Тонкий лед

Время, отмеченное октябрем, шло неожиданно быстро. Вероятно, дело было в том, что в этом году октябрь выдался на редкость ласковым. Он не спешил уничтожать всю красоту, подаренную сентябрем, но лишь вносил свои новые краски. Дожди все еще были частыми гостями, но вместо тяготящей тоски приносили свежесть. Погода стояла идеальная для той уникальной осенней красоты и уюта, которые я прежде почему-то никогда не замечала. Оставшуюся неделю до концерта, Гарретт все так же провел в своей пещере. Но отчаяние больше не одолевало его, и он не пытался изолироваться. Я навещала его каждый день, не пытаясь проникнуть в тот сюрприз, который он с таким вниманием готовил. В моменты моего присутствия мы просто разговаривали, пили чай и наслаждались обществом друг друга, ведь все остальное время наши мысли занимала лишь работа. Которая, между прочим, шла полным ходом у каждого из нас. У меня в целях не было закончить написание черновой версии диплома за месяц, но к этому все и шло. А Гарретт в свою очередь нашел затерявшееся вдохновение и, по всей видимости, успевал за неделю написать и отшлифовать две совершенно новые песни. Между тем день самой масштабной студенческой тусовки года неотвратимо приближался и каждый из нас понемногу становился сосудом с трудом скрываемого предвкушения и томительного волнения. Мы старались не говорить об этом больше необходимого, но возбуждение по натянутой струне просачивалось между нами даже в самом отдаленном от темы разговоре. Мы ждали со страхом, тревогой и с бесконечной верой, которая сияющим божественным светом затмевала все опасения. Неделя прошла в одно мгновение. День второго официального публичного выступления Гарретта был так же прекрасен, как и того первого. Даже не верилось, что октябрь перешагнул свою половину и неумолимо двигался в сторону более сурового брата. Солнце игриво пряталось и снова выглядывало из-за лениво проплывающих полупрозрачных облаков. Деревья еще не полностью сбросившие рубиново-янтарные одеяние нежно шелестели последними листочками. Ветер словно нес с собой воспоминания о ласковых весенних днях. Лучшего дня для фестиваля и представить было нельзя. С самого утра шла суетливая подготовка, мобилизировавшая все уровни обороны. Эмили тревожно оглядывала запасы еды и термосов, приготовленных на всех посетителей фестиваля, не иначе. Мистер Лиетт и Марк проверяли и загружали аппаратуру, которую пришлось брать по упрямому требованию старика, не доверявшего никому и ничему кроме себя и своих инструментов. Питер взволнованно поглядывал на главное лицо сегодняшнего мероприятия, но тот никого не замечал, полностью погрузившись в свой недостижимый для обычных смертных мир. Я осматривала всех собравшихся и чувствовала странную гордость и уверенность. Я обещала Гарретту, что мы как самая верная группа поддержки будем рядом в этот важный, возможно даже переломный момент, делая все от нас зависящее, чтобы все прошло настолько гладко, насколько это вообще возможно. И мы действительно были здесь, все вместе, делая все от нас зависящее. Этим утром мы почти не разговаривали с Гарреттом, но мне кажется, я понимала, что творится в его душе. Опасения Питера были напрасны, парень вовсе не изолировал себя в попытках скрыть страх и тревогу. Нет, он был спокоен и уверен. Он был благодарен. Все сторонние заботы взяли на себя мы, а он мог полностью посвятить себя тому, ради чего все это и затевалось. Музыке. И только ей. Дверца фургона с инструментами звонко захлопнулась и Марк, как никогда довольный, потер ладони, готовый выдвигаться. — Ну, что, команда, поехали! Все пришло в движение. Мистер Лиетт еще раз проверил, насколько надежно закрыт задний отсек фургона с драгоценной аппаратурой. Эмили вместе с Питером заканчивали погрузку продовольствия в багажник его машины. Гарретт все так же стоял, прислонившись к капоту той самой машины, но уже немного возвращаясь к нам. Я подошла к нему. — Все хорошо, — негромко произнесла я, теряя вопросительную интонацию. Спрашивать смысла уже не было, нужно было подтверждение. Все действительно было хорошо. — Да, — утвердительно кивнул он. Его задумчивый взгляд был направлен куда-то вдаль. Мы смотрели на один и тот же осенний пейзаж, но мне никогда не удалось бы увидеть то, что на самом деле представало перед глазами парня. Возможно, он видел ту волшебную страну, королем которой когда-то являлся. Когда я думала о возможных картинах, которые были доступны только его ореховым глазам, начинало казаться, что корни могучего старого дерева опутывают его руки и, тянувшись вверх, вплетают в шелк его волос свои листья. Его ладонь нашла мою и, вернувшись в наш лишенный волшебства мир, он перевел взгляд вниз, рассматривая наши уже сплетенные пальцы. — Ты когда-нибудь думала о том, насколько все же мало нужно человеку? По-настоящему нужно? Стремиться и желать можно бесконечно, но на самом деле, каждому нужно всего пару вещей. Для каждого это что-то свое, совершенно уникальная потребность. И мы даже не знаем о том, что же нам нужно, пока это не попадет в наши руки. А потом хоть завали человека золотом, оно будет лишь мусором по сравнению с тем, что он уже имеет. Я буду сегодня выступать перед тысячами. Так много людей услышат мою музыку. Я никогда даже мечтать об этом не смел. Казалось, что я жил только для этого, что это мой недостижимый пик и все же это произойдет сегодня. Это не сон, это самая смелая мечта воплощается в реальность, а я смотрю сейчас на твою ладонь в моей руке и понимаю, что кроме этого момента мне больше ничего не нужно. *** Ехали мы долго. Поле, арендованное для фестиваля, находилось далеко за городом, что не было удивительным. Марк с мистером Лиеттом были впереди на фургоне, а нас с Гарреттом и Эмили вез Питер. Девушка, расположившаяся на пассажирском сидении впереди, беззаботно насвистывала какую-то легкую, словно летнюю песенку. Гарретт сидел, прикрыв веки, видимо, вновь уплыл в свои далекие края. Но далеко он не ушел, как якорь в нашем мире его держала моя рука, которую он так и не выпустил. В воздухе разливалось спокойствие, а за окном пролетал октябрь. Все было хорошо. Мы приехали задолго до начала, как нам и полагалось, но на площадке вовсю шла жизнь. Всюду сновали волонтеры студенческого общества, делая что-то мне непонятное, но видимо жизненно важное. Один из двух главных организаторов, кажется, Пол, сразу нас заметил и поспешил проводить в зону, отведенную для артистов. После того, как мы расположились и оставили все ненужные вещи, все тот же Пол проводил нас к сцене, где уже разбирались с установкой аппаратуры Марк и мистер Лиетт. До начала фестиваля оставалось четыре часа, и этого времени было более чем достаточно, чтобы все артисты успели провести проверку звука и отрепетировать выступление непосредственно на сцене. Пока Гарретт с Марком и мистером Лиеттом разбирались с расписанием репетиций и самого выступления, проверяли и все подчищали, мы с Питером и Эмили решили обойти территорию, рассмотреть, что и где тут находится. Работа шла во всех уголках поля. То тут, то там можно было наткнуться на готовившиеся к открытию фургончики с едой, передвижные бары, палатки с сувенирами и другими классными вещами ручной работы. Через раз встречались даже шатры различных молодежных организаций, собирающих заманивать в свои ряды новоприбывших студентов. Атмосфера была непередаваемая. Да, сам фестиваль обещал быть огненным, но это не было для меня в новинку. Я уже была на собственном «Посвящении», да и до этого приходилось посещать фестивали. Но я еще никогда не была на подготовке такого события, и меня удивляло и восхищало все. Но больше всего то, с каким предвкушением и волнением все это делалось. Люди, находящиеся здесь сейчас, пришли не веселиться, но делать что-то очень важное для них, и они с трепетом и вниманием прилагали усилия, чтобы все прошло гладко. Они были такими же, как и мы. У нас всех была цель и это нас сплачивало. Территория поля была огромной, и столько всего можно было посмотреть, что наша прогулка заняла гораздо больше времени, чем мы изначально планировали. В итоге к сцене мы вернулись где-то спустя полтора часа. Мужчины все еще были там. Все, кроме Гарретта. Мистер Лиетт и Марк продолжали наблюдать за ходом репетиций, а наш музыкант, сделав свое дело, отправился «за кулисы». Питер и Эмили остались у сцены, а я пошла искать затворника. Уже перед самым входом в шатер, который служил нам этими самыми «за кулисами», я остановилась. Изнутри доносились голоса. Одним из говорящих был, несомненно, Гарретт, его нежный, мелодичный голос сложно с чем-либо перепутать, но меня напрягло, что второй голос тоже казался смутно знакомым. Я решила подождать снаружи, пока второй уйдет, чтобы не мешать разговору, который в любом случае шел к своему завершению. Минут через десять мое ожидание оправдалось и, приподняв полог шатра, наружу шагнул мужчина. Я хотела поздороваться и узнать, кто он такой, но посмотрев ему в лицо, осеклась. Напряжение, перемешенное со страхом, сжималось где-то в районе живота, сдавливая внутренние органы, затрудняя дыхание. Удивленно приподняв брови, на меня шагнул дьявол. — Лайла, это ты? Мы так давно не виделись, вот уж не думал, что из всех мест вновь тебя повстречаю на фестивале. Безмятежный сон окрасился в черные тона ночного кошмара.