Не верь безумию любви

      Свуп остановился у невзрачного дома на окраине. С него соскочил высокий человек, закутанный в плащ, какие носят местные фермеры и все, кому приходится выходить двойным днем на улицу. Человек подошел к двери в сплошном глухом дувале и постучал - раз, три раза и еще раз. Дверь открылась, и пришелец завел свой свуп внутрь.       Внутри, в крошечном дворике, пришелец откинул капюшон. Хозяин, смуглый молодой человек, шагнул ему навстречу, вглядываясь в лицо.       - Ани?       - Китс!       Они обнялись. Анакин теперь был выше Китстера и шире в плечах. Это было непривычно.       - Рад тебя видеть, - сказал Китстер. - И… сочувствую.       Анакин мотнул головой - он до сих пор не мог об этом говорить.       - Я тут привез кое-что, - сказал он и снял с багажника свупа объемистый контейнер.       В доме было прохладней. Старый климатизатор тянул вполсилы, и Анакин ясно различал в его шелесте микроутечки. Но на планете они не имели значения, когда воздуховоды износятся до дыр, их можно заменить, а до тех пор беды не будет. Анакин поставил контейнер на стол.       - Тут медицинское оборудование, - сказал Анакин. - Полевой вариант, любой медтех справится, да и вообще любой, если по инструкции. Инструкция там есть, видеозапись.       - Отлично, - сказал Китстер. - Спасибо, Ани.       Они сели за стол, Китстер налил в две кружки воды - чистой, хорошей воды из простенького диспенсера. Анакин отпил глоток.       - Ты надолго?       - До завтрашнего вечера.       - Хорошо. Сегодня собираются почти все наши, я тебя с ними познакомлю.       - Расскажи мне, - попросил Анакин. - Как все было.       - Ничего особенного. Сначала какой-то мелкий чужой попытался купить тетю Шми. Уотто уперся - где бы еще он взял хорошего механика, да? Он вообще постоянно жаловался, что его обжулили, какой он несчастный. Потом примерно через год после того, как тебя забрали, появилась девушка с двумя охранниками. Она тоже пыталась купить у Уотто твою маму, но Уотто не согласился. Говорят, та девушка долго говорила со старой Джирой, а потом она купила нас всех - весь квартал, представляешь? Мама очень боялась, я ведь уже был почти взрослый, но та девушка выписала нам документы и заплатила за извлечение детонаторов. Она даже помогла нам устроиться. Она прилетела потом еще раз, но Уотто уже продал твою маму и свалил подальше от неприятностей. Этот мужик, Клигг, сразу ее освободил и они поженились. Поэтому мама нарисовала на ее двери “белое солнце” - на случай, если ты вернешься и будешь искать.       - А я не ходил к дому, - мрачно проговорил Анакин. - Я сразу пошел к Уотто и все из него вытряс. Только опоздал.       - Послушай, это правда, что ты в одиночку вырезал целый клан тускенов?       - Правда.       - Оуэн говорит, что там вся округа до сих пор тебе благодарна и молиться готова - тускены в тот район не суются теперь.       Анакин знакомо прикусил губу, и Китстер решил сменить тему.       - Ты знаешь, что это была за девушка, которая нас выкупила?       - Это… - Анакин замялся, не зная, как объяснить. - Словом, это подруга моей жены.       - Ого!       - Слушай, Китс, - Анакину пришла в голову идея, которую он нашел стоящей. - Слушай, может повернуться так, что моей жене и ее… сестрам придется искать убежище. Сможете вы ее принять?       - Конечно. Будь уверен, никто даже следа не найдет.       Анакин слабо улыбнулся.       - А что ты скажешь насчет отряда хорошо вооруженных и обученных бойцов?       Китстер опешил.       - Ну, спрятать будет трудно…       - Не спрятать, - сказал Анакин. - Взорвать тут все нахрен. Помнишь, как мы хотели? Выпереть отсюда хаттов, бандоту эту из порта… Свободную жизнь.       - Это целая армия нужна, - задумчиво сказал Китстер. - И корабли.       - Значит, так, - сказал Анакин. - Я сейчас ничего не могу обещать твердо. Но ты собери мне данные - хаттские дворцы, центр контроля, диспетчерская, коды, это все. У вас же есть боевые отряды? Или я тебя плохо знаю…       Китстер улыбнулся.       - Есть. Патрули и охрана, иначе бы сюда таскалась всякая шушера.       - Хорошо. И список составь, чего вам еще нужно, кроме сканеров и меддроидов.       Китстер задумчиво постучал пальцами по столу. Эту привычку он унаследовал от своей матери - Анакин помнил, как тетя Маэри вот так же сидела и постукивала пальцами по столу, как будто отбивая ритм.       - Прогнать хаттов было бы здорово, - сказал Китстер. - Но вернутся же.       - Они сюда вперлись, потому что кореллианцы отсюда свалили, а больше никому не было дела, - сказал Анакин. - Сейчас времена изменились. Татуин, конечно, куча песка, и населения тут немного, но зато транзит идет. Тут тебе и радиальный гиперлайн, да не какой-нибудь, а Старый Кореллианский Путь, и кольцевой Триелусский маршрут, и Кореллианский Отнорок. Кореллианцы не прочь снова тут закрепиться. С другой стороны у нас Рилот, которому хатты намертво перекрывают торговлю с внутренними Мирами и вообще всё. И по Триелусскому маршруту есть Набу, они всем сектором заинтересованы в том, чтобы хатты куда-нибудь отсюда убрались.       - Ах во оно что, - сказал Китстер. - То-то последние лет восемь у нас тут стало не продохнуть от набуанцев и кореллианцев. У нас даже есть Тропа на Набу.       - Погоди. - Анакин вскочил, прошелся по тесной комнатке. - Вы отправляете беглецов на Набу?       Китстер кивнул.       - Эта подружка твоей жены подсказала. Программа помощи беженцам и жертвам траффикинга, - он тщательно выговорил чужое слово. - Надеюсь, они там держат слово и не перепродают…       - Да нет же! - воскликнул Анакин. - Конечно, они помогают, я же знаю эту программу. Падме… моя жена, она как раз с Набу, наверняка она это и придумала… В общем, Китс, поверь, Кореллия, Рилот и Набу точно поддержат Татуин без хаттов.       Китстер плотно прижал ладони к столу, потом поставил локти на стол, положил голову на сцепленные в замок ладони.       - Ани, - сказал он тихо. - Это Республика хочет вернуть Татуин?       - Нет, - зло сказал Анакин. - Это почти частный проект. Мой… ну и еще некоторых. Чама Синдуллы, например.       - Но ты же генерал республиканской армии?       - Я отстранен. Временно. Но, знаешь, первый раз за эти тринадцать лет я могу делать, что хочу. Ну, почти. Из Ордена меня все-таки не выгнали.       - А должны были?       - Когда узнают, что я еще от них скрываю - точно выгонят.       Анакин говорил легкомысленно, но Китстер видел, что тому не по себе. Наверное, загадочный Орден много для него значил, примерно как семья.       - Ладно. Я тебе верю, - сказал Китстер. - Ты все-таки генерал и джедай.       Генерал и джедай упал на стул и сел в точно такую же позу - локти на стол, голову на руки.       - Раньше я думал, что все просто, - проговорил он. - Что я вырасту, стану джедаем, вернусь и всех освобожу. А на самом деле все так сложно…                     - Понятно, что эта штука нифига не работает, - сказал Анакин. - Она на песок не рассчитана, вон, сустав уже весь стерт в хлам.       - Починить можешь? - спросил Клигг. Он сидел в гравикресле рядом с верстаком в мастерской и смотрел, как Анакин разбирает на запчасти его протез.       - Тут нечего уже чинить, проще заново собрать.       - А ты можешь?       - А то нет.       Клигг хмыкнул:       - Верю, сынок.       Мастерская служила прямым свидетельством тому, что да, может.       Парень притащился из Мос Айсли на хвосте Оуэна и Беру, на своем свупе. Поздоровался, не зная, что еще сказать и куда девать руки, посидел полчасика у могильного камня - плакал наверняка, потом развил бурную деятельность. Результатом стал починенный и настроенный испаритель за домом, идеально настроенная система автоматического полива в теплице с палли, отремонтированный спидер (который, видимо, впервые за всю его долгую жизнь перестало заносить вправо), пара дроидов и кухонный комбайн.       Оуэн только заглядывал, смотрел пару минут с озадаченным выражением на лице и исчезал обратно. Клиггу же было интересно, кончится ли у парня заряд и на сколько его еще хватит. Когда Беру позвала ужинать, Клигг решил, что все, но ошибся.       За ужином парень пытался поддерживать разговор, но у него ничего не выходило, и видно было, что ему сильно не по себе - как джаве в теплице. Клиггу тоже было не по себе. Потом он понял - за столом так и осталось пустое место, которое никто не занимал. Шми обычно сидела там, и, как всегда, при воспоминании о ней в груди резануло болью. Там, где раньше была она - теперь осталась прореха в самом мироздании. Черная дыра, невидимая глазу. И сын Шми явно чуял ее, оттого и едва мог говорить с ними и прятался в мастерской. Еще и глаза прятал, как будто был в чем-то виноват.       Клигг и оставил его в покое. Он и сам не знал толком, как говорить с внезапно возникшим пасынком. Чего скрывать, парень ему понравился еще в прошлый раз, но тогда они только просидели молча полночи над телом Шми, и слова не шли на ум. То, что юному Анакину не место на ферме, было видно сразу. И Шми когда-то рискнула и выиграла для него целый мир по ту сторону звезд.              Небо уже темнело, наливалось густой, темной синевой, а на западе дрожали в огненной полосе отражения двух солнц - час последнего света. Час дифракции. От пустыни тянуло жаром, но со стороны скал уже тянуло ветерком, который в ночи сделается холодным. Гость стоял на холмике кольцевого вала и смотрел на солнца. Оуэн подошел и встал рядом. Это вообще-то было его место, он чуть не каждый день стоял здесь, глядя, как угасает день, как белый накал двух солнц остывает до красного и чуть сплющенные шары тонут в сизом тумане. Когда огненная полоса сжалась в нитку, а с востока наползла окончательная чернота, Анакин встрепенулся.       - Извини, - сказал он слегка хрипловато. - Я, кажется, залез на твое место.       - Да ладно, - буркнул Оуэн. - Тут места хватает.       Они посмотрели друг на друга, и Оуэн понял, что его собеседник тоже вспомнил тот анекдот, который “Сидит джава в пустыне, подходит второй и говорит: “Подвинься!” Анакин улыбнулся, взгляд его ожил.       - Пойдем в дом, - предложил Оуэн. - Я сейчас поле включу.       Они спустились во внутренний дворик. Там было темно, только из двери в кухню падал прямоугольник теплого желтого света. У стены напротив в обложенном белыми камешками кругу черной, жирной земли росло тонкое деревце с узкими листьями и веточками алых цветов. У корней из пластиковой трубочки по капле сочилась вода.       - Я завтра уеду, - сказал Анакин. - Оуэн…       Он впервые назвал Оуэна по имени.       - Что?       - Я вернулся, потому что я… я обещал, что вернусь и освобожу рабов, - сказал Анакин. - Но ты же свободный. Зачем тебе это все? Что ты забыл в “Белом солнце”?       Оуэн хотел сначала ответить, что Беру - Уайтсан, и пусть сам додумывает, но это был не ответ. Сыну мамы Шми нужна была не отговорка, а что-то, на что он смог бы опереться.       - Это неважно, что свободный, - сказал Оуэн. - Я фермер. Это мое дело, земля, вода… Мы тут двести лет держим ферму. Я хочу не бояться, понимаешь? Не отводить глаза, когда вижу… всякое непотребство. Самому решать, что делать. Договариваться, это вот все. Хаттам на Татуин плевать, хоть тут все сгори. А я хочу деревья - здесь, не где-то там в Ядре.       - Разве это возможно? Ты что, хочешь к каждому стебельку трубку с водой прокладывать?       - Почему бы нет? Вода тут есть, но глубоко. Видел рядом с останцами склоны? - Оуэн махнул рукой, указывая на юг от фермы. - Там еще десять лет назад черную колючку высадили. Теперь там песок не ползет, живность завелась какая-то. Корни достают до воды, связывают песок. Потом и почва нарастет понемногу.       - Это же долго, - сказал Анакин.       - Быстро только джавы воруют, - наставительно сказал Оуэн. - И я не один такой. Поэтому я и за “Белое солнце”, что они тут хотят жизнь наладить. Ты не обижайся, я понимаю, что у тебя другое в жизни главное. Ты б на ферме и не смог, наверное. Но я там, - Оуэн показал в небо, - не смогу. Кто-то должен быть здесь, а кто-то там.       - Я понял, - сказал Анакин. - Я…       - …вернешься. Я понял. Всегда можешь рассчитывать на воду и кров.       - Спасибо.       Анакин протянул ему руку - левую почему-то - и Оуэн неловко ее пожал. Он еще постоял, слушая, как сочится вода в капиллярной сети, и глядя на мелкие алые цветы граната. Из кухни вышла Беру, встала рядом, нащупала его руку и переплела свои пальцы с его.              Перед тем, как идти спать, Беру взяла на кухне термокружку с водой и отнесла в мастерскую. Непривычные к здешнему сухому воздуху чужаки обычно с утра мучаются от жажды и из-за того, что пересыхает в горле и в носу. В доме-то климатизатор работает, но на мастерскую его мощности уже не хватает.       Как она и предвидела, Анакин еще не спал, он возился с настройкой какого-то дряхлого дроида, которого он явно вытащил из кладовки со всякой сломанной рухлядью, и напевал что-то при этом. Беру прислушалась. Язык был ей незнаком, мелодия повторялась и повторялась, она была как смутный сон, который забывается при пробуждении. Хотя Беру могла бы поклясться, что ни разу не слышала эту песню.       Анакин вдруг умолк, закрыл крышку программатора, и дроид перед ним ожил. Смешной маленький дроид, похожий на черепашку с колесиками и щупальцами.       - Вот, - сказал Анакин, не оборачиваясь. - Дроид-уборщик. Умеет выметать песок. Лапки я ему поменял, накладки новые вырезал. Старые были совсем негодные.       Беру приблизилась.       Тот смерил ее глазками камер и встал в позу готовности к работе.       - Правильно, - сказал Анакин. - Это хозяйка дома. Подчиняйся ей. А сейчас - на зарядку.       Дроид пискнул и уехал к другим дроидам, воткнул щуп в зарядное гнездо и замер.       - Спасибо, - сказала Беру и поставила термокружку на рабочий стол. - Я и не знала, что у нас еще и такое есть.       - Ну, он очень старый. Сейчас таких уже не делают. Процессор и мотиватор в порядке, программы я ему обновил, сломанное заменил.       Он вытянул из коробки влажную салфетку и принялся оттирать левую руку.       - Тебе не обязательно было все это чинить. Мы не требуем платы за гостеприимство.       - Мне нравится чинить сломанное, - возразил он, словно бы оправдываясь. - Если я могу помочь, то почему бы не помочь?       Беру улыбнулась.       - Тетя Шми так и говорила. А что за песню ты пел?       - Не знаю. Это очень старая рилотская песня. - Он вздохнул, прислонился к стенке и сполз по ней на пол. Прикрыл глаза и проговорил нараспев: - Мне снился дождь, мне снился сад в пустыне. Я просыпался, мечтая о любви. А время утекало из рук. Мне снилось пламя. Эти сны летят, не уставая. И в языках огня ее тень влечет желанием. Это роза пустыни, ее покрывала - обещание тайны. Она танцует в моих снах, и пламя обжигает, но наяву все иначе. Прекрасная роза пустыни - воспоминание о садах рая. Ее аромат - как сладкий яд паденья.       - Красиво, - сказала Беру. - Я никогда не видела розы.