***
Как только волк обернулся, не прошло и нескольких секунд, как он увидел вдали, со спины, идущую в стаю Кейт. К счастью для него, она была одна. Поняв, что это его шанс, он побежал за ней. Как только Хамфри приблизился к ней, она услышала его шаги в двух метрах от себя и обернулась, чтобы встретиться с ним взглядом. — Кейт, — сказал Хамфри, как только подбежал к ней. Она развернулась обратно и пошла дальше. — Чего тебе, Хамфри? — однако она не обделила его вопросом, ведь понимала, что диалог между ними неизбежен. — Я хотел поговорить с тобой, — ответил он, идя ровно слева от неё и также смотря на неё. — Хамфри, у меня нет времени, — спокойно сказала волчица, даже не посмотрев на него. — Кейт, это серьёзный разговор, — Хамфри не собирался просто так уходить или проигрывать, ведь бой даже не начался. — Хамфри, какая часть слов «у меня нет времени» тебе непонятна? — на удивление, последовали всё тот же спокойный голос и взгляд вперёд. — Какая часть моих слов тебе непонятна? — омега заметил, что она понемногу включала дерзость, а значит, входила во вкус, поэтому следовало надавливать. — Что ж, в отличие от тебя, мне понятно всё. Ни капельки изменений в тоне, она игнорировала его и его слова. Но физически она не смогла бы игнорировать Хамфри, будучи слишком жёсткой и самоуверенной. — Да? А мне кажется, что нет. Ты просто меня игнорируешь, — в отличие от Кейт, Хамфри был настроен решительно: брови чуть «нахмурены»; голос слегка раздражён, но тоже слегка повышен; он не мямлил, а произносил слова быстро и уверенно. — Даже если это и так, то ты мне просто мешаешь и отвлекаешь своим нытьём, — и тут она немного изменила свою речь на оттенок раздражения, чуть повернув голову в его сторону, а закончив предложение, вернула обратно. — Каким нытьём? Я просто хочу с тобой серьёзно поговорить, а ты не хочешь меня слушать, напоминая о своей занятости, которой у тебя сейчас нет. — А у тебя сейчас нет более важных дел, чем беспокоить меня? — она наконец-то посмотрела на него, повернувшись к нему мордой. — Нет, их нет, поэтому я тебя и беспокою. — В таком случае, займись делом и отстань от меня, я направляюсь в стаю, — отрезала она и пошла дальше. После её слов Хамфри остановился и посмотрел на неё. «Так, значит? Не хочешь со мной разговаривать? Занята? Всё те же ответы, чтобы были позавчера, неделю назад, две и месяц. Возможно, она говорит правду и действительно занята, но насколько важными делами она может быть занята, что даже со мной поздороваться не захотела? Так сильно была занята мыслями о своём любимом Гарте? Любимом… Чёрт! Мне это надоело! Она совсем меня отбросила! Сначала Уинстон, теперь она. Кто дальше? Шейки, Муч, Солти? Почему я веду себя как тряпка? Мямлю, глупо говорю, не пытаюсь заставить её хоть как-то со мной поговорить, и ничего не получается. Но я могу объясниться: я просто не хочу ссориться со своей лучшей подругой. Даже после того, как школа сделала из Кейт нудную, «ответственную» и так далее волчицу, она совсем изменилась: она забила на моих друзей, она забила на наши воспоминания, общения, приветствия, дружбу. Она забила на меня. Но даже после этого я всё равно хочу добиться от неё внимания, а не простого игнорирования. Я же для неё не просто какой-то омега, верно? Я для неё друг детства, может, даже лучший друг. Она не из тех, кто сразу меняет близкого друга на кого-то, кого знает какое-то количество дней, даже если он красивый. Это просто глупо. Она же… не шлюха. Но, с другой стороны, если она сразу бросает своего близкого друга и заменяет его каким-то качком с большим размером, то это не друг, это и есть шлюха. Волк не нуждается в неограниченном количестве друзей, главное, чтобы они были готовы поддержать тебя, уйти куда-то вместе с тобой, прийти к тебе на помощь. Главное — не количество друзей, а доверие и уважение, что стоят за ними (1). Казалось бы, такое вполне может произойти, если у тебя будет такая же куча друзей. Нет, так не работает. Если ты имеешь в своём распоряжении кучу «друзей», ты они вряд ли тебе помогут, потому что в беде окажешься не только ты, но и кто-то из твоих друзей тоже. И ты просто будешь стоять внутри выбора: тебя будут выбирать между. И разве какого-то жалкого омегу будут выбирать в первую очередь? И это одна из причин, по которой ты обязан — если ты, конечно, хочешь — иметь то количество «братков», которое может достигать половины количества когтей на моих двух передних лапах. Минимум один, максимум три. Максимальный предел — четыре. Если кому-то надобно, то четыре с половиной или пять. Свою половину я бы мог назвать Лили. Мы с ней хоть и не так уж и часто общаемся, однако были у нас с ней моменты… особой близости, которые говорили о её очень хорошей душе, поэтому я бы мог назвать её довольно близкой подругой. Но сейчас не о ней. Что ж… ладно… это твой выбор, Кейт, и ты его сделала. Тогда я сделаю свой. Если это и приведёт к нашей ссоре, то всё будет зависеть от тебя: вернёшься ли ты ко мне с целью восстановить дружбу или просто выкинешь меня из своей жизни и я стану для тебя отбросом. Ну, надеюсь, ты будешь счастлива со своим Гарфом… и это не пустые слова про мою надежду» Набравшись смелости, он уверенным шагом пошёл вдогонку за ней, так как она оторвалась от него метров на десять. Догнав Кейт, он обошёл её и встал прямо перед ней. Судя по нахмуренной морде Хамфри, он определённо был настроен серьёзно, если не злился. — Хамфри, уйди, — спокойно попросила волчица. — Я никуда не уйду, пока мы нормально не поговорим. Они оба стояли на своём. — Хамфри, если ты будешь тратить моё время, то мы никогда не сможем нормально поговорить, — пыталась вразумить его подруга. — Да мы так и так не сможем поговорить из-за твоего наплевательского отношения ко мне, — но он тоже старался настроить её на те рельсы взаимного пути. — Если бы ты сам не относился ко мне наплевательски, то мы бы уже давно нормально поговорили после моего возвращения в стаю, — контратаковала золотая волчица. — Что, серьёзно? — задал риторический вопрос серый волк. — И когда бы мы поговорили? Завтра, после? А-а!.. Нет… Ты была бы снова занята. Впрочем, как и месяц назад, — в голосе Хамфри чувствовался тон токсичности. — Ты начинаешь меня раздражать… — прошипела альфа, пытаясь запугать омегу, думая, что ей это поможет, и он в страхе уйдёт с её пути. Но Хамфри уже сделал выбор. — Ты начала меня раздражать ещё неделю назад, когда предпочла меня этому выскочке из восточной стаи. «Подольём масла в огонь». — Кто? Гарт? Он нормальный, не впутывай его в это Она защищала Гарта. О чём же это могло говорить? О хорошем отношении или о влюблённости? — О нет! Ещё как буду впутывать, потому что именно из-за него всё пошло наперекосяк ещё больше, чем сначала. — Он ни в чём не виноват, он просто помогает нам в охоте, так как зимние условия сильно осложняют нам её. — Возможно, он не виноват по своей воле, но именно к этой горе мышц ты начала клеиться, как только он здесь появился, сразу в первый день. — Я не кле… — она оборвалась, так как заметила шанс и признаки зависти у её друга. — Подожди… — Кейт прищурила взгляд. — Так ты завидуешь, — омега изобразил непонимание. «Завидую? При чём тут зависть?» — Да-а, завидуешь, — ответила она, увидев его непонимающую морду. — Тебе не нравится Гарт, потому что он намного сильнее тебя, быстрее, ловчее, опытнее, красивее, лучше, — она выделила последний факт, чтобы попытаться морально подавить волка, этому её не так уж и тщательно учили в школе, но некоторые приёмы она знала. — Да плевал я на физическую составляющую! Решают язык и мозг, а сила — это второстепенное. Да, возможно, он сильнее меня, быстрее, ловчее, опытнее, красивее, лучше, но это не значит, что он умнее. Такие, как он — из обычного рода невоспитанных уродов, которые вместо мозгов используют силу, силу и только силу, даже не пытаясь пойти на разговор. Стоит немного задеть один из таких моментов, неважно: оскорбление его, родителей, качеств, чести, стоит неправильно произнести хотя бы одно слово, и он сразу пойдёт в атаку, лишь потому, что он сильнее, а я слабее. У Гарта развита каждая мышца в теле, за исключением мозгов. Гарт — качок без мозгов, — одно слово: деконструкция. Кейт должна была признать: этот омега был очень умен. Словарный запас развит не слабо. Ей было трудно что-то противопоставить всему вышесказанному, но она всё ещё защищала Гарта. — Почему ты судишь о его личности, даже не пообщавшись с ним? — этот вопрос был весьма неоспорим. — Я разговаривала с ним лично довольно часто, чтобы узнать все его недостатки, плюсы, особенности, а ты просто не можешь смириться с тем, что ты омега и всегда будешь догоняющим. Ему было сложно на это ответить, он даже не знал, как ей ответить. Она надавливала на него, хотела принизить, «закомплексовать», может, даже заставить плакать, потому что отчасти была права: он омега, а омеги — низшие волки, пушечное мясо. Они ничто на фоне альф, и подняться до их уровня, увы, невозможно. Жаль, что она его подруга, и он не мог просто взять и опуститься так низко, чтобы начать поливать её грязью. Но он легко сможет это сделать, если у него не останется выбора. Он не будет её принижать, поскольку она его подруга, но разве подруги унижают волка, если он ей друг? Нет, а это значило, что сейчас они оба стояли на грани расставания и катастрофической ссоры. И опорой их дружбы являлся только Хамфри, вся надежда на него. Думая обо всём этом и о её словах, опустив взгляд, омеге стало грустно. Не потому, что надавили на слабое место, а потому, что на слабое место надавила столь важная ему волчица. Если бы этого омегу избила толпа альф, ему не было бы больно или грустно, он бы смирился и не придал этому значения, ведь дерьмо порой случалось. Его избивали отмороженные безмозглые уроды, на которых ему абсолютно было плевать, и они для него ничего не значили. Но когда тебя оскорбляет и унижает твой друг — внутри тебя что-то ломается. По всей видимости, это частичка твоего сердца, в которое ты пустил волка как лучшего друга, которому можно доверять, а он ударил прямо по нему. И от полученного удара образовалась трещина, а потом откололся кусочек — и образовалась дыра, из которых постепенно вытекает кровь, высасывая из тебя человечность. И всё это приносит мучительную боль. И Кейт сейчас била по живому. «Разве это друг…» Обдумав свои мысли, он вернул взгляд, но уже мрачный и обречённый. — Теперь понятно, насколько тебе важна наша дружба. А ведь я помню тот разговор, я помню твои слова, что ты мне сказала ещё в детстве, до того, как отправилась в эту чёртову школу: «Хамфри, каким бы ты ни был волком, ты мой самый близкий друг и всегда им будешь. Не важно, какого ты ранга, главное, чтобы ты продолжал оставаться таким же весёлым, добрым и хорошим другом — как тогда, когда мы встретились. Может, нас и разделяют ранговые категории, зато ничто не мешает нам быть друзьями, и я ни за что не буду тебя дразнить или издеваться над тобой, потому что это неправильно и плохо. Я обещаю». Помнишь? Ты помнишь свои собственные слова? А обещание, что ты мне дала? Он пристально смотрел на неё. Столько ненависти накопилось в его душе, что теперь наплевать на всё. Ему было плевать, что она скажет и как будет реагировать. Теперь она для него не имела значения. — Я помню всё, я помню все наши весёлые моменты из нашего с тобой детства, — он сделал ударение на очевидное слово. — Помню даже каждый звонкий искренний смех, что я выбивал из твоей пасти. Я помню всё. А что помнишь ты? Наверное, ничего, — презрительным тоном ответил расстроенный омега. — Зато ты наверняка помнишь каждую смешную шутку из уст твоего любимого Гарта, да какая там шутка… Он сто процентов ничего не делал, а ты всё равно смеялась, чтобы он обратил внимание на твоё прекрасное «личико», — он переключился на невинный тон, — на твой прекрасный «голосочек», на твоё прекрасное «тельце». А ради чего? — и снова вернул серьёзный тон. — Чем он тебя так привлёк? Он в этой сраной стае всего неделю, а я в твоей жизни — всю нашу жизнь. Не было и дня, чтобы ты не проводила его одна, так же как и я без тебя. Но тут появляется какой-то позёр из соседней стаи, и ты сразу уходишь к нему. Почему? — чуть тихо, но всё так же серьёзно спросил он. — Наверное, он очень добрый, или милый, или скромный, или верный, или доверчивый, или ты ему доверяешь, словно всю жизнь знала. А может, просто потому, что мускулы. И всё! — слегка прикрикнул он. — Просто потому, что он мускулистый. Я сам видел, как ты гуляла с ним, а он только и делал, что говорил про то, какой он сильный и красивый, и показывал тебе гору мышц, а ты этим довольствовалась. Корчила рожу, как будто тебе интересно. Конченый нарцисс! И ты на это купилась, — снова презрительно выплюнул он. — Тебе плевать на то, какой он, тебя интересует только его накаченная грудь. А как же я? Теперь звучал обычный голос, просто перечисление фактов без язвительности. — Я тебе доверяю, я тебя ценю, уважаю, помогаю тебе, как помог в первый день нашей встречи. Да, я не идеален, да, я омега, да, я слабак, я слабый, я не силён и не проворен. Но разве это ты ценишь в волке? Разве это ты ценишь в друге? Я ценил тебя почти за все твои черты, качества, а они у тебя были идеальны, — тон снова повысился. — Но ключевое слово «были», потому что ты меня разочаровала, — так же как и тон, но он так и вызывал разочарование. — Я столько времени пытался с тобой поговорить, а тебе лишь бы Гарт. Я считал тебя подругой, самой близкой волчицей в моей жизни, и считал, что такую как ты я в своей жизни никогда не встречу. Я не обижался, я… — он оступился, так как слегка сбился, выйдя не на ту мыслительную ноту. — Ну, пытался не обижаться и не расстраиваться, так как ждал того дня, когда мы снова будем общаться. Я готов был даже месяцы ждать, лишь бы дождаться того дня. А потом появилась эта «Блевотина», — что переводится с русского на английский как «Гарф». — Но ведь… — Кейт хотела что-то сказать, и по её голосу было понятно, что её что-то задело. Её «оттенком» голоса был будто шёпот, однако… — Заткнись! — …Хамфри не договорил. — Я пытался держаться, чтобы не наорать на тебя, не покрыть грязью, не оскорблять тебя, как это делают все отбросы-альфы в этой стае! — он разозлился. — Я этого не делал, потому что дорожил дружбой… в отличие от тебя. Потому что тебе на нашу дружбу наплевать абсолютно, в отличие от меня! Ты променяла меня на этого выкидыша! Как шлюха! — а это должно было её задеть. Не заденет — ничего страшного; у омеги очень хорошо развиты словарный запас и ум. — Ты променяла друга, верность, искренность и доброту на мускулы и на его внутренний размер, как самая настоящая шлюха. А что ты будешь делать дальше? Хотя нет, можешь не говорить. Я уверен, что ты захочешь выйти за него замуж, а потом жить с ним всю жизнь, разводя ваших волчат и живя полной радостной жизнью, — он мечтательно посмотрел на небо, изображая радость за неё. — А… Нет… Я ошибся, — но тут же сбросил это всё, открыто представляя своё презрение и ненависть. — Ты просто будешь с ним совокупляться, чтобы удовлетворить свою похоть, ведь ты же взрослая, молодая, но в зрелом возрасте, понимающем возрасте, и что самое главное — в возрасте согласия. Поэтому ты с ним общаешься. Ослеплена похотью. Тебе нужен объект удовлетворения, чтобы он тебя удовлетворил и удовлетворял на протяжение грёбаных недель, а потом ты просто его бросишь, как это делают самые настоящие шлюхи. Она и не заметила, как он уже стоял максимально вблизи неё, сократив расстояние меж их морд до минимального. Для чего он это сделал? Для дискомфорта. Чтобы она увела взгляд в сторону, открывая ему ухо, чтобы он мог кричать туда, орать, говорить всё самое больное, чтобы подавить морально её, а не его. Уж его-то подавить смог бы только опытный солдат. Но Кейт ещё не отвела его. Она словно замерла, не могла двинуться и двинуть головой. Всё, что она могла, это просто смотреть на него; она пыталась водить глазами из стороны в сторону, пыталась произнести хотя бы звук, откликнуться, но Хамфри этого не позволял, пока не закончит. — Я пытался! Я не хотел этого, но тебе наплевать. Ты меня не слушала, не хотела, потому что бежала к своему ублюдку, прикрываясь занятостью, — он смотрел так глубоко в неё, словно сверлил, уничтожал девичье сердце. — Нет у тебя никаких обязанностей альфы или вожака-альфы. Тебе просто нужен половой партнёр — вот что тебя заботит. Ты выросла и поменяла окружение. Ты стала такой популярной, красивой, ещё лучше, чем была раньше, и это дало тебе возможность заводить друзей, подруг, парней направо и налево. Ты пользуешься этим. Конечно, ведь мною ты уже сыта, я тебе приелся, надоел. Пора менять своих близких. Я буду ждать, когда ты променяешь своих родных, родителей и сестру на эту мразь, а потом сбежишь с ним из стаи, чтобы жить долго и счастлива. Жаль, что волки-одиночки недолго живут. А может, это и к лучшему. На одну суку и кобеля будет меньше. Она смотрела на него совершенно иначе: так как не смотрела ни на кого в своей жизни. Ей было грустно, непонятно, обидно, но его слова ей были отчётливо слышны: ненависть, разочарование, обида, грубость, уверенность — вот, как она описала бы его высказывания. «Что с ним?» Она никогда его таким не видела. Это она с ним это сделала? Внутри стало грустно, неприятно, как-то по-новому — что-то похожее на боль, но без физического прикосновения. Новое чувство, не испытываемое ранее. Она испытывала обиду, когда ссорилась со своей сестрой из-за очередной игры, в которой жертва Лили бегала от охотницы Кейт. Она испытывала неприязнь, когда невменяемый волчара пытался подкатить к альфе, за что был наказан собственным вожаком, но не насильно, не физически и не морально, тот просто дал «выговор». Она испытывала боль, когда по собственной невнимательности врезалась в дерево, пытаясь обогнать «белую» сестру и настигнуть её, тем самым победив и похваставшись перед омегой. Боль была то слабая, благодаря чему она недолго стояла на месте, отходя от головокружения, и бежала дальше, то настолько сильная, что Кейт падала на землю и плакала. Больно настолько сильно, что сдержать слёзы было невозможно… Когда ей было настолько больно, что она плакала? Ещё до того, как пошла в школу — в детстве. Но все те разы были физиологическими, не было никакой душевной, внутренней, моральной травмы. Её не было почти полгода. Случилось ли с ней что-то в альфа-школе? Хамфри этого узнать уже не сможет… Что она чувствовала сейчас? Обиду — да. Грусть — да. Но почему? Её же закалили характером в школе, научили не плакать, учили постоять за себя. Что её обидело? То, что в её отрицательных, на данный момент, чувствах виноват он — лучший друг её детства. Ты не испытываешь никаких чувств к определённой личности, которая не значит для тебя ничего, когда та пытается задеть тебя; твоя жизнь от неё не зависит. Но Хамфри был намного более значим, чем себе мог представить любой, кто хотя бы знал о дружбе Альфы и Омеги. Нет ничего важнее родного тебе человека, родного в прямом смысле: гены, кровь, ДНК. Друг, подруга, приёмный, отчим, сводный, двоюродный, троюродный — всё это близкий. Муч, Шейки, Солти, Кэнди, Свитс были близкими ей, но друзья ли они? Скорее, просто волки как личности, с которыми приятно общаться. А Хамфри? Родной ли он? Он был с ней чуть позже момента её рождения; каждый день игры и веселье с утра до вечера; каждый день изучение друг друга с другой стороны; формирование совместной жизни из знакомых в друзей, в хороших друзей, в лучших, близких, выводя дружеские чувства на уровень симпатии, разогревая их привязанность друг к другу, оставляя след в памяти каждого у этих двоих, напоминая им каждую ночь об их объекте симпатии, а по мере взросления — влюблённости и привязанности. Мама Ив и папа Уинстон — самые любимые, важные и родные ей волки, что есть в её жизни, это неоспоримо. Даже любимая ею Лили не сравнилась бы по степени ценности, как её родители. Никто не сравнился бы… кроме одного его… Единственный, кто был почти что всегда с ней, не отходя ни на пару метров, — это омега. Только один голубоглазый серый омега-волк мог стоять рядом с её родителями на месте самых важных личностей её жизненного процесса. Только Хамфри мог заменить ей родителей, чтобы у неё снова были и были те, кого она сможет любить живых. И прямо сейчас её самый любимый волк разбил её сердце, нанеся сокрушительный моральный удар прямо по душе. «Сердце за сердце», — сказал бы омега ей в морду, будь бы его очередь ей говорить, но сейчас настала её очередь, и ему плевать, что он повёл себя «слегка грубовато». — Я… — она попыталась хоть что-то сказать… — Я… Просто… Но ей было сложно, она не могла. Она пыталась выдавить хотя бы два собранных скомбинированных слова, но вместо них выдавливала только солёную жидкость из глазных впадин, именуемую «слёзы». Ей хотелось убежать, чтобы не опозориться окончательно. Он достаточно её унизил, оскорбил, задел честь, деконструировал и разобрал по фактам — этого она отрицать не могла. Её глаза предательски наполнились солёной жидкостью, выдавая своему собеседнику и информируя его о том, что ему это удалось, и как бы это плохо или хорошо для него ни звучало, но он перевыполнил задачу. Жаль, что ему стало неприятно. Как бы сильно он ни хотел её обидеть, но он, наверное, никогда не привыкнет к тому, чтобы Кейт выглядела не счастливой, а почти рыдающей — никогда. Всего несколько секунд спустя глаза альфы уже стали мокрые, красные, словно переполненные кровавыми слезами. Два волчьих полушария наполнились солёной слизью, готовые «переступить» через нижнее веко, стекая вниз, хоть и недалеко и ненадолго, ведь какой бы крупной ни была капля, шерсть впитает всё и вся. Он смотрел на неё: разбитая, расстроенная, вся в слезах, готовая рыдать, и всё это из-за её лучшего друга. Он не был к такому готов, он не ожидал, что всё так закрутится. Он просто хотел снова начать дружить, просто снова восстановить с ней отношения и быть снова хотя бы друзьями. Он просто хотел, чтобы она с ним поговорила, хоть один раз, но поговорила. Что ж, он добился того, чего хотел. Доволен ли он своим достижением? Стоило ли оно того? — Я-я… — ещё одна попытка. — Я… Я-я не ожидала… — всхлип. — Не ожидала… — ещё один всхлип, она захлёбывалась в слезах. — Не ожидала от тебя такого. Он нахмурился. Да, это казалось жестоким и неправильным со стороны друга, который искренне и сильно её любил, но по-другому нельзя было. Если она и похоронила их дружбу, то он оставит ей подарок на прощание: «С любовью от бывшего друга бывшей лучшей подруге». — Прости, Кейт, но ты сама виновата, — он ответил спокойно, немного тихо, будто пытаясь успокоить её, не надавливая и не раздавливая её окончательно, ведь время, что обрушилось на них, разбило их дружбу как стекло, оставляя огромную глубокую трещину, которую уже никак не стереть. — По-другому быть не могло, всего этого можно было избежать, дай ты нам обоим возможность восстановить нашу дружбу и дать вспомнить прошлое. Всё, что произошло в нашей жизни после нашего расставания. Но, видимо, этого хотел только я. Он не шелохнулся, а она не двинулась. Она лишь смотрела на него, не отводя взгляда ни вправо, ни влево, а смотря только в его глаза, продолжая плакать, но не рыдать. Он же никак не двигался, также продолжая на неё смотреть взглядом, полным сожаления и разочарования, но уже не ею, а теперь и собой. Он ненавидел себя за это — окончательное убийство их дружбы, ведь убив их отношения, они оба в эту секунду хоронили труп глубоко в разбитых и кровоточащих сердцах обоих. И она вместе с ним это понимала. — Значит… — продолжила она, глубоко вздохнув. — Это конец?.. Всё закончится… так? Ты просто позволишь этому случиться? — Не вини меня в этом, — отрезал омега. — Это ты во всём виновата. Ты и твой друг Гарт. Я хотел вернуть дружбу как омега, а ты уничтожила её, как это делают альфы. И чем же ты отличаешься от большинства? Чем ты отличаешься от него? — спросил «пострадавший». — Ничем. Только и можешь, что использовать силу, отбрасывая ум и разум. Я счастлив, что родился аутсайдером-омегой и не стал таким как ты. Она глубоко вздохнула последний раз, не отводя от него взгляда, и сказала последние слова, на какие хватило последних сил перед новым душевным процессом — рыданием. — Я не хочу тебя видеть… Никогда!.. — сказала она всё, что смогла и, за секунду до того, как начать рыдать, развернулась в противоположную сторону и резко побежала прочь, скрываясь за множеством деревьев и устремляясь прочь от того, кого она любила как друга, любит как волка и будет любить, как обречённую вторую половинку. Он остался один. Один в прямом смысле: вокруг больше не мелькало никаких маленьких грызунов семейства беличьих, бегающих по расположенным горизонтально веткам, по вертикальным деревьям, по засыпанному снегом лесу, пытаясь как можно быстрее прибежать в укрытие, чтобы не быть разорванным рыжим альфа-волком, продолжающим охоту после расставания с золотой волчицей, которая своим стремительным бегом распугивала всех животных, которых сама не замечала из-за затуманенного слезами зрения. Никакой живности, и природа в этот раз не считалась. За исключением мыслей… «Правильно ли я сделал? Подруга, которая заменяет друга горой мышц, не подруга — это понятно, но что, если она просто ошиблась и была готова исправить свою вину, как только заметила бы это и пришла ко мне восстановить дружбу? Просто она этого пока не заметила. А как же оскорбление и называние её шлюхой в чистом виде… Не было ли это слишком непозволительным? Она же девушка. Какой бы альфой она ни была, она девушка, а любая девушка — хрупкая, легко ранимая. Но почему я должен её жалеть и относиться к ней снисходительно, лишь потому, что она девушка?! К чёрту эти определённые отношения к каждому виду существ! Но она не простая девушка, она моя любимая подруга, и мне очень сложно отпустить её, даже после того, что произошло сейчас. Как-никак, но я её люблю, и я к ней привязан. Однако что сделано, то сделано, и менять что-то поздно. Лишь что-то потеряв, можно жить дальше (2). В моём же случае я отпускаю. Но отпустить окончательно я не могу! Даже если мы перестанем общаться, я всё равно буду за ней приглядывать, следить, заботиться, помогать. И плевать, если она будет отнекиваться, я всё равно буду рядом. Чёрт! Так и знал, что буду жалеть. Не могу я её отпустить. И отпускать не собираюсь. Сама душа мне кричит, чтобы я побежал за ней и постарался всё исправить, хоть и слабо в это верится. Я постараюсь сделать всё, что в моих силах. Хоть я и не хочу перед ней распинаться и умолять, как омега, склонившийся перед альфа-вожаком, но надеюсь, что до этого не дойдёт». Взяв волю в кулак, он побежал прямо за альфой, резко стартанув спринтом и с большой надеждой, что она не умудрится пострадать из-за обиды. «Хм-м… Если я не ошибаюсь, то она побежала в сторону ручья, ещё не замороженного от низкой температуры. Авось, она не умудрится упасть в него, если будет перебираться по тому бревну. Боже… А ведь именно там я и познакомился с Солти. Надеюсь, что ей повезёт не плюхнуться прямо в воду, так ещё и ледяную, иначе придётся её оттуда доставать. В принципе, я могу срезать…»***
Рыдающая альфа бежала по лесу, сильно дрожа от пронизывающего холода. Чувство расстроенной души заставляло Кейт дрожать не только от особенности зимы. Из-за «слепого» зрения она не видела, куда бежит, из-за чего по пути поскальзывалась, падая на землю, ударяясь либо мордой, либо лапой, из-за чего всё равно продолжала бежать дальше, но уже прихрамывая, но через несколько секунд восстанавливая темп как ни в чём не бывало; альфа-тренировки говорили сами за себя. Бесконечный спринт сильно изнурял волчицу, несмотря на её прокаченную выносливость. Но она не хотела останавливаться, не желая больше никогда видеть своего единственного друга. Слишком сильно он повлиял на неё. Она хотела убежать так далеко, чтобы её никто никогда не нашёл, в особенности он и только он. Выйдя из, казалось, бесконечного леса, она обнаружила перед собой широкий ручей: если измерять ширину широкого ручья, то результат выдаст метров семнадцать, в глубину — два; течение было сильное и направлялось в левую от самки сторону; в самом ручье по бокам, у краёв, посередине, в разных местах находились большие камни, о которые можно было разбиться на большой скорости или порезаться, если проплывать сбоку. Камни были то большие, то маленькие, почти незаметные. И наконец, бревно: если ширина ручья достигала семнадцать метров, то длина бревна чуть превосходила ручей сантиметров на шестьдесят. Начиная с части берега, на котором стояла Кейт, торец бревна было максимально широким настолько, что на нём могло поместиться полтора волка. Но по мере отдаления к противоположной части переправы ширина сужалась, и верхушка дерева чуть ли не разваливалась на конце. Долго Кейт искать путь переброса на другой берег ручья не пришлось — подобие моста лежало прямо справа от неё. Не думая ни секунды, она сразу подошла к бревну, взобралась на него и быстрым, неаккуратным шагом пошла вперёд, пытаясь не медлить, чтобы Хамфри — если бы он пошёл за ней — не догнал её. Ей потребовалось несколько секунд, чтобы оказаться почти на конце «моста». Казалось бы, ещё чуть-чуть, и она уже на другом берегу, но как оно и бывает — по-хорошему не выходит никогда. Из-за быстроты движения и неуклюжести, а также скользкого «наконечника» древа, Кейт слегка поскользнулась и, ударившись правым плечом о дерево, упала с плеском в ледяную воду. Водяной удар встретил Кейт и благодаря низкой температуре немедленно высосал из её лёгких весь воздух. Внезапный шок заставил Кейт сделать глубокий вдох, набрав полный рот воды в легкие. Она задыхалась и кашляла, борясь за то, чтобы выпрямиться и вынырнуть на поверхность. Эта задача была затруднена из-за быстрого течения, которое пыталось удержать её под водой. У неё закружилась голова, но прямо над головой она видела бурлящую поверхность. Она держалась так долго, как только могла, её лёгкие кричали о кислороде, пока она рвалась на поверхность. Её лёгкие просто больше не выдерживали напряжения… К облегчению, сзади вдалеке она увидела серую фигуру, выбежавшую из-за дерева, которая встретила её глазами, полными ужаса. — Хамфри!..***
Хамфри бежал так быстро, как только мог. Хоть он и не был натренированным альфа-самцом, но благодаря тому, что он хотя бы не толстый, это позволяло ему бегать довольно-таки быстро, хоть и недолго, так как выносливость он никогда не развивал, из-за чего бег давался ему всегда с трудом. Но, как-никак, мотивация не останавливаться у него была. К счастью, срезка по пути к ручью была очень короткой, поэтому он успел добраться до того, как выдохся окончательно. И, кстати, он уже прибыл на место… Увидев конец пути, он выбежал из-за дерева и оказался прямо перед ручьём. Осмотревшись, посмотрев сначала вправо, а потом влево, он увидел вдалеке Кейт, вот только она была не на земле, а в ледяной воде. Сильное течение уносило её, и создавало между ними двоими всё большее расстояние. От страха и удивления он расширил глаза, и в ту же секунду встретился с ней взглядом. Хоть он и не мог прочитать по её глазам, что она сейчас чувствовала, но он определённо знал, что прямо сейчас творилось в её голове, и что самое главное — он знал, что она мысленно просит его о помощи, и знал, что должен делать в эту секунду. «Хамфри!..» — слабый крик вывел его из раздумий, он однозначно понял, что Кейт кричит ему о помощи. Поэтому он, больше не тратя лишнее время, побежал за ней по земле. На радость омеге, течение не было быстрее уставшего волка, поэтому спустя двадцать секунд он оказался вблизи тонущей и уплывающей Кейт, которая находилась по центру ручья. Кейт, вытащившая голову из воды, посмотрела в сторону и увидела бегущего в стороне от него Хамфри. Она была рада. — Хамфри! — крикнула Кейт хриплым, дрожащим, уставшим голосом. — Держись, Кейт! Не волнуйся! — пытался подбодрить омега, несмотря на то, что сам не знал, что делать. «Так! Прыгать в воду мне не рекомендуется, так как с плаванием у меня не очень, хоть я и пытался. В этом случае поможет какое-нибудь другое бревно с берега. Нам обоим повезло, что в нескольких десятках метров впереди с моей стороны лежит достаточно длинное дерево, чтобы Кейт могла зацепиться за него. В принципе, оно достаточно близко, она сможет ухватиться хотя бы пастью». — Кейт! Впереди от тебя вблизи есть бревно, оно слева, попытайся ухватиться за него пастью! — осведомил её волк, надеясь, что она услышит, потому что если нет… то он не знал, что делать. Кейт хотела что-то ему ответить, но вода, продолжающая поступать прямо в горло, не давала ей даже пискнуть. Но она услышала и, попытавшись развернуться, увидела впереди бревно, слегка возвышающееся над водой. То, что нужно! Через несколько секунд бревно оказалось в паре десятков метров от пострадавшей. Поняв, что наступил её шанс, Кейт раскрыла пасть и вытянула шею настолько сильно, насколько могла, приготовившись к захвату. — Давай, Кейт! — крикнул Хамфри, давая ей стимул и силы, чтобы всё получилось. — И-и-и… Попадание! Она схватилась зубами крепко, насколько это было возможно для её истощённого организма и постепенно покидающих её сил. Схватившись за «опору», она сильно сжала челюсти, так как течение тоже не было слабым и пыталось оторвать её от гнилого дерева и утащить за собой. Хамфри, поняв, что это шанс для них обоих, сразу же поспешил помочь Кейт, встав на бревно и аккуратно, в отличие от неё, слегка торопясь, оказался через несколько мгновений рядом с волчицей, но не над ней… и уже не окажется… Из-за сильного «укуса», сжатия челюстей и острых зубов, а также не лучшего качества сгнившей коры место, за которое схватилась альфа, треснуло и откололось от своего места, отправив самку обратно вплавь. — Хамфри! — отчаянно крикнула Кейт, как только снова была захвачена буйным движением течения ручья. — Чёрт! Проклятье! — выругался омега, поняв две вещи: единственный шанс на спасение его подруги утерян и больше он не знает, что делать. Второй «единственный» шанс, чтобы спасти Кейт — самому отправиться за ней. Терять её таким образом, особенно после такого диалога и трагической ссоры, он не собирался! Если же у него ничего не получится, и он её потеряет — ладно, если и на тот свет, то только с тем, кого ты любишь и за кого ты отдашь жизнь. Спасение дорогой жизни ценой собственной — лучшая смерть для успокоения (3). — Хамфр… помоги!.. — крикнула она в последний раз. Хоть ему и было страшно и он уверял себя, что вообще не умел плавать, всё равно должен был попытаться. Хотя бы попытаться загладить вину, ведь это он был виноват в этом. Собрав всю силу, храбрость и волю в кулак в последний раз… — Держись, Кейт, я спасу тебя! — крикнул он и прыгнул в воду. «А теперь вспомни всё, чему тебя… учил ты сам. Надеюсь, мне поможет чудо…» С помощью быстрого течения и своих передних лап пловцу-спасателю не составит труда добраться до утопающей. Но, несмотря на, казалось бы, быстрое движение, путь омеге преградили большие и небольшие камни с тупыми или острыми углами, что могли нанести вред пловцу — как ушиб, так и порез, а также рваную рану, что закончится даже для обоих плачевно. Встретив на своём пути первый валун, Хамфри рванулся в правую сторону, пытаясь уйти от столкновения, однако оказался слишком наивен. Пытаясь что-то сделать, но потерпев поражение, волк был вынужден принять на себя удар. Ударившись головой о большой влажный камень, серый волк застонал от боли, и из-за удара ему пришлось «раскрутиться» в воде, что привело к потере баланса. И омега начал так же, как и Кейт, тонуть и пытаться вытащить или держать голову над водой, чтобы хоть немного дышать. Несмотря на то, что это было чертовски сложно, с последним отчаянным пинком он выдохнул, к своему великому удивлению и облегчению вдохнув большой глоток воздуха. Однако у него было мало времени, чтобы насладиться этим, когда он мчался к новой очередной, но не последней скале. Быстро соображая, он рванул вправо, но не успел и ударился плечом о неумолимый валун. Он вскрикнул от боли и отскочил, делая неконтролируемое вращение, пока его несло вниз по реке. — Хамфри! — он услышал отчаянный голос, перекрикивающий рев реки. Хамфри обернулся и увидел, что Кейт в нескольких ярдах впереди него находится в таком же затруднительном положении, как и он: рыжеволосая волчица изо всех сил пытается удержать голову над водой. Омега развернулся всем телом и направился к ней с помощью течения. После огромного количества физических усилий они встретились, только чтобы снова разделиться, чтобы избежать ещё одного валуна. — Кейт! — позвал Хамфри, подплывая к ней. — Кейт, держись за меня. Кейт сделала, как ей было сказано, и обхватила Хамфри за плечи. Затем самец стал маневрировать вокруг другого камня, только чтобы врезаться своим телом в один из них позади него. Хамфри вскрикнул, но сумел не потерять Кейт. Его сильно приложило о другой камень, его голова развернулась и ударилась о него. Ему очень повезло, что он не потерял сознание от холода, но он всё ещё был ошеломлен сверх всякой меры. Течение рвануло вниз, но, к счастью для волка, волчица всё ещё была с ним. — Кейт, продолжай держаться за меня, не отпускай! Услышав его, она только сильнее, изо всех своих сил, прижалась к нему и обняла его. Сейчас она надеялась только на него, она сдалась, она была истощена. Хоть он и не чувствовал, но знал, что она так же как и он, безумно дрожала, и не только от холода. К их большому, невероятно огромному везению сильное течение реки ослабло, а глубина уменьшилась, что позволило им наконец-то нормально высунуть голову, выплюнуть всю воду, попавшую в рот, и спокойно вдохнуть и выдохнуть. Хамфри, смотря вперёд, куда их уносило течение, увидел ещё одно, последнее дерево. Оно было очень широкое, почти сухое, в некоторых местах влажное, но главное — не скользкое. Находилось максимально близко к воде, почти касаясь его, что давало им, а точнее, всё ещё работоспособному Хамфри, схватиться обеими лапами за деревце, не используя пасть. — Кейт, вот он — наш шанс, — повышенным тоном, но не криком, сказал Хамфри, так как течение замедлилось и уже не так сильно шумело и изнуряло наших жертв Посейдона. Но рано было сдаваться, по крайней мере, омеге осталось последнее действие. Оказавшись перед удачно преграждающим дальнейший плавучий путь деревом, голубоглазый волк вытянул передние лапы вперёд, готовясь к состыковке и высаживанию «пассажира». Схватившись, со стопроцентной безопасностью, за точку спасения, они наконец-то остановились, и всё, что им осталось сделать, это взобраться, пройти несколько метров, и они спасутся, по крайней мере от водопада; никто не отменял обморожение на холоде. — Кейт, готово, мы спасены, — вселил в неё надежду Хамфри, один из двух везунчиков. — Хватайся за дерево, взбирайся и ступай на сушу. Давай! — скомандовал омега-спаситель. Кейт, услышав его слова, поспешила разорвать «объятия» и, развернувшись, взялась лапами за «вторую» опору. Используя последние силы, что немного накопила, пока держалась за друга, она взобралась на деревце. Как только она оказалась на нём, то уже собиралась бежать, сломя голову, на сушу, чтобы наконец-то почувствовать себя в безопасности, но быстро одумалась, вспомнив про того, кто её только что спас. — Д-д-давай, Х-хамфри… Мы-ы… почти выбрались, — поторапливала альфа, развернувшись к омеге. Серый волк не заставил себя ждать и в мгновение ока поднялся на влажный предмет и вместе со своей невольной спутницей, пройдя несколько метров, снова оказался в безопасности — на заснеженной суше. Рыжеволосая Кейт сразу же, как только коснулась снега, плюхнулась на землю, дико дрожа и глубоко дыша. Хамфри же слегка наклонился, но также начал отдыхать, переводя дыхание. Они спасены. Они живы. «Наконец-то этот кошмар закончился…» — Кейт, всё в порядке, мы спасены, — сказал слегка довольный Хамфри. Но посмотрев на неё, сразу опешил. — Кейт?.. — спросил, волнуясь, обладатель небесных глаз, с трудом подойдя к подруге. — Кейт, ты в порядке? — снова спросил волк с надеждой, что с ней всё в порядке. — Холодно… — еле ответила золотая волчица, продолжая сильно дрожать и стуча зубами и сжимая глаза наряду с телом. — Не волнуйся, Кейт, я просто так сдаваться не собираюсь… — уверенно, хоть и с дрожью в голосе, заверил омега и, встав перед ней, залез под неё, тем самым набросив самку на себя, чтобы её можно было свободно тащить. — Ух-х… А ты тяжёлая… и холодная, — заметил уставший волк. — Но не бойся, я дотащу тебя до стаи домой. С трудом или нет, но я сделаю это. Терять тебя физически я не собираюсь. — Х-х-хамфри… — хотела что-то сказать Кейт, но Хамфри её перебил. — Тише, Кейт, не напрягайся, сохраняй силы и главное — не засыпай. Ты скоро будешь дома… если я не откинусь раньше, — мрачно закончил он и побежал что есть силы в стаю.***
Два взрослых альфа-волка шли по пути в свою берлогу, бурно споря об одной очень важной вещи. — Ну же, Уинстон! Пойми, что так будет лучше для всех. Посчитай, сколько в стае волков и волчиц, которые сами неравнодушны к противоположному рангу. Они будут счастливы, если ты согласишься это сделать, — пыталась убедить взрослого вожака его верная такая же взрослая жена, которая шла позади него. — Я понимаю, что кому-то станет жить легче, приятнее и так далее, но мы говорим о балансе рангов, о стабильности. Тони постоянно твердит о том, какой это важный закон, который соблюдали предки тысячу лет. Это не так-то просто, Ив, — ответил ей серый альфа-волк. — Я знаю, о чём говорит Тони, он постоянно об этом твердит. Но стоит ли оно того? Я очень много раз думала о том, что было бы, если бы мы просто отменили его, и всё, — она стояла на своём. — Ты думаешь, я не думал? Меня разрывает об одной мысли об этом. Может, это и правильное решение со стороны морали, которая сделает столько волков в стае счастливыми, но правильно ли это вообще? Пожертвовать тем, что строилось, соблюдалось, очень и очень редко нарушалось столько лет ради того, чтобы одобрить чьи-то желания? Ты сама понимаешь, что отмени я закон, то сразу всё пойдёт наперекосяк в рангах и иерархии. Стоит ли это того? — контратаковал Уинстон, сделав ударение на определённом слове. — А чем мы пожертвуем? Подумай о том, чем мы жертвуем, пока соблюдаем его? Просто представь ситуацию: какой-нибудь омега из нашей стаи сильно любит какую-то альфу, но они никак не могут быть вместе. Даже сбежать из стаи не могут. А этого омегу никто не любит, он подвергается избиениям, травле, он аутсайдер, и ему ничего не остаётся, как перестать мучиться и прийти… к суициду. И всё из-за того, что этот закон запретил им быть вместе. Он мог жить ради хотя бы одной волчицы, но даже она его не любила. В итоге этот бедный омега покончил с собой из-за того, что ты, Уинстон, отказался отменить закон, — это был очень весомый аргумент. Смерть определённого существа из-за тебя, а также спасение жизни благодаря тебе что-то да значило. — Я-я… — Уинстон почувствовал, что проигрывает войну, ему надо было что-то придумать. — Скажем так… М-м… Золотая альфа почувствовала, что нашла подходящее место для удара — то, что нужно. Ещё немного, и она добьётся того, чего хочет она и чего хотят её единомышленники. А они тем временем взобрались по склону и уже стояли у входа в берлогу. — Ты говоришь, что с отменой закона последует нарушение баланса и всё пойдёт наперекосяк, нарушится баланс и альфы перестанут быть главными, а омеги самыми низшими, и тогда начнётся путаница. Чушь! То, что омеги «ленивые», ничего не значит. Вся их лень заключается в нежелании. Дай им возможность стать парой для альфа-волчиц, и у них появится желание, мотивация тренироваться, попытаться стать лучше, сильнее и, возможно, когда-нибудь стать бетой, гаммой и в конце пути — альфой. Популяция: если каждый в стае захочет быть с альфой, будучи омегой, и с омегой, будучи альфой, то нас станет больше, но если ты боишься, что станет больше омег, нежели альф, то ты зря волнуешься. «Гибрид» Альфы и Омеги позволит родиться сильному, мужественному альфе с чистым и большим благородным сердцем. Вот он, идеальный баланс. Что ты… Что мы теряем, отменяя закон — процесс, который ни на что не влияет… Что мы все получим, отменив закон — мы с тобой получим благодарность, уважение, искреннее спасибо от них, а они получат то, что всегда хотели. Они получат это, и всё благодаря тому, что ты сделал… или сделаешь. Но опять же, это всего лишь закон, который ничего не значит! Всё, что он значит, это то, что он существовал тысячи лет. И что? Это вся причина? Вся причина в том, что при отмене закона мы прервём процесс? В Джаспере и других местах есть, наверное, другие стаи, которые соблюдают закон. Мы лишь будем единицами отменивших из тысяч до сих пор соблюдающих. Уинстон опустил взгляд, и она это заметила. Внутри неё заиграла гордость, хоть и ничего удивительного для неё здесь не было; она всегда умела его убеждать. — Подумай о Кейт: она тоже любит Хамфри, возможно, ещё с детства, а из-за того, что она стала альфой, у неё появилось огромнейшее количество занятости, дел, проблем, я уже давно не видела, чтобы они нормально общались, если они вообще общались с момента её возвращения. Она скоро станет вожаком стаи, если дело не дойдёт до объединения стаи с Тони, об этом я хочу думать меньше… По стае даже недавно прошёл слух, что они поссорились или переживают сильные проблемы внутри их дружбы. Но это слухи, а слухам я никогда не верила, и ты тоже. Но даже если и так, то, что между ними могло случиться, что они ни разу не поговорили нормально. Я помню, как Кейт ни на шаг не отходила от этого милого омеги. Как неслась сквозь ветер, чтобы поскорее с ним встретиться. Ещё с их детства меня ломала и печалила та мысль, что они не смогут быть парой, потому что «тысячелетний» закон это запрещает. А теперь подумай о том, что будет, если ты отменишь его: если ты отменишь закон, то ты сделаешь Кейт ещё более счастливой, чем тогда, когда у неё появился Хамфри. Ты сделаешь её счастливой как настоящий отец. Она очень тебя любит, а отменишь ты закон — ещё больше. Я всегда хотела, чтобы мои дочери были счастливы, а если одна из них потеряет то, что так сильно любит, она будет несчастна, а я готова сделать всё ради того, чтобы моя дорогая Кейт была благополучна. Отмена закона — то, что нужно Кейт, то, что нужно Хамфри, то, что нужно мне, то, что нужно тем невезучим, что влюбились в противоположный ранг и теперь не могут избавиться от своей симпатии к тем, с кем быть не могут. Уинстон нахмурил брови, но не сердито, скорее по их «выражению» можно было сказать, что внутри вожака что-то ёкнуло. Ещё немного, и Ив пересечёт финиш с победой. — Но возвращаясь к Хамфри… Ты же сам знаешь, что у него с Кейт не простая дружба. Они не просто лучшие друзья. Ты понимаешь, что они больше, чем друзья. Подумай о Хамфри: у него нет ни родителей, ни сестёр, ни братьев, никаких родных, а друзей у него не так уж и много, он чуть ли не изгой в нашей стае. Его ещё с детства подвергали травле. Сколько задир его кусали и резали? Много! Ты же сам помнишь, как ты подобрал его на тропинке зимой, замёрзшего, голодного. Ты же подобрал его не потому, что вожак, а потому, что ты добрый, благородный, и ты готов сделать правильное дело, сделать правильный поступок, чтобы сделать кого-то счастливым. Ты подобрал его из жалости, потому что твоё правильное говорило тебе взять его, пощадить, дать шанс на жизнь. И оно не подвело, потому что именно Хамфри сделал Кейт счастливой. Разве не ты мне говорил, что он для тебя как сын, о котором ты мечтал? Разве не он первым в твоей жизни назвал тебя папой, а меня мамой? Он и для меня многое значит, пойми! Если ты отменишь закон, то сделаешь его поистине счастливым, у него наконец-то появится тот близкий, которого он полюбит как родного. Да, ты можешь сказать, что он и так счастлив, и это можно подтвердить по его весёлому характеру, доброй и кристально чистой личности, но… так ли это? А что, если он просто прикрывается этим? Что, если он каждую ночь плачет в своей норе от той мысли, что у него ни одного близкого волка, волчицы, а любимой волчицы у него нет, потому что та, кого он любит, не может быть с ним, опять же, из-за закона. А что, если Хамфри и есть тот самый омега, который сильно любит ту самую альфу, но не может быть с ней вместе. Он тот, кого избивают — его избивали — он тот, которого травят — его травили. А даже если он захочет с ней сбежать, он не сможет, потому что Кейт станет вожаком и будет обязана исполнять свои обязанности, с горечью на душе осознавая, что её любовь потеряна. И вуаля: две разбитые жизни, и всё из-за того, что ты слишком упрямый и «правильный». Уинстон продолжал смотреть в землю, но уже без нахмуренных бровей, и по взгляду было ясно, что его что-то задело. Ив этого не узнает… — Уинстон, милый, — он посмотрел на неё, — сделай это ради Хамфри и Кейт. Остался всего один день до решения. Я знаю, что ты хороший вожак, отец и друг, и твоё правильное чутьё тебя не подведёт — по крайней мере, в эту минуту. На обдумывание таких вещей ушло бы несколько секунд, минут, но такого времени у Уинстона не было, потому что в эти же несколько секунд у подъёма к пещере они услышали стоны, как будто кто-то тащил что-то тяжёлое. Они оба встали и посмотрели на нарушителя их важных мыслей. Они увидели перед собой Хамфри, нёсшего у себя на спине трясущуюся до жути Кейт. Смотря на них, они увидели, что они оба мокрые. Несложно было догадаться, что они оба упали в воду. «Как?» — сейчас они и узнают. — Боже, Хамфри, что случилось?! — озабоченно спросил Уинстон, сразу подбежав к волку, оставив разговор с Ив позади. Ей и понимать не надо было, что разговор хоть и не окончен, но определённо продолжится. — Мы… с Кейт… Агх… — Хамфри было тяжело говорить: было очень холодно, он устал и нёс на себе такую же тяжёлую тушу. — Всё хорошо, Хамфри, давай её мне… — остановил его вожак, перекинув дочь с омеги на себя и забежав внутрь вместе с Ив. — Вух-х!.. — выдохнул измотанный Хамфри. — Боже, как же я устал… — опустив голову и закрыв глаза переводя дыхание, всё ещё дрожа. — Хамфри, заходи быстрее — ты тоже весь мокрый! — приказала с заботой взволновавшаяся Ив. Хамфри без секунды промедления поплёлся в нору, так как хотел поскорее согреться, а также убедиться, что с Кейт всё будет в порядке. Зайдя поглубже в пещеру, омега встал чуть ближе у стены, пытаясь быстрее согреться, но подальше от «мамы» и «папы», чтобы не мешать процессу. Хоть он и не почувствовал «прилива» тепла, но время отсидки покажет результат. Уинстон, стоявший чуть подальше от Кейт, повернулся к волку, чтобы спросить у него про ситуацию. — Хамфри, что с вами случилось? — Кейт упала в ручей. Тот, который ещё не заморожен. Я пытался ей помочь выбраться, но всё шло наперекосяк, поэтому пришлось самому прыгать в воду за ней. Она осталась без сил, поэтому я, используя свои последние силы, дотащил её сюда… Сам не знаю как… — объяснила жертва ледяной воды с дрожью в голосе. — Но что вы делали у того ручья? — ему хотелось искренне отблагодарить его, но вместе с тем вопросы о его дочери вылетали из его пасти быстрее благодарностей. — Я не уверен, но, кажется, Кейт хотела перейти его, чтобы перебраться на другую сторону. Я… Я-я сам не знаю причины, по которой она это сделала, — и правда и ложь, но с целью сокрытия горькой правды. Он не готов был сказать об этом, по крайней мере сейчас. — Ну-у… — Уинстон задумался о его словах и будто почуял какую-то неувязку, но до «детективных» дел пока было рановато. — Хорошо. В любом случае, я очень благодарен тебе за спасение моей дочери. И очень рад, что с тобой тоже ничего не случилось, — слова Ив «для тебя как сын» для него и вправду имели значение, хоть и эта история раскрывалась в другом месте. — Спасибо… и без проблем… сэр, как-никак, но она… — он косо посмотрел на дрожащую Кейт, и недолго думая, уверенно закончил: — Моя подруга. Хорошо, что я не оставил её там, а пошёл за ней, — завуалированно сказал он, не давая намёков или догадок о том, что и из-за чего произошло всё это. Но Уинстон заинтересовался… — Что? Хамфри, о чём ты? — слегка нахмурив брови, спросил волнующийся отец, чуть медленно подойдя к молодому волку. — Мне придётся оставить ваш вопрос без ответа… — он не успел продолжить, так как жена альфа-волка окликнула его. — Уинстон, подойди ко мне! «…Наверное, навсегда». В ту же секунду серый волк подошёл к золотой волчице, которая наблюдала за более молодой самкой, что уже лежала не на правом боку, на том, что положил её отец, а на животе… — Я осмотрела её: у неё нет никаких повреждений, травм, порезов или даже ушибов. Однако она очень сильно замёрзла, и согревом ей не поможешь. Точнее сказать, да, она согреется, но я не хочу, чтобы она мучилась, поэтому я бы хотела согреть её как можно быстрее. Мне в этом поможешь ты, Хамфри, и ты, Уинстон. Хамфри, останешься здесь с ней, постарайся согреть её любым способом, — Хамфри слабо кивнул. — А ты, Уинстон, мы с тобой пойдём за шкурой. — Шкура? — переспросил вожак. — Ты уверена? У нас их не так уж и много. — Твоя дочь замёрзла чуть ли не до смерти — это исключительный случай! — ответила Ив, слегка прикрикнув на мужа, который вместе с ней был слегка на нервах. — Н-нет, мам… Не надо… Я сама справл… — Исключено, дорогая моя! Ты в очень тяжёлой ситуации, тебе необходимы покой, тепло, одеяло! Так же, как и тебе, Хамфри, — обратилась она ко второму страдальцу. — Разговор с тобой, Кейт, окончен, отдыхай. Кейт сдалась. — Подождите, — вмешался Хамфри, — о какой шкуре вы говорите? — Это долго объяснять, но… — хоть Ив и торопилась, но похвастаться хотелось бы. — Я придумала на случай зимы некоторые «плюшки», которые помогли бы нам не замерзать, или хотя бы не умирать от холода. Мы просто срывали всю шкуру с животных, «сшивали» её особенным способом и тем самым получили очень радующий нас результат. Мы решили назвать это немного странным названием, но… Название в основном давала я, так что… мне всё равно — «одеяло». Скажу по секрету, мы их сшивали наряду с волками из восточной стаи. Мы ждали подходящего момента, когда их можно будет использовать по самой острой необходимости, чтобы не расходовать их постепенно. И это — подходящий случай, — Ив объяснила так быстро, как могла. — А-а-а… — это была сложно восприимчивая информация для Хамфри… — Окей, ладно… — …но об этом он ещё спросит. — Так, достаточно болтовни! Уинстон, бежим, — вожак побежал к выходу и остановился у входа к нему. — Хамфри, — он серьёзно посмотрел на самца, — я надеюсь на тебя. Хамфри ничего не ответил, лишь с трудом отдал правой лапой честь. — Не волнуйся, душка, мы скоро, — даже не нужно было уточнять, кто это сказал. Ив и Уинстон побежали как можно быстрее, с той же надеждой, что и у Хамфри «лишь бы с Кейт всё было хорошо», и оставили его и её наедине. И вот они одни… снова. Замёрзшие, находившиеся в шаге от смерти, в которую так и хотелось всего лишь одному ручью затянуть их в бесконечный речной вальс, отправляя их на дно воды и заполняя их лёгкие чудовищно холодной водой. Они были одни, и теперь тут даже природы не было, которая издавала бы хотя бы звуки своего присутствия. Только крохи тепла и всё ещё небольшое гудение наряду со свистом в ушах, которые не стихали даже спустя несколько минут… Или сколько там Хамфри бежал в стаю?.. Он сам не знал, ведь адреналин и всё ещё та мотивация придавали ему сил не останавливаться, сосредотачивая его внимание только на «бесконечном» беге и замерзающей Кейт. «А если Кейт заснёт и от смертельного холода больше не проснётся?» Эта мысль не давала Хамфри бежать быстрее, пытаясь выйти за пределы ограничения его физической силы. Она давала ему силы бежать и не замедляться, что в конечном итоге привело бы к остановке, из-за чего он бы не успел. Он просто бежал: без остановки, без замедления, без ускорения. Просто бежал, стараясь успеть. И он успел. Загладил ли он свою вину? Готов ли он узнать об этом прямо здесь и сейчас, когда им никто и ничто не мешало? Он бы с радостью, да вот… готова ли она? Она и так многого нахваталась за сегодняшний день: неудавшаяся охота, уставшая, замёрзшая, разбитая морально своим же лучшим, но бывшим другом, в шаге от страшной смерти, но спасённая своим же лучшим, нынешним другом, снова замёрзшая, но уже сильнее и холоднее некуда. И она всё ещё была жива — благодаря ему. Это тишина, холодная гудящая тишина раздражала Хамфри, ему не хотелось стоять на одном месте, ему хотелось сделать хоть что-то, в буквальном смысле — всё, даже поговорить с ней. Но он не мог, потому что боялся. Когда он прыгал в воду, даже тогда ему не было так страшно, как сейчас. Переживание тяжёлых дружеских отношений, трагическая ссора, приведшая к концу дружбы, смертельная ситуация, в которой без везения следовало рассчитывать только на себя, а в итоге тот «разрушитель» спас свою же «напарницу» и теперь грелся с ней в одной норе — всё это сильно надавливало на голову и в ней же не укладывалось. Парадокс? Везение? Ирония? Каждый выбирает сам для себя. Хамфри думал обо всём этом. Ему тоже, как и ей, было сложно в это поверить. Всего лишь за один час произошло так много. Он поднял взгляд с пола на неё. Она продолжала лежать на животе, дрожа и держа голову опущенной, будто задумавшаяся, но о чём — было понятно и так. Ему было трудно и грустно. Трудно смотреть на неё и так же что-то сделать, не совершив какой-то маленькой ошибки, которая приведёт к чему-то такому же, если не большему. Грустно, потому что он не сможет смириться с тем, что потерял столь дорогое ему волчье тельце с волчьей душой. Даже несмотря на то, что он сам её отпустил, но вернулся к ней и поднял. Так может, у него ещё оставался шанс вернуть её к себе? У него не осталось воли, не осталось сил. Но было ещё немного моральной силы, немного времени… и небольшой шанс на воссоединение, которое он так хотел? Имея хоть небольшой шанс, он решил попробовать, ведь зачем не пользоваться, когда дали? Он медленно поднялся, не сводя с неё взгляд, чтобы в любой момент что-нибудь предпринять. Он медленно, шаг за шагом, подходил к ней с левой стороны. Тихо, чтобы она его не заметила и не услышала. Жаль, что даже через небольшой гул в ушах она всё равно его будет слышать. Он подошёл к ней, но остановился в нескольких парах дюймов от неё, так она его заметит, хотя бы краем глаза. Она его заметила и чуть-чуть повернула голову в его сторону. Хамфри увидел, что она не осмеливается посмотреть ему в глаза, в отличие от него. В её выражении морды и глаз он видел грусть. Но есть ли в них обида? Он стоял не двигаясь, ожидая, что она скажет ему что-то. Но что бы она ни сказала, он это сделает. Даже если она попросит его уйти, он готов был это сделать, потому что он до сих пор помнил те слова, то желание, что она озвучила ему перед тем, как уйти подальше от всех, чтобы её не видел никто, в особенности он. Может, она и не смотрела ему на морду или в глаза, но она смотрела ему на лапы, а значит, видела, но не прогоняла. О чём она думала? — Хамфри… — обычным голосом озвучила ему имя она, стараясь говорить так, будто всё хорошо. — Кейт? — он пребывал в предвкушении. — Присядь… поближе, — попросила она, так и не посмотрев на него, потому что не готова, потому что рано. Она попросила его спокойно, не огрызаясь, без грубости, без злости. Она не сказала, но попросила — «пожалуйста». Он был готов выполнить любое её желание, лишь бы остаться с ней и поговорить, хотя бы последний раз. Поговорить как друзья перед прощанием, потому что он не знал, что их ждёт: снова дружба, как это было когда-то, или теперь они не смогут обменяться даже парой слов. Нет ничего обиднее, когда спустя несколько лет после вашей последней встречи из детства вы встречаетесь в подростковом и более возрасте, но вы друг друга даже не обнимете, будто не виделись десятки лет, словно не помните. Но вы помните, просто этого не хотите, потому что многое изменилось, и вы как личность — тоже. Он сделал, как она просила, и сел поближе к ней, сократив расстояние от своей правой задней лапы до её туловища на пару дюймов. Так близко к ней он вставал только в детстве, когда понятия об дружеской, личной и интимной зоне комфорта для них была вне зоны их знаний; они об этом пока не знали. Час назад, когда он использовал интимное пространство, чтобы вызвать у неё дискомфорт для отведения взгляда, что, к сожалению, не помогло. И в ручье, когда она обняла его за плечи, что стало самой близкой их «встречей» в их же жизнях. — Я никогда не думала, что смогу так сильно ошибиться, — заговорила она, смотря в одну точку на полу, не смотря в его сторону. — Ошибиться? — её не понял бы никто. — Я совершила ошибку. Я, не ты. Она поняла, в чём была виновата, или она совершила ошибку, выбрав его в качестве друга? — Кейт, о чём ты говоришь? — он спросил так тихо, но достаточно слышимым голосом. Он просто не хотел портить то, что начало их разговор. Он будет аккуратен, потому что это их первый раз — первый раз, когда они смогли поговорить нормально, если это всё не закончится идентично. Она подняла голову к выходу. Подняла так гордо, самоуверенно, будто зная, что делать, наряду с тем же вдохом. Спустя пару секунд она повернулась к нему, всё ещё не смотря. — Я заменила тебя Гартом, — наконец ответила она, наконец понял он. Он не хотел никак на это отвечать. Да, он мог бы сказать, что это правда, ведь он сам это же говорил, а лицемерить не собирался. Но, с другой стороны, он мог бы сказать, что это неправда, она бы никогда этого не сделала. Он мог бы её утешить, поднять настроение, расположить её положительное настроение и отношение на его сторону, но: во-первых, тогда он просто воспользуется этим. Он воспользуется не просто её отношением к нему, он воспользуется ею, а такое он даже по отношению к врагу не будет делать. Даже к Гарту… Во-вторых, это будет тупизм: тупорылый, дегенеративный, ущербный тупизм! Подойди к волку с оторванными лапами, со вскрытым животом, из которого вылезают внутренности, но он всё ещё жив, и скажи ему: «Не волнуйся, с тобой всё будет хорошо. Я обещаю». Да, действительно… Но и у этого есть значение: если она успокоится и через время простит его, то они снова станут друзьями. Но разве вы забыли, что выбор уже сделан? Он не станет отвечать, он просто опустит взгляд, подтвердив, что это правда. Как только он его опустил, она наконец-то взглянула на него, на его морду, прочитав его эмоции, которые даже в озвучке не нуждались. Увидев его реакцию, она сделала то же самое. — Я понимаю, возможно, ты меня ненавидишь после этого… после моей замены тебя им, но… я тебя не ругаю, я тебя не виню, я тебя понимаю. Когда мои родители перевели всё своё внимание на Лили, я почувствовала замену. Как будто я уже была не нужна, как будто… Как будто я им приелась… будто мною уже насытились. Мне было грустно, но я попыталась простить, хоть и в прощении никто из них не нуждался, — и тут она наконец посмотрела ему в глаза, встретившись с его взглядом, потому что он почувствовал, что пора и ему ответить ей. — Но именно благодаря тебе я поняла, что даже несмотря на то, что они стали больше внимания уделять тому, кто и вправду в этом нуждается, они всё равно любят меня так же, как и Лили, и так же, как тебя, — именно на словах «люблю» она смягчила свой голос до уровня нормального, спокойного, настроенного для дружеского разговор двух близких друзей. «Может быть, это оно? То, чего я хотел? Может, мне ответить взаимностью? Расположиться на тех рельсах, по которым проезжает поезд, с помощью чего мы сможем найти то, что нам нужно?» — он мог бы лечь к ней, но проявлять инициативу он стал бы до тех пор, пока не убедится, что наступило то самое время. — Потому что это правда. Кем бы ты ни была: омегой, альфой, бетой, гаммой, аутсайдером, изгоем, инвалидом, слепой, именно родители будут любить тебя, несмотря на все твои недостатки. Неважно, кто ты, главное, чтобы как личность ты была хорошей. И я и вправду считаю тебя хорошей, если не лучшей, хоть и прошло много времени, — стоило ли ему говорить эти последние пять слов? — Ты всегда считал меня лучшей. Лучшей, потому что знал меня как друга, как личность, а не потому, что я дочь вожака. Все говорили, что я хорошая, боясь, что ответь они иначе, я бы обиделась и пошла жаловаться папе. Я бы пожаловалось, если бы мне это сказали в детстве; тогда я была глупая, — слегка улыбнулась она, вспомнив юность. — Зато смешливая, — подхватил он. — Смешливей тебя я никого в жизни не встречала. Именно такого юмориста как ты мне не хватало в школе. — То есть ты… — когда говоришь таким тоном, оставляя своему собеседнику продолжение с концовкой, то чуть ли не рождается надежда, что он продолжит за тебя. — Считай, что да — я по тебе скучала, — её тон был направлен на кокетливость, пытаясь выдавить из её друга позитивные желания и чувства. — Ну… хотя бы это, — он ответил холодно, как бы не давая ей подробностей. Это не значило, что ему неприятно. Но его ответ поставил её в тупик, напомнив об её ошибке. — Хамфри. — Да? — Прости меня, — казалось бы, за что? Но им двум и так было понятно, в чём тут дело. — Из-за того, что я совсем… отбросила тебя. Я поступила неправильно. Ты считаешь меня чуть ли не лучшей, считаешь меня настоящей подругой. Но разве подруга будет поступать таким образом, заменяя тебя таким как Гарт? Нет. Именно ты раскрыл мне глаза. Я никогда не видела тебя таким… правильным, что ли… Злым, умным, искренним, настоящим. Я совершенно не заметила того, что ты мне хотел донести. Из-за этого я просто обиделась, как маленькая девочка, которая зациклилась на одном слове. Всего лишь одно оскорбление, которое ты верно приписал ко мне, и на него я и обиделась, так глупо… Ты был совершенно прав. Настоящая подруга не будет менять настоящего друга, которого знает с рождения, на того, кого знает всего пару недель. Я совершенно забыла про тебя, когда впервые с ним познакомилась, словно найдя того, кем можно заменить тебя. А узнав его ещё больше, я погрузилась в него с головой, отбросив всё, даже дела альфы. Именно по своей вине я потеряла тебя, потеряла своего друга. Своего лучшего и единственного друга. Друга, которого очень люблю. Друга, который считает меня настоящей подругой и бережёт наши дружеские отношения как самый преданный друг. Друг, который считает меня настоящей подругой не потому, что я красивая или имею связь с вожаком, что даст возможности моей… паре, а потому, что он знает меня изнутри. Знает меня снаружи, внутри и ценит, несмотря на столько изъянов, что есть в каждом из нас. Даже во мне, ведь я неидеальна. Даже когда я отбросила тебя и стала заниматься своими делами, не обращая на тебя внимания, ты всё равно терпел. Ты ждал, когда я подойду к тебе и заговорю с тобой, как подруга с другом. Как это было когда-то… Целый месяц ты ждал того дня, но так и не смог его дождаться. — но он дождался — И ты всё равно терпел и ждал, даже после того, как я встретила Гарта, которого ты так возненавидел и которым я так прониклась. Но я прониклась не его характером или личностью, юмором или заботой, чего у него, кстати, нет — ни того, ни другого из двух последних сказанных. Нет, я просто на него «засмотрелась». Засмотрелась как глупая девка, которая увидела мускулы и начала по ним «течь». Как же это отвратительно… Хамфри, я… не знаю, что со мной случилось. Я этого не хотела. Альфа-школа изменила меня, поменяла мои приоритеты, сделала меня тем, кем я с детства не хотела становиться. Я поменяла круг общения, поменяла друзей и поставила свой статус альфы превыше всего. Может, это и мой долг, но это не значит, что я должна отбрасывать всех, кто мне дорог. Лишь потому, что омеги… — она не закончила. Хамфри услышал её. Услышал её мысли, переживания, причины, проблемы, мнение, отношение, правду. И он ей верил, верил всегда и будет верить, ведь она верила ему, потому что они друзья. Ведь именно в доверии и кроется дружба. Он понял, что ей жаль, он был прав, что она совершает ошибку, и его надежда, что она захочет вернуть всё на свои места, ещё жива. Она извинилась, но своё мнение касательно того, что будет дальше, она ещё не высказала. Кейт сказала своё слово и передала эстафету Хамфри. Он хотел сказать ей многое и то, что хотел сказать ещё давно, но она лежала, не смотря на него, а он сидел, без возможности поговорить с ней глаз на глаз. Может, это будет из разряда интимной близости, но то, что происходило сейчас, говорило о том, что так будет правильнее и это нужно сделать или хотя бы попробовать. Поэтому он, без всякой стеснительности или последующей неловкости, прилёг и придвинулся к ней, но её тела не касался. Она этого заметила, но отодвигаться или отстраняться не стала. Это просто по-дружески. Ей это даже нравилось. — Кейт… — наконец-то сказал он, но смотреть друг другу в глаза они не решались. А если бы и попробовали, то это привело бы к неприятному казусу с носами. Тем более, они были непосредственно очень близки друг к другу, не только друг к другу. — Я… это было сложное время. Я очень сильно скучал по тебе. А когда узнал, что ты уходишь, я почувствовал опустошение, думая, что больше никогда тебя не увижу, хоть и понимал, что мне просто нужно подождать чуть меньше, чем полгода, и мы снова сможем вместе играть. И вот ты возвращаешься из альфа-школы, я на радостях, счастливый бегу тебя встречать… — он глубоко опечаленно вздохнул. — Лучше бы я тебя забыл. Но забыть я не мог, и наверное, уже никогда не забуду. Я терпел и ждал, но понял, что терпеть больше не могу и не хочу, так как понимал, что могу потерять тебя окончательно. Поэтому мне пришлось это сделать, так как я посчитал, что так будет правильно. Я так и не понял, правильно ли я поступил… По крайней мере, он наконец-то смог с ней поговорить. — Я хотел, чтобы ты меня услышала. Хотел снова стать твоим другом, чтобы… хотя бы общаться с тобой, а если бы у тебя были невероятно важные дела, то я бы понял и не стал тебе мешать. Если бы это были по-настоящему важные дела. Ты сама знаешь, что я пытался держаться, чтобы не переступить черту, потому что боялся, что мои действия разрушат нашу дружбу. Кто же знал, что мы будем оба в этом виноваты… «Мы все виноваты, Хамфри, не вини себя одного». — Хамфри, — она повернула голову к нему, но не вплотную, а слегка, чтобы она могла смотреть на него, смотреть в глаза, как подобает искренности, на которую омега-волк отреагировал собственными глазами, — я понимаю, что я допустила ошибку. Сказала, что больше не хочу тебя видеть. Я больше нас всех приложила лапу к разрушению дружбы, и я признаю свою вину. Но это не значит, что я не считаю тебя другом. Ты всегда был для меня другом: первым, лучшим, близким, верным, заботливым и единственным, которому я доверяю и которым я дорожу. Если бы однажды наступил день, когда наша дружба перестанет существовать, я всё равно буду помнить тебя как своего первого лучшего друга, ты будешь одним из важных волков в моей жизни, которого я буду помнить всю жизнь. Ты для меня не просто друг, ты для меня больше, чем друг. Ты для меня тот родной волк, которого я ставлю по равному уровню наряду со своими родителями: папа первый, мама вторая, и ты — третий. Может быть, когда-нибудь ты станешь для меня первым, зависит это только от тебя. «Что же это значит?» — Хамфри, как ты думаешь, можем ли мы… — ей сложно было произнести эти слова, она боялась услышать отказ, потому что сейчас её главная надежда — услышать «да». — Снова стать друзьями? У Хамфри расширились глаза. Он удивлён? Он рад? Но если он удивлён, то, что его удивило: снова стать друзьями, когда дружба похоронена, или то, что хотел услышать он, как и она? — Снова гулять вместе, общаться, вспоминать прошлое, проводить время вместе? Как друзья… Глаза волка слегка опустились, вернувшись в обратное положение, но в них всё ещё было видно удивление. — Я знаю, возможно, ты скажешь, что наша дружба уже потеряна и мы больше… не можем быть вместе, но есть ли хотя бы шанс, что мы снова можем стать ими? Можешь ли ты мне дать шанс, хотя бы минимальный, что мы снова сможем быть… вместе, как друзья? Она не хотела, она просила, в душе умоляла его, чтобы он хоть немного, но пообещал, что они ещё могут всё исправить и забыть. В крайнем случае, начать всё с чистого листа. Даже по его правилам, если понадобится. Он опустил глаза вниз, обдумывая её слова, анализируя всё ею сказанное. Она была готова ждать несколько часов, лишь бы услышать хоть немного более-менее похожее на положительный ответ. «Снова стать друзьями? Как это было когда-то? Но почему я должен отказаться? Кейт моя подруга и всегда ею будет, а по её словам, я её лучший друг. Мы оба этого хотим. Я хотел этого ещё с того дня, как она вернулась! Я каждый день ждал этого дня на протяжении месяца, и вот оно! Идеальный шанс, идеальный момент, идеальная совпавшая ситуация, идеальный день, идеальный друг, идеальная дружба. Только глупец не выберет положительный вариант её… просьбы. Я знаю, что она просит. Я чувствую это, ведь я тоже этого хочу. Я сам от себя не прошу, а требую ответа «да». Не только ей, но и себе самому. Так будет правильнее. Но разве это будет логично? Ведь я уже сделал выбор: я разорвал с ней отношения, опустив её в грязь. Так друзья не делают, так делают только те, кому дружба уже безразлична и она на них не влияет. Но я всё равно пошёл за ней, не оставив её одну и спас ей жизнь. Это значит, что моя дружба с ней мне не безразлична. Она мне не безразлична! Я хочу с ней дружить. Я хочу быть с ней. Я хочу! Но стоит ли возвращать всё на свои места, если от одного моего выбора произошло такое, что даже выкопав труп, ты его не оживишь никак — он всё равно уже мёртв. Но что, если произойдёт чудо? Произойдёт чудо, и это самое чудо оживит мертвеца и снова сделает его живым и счастливым, выражающим радость и эмоции, приносящее счастье и желание — желание жить дальше ради того, кому ты дорог. Какой смысл жить ради того, кто тебе дорог, если ему на тебя наплевать? Вот именно, что нет смысла жить дальше. Если я выберу дружбу с Кейт, то я не потеряю её, я снова смогу быть с ней. Да, я знаю, что это звучит двусмысленно, но о романтике не может быть речи никогда! Альфа и Омега не могут вместе. Сука, как же я ненавижу этот кусок говн… этот проклятый закон! Если бы не он… я бы уже давно был счастлив. Но если я хочу обрести это счастье, то мне просто нужно снова вернуться к Кейт, и я смогу обрести счастье с тем, кого люблю, хоть и никогда не смогу полюбить физически. Ни я её, ни она меня. Но какое это имеет значение? Главное — мы снова друзья, и я закреплю нашу дружбу и больше не позволю такому случиться. Ни я себе, ни Кейт себе, ни этот закон нам. Мой ответ…» Ответ не заставил себя долго ждать. Уже через несколько секунд Хамфри поднял глаза на неё… и широко улыбнулся. Сердце Кейт дрогнуло и готово было выпрыгнуть, но она держала себя в лапах. — Я буду счастлив снова быть твоим лучшим другом. «…Мой ответ — да». — Правда? — естественно, это была правда, но в такие моменты просто невозможно не переспросить. Вы бы видели улыбку и глаза Кейт и то, как они расширились от радости. — Правда, Кейт, — спокойно с кивком ответил Хамфри. Теперь они снова друзья, как это было тогда. — Спасибо, Хамфри! — радостным тоном воскликнула Кейт, крепко обняв омегу за шею и прижавшись своей мордочкой к его. Несмотря на то, что им обоим всё ещё было холодно и их шерсть была мокрая, им обоим было приятно обниматься, за исключением того, что обнимала только Кейт, а Хамфри её впустил. — Не за что, Кейт. Всё ради тебя, — возможно, сегодняшний разговор в лесу не оказался таким уж плохим. — Ты самый лучший волк и омега, который когда-либо существовал в моей жизни! — всё таким же радостным, но уже спокойным тоном сказала она. — Спасибо, Кейт, ты мне тоже дорога, — двусмысленно? Странно? Романтично? Это всего лишь дружба, здесь не было ничего удивительного или странного. — Как приятно слышать это от тебя, Хамфри, — с наслаждением и расслаблением заявила она, всё ещё обнимая его, но постепенно ослабляя хватку. Через пару мгновений она отпустила его и снова вернулась в прежнее положение. Но как только она это сделала, у неё по телу прошла дрожь. Поняв, что её «друг» раскрылся ей, она подвинулась к нему максимально близко и прижалась так же сильно, что удивило волка, ведь это сделала сама Кейт — объект его симпатии. Могло ли это быть намёком с её стороны? — Ке-ейт, — она посмотрела на него с улыбкой, — что ты делаешь? — он задал вопрос, делая небольшие паузы между каждым словом. — Я… просто замёрзла. Может, мне и стало намного лучше, чем когда ты меня сюда притащил, но шерсть всё ещё мокрая, и мне из-за этого… не очень тепло. «Значит, она хотела согреться? Она хотела, чтобы я её согрел?» — Если ты хочешь, я могу тебя обнять, — несмотря на то, что он был сегодня настоящим героем и заслужил приз, она его подруга и никаких намёков он допускать не должен. Но обнять — просто дружеская услуга. — Я была бы рада, — улыбка, положительный тон — всё это не нуждалось в объяснении. Она не была против, чтобы он это сделал. Получив согласие, «Ромео» поднял правую лапу и положил её «Джульетте» чуть ниже за шею, слегка прижав её к себе, а она в свою очередь слегка коснулась головой его собственной головы, закрыв глаза и наслаждаясь его присутствием, принося ему гормональное наслаждение; это всегда приятно всем, и им обоим тоже. Но заканчивать на этом они, а точнее, она, не хотели, ей очень хотелось сделать всего лишь одну вещь — отблагодарить его. — Хамфри. — Да, Кейт? — Спасибо тебе, — ему надоело задавать эти вопросы, а ей — их слышать. — За то, что спас меня. Ты не оставил меня одну и пришёл за мной. Ты не умел плавать, но даже с этими проблемами ты повёл себя как настоящий альфа-омега-герой. Именно благодаря тебе я и ты находимся здесь. Именно благодаря тебе я спасена и дышу сейчас. Именно благодаря тебе наша дружба всё ещё живёт и будет жить… — «…пока не перерастёт в нечто большее». — Спасибо тебе, Хамфри, за всё. «Без тебя, Хамфри, не может существовать ни одна Альфа и Омега (4)». — Не стоит благодарности, Кейт, на моём месте это сделал любой бы. Я просто не бросил друга в беде. — Но только ты бы пошёл за мной и только ты бы прыгнул, рискуя собой, спасая меня. На такое был бы способен только ты. И ты это сегодня доказал… — она не закончила… Внезапно на неё нашло что-то приятное, невообразимое, но она посчитала, что это не приведёт к чему-то плохому и Хамфри будет приятно… это слышать, ведь до действий рановато. Кейт слегка отстранилась от прижимания головой и положила голову на переднюю лапу под голову Хамфри или, точнее сказать, на передние лапы, если бы правая была на своём законном месте. Но это не меняло того, что они оба находились в далеко не дружественной зоне, которая их всё равно устраивала. Хамфри хотел что-то сказать, но подверг свои мысли сомнению, думая, что в этом ни он, ни она не нуждались и стоит оставит так, как есть, потому что следующий раз, когда они смогут позволить себе такую роскошь — этого раза никогда больше не будет. Если дают — пользуйся, пока есть возможность. А если бы он и хотел что-то сказать, то в любом случае был бы перебит… — Я рада, что в моей жизни есть ты, Хамфри, — …потому что теперь она закончила. — А ты в моей, Кейт. Она не говорила, но и подавать знаки ей не надо было. Хамфри понял, что они открыты друг для друга, поэтому положил свою голову ей на шею. Он не улыбнулся, но наслаждался каждой секундой того, что было ему дозволено, а она лежала под ним и широко улыбалась. Она ещё не сделала последнего шага, но уже была счастлива. Конец? Почти. Осталась ещё одна деталь для прояснения. — Хамфри, — сказала Кейт, не открывая глаз, словно бормоча, но без бормотания, через сон. — Да, Кейт? — и он не шелохнулся. — Помнишь, ты сказал, что когда я тебе говорила, что занята важными делами, а ты сказал, что я вру и я не занята от слова вообще? Он тихо издал «угу». — Так вот… может, тебе понравится эта новость, но… я на самом деле была занята делами, и очень даже важными. Ты, скорее всего, скажешь, что тебе неинтересно или скучно слышать о делах альф, но эта новость тебя очень порадует. — Правда? Что же это? — она его заинтриговала. — В этом деле участвовали я, моя мама, папа — куда же без него, — а также присутствовали Тони, вожак восточной стаи, и его сын, ты удивишься, Гарт, — на этом имени она очень волновалась, что он начнёт злиться, чего она очень не хотела, ведь это могло разрушить такой великолепный момент. — А я почему-то ни хрена не удивлён… — но, на удивление, он ответил обычным бубнением. — Забудем про него. «Лично я не против». — В общем, мы решали один очень важный вопрос… — интрига… — касательно закона «Альфа и Омега». — Та-а-ак… «Я уверена, что он будет счастлив». — Мой отец и Тони обдумали всё, связанное с законом, и подискутировали на тему, которая далась Тони огромным трудом, а моему отцу — бурным обсуждением собственных мыслей. А вот моя мама была очень даже не против этой идеи, сама не знаю почему. Скажу прямо, они хотят отменить закон о том, что Альфа и Омега не могут быть вместе. Как тебе такая новость? «Я уверена, он будет кричать и гореть от радости. Настолько разгорится, что согреет нас обоих». Ему потребовалось несколько секунд, чтобы прийти в себя, прежде чем ответить… — Я скажу тебе так, Кейт — я счастлив. Я невероятно счастлив. Это самое приятное и радостное чувство, что я ощущал в своей жизни. Я… просто рад, не передать словами насколько, — он пытался говорить сдержанно, но она легко поняла, что он широко улыбается. Ей казалось, что он сейчас расплачется от счастья. — Я тоже, Хамфри. Ты бы знал, как я кричала внутри своих, когда узнала об этом от своей мамы, я всеми силами пыталась убедить папу его отменить. И-и-и… он… мне пообещал, а он всегда сдерживает обещание, что примет, как он сам сказал, «правильное решение». Считай, что дело в шляпе, — теперь им ничто не помешает быть вместе, только решение отца Кейт решит их судьбу. — И если тебе интересно, когда это произойдёт, я тебе отвечу: совсем скоро. Я бы сказала, очень… — Я буду ждать этого дня с нетерпением, — а когда он наступит, он будет обливаться наслаждением. — Не волнуйся, Хамфри, ты дождался нашего воссоединения, а когда наступит отмена запрета — ты даже не успеешь глазом моргнуть. — Ловлю на слове. — Как скажешь. Я очень рада, что теперь ничто не мешает нам быть вместе, — Хамфри открыл глаза, так как это заявление вызвало у него неоднозначные мысли, в которых он хотел бы убедиться. — Что ты сказала, Кейт? — это было признание… — Если хочешь, я могу повторить, если ты не расслышал, — игриво сказала она и, слегка рассмеявшись, поводила своим хвостом по хвосту своего партнёра. «Поймёт ли он?..» — Хм-м… — «в любви». — Можешь не говорить, альфа. «Он понял…» — Смышлёный омега. «Альфа за Омегу, Кейт». — Бр-р!.. — пробежала дрожь по телу золотой альфы. — Как же холодно… Где мама и папа с одеялами? — от её девичьего «жалованья» он испытал умиление и про себя засмеялся. — Не волнуйся, я здесь, с тобой. Я буду твоим «одеялом», малышка. — Малышка, значит? Ладно, благодарю тебя, мой герой. Они не признались друг другу, но им и не надо ничего говорить для раскрытия правды друг другу, чтобы понять, что именно здесь, в этой пещере, в этот день, в это время года, в этой ситуации, благодаря этому серому стройному омеге они стали принадлежать друг другу. Они лежали друг «над и под» другом, согревая друг друга, давая себе обоим взаимное тепло своих тел, которые позже и вовсе начинали постепенно согреваться двумя, может, и небольшими — но двое превратят одну шкуру в большое для двоих одеяло — шкурами. Дело личное, но, наверное оно того стоило: месячное переживание, которое было оправдано всего лишь одним «законодательным» решением, что и вовсе перевернуло всё, не принося дисбаланса в том, что ошибочно — как показало время и решение — считали идеалом. Кейт измучилась больше всего, но и Хамфри сделал намного больше, чем рыжеватый «фрик», с которым она и общалась потом, потому что от стал напарником по охоте и парой сестры, но особых отношений с ним у неё не было; зачем альфе кто-то, когда у неё есть омега? Ведь именно эти двое проживут вместе своё десятилетие Альфы и Омеги. Хамфри определённо был наиболее уставшим, несмотря на Кейт, которой было намного больнее, не считая физической боли. Он устал: он ждал, терпел, грустил, переживал, морально давил, бежал, плавал, бился о глыбы наряду с булыжниками, что было очень даже больно. Он рисковал, замерзал, спасал свою и жизнь любимой, бежал, не останавливаясь, не обращая внимания на адский холод, и под конец наконец-то добился своей цели сквозь титанический труд, но получив удовольствие от полученной награды, за которую страдал физически. Стоило ли это того? Думаю, ответ вы знаете сами. Он искренне любил её и наконец-то заполучил, хоть и нанес ей сердечную боль острым ножом, порезавшись сам. Ещё в детстве он желал, чтобы Кейт была рядом с ним, и с каждым днём его взросления желание перерастало из обычного «будь всегда рядом со мной» постепенно в «стань навсегда моей». Можно ли назвать это его мечтой? Кто знает… Но если бы этот вопрос задали Хамфри, он бы ответил просто и прямо: «Мечты сбываются». Она заснула. Её физические и душевные страдания наконец-то закончились, и теперь он тоже мог заснуть спокойно, зная, что с ней всё хорошо, она в безопасности и теперь она с ним. Это был всего лишь один день зимнего лесного процесса Матери-природы, за несколько часов которого произошло всё, что только во сне могло случиться: от трагедии до признания в любви. Она поняла свою проблему и больше не допустит подобных проблем и непозволительных действий со стороны возлюбленной. Он не хотел, чтобы она мёрзла и во сне страдала от всё ещё навязчивого собачьего холода. Поэтому он прижался к ней сильнее, поглощая весь её холод и жертвуя собственным теплом в её же благо. Это будет приятно физически. А для того, чтобы подарить ей удовольствие внутренне, ему даже думать не надо, как это сделать: манёвр его головы, поднесение к ушку её головы, его тёплая улыбка умиления, сладкий ласковый шёпот и всего лишь одно, столь греющее душу, слово: — Согрейся……Любите даже в ссоре.