Смысл жизни

      Жестокость мира Гаара понял еще когда только начал осознавать реальность.       Направленная на него ненависть сначала проявлялась только в полных отвращения взглядах, потом он стал замечать как женщины прижимают к себе своих чад стараясь незаметно ретироваться, когда в детскую площадку вбегал песочный ребёнок. Опаска со стороны взрослых шиноби, страх на лицах гражданских, передающийся и их детям…       Так что детское отрицание того, что он изгой, юный джинчурики быстро оставил в прошлом. Но боли меньше не стало, и непонимание причины происходящего лишь усиляло это странное чувство в сердце, которого он никогда не испытывал на других частях тела.       Сидящий на крыше Гаара опустил взгляд на играющих ниже детей. Ему и подумать нельзя было о том, чтобы спуститься и отбить резиновый мяч, ведь он отлично знал, что за этим последует.       Песок вокруг выделывал в воздухе причудливые фигурки, а мальчик зарывался в него пальцами и пропускал между ними, наблюдая, как песчинки падали и вновь начинали летать и танцевать.       Красноволосый мальчик продолжал думать о том, как, наверное, хорошо иметь полноценную семью, провожая взглядом очередную мать, берущую ребенка на руки и, целуя его в лоб, шептала что-то.       Его собственная семья боялась его, а мать, того, кто любит его жизни, он убил, только появившись на свет.       Песок что всегда был рядом не давал ударить его или ранить, даже если это пытался сделать сам Гаара. И кажется, именно он для него был ближе всего к понятию «семья».       Был еще голос из глубин подсознания, но его Гаара ненавидел всей душой.       Неожиданно резиновый мячик отскочил и попал прямо ему в руки, и дети устремили взгляды вверх.        Он даже не стал кидать его. Лишь подхватил песком и медленно опустил. Но аккуратность жеста никого не успокоила, и случилось то же, что и всегда. Раздались высокие крики, родители выбежали из домов, и все вместе бросились врассыпную.        Казалось бы, он давно смирился, но именно сейчас стало обидно до невозможности.  — Стойте!       Вслед за этим словом за детьми погнались щупальца из песка, но ни одно не достигло цели. Этому помешали мягкий голос и теплая рука, легшая на худой плечо.  — Тебе стоит контролировать себя, Гаара.       И без лишних слов Яшамару довел Демона до дома.       Он всегда верил в счастье, пока, пройдя дорогу лишений и боли, не оказался тут — сидя на осколках разбитых надежд и желаний.       Теперь Гаара прячется, свернувшись в углу комнаты и утирая нос рукавом.       Отец был прав. Он не имеет ни на что права. Ни на любовь, ни на уважение, признание и даже на веру в себя.     А зачем им верить, что ты хороший? покажи им настоящего себя.       Сжимая пальцами водолазку у сердца, он прошепчет с затуманенным слезами взглядом: — Больно, как же больно…       Уверенность в том, что эта боль в груди самая сильная из всех возможных уже окрепла в мозгу Гаары, ведь другой боли он никогда и не чувствовал.       В пустоту он шепотом просил: — Не оставляйте меня, не оставляйте гнить в этом мире!       Но он не мог даже сказать, кому эти слова адресовались, но продолжал: — Дайте мне хоть что-нибудь кроме безразличия и страха.       Теперь движется по холодному кафелю, двигаясь по лестнице вверх, и устремляет взгляд на полную сегодня Луну.       Интересно, знал ли кто-то еще это чувство, будто ты не в том месте, будто ты не подходишь? Знал ли кто-то, какого это, чувствовать себя настолько потерянным? Ведь у всех же кто-то есть…       Гаара нашёл ответ для себя. Нет. Ведь все в деревне общались и радовались. У них было то, о чём Гаара мог только мечтать. Любовь. Ну так зачем тебе вообще чья-либо любовь? Не умер же ты без нее как-то.       Никто не обнимет, не пожалеет, не протянет платок.       Гааре приходится утирать слезы рукавом своей пижамы. Он шмыгает носом, продолжая активно тереть глаза, пытаясь остановить свои беззвучные рыдания.       Смотреть ночью в пустыню немного страшно. Холмы вдали становятся страшнее, высокие здания закрывают их так, что даже днём в тех местах бывает мрачно.       Никогда не знаешь, что там. Вдруг из этой темноты кто-то выползет и набросится прямо на Гаару? Хотя кто полезет к нему, он же сам монстр.       Звуки ночи немного успокаивают и заставляют взять себя в руки.       Он был рождён монстром, он был рождён через технику, был козырной картой, угрозой, он опасен!       Он — эхо прошлого, от которой хотят избавиться… Зачем он существует и живёт? Он неоднократно спрашивал себя, но не мог найти ответа. Ведь для жизни нужна причина, иначе это всё равно что быть мёртвым.       Закрыв лицо руками, он впитывал ночную тишину.       Неожиданно ее прервал свист, и за спиной взметнулся песок. Обернувшись, он увидел мужчину со скрытым лицом, направляющего на него кунаи. Обида во мгновение ока превратилась из маленького ядовитого огонька в груди в полыхающее и всесжигающее пламя, и он крикнул:  — Что? Почему? Почему я должен проходить через это?!       Недолгий бой, и противник уже лежит в крови у стены. Страх накрыл Гаару, когда взгляд зацепился за перевязаный бинтом палец мужчины. Догадка пронзила голову, и сердце ушло в пятки. Сглотнув, он заставил себя подойти и свернуть платок. Со страхом в глазах и трясущимеся руками малыш подошёл к ночному гостю и одёрнул маску. — Чего и следовало ожидать от вас Гаара-сама. — И последняя улыбка на мягком лице.       Дыхание участилось, боль в груди стала почти физической. Взметнулся песчаный столб, и, наверное, вся Суна услышала душераздирающий вопль брошенного ребенка. — Почему, зачем? — Это приказ. Мне приказали вас убить. Этот приказ отдал ваш отец, Казекаге-сама.       Время не лечит, до даже к такой боли можно привыкнуть. И вскоре Гаара, навсегда изменившийся после этого происшествия, смог наконец найти ответ на свой вопрос. Он нашел свою собственную истину в убийстве. Он живёт чтобы убивать других, как бы они к нему не относились. Это уже не важно. Он сражается лишь за себя, любит только себя. Пока он верит, что все остальные люди существуют ради этого, мир прекрасен. Пока он убивает других, наслаждаясь своим существованием, он продолжает жить…