***
*** -…хера? Бокуто, хоть и считал их с Тсукишимой друзьями (когда-нибудь ему дадут право использовать ласковое прозвище «Тсукки»), ненавидел оставаться с ним один на один. Подобный сценарий означал несколько неблагоприятных обстоятельств: а) что-то случилось с Куроо; б) Куроо нет рядом, чтобы их остановить. Оба варианта были плохими: первый по факту, второй — в перспективе, поэтому всеми силами их требовалось избегать. К сожалению, организовывать сюрприз к 25-летию Куроо вместе с ним нельзя, потому что всякий смысл в слове «сюрприз» тут же отпадает. Таким образом, очередную субботу они проводили в небольшой кофейне «SurfCof» около университета Тсукишимы, чтобы разжевать свой простейший план в кашу ещё раз. Вроде бы ничего сложного, но Бокуто спотыкался на каждом чертовом шаге. Это доводило Кея до белого коления, он был буквально в семи сантиметрах от того, чтобы воткнуть кому-нибудь зубочистку в глазное яблоко. Бокуто молился на эти семь сантиметров. — Ты серьезно оставил коробку в метро?! Пожалуйста, пусть это не будут эти семь сантиметров. Тсукишима зажал пальцами переносицу и натянул очки на макушку (плохой знак). Он сделал три глубоких вздоха, включил телефон, чтобы посмотреть на фотографию своих парня и девушки на блокировке (уже чуточку лучше), а затем резко притянул к себе керамическую кружку, расплескав при этом половину кофе. Студент начал мучительно долго разрывать пакетик с сахаром, продолжая долгий и некомфортный зрительный контакт с Бокуто. Кадык у Котаро нервно заходил под кожей туда-сюда. — Тебе нужно было сделать только одно дело, — холодно начал блондин, помешивая кофе. — Мне нужно было сделать только одно дело, — уныло вторил молодой человек. — И ты проебался. — И я проебался. Тсукишима развёл руками в сторону, откидываясь на спинку стула. Волейболист на противоположной стороне стола надул губы. — Я отнимаю у тебя право говорить до конца недели, — наконец-то вынес вердикт Кей, отпивая немного кофе. — С этого момента я не хочу слышать от тебя ни единого слова, понятно? — Заслужено. — Заткнись. — Прости. — Тебя ударить? Котаро провёл пальцами по губам, изображая закрытия замка, а после щелчком сделал вид, что выкидывает ключ в сторону. Тсукишима деловито потягивал дешевый кофе с ароматизатором карамели, пролистывая свои социальные сети. Он отвечал на сообщения сокурсников, комментировал очередную бесконечную череду сторис в Инстаграмме Ячи, да ещё и успевал паралельно просматривать ленту рекомендаций в твиттере. И все это в абсолютной тишине. Бокуто даже не мог незаметно елозить на стуле, столь отчетливо каждый звук отражался в полупустом кафе. Молчать было отвратительно. Когда Котаро собрался с духом и открыл рот, Тсукишима, не отнимая взгляд от экрана смартфона, вытянул вперёд указательный палец, мол, «заткнись ты уже, а?». Бокуто, если честно, немного завидовал Тсукишиме. Нет, конечно, не той ужасной чёрной завистью, когда ты строишь против человека козни, но той, от которой сердце каждый раз щемит и глаза сами опускаются к полу. Как так вообще получилось, что Бокуто оказался один, а Тсукишима получил сразу две родственные души? Типо, если один ест мясо, а другой капусту, то в среднем у них жаркое? Да, но нельзя было назвать историю Тсукишимы вдохновляющей прогулкой по парку. Эта была скорее сложная партия в шахматы, где Ячи играла королевой, Ямагучи распоряжался ладьей, а Кей… А Кею достался конь в центре поля три на три. И ведь даже из такой безнадёжной ситуации смог выбраться победителем. Куроо как-то сказал, что даже если Тсукишиму выкинут прямо из самолета без парашюта, он всё равно найдёт способ вернутся назад, чтобы продолжить капать на мозг на тему раздельного сбора мусора. Ямагучи и Тсукишима знали друг друга всю свою жизнь, делили между собой обед, футболку, общий диск с видеоигрой и, как выяснилось потом на первом году старшей школы, одного соулмейта. После совместных ночёвок весь пол комнаты, где они засыпали, был засыпан заколками для волос, чеками из продуктовых магазинов, бальзамами для губ и прочими безделушками. Кей долго с этими вещами не заморачивался — всё, что можно было, он отдавал младшей сестре, но вот Ямагучи собирал «потеряшек» и особо ценные вещи прятал в шкафу. Воспитанный на ромкомах с Сандрой Буллок, Тадаши искренне верил в магию широких жестов. Встретить Ячи казалось чем-то необычным и странным. Кей рассказывал, что глядя на робкую первогодку, он испытывал лишь странное желание вывести её из спортзала подальше. Ямагучи же тайком признался ему на одной вечеринке, что по уши влюбился в девушку с первого взгляда. У Ячи Бокуто ничего не спрашивал, но вряд ли она со своей повышенной тревожностью тогда смотрела хоть на кого-то, кто не Киёка-сан. Кей сразу понял. что его лучший друг влюблен, причем так сильно, что забывал обо всём остальном. Позавтракать? Нет, тогда он опоздает на утреннюю тренировку и не сможет помочь Ячи с мячами! Дождаться Тсукки с тренировки, чтобы дойти домой вместе? Нет, тогда Ячи придётся самой идти до автобусной остановки! Пообедать вместе в классе? Нет, тогда… Хоть этого Нет и стало в жизни Тсукишимы слишком уж много, он всё равно не мог найти в себе достаточной агрессии на внезапно свалившуюся к ним Ячи. Иногда, Тсукки немного злился на неё (Ямагучи, мы ведь планировали поехать в кино две недели), но Хитока всегда остужала его самым простым способом. Протянутое полотенце или же шейкер с водой — после этого он тут же забывал причину своей раздражительность. Жизнь тогда шла таким безумным чередом, что Тсукишима даже не заметил отсутствие «потеряшек» в своей комнате, пока сестра не пожаловалась, что он больше не отдаёт ей милые брелки. В тот момент какая-то часть пазла начала складываться в единую картину, но Кей был слишком уж погружен в свои тренировки в университетской команде брата, а потом начались национальные, а потом… а потом Ячи промелькнула мимо них в футболке Ямагучи, которую он потерял в классе восьмом и всё стало совершенно другим. Это было странно. у его лучшего друга появилась девушка, нет, родственная душа, а он не чувствовал внутри себя ни радости, ни горя. Ему словно снова было пять и родители оставили его с чемоданами на вокзале. Только вот мама с папой потом пришли за ним, а Ямагучи растворился в розовом облаке из первых поцелуев и нежных касаний. Тсукки даже не осознавал как много в его жизни Тадаши, пока тот не стал заходить к нему всё реже. Теперь они виделись лишь в школе, а если на выходных им и удавалось сходить в зал игровых автоматах, то болтал в основном Ямагучи и болтал в основном о Ячи. — Посмотри, она тут такая маленькая! В зале ужасное неоновое освещение, так что Тсуки косился лишь краем глаза, да и то исключительно из вежливости. Их дружба была подвешена на тонком волоске, который могло порвать любое неправильно произнесенное им слово. Поэтому Кей молчал, проводил смертоносное комбо и тоскливо рассматривал нежные черты лица на телефоне. А потом там промелькнула цепочка. Та самая цепочка, которую его сестра носила уже три года. Пазл в голове Тсукишимы сложился таким образом, что ему самому стало тошно. Предметы. Он смотрел на те вещи, что таскала за собой сестра, и угадывал в них почерк Ячи. Всё это время прямо перед его лицом мелькала его родственная душа, а он даже и не догадывался. Кей был полностью погружен в свои размышления, пытаясь понять всю картину происходящего. Неужели это ошибка? Неужели это ему, а не Ямагучи предназначена Ячи? Нет, что-то было совершенно неправильным. Что-то… — Знаешь, я её люблю до безумия, но мне иногда кажется, что чего-то не хватает, — однажды признался ему Ямагучи. Два болотных глаза внимательно изучали лицо Тсукишимы, пока тот грел в кармане отнятую у сестры цепочку. Кей смотрел на лицо своего лучшего друга, когда вопрос в его голове, наконец-то, нашёл ответ. Он рассказал ему всю правду, отдал цепочку, а вместе с ним и собственное сердце. Ямагучи, смущенный признанием, залился краской и даже потерял дар речи. Подросток ещё сутки ходил полностью погруженный в собственные мысли, пока Ячи не выловила их по отдельности в школьной раздевалке. Тсукишима никогда не думал, что будет прижат к земле среди зимних курток и мешков со спортивной формой. Но вот он тут. И Ячи, противопоставив свои сто сорок девять сантиметров против его ста восьмидесяти восьми, умудрялась смотреть на него свысока. — Не хотите поговорить? — спросила она, когда в голове у Кея было лишь желание утопится. Он не искал себе соулмейтов, особенно в виде своего лучшего друга и его девушки. Кей просто хотел выиграть соревнование и уйти без жертв из раздевалки. Но нужно было отдать должное Ямагучи — найти в себе силы для подобного диалога казалось сложным и смущающим. — Мы можем попробовать? — робко предложила девушка, беря обоих парней за руки. «Распробовали» — думал Бокуто, помогавший им с переездом сразу же на первом курсе колледжа. Закончив писать очередной никому не нужный комментарий в соц сетях, Кей допил свой кофе и сложил руки на столе. — Итак. Теперь ты снова можешь говорить. — Нам нужно позвонить Кенме! — практически выкрикнул Бокуто. Люди, которые помимо них сидели в кафе, оглянулись с недовольным видом. — Мы не можем звонить Кенме каждый раз, когда происходит что-то вне плана, — раздраженно ответил Тсукишима, подзывая к ним официантку. Девушка быстро оставила счёт, представляя двум мужчинам возможность делить финансы. — Мы так попадём к нему в чёрный список. — Уже, — серьезно кивнул Бокуто, складывая руки на груди. — Так что нужно, чтобы звонил ты. Тсукишима раскрыл рот в удивлении, но тут же прикрыл его, тяжело вздохнув. Его брови свелись к переносице, а уголки губ разочаровано опустились вниз, словно у мужчины было не лицо, а один сплошной крест. С противным скрипом, Кей отодвинулся назад, тихо бормоча угрозы в сторону своего друга. Атмосфера вокруг него искрилась раздражённостью, так что Бокуто решил проявить несвойственную для себя щедрость и расплатиться за их заказ самостоятельно. Официантка, подошедшая за чеком, неловко замялась с подносом, боясь ввязаться в разборку клиентов. Она перевела взгляд с одного лица на другое и замерла, надеясь слиться с фоном, но Тсукишима заметил ее и с громким хлопком захлопнул счёт, чтобы передать его. — Нет. Ты хотя бы подумал о своей родственной душе? Бокуто тут же скис. У его друзей была версия того, что у Котаро с его соулмейтом была огромная разница в возрасте, из-за которой тот не находил в своей кровати на утро чужих вещей. Версия, однако, казалось ему спорной. Будучи больше сторонником оптимизма, он был, безусловно, уверен, что родственная душа у него есть (такой красавчик не мог оставаться в одиночестве), но его удручала мысль о том, как с каждым годом разрыв между ними становится все больше и больше. Да, возраст любви не помеха (только в том случае, если вы оба совершеннолетние), но сама мысль о том, что он чистит зубы, пока его вторую половинку ведут в детский сад… Хотелось зацикливаться на этом как можно меньше. — Слушай, моя личная жизнь не играет здесь никакой роли, — возмутился Бокуто, застегивая свою куртку — хоть он и любил осень за тыквенные пироги и желтые листья, все же погода ему нравилась чуть меньше, чем весной. — Мы отдали все свои деньги за эту коробку полную… Озарение свалилось на него наковальней. — О, Боже… — Да, — Тсукишима поправил очки на носу и зашагал дальше, оставляя своего друга стоять посередине дороги с пустой головой. — Возможно, какой-то пятилетний ребёнок встретил своё утро с коробкой, полной резиновых членов.***
— Я оставлю себе один? Акааши запустил в голову связующего смятый пластиковый стаканчик и начал растирать пальцами свою переносицу. Ему только-только исполнилось двадцать шесть, жизнь начала идти правильным ходом, а тут это. Когда Кейджи был маленьким, он находился в той степени помешательства на своём соулмейте, которую его родители вежливо назвали «миловидно настораживающей». В двенадцать лет Акааши проснулся с наколенниками на соседней подушке, и на следующее же утро заполнил заявку в волейбольный клуб, хотя до этого ничего в спорте его не привлекало. Однажды утром он уткнулся носом в олимпийку, в кармане которой нашёл проездной билет Токийского метрополитена, и объявил семье о своём намерение поступать в главный университет страны (плевать, что легче убиться с помощью ватного диска). В канун Новогода Года у него под подушкой материализовался брелок со смешной совой, и последующие четыре года он скупал все сувениры с этой птицей (иногда мама приводит гостей к стеклянному шкафу с мелочью, чтобы посетовать на странное увлечение сына). Акааши часто воображал перед сном свою родственную душу. Какая она? Любит ли она собак? Что она ест на завтрак? Ей нравится Король Шаманов? Какой у неё любимый покемон? Смотрит ли она ужастики? Большая ли у неё семья? Она хорошо разбирается в математике? У Акааши начались проблемы с математикой, ему была бы нужна помощь. Когда ему было одиноко или грустно, Кейджи вытаскивал все потерянные вещи своего соулмейта и раскладывал их на кровати. Он старался угадать любимый цвет человека, который предназначен ему судьбой. Иногда мальчишка натягивал на себя оставленную одежду, стараясь впитать в себя хотя бы крупицу своего предначертанного. Приятно знать, что где-то тебя любят, даже с тройкой по математике. Оглядываясь назад, Кейджи безбожно ностальгировал по этому маленькому мальчику, влюбленному в человека, которого даже не знал. Переезд в незнакомый город, начало учебы в университете, муторная попытка найти работу — это заняло практически все его время. Бывали дни, когда он засыпал прямо в коридоре, когда садился на комод, чтобы снять обувь. Взрослая жизнь была такой тяжелой, что даже минуты на розовые мечтания у него не нашлось. Хотя в самые плохие моменты, в самые худшие свои дни, он доставал потерянные вещи своей родственной души, стараясь отыскать в забытых напульсниках и наушниках человека. Человека из крови и плоти, который думает о нём, возможно, прямо сейчас. Приятно знать, что где-то тебя любят, даже с огромными долгами по учебе, с несоразмерными амбициями и пропущенными звонками от семьи по праздникам. — Мне приглянулся тот розовенький, — кокетливо перекинул плечами Ойкава. У него на кончик носа были натянуты классические очки-авиаторы, и Акааши мог разглядеть собственное отражение в них. Собственное недовольное отражение. — Очень приятно ложится в руку. Ойкава забрал его после работы и тут же повёл гулять до ближайшей лавки с фалафелем. Кейджи устал. Весь день ему пришлось перебирать статьи для пятничного выпуска. Но, как бы тщательно он не просеивал решето, среди мутных сплетен о политиках никакого золота на первую полосу ему найти не получилось. А жаль. Вовремя подсунутая статья смогла бы помочь ему получить отпуск в разгар июля — прямо ко Дню Рождения Тоору. — Ты отвратителен. — Не ври. Ты меня обожаешь. — Я сменю замок. — Да-а-а… Стой, ты что сейчас пишешь своему асистенту? Акааши показал ему свой телефон, где был открыт диалог с Коари. — Ладно, можешь оставить все игрушки себе, — обидчиво промямлил Ойкава, пряча руки в карманы брюк. — Всё равно это моя последняя неделя в Токио, тебе будет одиноко без меня и… — Коари написала, что мастер сможет прийти менять двери после шести. — Всё, я молчу… От еды тянулся горячий пар, который приятно согревал лицо на фоне прохладного ноябрьского воздуха. Акааши, перехватив свою порцию, тут же сделал большой укус — он был до жути голоден. Ойкава хихикнул, боднув его головой в плечо. — Жуй хотя бы, хорошо? В ответ Кейджи лишь по-старчески заворчал, утыкаясь чуть ли не носом в еду. — Может быть, твоя родственная душа снимается в фильмах для взрослых? Акааши поднял на него убийственный взгляд, а после ударил по внутренней стороне колена. Спортсмен, не ожидавший такой решительной атаки, чуть ли не грохнулся вперёд головой, но, слава богу, успел подставить ноги и выпрямится. — Какая жалость, — лениво протянул Акааши, доедая свой быстрый ужин. — Хочешь сделать вид, что это было не специально? — съязвил Ойкава. Его фалафель потек. Одна из капель соуса спряталась внутрь рукава пальто. — Нет, это было специально. Мне жаль, что ты комично не распластался прямо на асфальте. — Ха-ха. — Знаешь, с таким огромным жирным пятном на футболке размером с тарелку. — Прекрати. — И чтобы рядом обязательно прошла группа твоих фанатов. — Ты ужасен. — Тей-кун, а это случаем не Ойкава-сенпай из национальной сборной Аргентины, которого так обожает твой младший брат? — драматичным женским голосом продолжил Акааши, выкидывая мусор в урну. — Вау, ты что ли правда меня ненавидишь? — Да, Мику-чан, это он. Но вряд ли мой братик захочет автограф от неудачника с пятном соуса размером с тарелку, — завершил свою речь Кейджи тяжелым мужским тоном. — Да, ты меня ненавидишь, — рассмеялся Ойкава, отдавая ему свою недоеденную порцию, которую Акааши принял с молчаливой благодарностью. Они дошли до городского парка, который выглядел бессовестно ограбленным в позднюю осень. Стволы деревьев и фонарные столбы были практически неразличимы в беззвучном мареве. Где-то вдали раздался детский смех, а вслед за ним последовали звуки беготни и крики. Акааши раздраженно проводил взглядом группу буйных десятилеток, пока Ойкава подначивал разношерстую банду сыграть с ним в волейбол. — Кстати, я отдал твои фотографии для пропуска, — сообщил Акааши, когда они уселись на скамейку в глубине парка. — Там нужно было лишь три экземпляра вместо шести. Ойкава, вытянув свои длинные ноги вперёд, сладко потянулся. У него было запланировано интервью с одним благотворительным издательством, обещавшим отдать тридцать процентов с каждого проданного выпуска в фонд защиты окружающей среды. Тоору, мотающийся через Тихий Океан с частотой голливудской дивы, находил в этом нечто ироничное. Даже злобно ироничное. — Оставь оставшиеся себе на память, — махнул рукой Ойкава, пока Акааши хлопал себя по карманам. — Ммм, нет, — ответил ему журналист, заглядывая во внутрь пальто — может быть снимки завалились за подкладку? Но там было пусто. Даже в грудном кармашке на рубашке были только две черные ручки, стащенные им из банка (эй, они дали ему потребительский кредит под отвратительный процент, это меньшее, что эти капиталисты могли сделать для него). — Потерял что ли? — приподнял бровь Ойкава, когда Акааши поднялся на ноги, чтобы проверить свои брюки. — Нет, — холодно отрезал Кейджи, поправляя шарф. — Должно быть их забрала Коари…***
— Почему я здесь? — Потому что ты главный мозг в важных вопросах! — Всё ещё не объясняет как тебе удалось выбраться из моего черного списка. Бокуто презентабельно положил на стол прозрачный файлик с запиской и фотографиями внутри. Четверо молодых людей посмотрел вниз. У всех на лице разлилась разная степень заинтересованности в увиденном. Ячи взяла в руки файл, внимательно изучая содержимое, Ямагучи был больше сосредоточен на победном выражении лица Котаро, Тсукки скептично оглядывал записку, ну, а Кенма… Кенма уже вышел из-за стола и направился к выходу из библиотеки. — Кенма, погоди! — окликнул его Бокуто за что тут же получил разгневанный взгляд библиотекарши из-за стойки. Подняв руки вверх в примирительном жесте, он продолжил звать друга, переходя на громкий шёпот. — Кенма! Кенма, стой! Кенма, мы ведь делаем это всё ради Куроо! Последнее предложение заставило Козуме остановится в проходе. Он замер, несколько раз сжал и разжал кулаки, а после со всей свирепостью бродячей кошки направился к столу со своим друзьям и Бокуто. — Это был очень опасный шантаж с твоей стороны, Бокуто, — шепнул ему на ухо Ямагучи. — Я бы назвал это слишком уж жирной манипуляцией, — поправил своего парня Тсукишима, наваливаясь на него со спины. — Да, но ведь это правда. Разве мы не сидим здесь из-за потерянного подарка для Куроо? — уточнила Ячи, выглядывая из-за плеча Тадаши. Шёпот тут же умолк, стоило Кенма с тихим стуком ударить ладонями по столу. — Я даже не знаю, что лежит в коробке. Тсукишима на это прыснул, но тут же натянул на себя серьёзное лицо. — Лучший подарок, который только мы смогли сорганизовать на наши деньги, — с лицом торговца из «Магазина на Диване» заверил его Кей. Бокуто поднял большой палец вверх. Кенма подозрительно сощурился на эти слова, но отодвинул стул, чтобы сесть. — Ладно, — он завязал отросшие волосы в пучок на затылке и вытянул худощавые руки. — Какой у вас план? Бокуто ткнул пальцем в сторону Ячи, которая уже успела вытащить содержимое файлика на стол. — Моя родственная душа — Ойкава Тоору, — заявил он со всем драматизмом, демонстрируя несколько фотографий три на четыре. Кенма взял в руки фотоснимки, чтобы получше рассмотреть их поближе. Перед ним был немного заспанный мужчина с неровно выбритым лицом, а его волос в лучшем случае касались гребнем, когда сам Козуме закончил началку. Фото было сделано в каком-то дешевом фотоателье, если судить по тому, как плохо был поставлен задний белый фон. — Я рад, что это оказался не ребёнок, как мы все думали, — кивнул головой Кенма. Бокуто обидчиво поджал губу, но тут же растаял, когда опять опустил взгляд на фотографии. — А кто вообще такой этот Ойкава Тоору? — уточнила Ячи, переводя взгляд с Ямагучи на Тсукишиму. — И как это поможет нам вернуть подарок? Иногда Бокуто забывал, что не все в его окружении одержимы профессиональным волейболом, как он. Ячи, хоть и была менеджером в спортивном клубе, но большого пристрастия к заигрываниям с мячом в себе не воспитала и разве что краем уха слушала перебранки своих парней касательно каких-то там подач в каких-то там матчах. Всё же она была единственным человеком в доме, кто одерживал победу в схватках со стиральной машиной, а это накладывало на неё весомую ответственность. — Ойкава Тоору — основной связующий национальной команды Аргентины, — опередил Бокуто Кенма. Котаро нахмурился. — А ещё он сейчас в Токио, как я знаю. — Он в Токио?! — Бокуто удивился так сильно, что его брови практически совершили успешный побег с лица. Кенма вытащил свой смартфон в защитном кейсе с тематикой «Игры Престолов» и быстро запечатал что-то. — Да, он даёт живое интервью «Green Corp» на этой неделе, — молодой человек показал всем собравшимся афишу с сайта издательства. — Как ты мог этого не знать? Разве твой план не в том, чтобы потерять записку, а после забрать коробку? — Эммм… — промычал Бокуто, неловко почёсывая шею. — Я думал потерять записку с просьбой перевести деньги за подарок. Тсукишима на фоне опять нервно рассмеялся, за что получил болезненный тычок в рёбра от своего парня. — Хорошо, давайте просто перепишем её, назначив время и место встречи, чтобы… это что? — спросил Кенма, уставившись на записку. — Послание. — На испанском? — Да, он ведь всю жизнь прожил в Аргентине, разве не очевидно, что он знает испанский? — Его имя Ойкава Тоору — разве не очевидно, что он знает японский? Плюс, откуда ты знаешь испанский? — Я не знаю, но я пользовался Google, — покачал головой Бокуто. — Плюс, он ведь родился в Аргентине, ему сто процентов легче понимать испанский, чем японский. — Я почти уверен, что он родился в Сэндай. — Но раз уж в национальной команде, значит он отказался от Японского гражданства? — Я… — Кенма замер с открытым ртом. А после он нахмурился, вновь взявшись за свой телефон. — Ты сейчас проверяешь его страницу на Википедии? — съехидничал Тсукишима. — Нет, — покачал головой Козуме. Он долго смотрел на экран загрузки, а после победно улыбнулся, вычитав что-то на экране. — Он родился в Иванума, что не так уж далеко от Сэндай, если вы не знали. В двухтысячи тринадцатом году в возрасте восемнадцати лет он заключил контакт с юношеской лигой Аргентины и спустя три года подал документы на получение гражданства, чтобы быть постоянным игроком в национальной сборной. Таким образом, он знает и японский, и испанский. — И хочешь сказать, что ты всё это вычитал не из Википедии? — скептично окинул его взглядом Тсукишима. — Нет, я просто написал Куроо, — с очевидной гордостью заявил Кенма, убирая мобильник в карман. — Так. Давайте переписывать. Текст составлялся в пять пар рук, но всё равно в нём чувствовалась какая-то угроза выкупа. Никакие «пожалуйста» или «простите за беспокойство» не смягчали обращения, но, возможно, им этого не надо было. Компания была серьёзно настроена вернуть коробку, даже если только двое знали о содержимом. — Ты весь светишься изнутри, — заметил Ямагучи, когда они закончили составлять записку. Тсукишима и Ячи покинули их получасом ранее, обещая приготовить им сытный ужин. Бокуто улыбнулся ему лучезарной улыбкой, чуть приобнимая себя за плечи. Было видно, что Котаро, даже под нелепые шутки и упрёки, чувствовал себя сегодня лучше, чем все предыдущие недели. Он застенчиво пнул попавшийся на его пути камень, а потом поднял заплывшее румянцем лицо к своему другу. — Я просто рад, что он у меня всё же есть,— совсем тихо произнёс парень, словно рассказывал сейчас Тадаши главную тайну мироздания. И это на самом деле была главная тайна мироздания Бокуто — где-то в душе он страшно боялся, что в этом громадном мире ему не нашлось никого родного. Но сейчас, глядя на смятую фотографию в своих ладонях, он ощущал прилив воодушевления и спокойствия. Он не один. Он существует в этом мире специально для кого-то, а этот кто-то даже не догадывается, что Бокуто уже всё знает. Котаро ощущал себя зрителем, предугадавшим сюжетный поворот триллера и ждущим с нетерпением раскрытия правды. «Поверить не могу, что мне достался кто-то со страничкой на Википедии», — улыбнулся своим мыслям молодой человек, поднимая взгляд к небу. — Бокуто, — позвал его Кенма. Козуме стоял на верхних ступеньках парадного крыльца библиотеки, но из-за сутулой спины всё равно казался ниже наполненного вдохновением Котаро. — Где ты собираешься «терять» записку? Может нам попробовать прокатиться в метро с распахнутыми карманами, чтобы она сама выпала? Бокуто посмотрел на него так, словно его друг засомневался в сферичности Земли. — Зачем? Я уже оставил её. — Именно… оставил? — выделил последнее слово голосом Кенма. Ямагучи рядом с ним также вытянулся в натянутую струну. — Да, я положил её на стол, когда мы начали собирать вещи. А что? Я ведь не забрал её с собой, разве она не должна исчезнуть, как и прочие мои вещи? Ямагучи и Кенма переглянулись с болезненным выражением лица. — Я не особо разбираюсь в теме, — промямлил Ямагучи-я-нашёл-своих-соулмейтов-до-того-как-мне-официально-разрешили-пить-пиво-Тадаши. — Но мне кажется, что это работает не совсем так. Просто, если бы это работало так, то у людей совсем бы не было имущества? Наверное, тут нужен особый механизм. — Ты должен потерять вещь, чтобы она исчезла, — продолжил Кенма, сосредоточено уставившись себе под ноги. — Не думаю, что можно потерять что-то намерено, — ответил ему Тадаши, подпрыгивая на месте, чтобы согреться. — Если сделать нечто намеренно, то это значит, что ты оставляешь вещь. — А если я с закрытыми глазами оставлю записку в случайной книге, то будет считаться, что я потерял её? — спросил Бокуто. — Нет, это значит… — раздраженно начал Козуме, но после его глаза удивленно распахнулись и даже избавились от привычной сонливости. — Так, чисто теоретически ты не будешь знать, где находится записка. А потерять вещь и означает — не знать, где она находится. Это может сработать. Они втроём развернулись лицом ко входу, но встретились лишь с бледными призраками собственных отражений. Сквозь стеклянную дверь можно было увидеть, как тонет во мраке просторный холл. — Уф, — тяжело выдохнул Бокуто, начиная шуршать ладонями по своей куртке. — Постойте, постойте. Я гляну, работают ли они завтра… Котаро полез искать свой телефон, бурча что-то себе под нос, пока Кенма с Ямагучи морщили носы из-за кусачего холода. В ноябре всё начало стремительно темнеть, даже стены казались более толстыми, а потолки более низкими. Хотело верить, что хотя бы на этот Новый Год они смогут поиграть в снежки, но печальная статистика прогнозировала им типичный среднеширотный сценарий — ни малейшего намека на снег, дешевый запах пластмассовых елок и липкий жар с кухни. — Давай я гляну, — предложил Ямагучи, вытягивая из кармана зауженных джинс свой мобильный. Бокуто недовольно промычал что-то сквозь зубы. Он продолжил шарить по карманам, пока Тадаши проверял график работы библиотеки (стабильный сокращенный день в воскресенье с небольшим техническим перерывом в середине дня). Ради вежливости оба парня молчаливо наблюдали за попытками Бокуто найти свой телефон (у него ведь всего шесть карманов — четыре в джинсах и двое в куртке, на это не должно уходить та-а-ак много времени). Наконец, Кенма не выдержал и набрал номер Котаро, наблюдая за тем, как парень расстегивал свою куртку, чтобы залезть куда-то внутрь рукава. — Гудок идёт, — пожал плечами Козуме. — Бокуто, мы вроде бы должны были потерять записку, а не мобильник. После этих слов Бокуто замер. Ямагучи испугался, что его друг вновь впадёт из крайности в крайность. Нужно было срочно сажать Котаро в такси и везти его до дома, чтобы там отвлечь едой и приятным разговор, а не то его эмо-фаза могла нанести сокрушительный удар по всему их плану. — Нет, — Котаро поднял на них пышущий уверенностью взгляд. — Так даже в разы лучше.***
Акааши проснулся от резкой мелодии песни Toxic в исполнении Бритни Спирс и подумал: «Я ударю Ойкаву». Он правда собирался уже нанести толчок своему другу локтём, но уткнулся лишь в скомканное одеяло. Пришлось ползти руками дальше. Вторая половина уже успела остыть. «Ах, да — пробежка, » — вспомнил журналист, шаря ладонями по кровати в поисках телефона. Музыка нещадно била по ушам, но разлепить глаза и протянуть руки за очками всё ещё было труднее. Приходилось надеяться на собственную интуицию новорожденного котёнка. — Алло? — сонно пробормотал он, прячась с головой под одеяло. Акааши был готов поклясться, что если Тоору сейчас опять выкинет очередную теорию заговора, то Кейджи выкинет его вещи из гостиной этим же вечером. И никакие сентиментальные речи с грустными щеночками на фоне не изменят его решения. — Хэй-хэй-хэй! — только и послышалось на том конце провода. Голос был намного грубее и энергичнее, чем стоило ожидать. Никакой привычной игривости и кокетства. Неужели Тоору простудился? Прямо перед интервью? И вдруг до Акааши дошло, что у него телефон на беззвучном с две тысячи тринадцатого года. Он свалился с кровати, практически запутавшись ногами в простынях. Кейджи глянул на смартфон и понял, что это не его телефон. Слишком большой для его руки чехол, слишком побитое защитное стекло, слишком дешевая модель, слишком… Стойте, это сова на чехле? — Алло-о-о? — раздалось эхом в трубке, и Акааши отбросил от себя телефон так, словно он внезапно стал раскалённым металлом. Он запаниковал и смотрел, как на противоположной стороне кровати то вспыхивал, то гас экран. Смартфон словно пытался азбукой Морзе донести ему простую мысль — уноси ноги. Кейджи был в той же самой постели, отбрасывал ту же самую тень, но говорить не мог совершенно. Его язык одеревенел. Суровая реальность его не устраивала и пугала. «Это ведь не происходит сейчас, да?» — Акааши, ты спишь ещё? — послышалось копошение в коридоре. Ойкава вернулся с улицы и, наступая на пятку кроссовок, пытался стянуть обувь без помощи рук, занятых пакетами с выпечкой. Кейджи поднялся на ноги и, кинув свой (чужой?) телефон Тоору, забежал в ванную комнату. В замочной скважине провернулся ключ. «Нет-нет, это сейчас не происходит!» — запаниковал журналист, сползая вниз по двери. Как это случилось? Кто позволил? За дверью послышался смех Ойкавы, но выдавлен он был скорее всего из вежливости. Натянув на себя маску журналистки из прогноза погоды, волейболист завязал с незнакомцем долгую беседу. Из-за двери невозможно было услышать хоть что-нибудь чёткое, но копошения в коридоре напоминали Акааши, что он не один. Тоору шаркал по паркету в сандалях, ставил на кухне чайник и рекламным голосом препирался с кем-то за кадром. Кейджи зажал ладонями уши и попытался восстановить своё дыхание. Вдох — четыре секунды, задержка дыхания — ещё семь сверху, а в завершении выдох на долгих восемь. «Повторить два-три раза, » — так говорил ему психолог на сеансах, и перед важными встречами это правда помогало. Это и глупый сувенирный брелок в форме совы. Жаль, что сейчас об одной мысль о безделушке его мутило. В дверь постучали. — Хочешь поговорить? Ойкава звучал слишком спокойно, словно сейчас ничего не произошло. И это было правдой. В жизни Тоору действительно ничего не произошло. Это Акааши просто позорно выкинул ему в лицо чужой мобильный и спрятался в ванной. Подумаешь. Это происходит чуть ли не каждый вторник, если отдел кадров пытался вытянуть его в заслуженный выходной. Связующий даже успел выстроить собственную схему атаки и защиты для подобных телефонных разговоров. Комбинация двух «да» и одного «нет» позволяла Акааши провести ещё один денёк в собственной кровати. — Не знаю. Есть о чём? Ойкава за дверью хихикнул. — Это был он. Акааши знал, что это был он. Но почему вот так вот? Почему столь внезапно? Нет, он представлял себе это не так. Он думал о том, как встретит свою родственную душу в одной из студенческих кафешек, позволит непутевому юноше пролить кофе на своё ненавистное бежевое пальто, а потом принять в качестве извинения пару сладких поцелуев за углом. Таков был план, который Кейджи составил в своей голове, когда ему было двенадцать. Всё идеально и по линейке. Почему вселенная решила выкинуть нечто подобное? Ей совсем не жалко людей? Ей совсем не жалко его? — Класс… — только и смог ответить журналист, роняя голову себе на колени. — И как? — Из живчиков, — Акааши почувствовал, как Ойкава кивает самому себе — классно, наверное, иметь в собеседниках дверь. — Много и громко говорит. Прям. Даже слишком много, если честно. Кейджи тяжело выдохнул и вытянул свои длинные ноги вперёд, придирчиво разглядывая свои коленки. Мда, такие эмоциональные качели у него не происходили со времён старших классов. Даже сердце умудрилось допрыгнуть до глотки, а после свалиться вниз тяжелым камнем. Уф. Ужас. Желудок сводило и чуть ли не выворачивало наружу. Но если его вдруг начнёт тошнить, то до туалета рукой подать. Буквально. Ойкава рассказывал ему нечто отвлекающее — он сказал, что сделал специально для него фотографии рассвета, погладил около пекарни черепаховую кошку, а ещё не удержался и взял им бутылку вина по скидке. «Брось, Кейджи, мой отъезд — это отличный повод опрокинуть в себя лишний бокальчик полусладкого». Слова вырывались из его рта с изяществом конфетти. Резкий взрыв фразы, а после мягкий шелест смешков. Так они и переговаривались сквозь дверь, пока Акааши не нашёл в себе силы встать на ноги. Мышцы чутка затекли и тысяча мелких иголок проткнули его икру. Ну, ничего страшного. Попрыгает немного на месте, и шум в конечностях стихнет. Кейджи повернул ключ в скважине и чуть приоткрыл дверь. В образовавшейся щели он увидел бодрое лицо Тоору с игривыми искрами в глазах. Ойкава пытался выманить его запахом выпечки с кухни и подозрительно убаюкивающей манерой речи. И делал он это вполне успешно. — Привет, — одними губами произнёс журналист, просовывая голову в коридор. — Привет, — в той же манере повторил Тоору, уходя чуть дальше. Тревога наконец-то слезла с плеч Акааши, и он смог окончательно выпрямить спину (в прямом и переносном смысле). Сердце вновь превратилось в обычную мышцу для перегона крови. Он уже собирался предложить им вместе позавтракать, как Ойкава пронзил его следующим: — Я дал ему твой адрес.***
Возможно, Бокуто ожидал увидеть какой-то роскошный отель со швейцарами и подъездной дорожкой из гравия, где ещё подают омаров по четвергам. Он мало разбирался в жизни связующих национальных команд Аргентины, но вряд ли у них должно было бы быть постоянное жилье в Японии. Между двумя точками на карте была огромная синяя клякса под названием Тихий Океан, которая определенно бы мешала обзавестись домом. Но жилой комплекс практически у центральной площади выглядел, как нечто более оседлое. В таких местах вряд ли остаются на недельку, в таких скорее воспитывают детишек или доживают счастливую старость. Проходя мимо консьержки, Котаро осмотрел жестяную таблицу с именами, выискивая знакомое имя. Но напротив нужной квартиры было написано определенно не «Ойкава Тоору». «Наверное, живёт у своего друга», — обнадёжил себя Бокуто, нажимая на кнопку звонка. Котаро почувствовал, как всё его тело начало неестественно выпрямляться и вытягиваться. Его руки словно престали ему принадлежать и превратились в два тяжелых груза по обе стороны от туловища. Затылок налился свинцом, хрупкая шея тут же начала болезненно стонать. Ноги загудели так, словно он вот-вот планировал сорваться с места. И ведь он мог. Правда мог. Дверь ещё не успели открыть, так что была ещё весомая возможность просто кинуться по лестнице вниз. — Ого, а ты быстро! Конечно, быстро, он начал натягивать на себя штаны ещё до того, как Ойкава снял трубку. Связующий стоял перед ним уже полностью одетый для ухода — нарочито небрежно расчёсанные волосы, рубашка с расстегнутыми под горло пуговицами и очки-авиаторы, которые в пасмурную смотрелись слишком уж комично. Ойкава весело стрельнул глазами, пропуская гостя в коридор. Он не понимал, как ему заговорить со своей родственной душой. Ойкава поправлял свои волосы, глядя в зеркало, и относился к Бокуто с такой же заинтересованностью, как к назойливому промоутеру с листовками около метро. А ещё его беспокоило, что никакого волшебного «дзынь» в своей голове он не услышал, больше ощущая восторг от встречи с профессиональном спортсменом в живую, чем нарастающую радость, видя предначертанного ему человека. Конечно, он понимал, что его сентиментальная мать могла преувеличивать некоторые моменты из своего опыта, но чтобы всё было настолько пусто? — У тебя тут миленько, — сделал попытку комплимента Бокуто, оглядывая строгую минималистичную прихожую. Всё было сделано с явным уклоном в модерн с холодным сочетанием резких линий и острых углов. Отделка была такой отталкивающе высокомерной, что Котаро в своей помятой футболке (сделайте ему поблажку — он бежал на встречу с любовью своей жизни!) тут же поспешил дальше. — Мой друг сам занимался дизайном, все комплименты ему, — отмахнулся Ойкава, натягивая на себя кожаную куртку. — Стой, ты уходишь? — обеспокоенно спросил Бокуто. — Ну да, — пожал плечами спортсмен, покручивая в руках связку ключей. — Но… ты ведь не оставишь меня одного в квартире? — Что? Не. Кейджи дома, — и для наглядности Ойкава несколько раз постучал в дверь ванной комнаты. Ответили тишиной. — Он плохо себя чувствует сейчас. Но он скоро выберется оттуда, да-а-а? — А разве… ты не хочешь поговорить? — Бокуто никогда не был мастером учтивой речи, поэтому даже сейчас, когда он пытался прийти к вершине корректного обращения, его голос звучал по-детски наивно. — Эммм… — протянул Ойкава, медленно отворяя входную дверь. — Слушай, я тут опаздываю немного. Серьёзно, поговори с Акааши, он отдаст тебе твою… пха… ну эту… Котаро тут же залился краской. — О, Боже, ты открывал её? Вместо этого Ойкава спрятал смех в ладони и вышел из квартиры. Бокуто почувствовал, что за этот короткий диалог потерял как минимум десять лет жизни. Мало того, что его родственная душа осталась до него равнодушной, так ещё и посчитала его черт-возьми-кем из-за этой коробки, наполненной членами. Исключительно из желания оправдать себя, Котаро подбежал к окну на кухне и растворил его настежь. Он практически высунулся наполовину, пытаясь разглядеть Ойкаву, а когда увидел его, садящегося в такси, то закричал из-за всех сил: — ТЫ НЕ ПОДУМАЙ, ЭТО ДЛЯ ДРУГА! Тоору улыбнулся и показал ему большой палец вверх. Стало ещё хуже. Поэтому Котаро потянулся дальше, словно пытаясь дотянутся до уезжающей машины, игнорируя высоту в несколько этажей. — Ойкава, я- Докричаться до машины ему не удалось — что-то сзади схватило его за шкирку и со всей силы потянуло за собой. Спасибо конечно, что свидание затылка с полом не состоялось, но приземление на кого-то сверху тоже нельзя было назвать приятным. — Боже, аккуратнее, вы ведь могли выпасть! Бокуто был уверен, что его не сшиб бы с ног и грозовой ветер. Скатившись с чужого тела на кухонный кафель, он приподнял голову, наблюдая за тем, как сквозняк распахнул окно до упора. Жалюзи дрожали на ветру и резко бились об раму. — Не стоит поступать столь легкомысленно, — послышалось недовольное бурчание прямо под его ухом. Незнакомец встал на ноги, чтобы закрыть окно, и тогда Котаро окончательно смог разглядеть чужое лицо. «Красивый», — подумал Бокуто, окидывая взглядом правильные черты лица. А потом мужчина отвёл взгляд в сторону, и Котаро стало стыдно. Обычного «красивый» здесь определенно было недостаточно. «Красивый» звучало оскорбительно для известково-бледного оттенка кожи. «Красивый» было мелочным для этого гипсово сияющего лица, которое всегда возмущало мужчин и, к сожалению, привлекало женщин. «Красивый» звучало несерьезно, когда на тебя смотрели эти сосредоточенные, встревоженные и вместе с этим вдохновленные глаза. «Красивый» меркло в блеске густых волос под цвет ласточкиного крыла. «Красивый» казалось жалостливым писком на фоне бархатно-стелющегося голоса. «Красивый» не смело коснётся зовущих и при том недоступных губ. «Красивый»… — Вы в порядке? — уточнил он, неловко переминаясь с ноги на ногу. Бокуто почувствовал себя одновременно напуганным и награжденным. — Возможно? Парень подал ему руку и помог встать на ноги. Бокуто позволил себя подержать чужие пальцы чуть дольше положенного, а сразу после этого сжал ладонь в кулак, словно призрачное тепло чужого тело могло обернуться бабочкой и слететь с его кожи. — Акааши Кейджи, да? — в ответ ему кивнули. — Я Бокуто Котаро. А вы с Ойкавой?.. — Дружим, — прервал его тут же хозяин квартиры и кивнул головой в сторону коридора. — Вы ведь хотели забрать свою коробку, да? — О, да-да! — засуетился он, направляясь в светлую и уже по-настоящему уютную спальню. — А ты тоже её открывал? Акааши сцепил пальцы в замок и не ответил ему. Бокуто этого хватило, чтобы вновь почувствовать себя болваном. В комнате было немного не прибрано. Постель разложена, а большое пуховое одеяло свисало на пол. Кейджи нервно начал убирать небольшой бардак в своей кровати, пока Бокуто изучал взглядом полки и фотографии на них. На прикроватном столе Котаро заметил смешной брелок с совой и взял его в руки. Нужно будет обязательно потом спросить у Ойкавы или Акааши, где они такой достали — ему хотелось повесить точно такой же на ключ от своего ящика в спортзале. — Ты хочешь его забрать? — неуверенно уточнил Кейджи, быстро справившись с уборкой. Сначала Бокуто подумал, что тот уже успел достать ему коробку, но взгляд мужчины был прикован к небольшому сувениру. — Что? Нет, он же твой! — спохватился Котаро, чуть ли не пихая брелок назад. — Правда? Спасибо, — Акааши так сладко улыбнулся ему, что Бокуто даже забыл удивится на столь странную реакцию. Кто будет благодарить за отказ другого человека забрать собственные вещи? Кейджи полез под кровать, чтобы достать несчастный подарок Куроо. Получив коробку в руки, Бокуто вновь поднял взгляд на Акааши. Он вспомнил, что они оба прекрасно знают о содержимом. — Это подарок для друга. — Да, я так и подумал. — Я серьезно. Он нам целую неделю отвечал «хуй знает», когда мы спрашивали его о подарке на юбилей. Акааши так очаровательно прыснул со смеху, что Бокуто захотел рассказать ещё какую-нибудь глупую историю о своём лучшем друге. Он уже хотел вспомнить о том случае, когда Яку специально связал им вместе шнурки в летнем лагере, а после начал кричать во всю глотку о пожаре, но Кейджи прервал его. — А вы не хотите забрать остальное? Бокуто задумался. Ему казалось, что за ту неделю, что Ойкава оставался в Японии, он потерял не так уж и много вещей, но Акааши вытянул из-под кровати четыре обувных коробки и два огромных кейса из ИКЕЯ. И, судя по тому как он засучил рукава, это было далеко не всё. Интереса ради он открыл одну из обувных коробок. Да, там действительно лежали его вещи — какие-то шмотки, канцелярия и даже три пары идентичных ключей (у него тогда была сложная неделя). Вытянув со дна резиновый браслет, Бокуто узнал в нём сувенир из летнего лагеря, в который он ездил ещё вместе со школой. — Он это с собой привёз? — удивился Котаро. В душе стало так тепло от этого, что вся отстраненность Тоору в коридоре тут же исчерпала себя. Если Ойкава доплатил денег за перевозку его добра, то Бокуто готов становиться в очередь в ЗАГС прямо сейчас. «Сыграем свадьбу сразу же после интервью», — со слезами на глазах подумал Бокуто, беря в руки свой потерянный коллекционный набор карточек со Скуби-Ду. — Кто? — Акааши поправил очки на носу, вытянув последнюю коробку с вещами. От поднятой пыли он чихнул. — Ойкава. У кого же ещё могут быть мои вещи? Кейджи, словно в замедленной съёмке поднял на него взгляд. Он выглядел одновременно удивленным, сконфуженным и раздосадованным. Лицо сморщилось, словно его заставили съесть целый лимон за раз, а руки нервно сжали край футболки. Акааши хотел сказать ему нечто важное, но звуки не хотели составляться в слова, а слова в предложения. Котаро опустился на колени вниз, заглядывая в лицо. Кейджи выглядел до жути расстроенным. И в этот самый момент Бокуто вспомнил, что в шестом классе отец подарил ему брелок с совой, который он тут же потерял.***
От: Бокуто-сан спасибо за вечер!!!!!!! ты потрясно готовишь такую вкусную лазанью готовишь только ты и моя мама кстати я опять коробку потерял наверное в метро оставил когда ехал от тебя ых грустно, но ничего ты утром проснёшься я отвезу нас на завтрак и ты просто возьмешь её с собой ок? От: Секси Бокуто-сан, вы же помните, что вещи перестают появляться, когда рд знакомятся? прочитано в 19:03