***
Леонард падает. Разбивается, и вновь частицы души собираются воедино, лишь для того, чтобы вновь рассыпаться.***
— Ты пялишься, — констатирует факт капитан, ковыряясь вилкой в тарелке и уже пару минут наблюдая за взглядом доктора, который вот-вот прожег бы дыру в спине мирно обедающего навигатора. — Не неси чушь, Джим. Капитан щурится, направляя вилку в сторону друга. — Неужели кто-то захотел оборвать с нашей русской березки листья? — Твои метафоры сведут меня в могилу раньше чертового космоса, — доктор вскакивает из-за стола, спешно удаляясь от Кирка, слыша, как тот вслед ему кричит разборчивое «ты не ответил на вопрос!». Хотел ли он «оборвать листья русской березки»? Два голоса в голове орали наперебой два противоположных ответа, а сам Маккой никак не мог выбрать нужный для себя вариант.***
«Личный дневник Леонарда Маккоя» — Боже, как же паршиво это звучит, — тянет мужчина, потирая виски́. Навязчивая идея рассказывать о происходящем на корабле витает в глубинах сознания, а он будто боится выпустить её, превратить в реальность. — Тебе уже не 12, чтобы таким заниматься. Вместо личных записей, так манящих к себе, Боунс принимается за отчеты, вглядываясь в нескончаемый поток букв и цифр.***
— Мы со Споком...... Вот так начиналась новая головная боль. Они сидели в третьей переговорной все вместе: Ухура, Скотт, Спок, Сулу и, черт бы его побрал, Чехов. Хотя нет, лучше не черт, а Леонард. Пока связист мило выслушивала предположения Монтгомери и Хикару о новом варпе, попутно делая небольшие глотки водки из рюмки, а Спок отчитывал Джима за столь большое количество алкоголя, у Лео буквально перехватило дыхание от фразы навигатора: — Они любят друг друга, — как-то нервно шепчет Павел, смотря Маккою в глаза. А тот замирает. Ему кажется, что если Чехов разорвет зрительный контакт, то его мир разрушится вновь. Прошла минута, а парнишка все еще вглядывался в тёмно-зелёный омут его глаз, поднося ко рту полностью наполненный стакан и делая пару больших глотков обжигающего алкоголя. «Даже не морщится» — отмечает про себя Ленн. Кирк под столом больно бьет сжатым кулаком о бедро, от чего доктор недовольно шипит на друга, ударяя того локтем по ребрам. Возвращая свой взгляд он и не надеется увидеть столь же пристальный от Чехова, но, на свое удивление, видит легкую улыбку перед тем, как стакан с алкоголем ее перекрывает.***
В «мирное время», когда кораблю не нужно было выполнять миссии, несшие в себе море опасных болезней и ран, в медотсеке чаще всего появлялись инженеры. Оказалось, что различные усовершенствования, которыми так грезили работники в красном, несли за собой количество царапин и синяков, приближающиеся к нескольким десяткам на одного. — Я же говорил тебе, не нужно лезть в вентиляционные отверстия! Говорил? Говорил, можешь не отвечать, — Скотти, как и полагалось лучшему другу, гневно отчитывал Кинсера за выходку, повлекшую за собой небольшие проблемы. — Ты не волнуйся. Жить будешь. Будет, док? Монтгомери задает этот вопрос, словно другого ответа, кроме «будет», не существует. Маккой ухмыляется. — Здесь никто не умирает. «Кроме моих чувств» — эти слова он, конечно же, не говорит вслух, как ему кажется. Скотти ретируется из медблока чересчур быстро, похлопывая своего друга по спине, из-за чего ему приходится чуть согнуть колени, и странно косясь в сторону врача.***
Личная каюта Леонарда выглядела так, словно в нее только заселились, о присутствии человека здесь можно было понять по нескольким рубашкам, висящим в шкафу и падде, лежащем на столе рядом с кроватью. В остальном она оставалась холодной и пустой. Все из-за нежелания мужчины проводить время где-нибудь, где можно видеть звёзды и чертов космос. Дверь комнаты распахивается, даже не сделав запрос для владельца, а сразу впуская в комнату Джима. Привелегии капитана, как же иначе. В его руках открытая бутылка с коньяком, а от тела так и несет сексом. Развязным и тягучим, таким, о котором можно только мечтать. Маккой ничего не спрашивает, лишь изгибает бровь в немом вопросе. — Я пришел поговорить, — четко выговаривая каждую букву, произносит капитан. — О вреде алкоголя или о Споке? — О тебе, Боунс. Маккой тяжело вздыхает и хлопает по кровати, приглашая друга сесть. Неровной походкой мужчина доходит, садясь вплотную к шатену. — Почему? — спрашивает капитан. — Почему ты выбрал зеленокрового вместо какой-нибудь симпатичной девушки? — Нет, — зло шипит друг прямо рядом с ухом. Приблизившись прямо к лицу Леонарда, Кирк заговорчески зашептал, опаляя горячим дыханием его губы: — Почему ты такой трус. Доктор тянет носом воздух, игнорируя нападки капитана. — У тебя уже была жена, значит у тебя точно е.й.сть опыт в…эм, сейчас, подожди, в отношениях, вот. Слова Джеймса словно витают вдалеке, отдаваясь слабым гулом в голове. Навязчивые мысли в тысячный раз лезут в голову, грозя перейти из раздела «мысли» в раздел «действия». Кирк прав. Что Маккой потеряет, если хотя бы пригласит Павла пообедать вместе? Или предложит ему сыграть партию в шахматы? При отказе, наверное, у него разобьётся сердце [как доктор он, конечно, понимает, что такого не произойдёт], а вот при положительном ответе у него подскочил бы уровень эндорфинов. -… а потом оказывается, что ей больше нравится классика. Вот как может нравится классика? Такая нудятнина…нуднятина… — Нудятина, Джим. Капитан активно закивал головой, а через мгновение подмял себе под голову подушку, промурлыкав что-то Боунсу на прощание и уснул.***
Номер каюты Чехова ярким пятном отпечатался в сознании мужчины, а ноги сами вели его по извилистому лабиринту коридоров корабля. Сжатый кулак останавливается в дюйме от двери, вся уверенность куда-то испарилась, а ее место вновь занял идиотский страх. «Ну что ж, дневник, сейчас я буду позориться, а ты увидишь этот позор на своих страницах.» Костяшки пальцев проходятся по двери небрежно, словно смазывая удар, звук из-за этого выходит тихим. Внутри каюты слышится неясный звук, а в голову приходил мысль, имеющая место быть. «знаешь, дневник, придя в каюту Павла Чехова, я застал его там не в самом приличном виде и к тому же в компании девушки» Чехов открывает дверь, придерживая рукой краешек одеяла. Натянув его на голову и кутаясь в нем, словно в коконе, он больше походит на школьника, чем в те моменты, когда на нем была форма экипажа. — Мистер, сэр…доктор Маккой, что-то случилось? Что? Что случилось? Время! Джим пришел к нему около двенадцати, за мыслями мужчина провел около получаса-часа, в голову даже не закралась мысль о времени его визита. Волна замешательства нахлынула сполна, заставляя Леонарда молчать и смотреть в одну точку, поджав губы. — Не хотите сыграть пару партий в шахматы? — потирая уставшие глаза, спрашивает Паша. — Все равно не смогу уснуть. Маккой улыбается и поддаётся вперед, сокращая расстояние между ними. Разум уже давно не правил его поступками, на его месте теперь стояли чувства. — Я люблю, — на этих словах Боунс запинается, все слова кажутся ему глупыми и сказанными не в тот момент. -…шахматы. Паша улыбается. Так тепло и нежно, что и на сердце у Маккоя становится спокойнее. — Я тоже люблю шахматы.