Звёздочка с неба

      Что-то летит сверху с тихим звоном, а потом ударяется о синюю макушку, отскакивая и падая в высокую траву. «Почти не больно», думает Мукуро, прикладывая ладонь к ушибленному месту.       Мукуро всего девять. Он еще не научился не плакать, когда взрослые ребята обижают его. Он еще не до конца понимает, что такое дружба, и как это — любить. Он все еще смотрит с детским обожанием на самые вкусные сладости по ту сторону витрины.       Мукуро всего девять, а он уже разучился улыбаться. Всего-навсего девять, а ненависть к человечеству уже горит в нем негаснущим пламенем. Только девять, а он уже не верит ни во что, кроме смерти.       Что-то маленькое и твердое снова сталкивается с его головой и снова падает в траву, а Мукуро рычит от негодования и начинает злиться. «Какого черта! Что это?» Он смотрит вниз. В густой траве лежит что-то маленькое и яркое, и Мукуро садится на корточки, чтобы лучше рассмотреть.       Звезды.       Крохотные яркие пятнышки переливаются золотом в темной траве, а Мукуро слышит тихий мелодичный звон в такт переливам. «Что это?..» Мукуро ничего не понимает.       — Они твои.       Голос эхом разносится в густой темноте, и Мукуро раскрывает глаза шире, чтоб разглядеть в ней хоть что-то.       — Что? — переспрашивает он и вслушивается в тишину.       — Эти звезды — твои, — повторяет голос, отдаленно знакомый и таинственно тихий.       Мукуро пытается вспомнить. Но все, кого он знает, говорят совсем не такими голосами. Детские и заносчивые или взрослые и надменные, все грубые и совершенно неприятные, от которых тошнило, которые заставляли тело дрожать и забиваться в угол от страха.       Этот голос был совсем другим. Тихий и спокойный, непривычно ласковый, почти что нежный. И по-сказочному приятный. Мукуро оглядывается в поисках того, кто может так говорить.       — Ты ошибаешься, — уверенно говорит он и продолжает смотреть по сторонам. — Звезды не могут быть моими.       — Правда? — Голос смеется. Тихо и вовсе не злобно. Совсем не так, как смеются над ним дети в приюте. Совсем не так, как смеются жестокие взрослые в запачканных кровью белых халатах. Совсем не так… — На них написано твое имя.       Мукуро совсем ничего не понимает. Его имя? Не может быть. Он поднимает светящиеся стекляшки с земли и встает в полный рост. Смотрит на них и не может поверить глазам.       «Для Мукуро-сама».       Ровная надпись красивым почерком заставляет его перестать дышать на мгновение. «Для Мукуро-сама». Он перечитывает ее снова и снова, пока буквы не начинают расплываться перед глазами.       — Это звезда от одной маленькой девочки, — говорит голос, и Мукуро впервые слышит, как звучит улыбка. — Поднеси ее к уху, и сможешь ее услышать.       Мукуро долго не решается, боясь, что все это ему лишь кажется. Боясь, что услышит отвратительную брань старика, который каждую неделю отводит его в комнату с белыми стенами и ярким светом. Боясь, что услышит звук странных приборов, после включения которых всегда следует ужасная боль. Боясь, что ничего не услышит.       «Для меня встреча с Мукуро-сама была самым счастливым моментом в жизни.»       Мукуро замирает. Голос, который он слышит от звезды, невинный и совсем детский, и он снова слышит звучание улыбки и, возможно, настоящего счастья. Голос маленькой девочки очень нежный и трогательный, и Мукуро не может скрыть восхищения.       — Теперь попробуй послушать другую звезду.       Мукуро прячет звезду в карман и прижимается ухом к другой, уже не боясь услышать что-то плохое.       «Счастье Мукуро-сама — это и наше счастье.»       Два непохожих голоса говорят почти одновременно и до невозможного искренне. Мукуро опускает руку и почти готов расплакаться, потому что ни разу до этого не слышал ничего подобного.       Звезды снова начинают лететь сверху, с хрустальным звоном сталкиваясь с Мукуро и ложась на землю причудливой россыпью. Мукуро смотрит на них, пытаясь сосчитать. Но звезды падают и падают. Им нет конца.       — Что происходит? Откуда все эти звезды? — спрашивает он у невидимого кого-то, кто так ласково говорит с ним из темноты.       Звезды продолжают падать к его ногам, и Мукуро понимает, что больше не видит затертые до дыр кеды. Звезды скрывают и их, и уродливые синяки на тонких щиколотках. Все они шепчут разными голосами. И все голоса — нежные и ласковые, будто подобранные специально.       — А ты разве не знаешь? — удивляется голос, и Мукуро слышит в нем отголоски печали. — С неба, конечно.       «С неба?»       — Ты врешь! — Мукуро кричит. Его глаза быстро краснеют и наполняются слезами. — Все это ложь! На небе нет ничего, похожего на звезды! На небе… — Он запинается, боясь произнести это вслух. — Там только тьма. Весь этот мир создан из тьмы.       Он снова садится на корточки и начинает плакать. Тихие всхлипы разносятся эхом вокруг. Слезы падают на сияющие стекляшки, и они начинают переливаться тревожным звоном. Шепот становится громче, и Мукуро слышит шум множества голосов, которые не замолкают.       — Не стоит все время смотреть вниз. — Мукуро чувствует, как что-то теплое и невесомое обнимает его за плечи, но не может перестать плакать. — Все хорошо, — шепчет голос у самого уха. — Просто однажды попробуй посмотреть вверх.       Мукуро трет ладонями заплаканные глаза и оборачивается. Но сзади никого нет, и никто не обнимает его. Звезды у его ног сияют золотом. И Мукуро, всхлипывая, смотрит в небо.       — Что ты видишь?       Над ним — бездонная пустота. Чернота самой длинной ночи. А на черном небесном холсте — мириады звезд, неисчислимое множество сияющих стекляшек, золотых огоньков, шепчущих ему на разные голоса. И тьма вокруг них уже не кажется такой страшной.       Мукуро открывает глаза. Над ним — бескрайнее звездное небо. Вдали от огней города звезды кажутся ярче и больше, и Мукуро не может отвести взгляд.       — О, ты уже проснулся?       Мукуро поворачивает голову и смотрит в удивленные карие глаза. И вспоминает, кому принадлежит тот голос.       — Ты так мирно спал, я не хотел тебя будить. — Тсунаеши улыбается ему и снова поворачивается к небу.       А Мукуро продолжает смотреть на Саваду и все отчетливее понимает, что во сне с его маленьким подобием говорил его босс. За все те десять лет, что Мукуро знает его, не поменялся лишь его голос. Все такой же спокойный и совершенно беззлобный. И как только жизнь босса мафии не сделала из него хладнокровного убийцу?       Невероятно.       — Тсунаеши-кун.       Савада снова поворачивается к нему, задавая немой вопрос. Мукуро тянет его к себе за галстук и целует тонкие губы, замерзшие от ночной прохлады. Поцелуй получается слишком нежным, и это совсем не похоже на резкого и грубого Рокудо Мукуро. И Тсунаеши, не привыкший к таким нежностям, смущается и краснеет так сильно, словно целуется впервые. Но совсем не хочет это прекращать.       — Что ты делаешь? — спрашивает он, когда Мукуро отстраняется.       — Мне очень захотелось поцеловать тебя.       Тсунаеши краснеет еще сильнее, и это до того забавно, что Мукуро смеется, ни капли не сдерживаясь. Савада обиженно пинает его ногу, бормоча что-то на итальянском — проклятия, как думает Мукуро, к которым уже давно привык.       Он хватает Тсунаеши за запястье и тянет к себе, заставляя босса Вонголы лечь рядом. Обнимает его очень крепко, пока Тсунаеши безуспешно пытается выбраться из его рук, и смеется над каждой неудавшейся попыткой. И думает, что ради него готов даже достать звезду с неба.