вновь зазвучали, сначала приближаясь, - в этот момент девчонка судорожно сжала рукоять ножа, - а затем и отдаляясь, когда тварь наконец пересекла дорогу, исчезая в таком же темном провале, как и тот, из которого она вышла. В чем был смысл этого движения? Что сподвигло Полого двигаться, вместо того, чтобы бездумно стоять на одном месте? Неизвестно, и наконец выдохнувшую через крепко сжатые зубы девушку это ничуть не волновало; ее больше занимала необходимость наконец вновь начать дышать, при этом не пыхтя и не производя шума, что было не так и просто.       Впрочем, юные и здоровые легкие бывшей акробатки все же кое-как справились с этой задачей, и она, почувствовав, что грудь больше не стискивает раскаленный обруч, переборола себя, выглянув из-за телеги и убедившись в том, что дорога снова пуста. Тварь, похоже, была одна – такой расклад был достаточно частым в этих местах, Полые не слишком часто проявляли склонность сбиваться в кучи. Точнее, кажется, они вообще почти не замечали друг друга до того самого момента, когда наступало время пытаться сожрать неосторожного исследователя; о да, в таком случае они могли совершенно внезапно проявлять настоящие чудеса тактики, стратегии, интеллекта и боевого мастерства. Или не проявлять. Тут уж как повезет.       На самом деле, Анита могла бы попробовать убить это существо... но зачем? Зачем тратить стрелы, рисковать, высовываться и поднимать шум, если можно просто подождать, пока опасность пройдет мимо? Нет, это было бы совершенно неразумно. Тем более, что сейчас она была одна, а в одиночестве по Лордрану бродят, как известно, только хищники да безумцы. Девчушка как-то не чувствовала в себе родства ни с одной из этих категорий, и, значит, нужно было как можно быстрее добраться до своих.       Несколько кварталов она миновала на удивление спокойно; в конце концов, не считать же за неприятности, что один раз где-то в вышине что-то непонятно рыкнуло и бухнуло, что вполне могло оказаться просто искаженным ревом какого-нибудь демона или дрейка, да в стороне пробежала по каким-то своим крысиным делам выглядящая крайне занятой чумная крыса. Крыса эта, кстати, являла собой существо размером не меньше довольно крупной собаки, а потому неудивительно, что госпожа Верн предпочла не мелькать у нее на пути. Опасность, собственно, представляли не столько клыки «животного», сколько содержащийся на них то ли яд, то ли просто продукт длительного разложения органики – грубо говоря, лечиться после покусов этой твари приходилось долго и грустно. Или не приходилось, если человек оказывался недостаточно выносливым, чтобы унести свою задницу подальше от кусающейся крысы хотя бы в относительной целости.       На мгновение Аните даже показалось, что ей удастся добраться до чуть мерцающих границ своего поселения, в которых пространство приобретает несколько большую, чем снаружи, стабильность, без особых неприятностей – она даже позволила себе на мгновение зажмуриться, представляя себе картину горячего очага, на котором готовится что-нибудь вкусненькое. Обычного очага, а не Костра – эти странные формации, несмотря на всю свою полезность, вызывали в девчушке какое-то странное ощущение... нет, ну не могла она его описать, и все! Просто ощущение чего-то непонятного на самой границе восприятия, словно чуть заметная рябь в самом уголке глаза, которая исчезнет, стоит обернуться.       Замечтавшись, Анита даже позволила себе на мгновение ослабить внимание... чего в Лордране делать нельзя было ни в коем случае.       Разочарованно открыв глаза и снова прислушавшись, она уловила что-то... странное.       Звук шел словно из ниоткуда и одновременно со всех сторон; толком услышать, именно услышать его по-настоящему категорически не получалось, но он все равно будто ощущался кожей. Говорят, каждый воспринимает этот звук по-своему; для Аниты он представлялся странной смесью чуть слышного завывания ветра в каменном мешке и отзвука, с которым, пожалуй, чешуя могла бы тереться о чешую – такой негромкий шелест, чем-то напоминающий пересыпание песка по чуть шершавой поверхности.       Это был звук, с которым Отражения притирались друг к другу, чтобы соприкоснуться определенными точками своего пространства, образуя своеобразный единый карман, в котором оказались бы заперты все, оказавшиеся в этой области в это время. Стихийно подобные явления происходили очень редко; если слои реальности вдруг, безо всяких к тому предпосылок, начали сближаться, это могло означать только одно: кто-то этому поспособствовал.       Анита сжала кулачки так, что костяшки ее пальцев побелели. Привычку подобным, насильственным образом «способствовать» объединению отражений Лордрана имела весьма характерная прослойка местного населения, среди людей, к которым когда-то прибилась госпожа Верн, называвшаяся очень просто – рейдерами. Используя странные осколки непонятного красного вещества, в которых отражалась сразу реальность и не-реальность, они находили ближайший пласт пространства с бродящей по нему потенциальной жертвой и грубо вламывались к нему в мир с единственной целью – убить человека и забрать его Человечность, что позволит им еще немного продлить свое существование.       И теперь Аните, похоже, повезло попасть в поле зрения этих больных, в буквальном смысле зависимых от новой дозы Человечности ублюдков. Шикарно, что сказать! Рефлексы заработали быстрее сознания, все еще пытающегося убедить хозяйку в том, что ей просто послышалось. Последовательность действий при вторжении была надежно вбита в голову каждого жителя деревни осевшим у них старым воякой, что, говорят, когда-то даже служил в королевской гвардии: скрыться с открытого места, найти укрытие, в котором тебя будет сложнее всего найти, после чего ждать либо возможности ударить из засады, либо... ну, либо просто того момента, когда нападающие, потратив все выделенное им красным осколком время объединения миров на поиски, будут вынуждены удалиться обратно в свое Отражение.       Прятки, правда, усложнялись тем фактом, что, как уже упоминалось, область пересечения слоев реальности была... ну, не слишком большой, и выйти за ее пределы до окончания вторжения было совершенно невозможно; все тот же белый свет-туман, что окружал весь Лордран, сгущался вокруг этой точки, не выпуская из нее никого и ничего, что, несомненно, играло на руку атакующему, изрядно ограничивая область поиска.       Итак, действовать нужно было быстро, и Анита практически сразу же юркнула в какую-то полуоткрытую дверь поблизости. Брошенный дом встретил ее смесью запахов затхлости и гниющего дерева, до которого так и не добрались ни древоточцы, ни иные существа, что могли бы ускорить процесс распада; тусклый свет с трудом проникал через узкое отверстие окна, падая блеклыми лучами, ярко обрисовывающимися в кружащей в воздухе пыли.       Стараясь ступать так, чтобы не произвести ни шороха, ни скрипа, исследовательница поднялась на второй этаж. Один раз ступенька все-таки предательски затрещала под ее ногой, однако девчушка надеялась, что этот звук не привлек ничьего внимания. В конце концов, подобные поскрипывания, треск и стук всегда звучали в Городе Мертвых – словно эхо душ старых хозяев этих домов до сих пор иногда проявлялось здесь. Говорят, некоторые даже видели их блеклые фантомы, словно до сих пор занимающиеся повседневными делами, несчетное число раз повторяющими последовательность действий, оставшуюся с ними с самого момента расслоения Лордрана.       Анита тряхнула головой, рассыпав по плечам рыжие кудри, пытаясь избавиться от бегущих по спине мерзким холодком мурашек. Бояться ей сейчас надо было вовсе не призраков... а лучше – вообще не бояться, потому что страх многие местные хищники чувствовали даже лучше, чем свежие души. Все же поднявшись на второй этаж, она тихонько подошла к окну, одновременно ловким движением доставая из-за спины лук и накладывая на тетиву стрелу – отлично выточенную стрелу со старательно подрезанным оперением, чей острый стальной наконечник вполне мог пробить и доспех из вываренной кожи, и даже кольчугу, пройдя между кольцами. А большего от налетчиков ожидать вряд ли стоило – обычно они предпочитали не сковывать себя тяжелыми панцирями, что мешали бы их погоням за жертвами. Немного натянув тетиву, Анита почувствовала, как привычно чуть заныли кончики пальцев, на которых уже давным-давно образовались мозоли от слишком частого контакта с нитью из переплетенных жил. В окно она выглянула осторожно, стараясь не слишком светиться в проеме – было бы последним делом засветиться так скоро.       После этого события замелькали калейдоскопом, из которого в ее памяти задержались только отдельные, убийственно-яркие картины.       Вот из-за поворота на улицу вываливается налетчик. Его все еще окружает остаточная, неяркая красноватая дымка перехода; он закутан в какое-то грубое подобие накидки из шкур, в его руках сжата иззубренная от частого использования секира, на лезвии которой даже с такого расстояния виднеются следы ржавчины и засохшей крови.       Руки Аниты снова действуют быстрее, чем сознание. Тетива почти мгновенно оттягивается до самого уха, начиная негромко «петь» от растяжения – и с глухим стуком срывается, посылая в убийцу стрелу, что, несмотря на то, что девчушка почти не целилась, с негромким, влажным звуком вонзается ему прямо в центр груди, заставляя как-то удивительно нелепо взмахнуть руками и завалиться на спину. Видимо, жизненная сила этого существа и так была на исходе – несколько раз дернувшись, оно затихло, вновь подергиваясь красной дымкой, что возвращала уже мертвое тело в его собственное Отражение.       Время вновь потекло с привычной скоростью – и из-за того же поворота, заревев что-то угрожающее, выскочили еще две фигуры, одна из которых была вооружена такой же секирой, а вторая – каким-то грубо выкованным, даже на вид тяжелым мечом. Не останавливаясь, они рванули вперед, к дому, в котором сидела Анита – и она, запаниковав, закинула лук обратно за спину (бросить оружие ей не позволял постоянно мелькающий на грани сознания факт, что новый она вряд ли когда-нибудь добудет), почти слетая по лестнице, лишь чудом не переломав ноги и не провалившись через опасно проседающие деревянные ступени и выскакивая в заранее примеченный черный ход.       Несколько кварталов промелькнуло перед глазами, оставляя лишь смазанную, неразборчивую картинку, в которой опаленные камни и рассохшееся дерево смешивались в единую, монструозную тварь Города Мертвых, одинаково сонно-презрительного и агрессивного по отношению к каждому существу, что ступало на его провонявшие гарью и давным-давно мертвой плотью улицы, подобные хитросплетениям кишечника огромной, умирающей от гибельной заразы твари. Лишь на окраинах, рядом с уводящими в головокружительную бездну обрывами, это ощущение ослабевало... впрочем, нельзя сказать, что там было намного уютнее.       Еще один поворот – и преследователи выбегают прямо наперерез несущейся вперед девчушке, почти целиком перекрывая улочку. Ей приходится приложить все усилия, чтобы почти мгновенно остановится, стараясь не налететь прямо на рейдеров, которые наверняка очень обрадовались бы такому подарку. Левый, тот, что с секирой, вскидывает руку, и в сторону девушки летит... что-то, с силой ударяющее ее по ногам и обматывающееся вокруг них. Бола – сами люди поселения, в котором жила девчушка, нередко использовали эти штуки, чтобы обезвреживать Полых на своем пути. Ну, теперь ей и самой довелось опробовать на своей шкуре действие этого оружия... и, надо сказать, утяжеленные шары, закрепленные на концах веревки, били по ногам весьма и весьма больно. Да и падать было совсем неприятно.       Анита судорожным движением потянулась к ножу, надеясь успеть выхватить его и перехватить веревку до того, как эти твари-налетчики доберутся до нее... но тут ее слуха вновь настойчиво коснулся все тот же звук, не дающий сосредоточиться ни на чем больше. Более того; убицы, похоже, тоже почувствовали его, остановившись, хотя до этого уверенно шагали к пойманной девице, и начав настороженно оглядываться по сторонам, крепче сжимая оружие. Красное, исполненное голода и первобытной ненависти око сфокусировало свой взгляд на совмещении Отражений, притягивая к ним, уже зафиксированным, третье. Ангелы переменных мироздания застонали в пароксизме боли, разламывающей саму суть пространства, и в воздухе замерцал приглушенно-алым светом разлом, становящийся все шире, до тех пор... до тех пока, пока через него в этот слой Лордрана не шагнула высокая фигура.       Это существо отдаленно напоминало человека – но человеком определенно не являлось. Его тело покрывала то ли искусственная, то ли органическая броня из тусклой стали и непонятного, напоминающего застывшую тьму вещества, гротескно повторяющая формой стилизованный человеческий скелет; правая рука сжимала чуть отведенный в сторону черный, широкий клинок с вытравленными на лезвии темным золотом узорами; на плечи был накинут словно сотворенный из сплетенных и сплавленных меж собой чистой и незамутненной тьмой вороньих перьев плащ, чей капюшон надежно скрывал лицо истинного хищника Лордрана, почтившего своим присутствием это Отражение. Темный Дух пришел, привлеченный эманациями страха и крови.       Высокая, массивная черная фигура спокойно повела плечами, поправляя плащ и оборачиваясь к налетчикам, что посмели использовать осколки силы, что питали подобных ему, для своих целей. Во всех ее движениях сквозила какая-то немного небрежная отрешенность, словно все происходящее вокруг ничего не значило для него, и это пугало даже больше, чем вся загробная атрибутика. Это осознание, что твоя жизнь для Темного Духа – всего лишь источник еще пары капель Человечности, заставляло почувствовать свою ничтожность перед неподвластным сознанию простого смертного пространством, которое бороздили эти хищники, выискивая все новые и новые жертвы.       Тот налетчик, что был вооружен мечом, похоже, оказался либо более храбрым, либо более глупым, чем его товарищ. Яростно взревев, он воздел над головой свой тяжелый клинок, кидаясь в атаку. Анита отчетливо увидела, как Темный Дух с каким-то почти детским удивлением наклонил голову набок, глядя на несущегося на него убийцу; ткань капюшона словно перетекала, когда этот хищник двигался. Короткая вспышка, охотник почти небрежно взмахивает клинком – и обе кисти налетчика, вместе со сжатым в них мечом, отлетают в сторону, а сам человек, не успевший еще даже закричать, тяжело врезается в массивную черную фигуру. Та как-то почти болезненно бережно проводит когтями скрывающей левую руку латной перчатки, уже начинающей неярко светиться алым, по шее человека, скидывает с его головы шлем, легко подцепив застежки, и, уже не церемонясь, сжимает ее плечо, после чего Темный Дух припадает к губам обреченного убийцы в долгой, жуткой пародии на чувственный поцелуй; кажется, Анита даже может увидеть, как между ними перетекает призрачная энергия Человечности, которую хищник вытягивает из своей жертвы. Почувствовав, что свободная Человечность иссякает, Темный Дух как-то недовольно вздрагивает всем телом, и медленным, садистическим движением вонзает широкое лезвие своего меча в живот человека. С негромким шелестом и хрустом оно пробивает мясо и кости, выходя из спины, позволяя хищнику выпить из губ уже трясущегося в агонии налетчика последние капли наполнявшей его силы. Вот вся энергия подходит к концу, и Темный Дух, выдернув из тела жертвы клинок, небрежным движением отбрасывает ее иссушенное, легкое, теперь напоминающее уже не человека, но Полого тело в сторону.       В этот момент Аните все же удается выхватить нож, и она быстрыми, излишне энергичными движениями начинает пилить сжимающую ее ноги веревку. Волокна разрываются убийственно медленно, однако она не смеет поднять взгляд и снова посмотреть на черную фигуру, теперь, кажется, спокойно, шагом направляющуюся ко второму налетчику. Вот, веревка наконец с негромким треском поддается, и девчушка вскакивает на ноги, по возможности тихо, - кажется, на нее пока не обращают внимания, - кидается в сторону, ныряя в очередной темный провал двери дома. Найти место, спрятаться, укрыться и переждать...       Сколько времени она просидела вот так, забившись в темный угол за каким-то завалом, прислушиваясь к доносящимся снаружи звукам, но всего лишь один раз услышав звук, который не спутаешь ни с чем другим – крик страха и мягкий шелест рассекаемой сталью плоти, переходящий в булькающий хрип. После этого вновь настала тишина. Анита уже почти хотела позволить себе двинуться и вздохнуть, как вдруг раздался хруст, с которым кто-то, - впрочем, вполне понятно, кто, - просто выломал высохшую дверь дома и отбросил ее в сторону, не задумываясь о том, что ее можно было бы просто открыть.       Каждый гулкий, громкий шаг отдавался эхом в ушах девчушки, все сильнее вжимающейся в свое иллюзорное укрытие. Она уже не дышала, не смела даже открыть глаза, чтобы не выдать себя их блеском; однако ей было отлично известно, что Темные Духи могут ориентироваться далеко не только на зрение или на слух. Подойдя совсем близко, - девчонка слышала, как шаги становятся все громче, - хищник почему-то остановился, медля. В сознании Аниты одна за другой промелькнули картины того, как чудовищная черная фигура замахивается своим мечом, намереваясь рассечь ее пополам, схватить и выпить саму ее суть...       А в следующий момент шаги снова зазвучали, теперь уже удаляясь. Вместе с этим раздался звук разъединяющихся Отражений, звук, с которым Черный Кристалл, который, как говорилось в сказках, носил с собой каждый Охотник, разрушал синхронизацию между слоями, насильно возвращая их к обычному течению времени и пространства. Мир вокруг словно со стоном вздохнул, вновь становясь прежним, изгоняя из своих пределов всех чужаков и их тела.       Прошло, наверное, минут пятнадцать, прежде чем Анита смогла заставить себя открыть глаза, высунуться из-за ставшего для нее укрытием старого шкафа и осмотреться, убеждаясь, что Темный Дух действительно ушел, а не затаился где-то, играя с ней в кошки-мышки.       По всему телу прошла волна запоздалой дрожи, и ноги девчонки почти подломились, заставляя ту сесть на пол. Когда она опустилась на рассохшиеся доски, ее ладонь коснулась чего-то теплого...       Опасливо глянув туда, она увидела то, что заставило ее сначала замереть минут на пять, после чего негромко, сдавленно рассмеяться; ей пришлось впиться зубами в собственное предплечье, чтобы подавить накатывающую истерику. Нет, она, конечно, слышала, что некоторые Темные Духи могут делать вещи, кажущиеся простым смертным необычными, но все же... похоже, этот убийца решил выказать ей свою благодарность за представленный ужин, и заодно убедиться, что его наживка останется целой.       Рядом с явно виднеющимися на пыльном полу следами ребристых подошв латных сапог хищника были аккуратно уложены грубая, но добротно выточенная фляга, полная Эстуса, и неярко мерцающий белым светом черный кристалл Человечности – припасы, которых ей должно было хватить, чтобы без всяких проблем добраться до дома.