Дзинь.
По стеклянной пыли грузно топают ботинки офисных работников, вдавливая мелкую крошку в подошвы.Хруст-хруст.
И трещит уже не разбитая в офисе чашка, а что-то внутри Нат.Треск.
Девушки выдыхает и вяло мямлит извинения. Осколки прочно вгрызаются в ковролин, блестят под бледным освещением офисных ламп. Уже не вытащить. – Все в порядке! – Я уберу... – Нет, не стоит, я позову уборщицу, не волнуйтесь! – Как скажете.Треск-хруст.
Чаша разбивается о землю и потоки грязи-дерьма летят прямо на Наташу. Нужно думать, прятаться, бежать, ускользать от лавины осколков и грязи, что так упорно копилась в ее жизни и теперь атакует с тройной силой. Не обращать внимания, отвлекаться от неустанно катящегося на тебя кома, готового поглотить с головой. А сил хватает только дойти до квартиры и рухнуть на холодную кровать.Треск-хруст-дзинь.
Она разбила оставленную кружку или это слуховые галлюцинации? Может да, а может и нет. Голова кружится, рвётся на лоскутки, распускает восприятие мира на ниточки, а ниточки путаются на стрелках часов и пускают их на свой лад, отчего непонятно, прошла ли пара минут или пара часов. Недо-галлюцинации ведут к сухому копошению ключом в замке и в комнату тут же пробивается запах жвачки, мартини и каких-то тяжёлых духов. – Наташа-Нат-Натусик! Так блекло-фальшиво-противно. По полу стучат пара каблучков и тихо скребут когти гиены. – Натали-Наташик-Наташунчик... Вот ты где! – приближается звонкий голос, и алые губы быстро оставляют следы от помады на ее впалых щеках. – Ну, котик, почему грустим? Ты же по мне скучала? Брови подпрыгивают в наигранном волнении, губы складываются уточкой. Романофф протягивает руку и осторожно чешет за ухом одну из гиен. Зверушка тыкается мордой в лицо и вылизывает всю поверхность, до которой может дотянуться ее длинный язык. – Мальчики, что за манеры? Разве так я вас воспитывала! Где ваши приличия? – шутливая мордочка и быстрый шёпот в сторону Нат. – Они по тебе скучали! Нат с Харли такие противоречиво-неправильные, разные до зубовного скрежета и шипения химической реакции. Им бы ненавидеть друг друга, быть по разные стороны баррикад: одной в качестве народной героини, другой – мировой злодейки, одной из главных боссов их бесконечных командных сражений. И все же они вместе. Глупые вопросы "Как?", "Зачем?" и "Почему?" пролетают мимо, не задерживаясь в их нормально-ненормальных отношениях. Хотя ответ на них довольно прост. Романофф устала. Устала до чёртиков от всей этой котовасии в ее геройской жизни. Устала от правил и их нарушений, устала от разделения на светлых и тёмных, от постоянной однотонной серости своих дней. А Харли одевает яркую одежду, мешая в одной палитре черный, белый, синий, красный и все остальные цвета-оттенки радуги. Харли плюет на правила и их нарушения, то размахивая битой в команде бандитов, то стреляя из винтовки на стороне справедливости. Она громко лопает жвачку, тоннами поглощает сладости и забавно морщит нос при любом случае. А еще трахается с Наташей. А Нат бы тренироваться, заниматься саморазвитием, жить хоть какой-то нормальной жизнью где-нибудь там, подальше, в правильном месте с правильными людьми, уж точно подальше от карикатурно-неправильной Квинн. Стекло бьется, Наташа сходит с ума, Квинн покупает своим гиенам гардероб ценой в парочку домов на Пикадилли. – Ну так что, котик? Котик устал. Устал от юмора Старка, устал от пронырливого Локи, устал от жизни, правил, работы и чего только можно. Котику бы жить тихо и мирно, а его от этого тихо и мирно тошнит. Котику бы спасать мир и быть показушно-правильным членом общества, а котику хочется разбить все стекляшки в ее окружении (в том числе и живые, в оболочке ее знакомых людей), залить все ядреной смесью кислоты и поджечь. Пускай стекло и не горит. А Квинн является экстрактом стеклянности, яркости, кислотно-неоновых цветов и громких визгов. И ей бы раздражать Наташу, выбешивать до желания прострелить лоб (неважно кому), да только Наташеньке с Квинн легче. Черт шутит на новый лад, глаза Квинн блестят разбитым стеклом, Нат дышит полной грудью. Ей так легче. Легче видеть кислоту в виде чистом, неприкрытом человеческой оболочкой. Легче вяло откликаться на острые подколы Харли, чем покрываться пылью в своей квартире. Легче трепать гиен за холку, чем сбивать костяшки в кровь на десятой-сотой-тысячной тренировке. Стекляшки повинуются химической реакции и начинают слабо шипеть. У Квинн улыбка сумасшедше-ненормальная, но до невозможности счастливая. У Наташиных боссов планы по спасению мира, а у Наташи желание грабить банки вместе с чокнутой сексуальной напарницей. Нат поднимается с кровати и сбрасывает на пол остатки кружки. И стекло больше не бьётся.