Шаг за шагом

Две вещи, которым Хэ Тянь учится благодаря Рыжему, — бесконечное, мать его, терпение и внимание к деталям. Он не может сказать, какая из них более важная — возможно обе, особенно с таким… индивидуумом, как Рыжий, скрывающим любые эмоции за перманентно хмурым взглядом и сдвинутыми бровями, готовым в любую секунду отпрыгнуть или вздрогнуть даже от самого лёгкого прикосновения. Хэ Тяню всегда приходится просчитывать каждый жест, десятки раз обдумывая малейший шаг… и награда за всё его терпение приходит настолько неожиданно — обухом по башке прикладывает со всей дури, — что он в душе не ебёт, как ему удаётся сохранять такой дисциплинированный самоконтроль. Это обычный день, похожий на все остальные, они только что отошли от прилавка, где продают горько-сладкие крокеты. Рыжий шагает впереди, занятый избавлением всё ещё горячего крокета от обёртки. Когда он наконец с этим справляется, то останавливается, слегка отвернувшись в сторону, и отхватывает зубами большой кусок. Моментально жалеет об этом, потому что крокет всё ещё слишком горячий, так что он открывает рот, морщась от боли, стараясь спасти язык от неминуемого ожога. Хэ Тяню это кажется настолько милым и восхитительным, что он сам не понимает, как его губы оказываются прижатыми к шее Рыжего. Секундой позже он уже готов отойти, попутно выслушивая все те гневные, оскорбительные эпитеты, которыми наградит его Рыжий, но… ничего не случается. Или, по крайней мере, того, что можно было бы заметить, будь он менее внимательным: Рыжий слегка поворачивает голову в сторону. Глаза Хэ Тяня расширяются: неужели это было приглашением? Разрешением на то, чтобы эта полоска кожи была только его. Медленно и осторожно он продвигается губами выше, остановившись прямо под ухом Рыжего, которое приобретает ярко-пунцовый оттенок. И снова он не делает ровно ничего, конечно же, он отвернул лицо от Хэ Тяня… но… может, это всего лишь стыд? Двигаясь по собственному желанию, изнемогающие от голода губы Хэ Тяня поднимаются выше. Поцелуй — мягкий, а дыхание — тёплое и ровное. Губы следуют от изгиба шеи, а затем вверх — прямо под челюсть. Это и в правду происходит? Рыжий позволяет ему целовать его шею. Хэ Тянь ощущает всё словно в тумане, опьянённый слегка чувствующимся запахом Рыжего. Но именно тогда, когда тот чуть сглатывает, последние крупицы самоконтроля, так тщательно удерживаемого Хэ Тянем, летят в ебеня, и буквально через секунду он делает следующий шаг — его губы сменяются языком, а руки уже готовы переместиться на бёдра Рыжего. Но Рыжий тоже готов к этому — ёрзает, отталкивая его локтем, отдаляя свою шею от его губ. — Не так близко, — шепчет, с абсолютно красным лицом и глазами, обращёнными в сторону, противоположную той, куда они шли. Хэ Тянь скалится, облизывая губы: это будет его персональной войной до полного изнеможения, но ему не терпится прожить каждую её минуту. Хотя больше всего ему хочется, наконец, осмелиться. Дождаться того момента, когда он сможет сделать этот шаг. С этого дня у него появятся новые шансы снова почувствовать вкус кожи Рыжего на своём языке. Немного покусывая здесь, слегка посасывая там, но только на шее. Любое другое место — под запретом. Танец, длящийся месяцами. Хэ Тянь зависим, ему всегда мало. И каждый раз, когда предоставляется возможность, он чертовски аккуратен, добавляя что-то новое и интригующее. Например, когда они стоят в вагоне метро — переполненном и душном. Грудь Хэ Тяня вплотную прижата к спине Рыжего. Быть так близко на публике до сих пор для него — табу, но в этот раз Хэ Тянь просто не может перестать пялиться на линию шеи и вырез футболки, открывающий изгиб надплечья. Хэ Тянь оглядывается, заботясь о том, чтобы никто не смотрел на них. И после наклоняется, прижимаясь губами к мягкой коже на задней части шеи. Рыжий сразу же напрягается, сжав зубы. — Какого хуя ты творишь? — громко шепчет он, тщетно пытаясь оттолкнуть его, но Хэ Тянь ни на дюйм не сдвигается, вместо этого лишь сильнее прижимаясь губами, закрыв глаза от наслаждения. Рыжий поднимает руку, чтобы оттолкнуть подбородок Хэ Тяня, и он тут же лишь сильнее всасывает нежную кожу. У Рыжего едва выходит сдержать вздох. Когда он снова пытается оттолкнуть Хэ Тяня, тот лишь вжимает его в дверь поезда, загоняя в ловушку. Не способный пошевелиться, Рыжий не может ничего, кроме как смотреть в отражении на голову Хэ Тяня, опущенную к изгибу его шеи. Когда они, наконец, вываливаются из вагона, у Рыжего на шее красуется яркий фиолетовый засос. Рыжий бесится настолько, что не говорит с Хэ Тянем аж целую неделю. Приходится чёрт знает сколько раз просить прощения, чтобы он хотя бы взглянул на него, хотя Хэ Тянь про себя и ухмыляется довольно, и чувствует жгучее удовлетворение каждый раз, когда Рыжий старается скрыть засос или заливается краской, когда кто-то имеет глупость спросить об этом. Если бы Хэ Тянь только знал, сколько раз Рыжий замирает перед зеркалом, пялясь на метку, оставленную им… но после этого всё возвращается в норму. Рыжий разрешает ему целовать себя исключительно в шею, когда Хэ Тяню того хочется, убедившись, конечно, что они одни. Таким образом, ничего не меняется на протяжении пары месяцев. Хэ Тяню не хватает смелости, чтобы решиться на следующий шаг. А Рыжий, конечно, слишком гордый засранец, чтобы попросить об этом. Всегда недостаточно, и они оба сходят с ума от этого голода. В последние дни лета стоит удушливая жара, несмотря на дуновения свежего ветерка. Хэ Тянь с Рыжим в молчании идут рядом. Рука Хэ Тяня покоится на плечах Рыжего — ещё одна вещь, которую он научился позволять. Солнце уже садится, и его волосы выглядят так, словно объяты ярким пламенем. Они настолько приковывают внимание, что у Хэ Тяня не получается отвести взгляд от них. Рыжий одной рукой проводит по задней поверхности шеи, вытирая бисеринки пота, в то же время пытаясь скинуть руку Хэ Тяня. — Охереть как жарко, — мямлит он. Хэ Тянь ухмыляется, опустив голову, и шепчет Рыжему прямо в ухо: — Сюда. Позволь мне. После этого медленно проводит языком по шее Рыжего. Тело сразу же откликается мурашками, но он, естественно, ничем не выдаёт этого. Они стоят посреди дороги, вокруг ни души, но это всё равно охереть как опасно, так что Рыжий пытается оттолкнуть Хэ Тяня. Обычно тот не стал бы сопротивляться и лишь подчинился бы, особенно на улице, и учитывая то, как Рыжий отреагировал на то, что произошло в подземке. Но сейчас всё ощущается… иначе. Неважно, как сильно Рыжий пытается оттолкнуть — ни тело, ни губы Хэ Тяня не сдвигаются ни на дюйм. — Эй! — вопит он. — Мы посреди улицы, мудила! — Так, словно он ничего и не сказал, руки Хэ Тяня обвивают его талию, заставляя запнуться. Вскоре его губы сменяет язык, а после — зубы. Рыжий вздрагивает: нехорошо, его ноги дрожат. Так же, как и его решительность. Но ему нужно сделать что-то прямо сейчас: кто-то приближается, Рыжий уже может слышать шаги и смех, раздающиеся из-за угла. — Эй! Я сказал: хватит! — Он кладёт ладони на руки Хэ Тяня, стараясь их разжать, но хватка слишком сильная. Закрывает глаза, позволяя теплу задержаться внутри ещё хотя бы на секунду… но это не может продолжаться, пока он не готов… пока что. В тот момент, когда Хэ Тянь начинает покусывать мочку его уха, Рыжий со всей силы херачит ему локтем в солнечное сплетение. Хэ Тянь наконец отступает, схватившись за вспыхнувшее резкой болью место, кряхтя. Как раз вовремя: две девчонки появляются с другой стороны дороги и проходят мимо, как обычно, пялясь на Хэ Тяня. Рыжий яростно жрёт его взглядом. — Я столько раз повторял тебе, чтоб ты… — Он замолкает на полуслове. Хэ Тянь пялится на него в ответ с высоты своего немалого роста с задранным вверх подбородком, медленно поднимающейся и опускающейся грудью, словно пытаясь сдержать нечто, что Рыжий едва может разглядеть в этой ядрёной смеси расплавленных металлов, плещущейся в его глазах. Чистое, неизменное желание. Голод, до того глубокий, до того ненасытный, что Рыжий тут же забывает, что вообще хотел сказать. Хэ Тянь берёт его за руку. — Пойдём. Позже этот путь в квартиру Хэ Тяня становится лишь туманным воспоминанием, таким слабым и почти размытым, что кажется, будто его и не было. Они просто там, на кухне, губы Хэ Тяня блуждают по шее Рыжего, в голове которого всё превратилось в полную кашу. Часть его кричит, что нужно оттолкнуть, сопротивляться, говоря, что ему жизненно необходимо — прямо сейчас — остановить руку мажора, тянущуюся, чтобы сжать его волосы, наклонив голову так, чтобы получить ещё больший доступ к его горлу. Другая его часть — оцепеневшая, принимающая каждое — минимальное — касание, тёплое дыхание каждым сантиметром кожи. И какую из них ему слушать? Рыжий не ебёт. Однако вместо этого всего он лишь поворачивается спиной, бормоча оскорбления, краснея и кусая губы. Хэ Тянь, наоборот, думает только об одном: Рыжий. Обо всём, чего он может коснуться, куда может дотянуться. Этого никогда не достаточно, этого всегда чертовски мало. Если бы только он мог передать Рыжему, как сильно он его хочет, как сильно Рыжий заставляет его чувствовать себя… живым. Он глядит вниз, чувствуя тепло, растущее где-то внутри. Может быть, получится. Может быть, он совсем двинулся? Возможно. Стоит ли оно того? Абсолютно. Продолжая выцеловывать каждый сантиметр заветной кожи, Хэ Тянь скользит ладонями по бокам Рыжего, пока не достигает бёдер. Останавливается, впиваясь пальцами, прижимается — сквозь слои ткани — стоящим членом к заднице Рыжего. И в этот кратчайший момент… ничего не случается. Время застывает, и единственный звук, нарушающий звенящую тишину посреди серых стен, — их громкое, сбитое дыхание. Я зашёл слишком далеко, — думает Хэ Тянь. Но потом… это происходит. Рыжий — почти незаметно — подаётся бёдрами назад, прижимаясь к нему. В этот момент Хэ Тянь теряет остатки старательно удерживаемого самообладания. Резко толкает Рыжего — сильно и быстро, — прижимая его к столу. Рыжий с трудом сдерживает стон, рвущийся из груди от ощущения того, как стояк Хэ Тяня ритмично трётся о его ягодицу. И, хотя их разделяют слои ткани, он может чувствовать его форму и каждое движение. Снова и снова, быстрее. — М-гм-м, — издаёт Рыжий, упираясь лбом в холод столешницы и расставляя ноги чуть шире. — Блядь, — шипит Хэ Тянь, сильнее сжимая пальцами бёдра Рыжего, направляя и задавая ритм; стол под ними трясётся. Гуань пытается приподняться, чтобы упереться в него локтями. Его голова опущена, кончики ушей — малиново-красные. Хэ Тянь выпрямляется, чтобы ещё раз посмотреть, чтобы этот вид отпечатался на подкорке: идеальный вид Рыжего, пошло извивающегося под ним, сладкий изгиб спины, тихие выдохи, то, как он непроизвольно подаётся бёдрами к нему навстречу. Лучше, блядь, быть просто не может. Лучше Рыжего никто быть не может. Одна мысль о том, что он позволяет Хэ Тяню делать это, просто потому что это ОН, выстреливает в мозг яркой вспышкой, выуживая откуда-то из глубины подсознания базовые инстинкты. Хэ Тянь размышляет, о чём думает Рыжий… Может, ни о чём. Или, может, представляет, как могло бы всё быть, если бы Хэ Тянь вошёл в него — по-настоящему. Медленно растягивая, проталкиваясь глубже и глубже. Хэ Тянь рычит при этой мысли, толкаясь сильнее, отчего стол трещит, а колени Рыжего упираются в ножки. Он бы так жёстко оттрахал его, заставив кричать всю ночь, растапливая остатки льда. Он бы выцеловал каждый сантиметр кожи, не только шею — как сейчас. Его мягкие бока, розовые соски, его бёдра — оставляя зубами красные отметины повсюду — показывая всем, чей он. Выебать так, чтобы он никогда не забыл. Захочет ли он этого? Позволит ли? Словно прочтя его мысли, Рыжий оборачивается. Всё его лицо залито краской, в уголке рта — струйка слюны, глаза приоткрыты. — Ты. Так. Красиво. Выглядишь, — говорит Хэ Тянь, сопровождая каждое слово толчком. Рыжий, слыша это, пытается сделать рваный вдох — на секунду кажется, словно в попытке протеста, как будто хочет ляпнуть что-то вроде «отъебись»… но потом он закрывает глаза, вздыхая. У него ещё будет всё время этого мира, чтобы беситься и крыть мажора хуями… потом. Но сейчас нет никакого смысла отрицать то, что им обоим ясно как долбаный божий день: им это нужно. Рыжий вцепляется сосредоточенным взглядом в глаза Хэ Тяня и шепчет, на выдохе: — Не останавливайся. Хэ Тянь перемещает руки, сжимая край стола, так сильно прижимаясь пахом к Рыжему, что тот оказывается стоящим на носочках. Через несколько минут звуки дрожания и скрипы стола становятся настолько громкими, что Тянь уже не слышит тихие стоны Рыжего. Он ещё раз наклоняется, спрашивая его прямо в ухо: — Ты скоро? Рыжий кусает тыльную сторону ладони, полностью растворяясь в моменте. Настолько растворяясь, что даже не слышит его. Хэ Тянь ухмыляется, грудь горделиво вздымается, и, чтобы привлечь внимание Рыжего, он наклоняется так, чтобы ещё раз поцеловать — на этот раз — в губы. Как только его язык заканчивает исследовать рот Рыжего, он спрашивает снова, продолжая медленно тереться членом о его ягодицу: — Ты скоро? Рыжий закрывает глаза. — Мне нужно… — Он тянет руку к своим штанам, но Тянь останавливает его. — Хочешь, чтобы всё самое лучшее досталось тебе, малыш Мо? — Чего? — Руки Хэ Тяня скользят во влажные трусы Рыжего. Он мокрый и горячий. Хэ Тянь удовлетворённо скалится, пока Рыжий пытается слабо протестовать, стараясь отодвинуть его. Тянь облизывается, хихикая. — Не волнуйся, малыш Мо, — шепчет, начиная двигать рукой по члену Рыжего — вверх-вниз. — Займёшься этим позже, пока я буду смотреть. — Широко проводит языком по его шее. — Не могу дождаться. — Ты… — раздражённо начинает Рыжий. — Ты ёбаный извращенец. Хэ Тянь в ответ ухмыляется, доставая из штанов Рыжего одну руку — влажную и блестящую. — Тебе это нравится. Его движения становятся ещё более жёсткими, яростными. Рыжий пытается вывернуться, но руки Хэ Тяня, кажется, быстро находят нужный ритм — и член становится твёрже. После нескольких движений он обильно кончает в руку Хэ Тяня, который следует за ним, последний раз с силой проезжаясь членом по идеальной заднице Рыжего. Несколько минут занимает то, чтобы их дыхание восстановилось, и когда ноги Рыжего вновь обретают чувствительность, он, шатаясь, выпрямляется, конечно, не глядя прямо на Хэ Тяня. Тянь глядит вниз, чувствуя укол вины за то, что было. — Извини за это, — говорит. Рыжий кривится. — И какого хуя ты извиняешься? Тянь пожимает плечами: — Я не хотел давить на тебя и… — Заткнись, — прерывает его Рыжий. — Если бы я не хотел, я бы не позволил тебе этого. Не лопни от своего самомнения, мажорный говнюк. У Хэ Тяня уходит какой-то момент на то, чтобы осознать эту фразу, а внутри теплеет. — Гуань… — Мне нужно в душ. — Рыжий неловко пытается скрыть мокрое пятно на штанах. — Отвратительное ощущение. Он движется к ванной, а Хэ Тянь замирает на несколько секунд, всматриваясь в оранжево-лиловый закат. Глубоко вздыхает, ощущая, как где-то в глубине груди разливается чувство наполненности. Да, это то самое слово. — Знаешь, — громко произносит он, двигаясь в сторону ванной, — кажется, мне нужен новый стол. — Пошёл на хуй! — раздаётся ответный крик Рыжего откуда-то из гостиной. Хэ Тянь смеётся, а из спальни раздаётся тихий звук закрываемой двери и льющейся воды. Кажется, теперь они готовы к следующему шагу.