Горжусь

Хитоши хочется умереть. Сгинуть в бурлящую реку, разбиться о слишком флегматичные и непонимающие его боль скалы и сбежать от будущего, что толстым грузом сдавливает сердце, вынуждая жмуриться от каждой чёртовой мысли, чтобы не расплакаться посреди белого полотна из снежных комков. Хочется закричать, выхаркать в словах терзающие муки и разрушить безумное молчание вечно громких ветров, которые вместе с обездвиженным окружением ожидают конца очередной истории. Слишком похоже. Та же невидимая заснеженная тропа, которую, видимо, могут опознать лишь бездумные путешественники, и, кажется, словно Аэлхар ступает по тем же следам, что оставил её отец в далёком прошлом. Та же чёрная, резко выделяющаяся на фоне кристально чистого мира, макушка впереди, и такой же тёмный плащ, словно и вкусы в одежде она впитала в себя. Пение не успокаивает и только бьёт дробью эмоций по холодным ушам, вынуждая оставить бессмысленные попытки заткнуть тишину. А спутница молчит. Не нужно и заставлять обернуться, чтобы прочувствовать её состояние и мысленно увидеть серьёзное, напряжённое лицо с проблесками сияющей отваги. Ей страшно. Боялся ли Вонерлон, когда ступал по этим землям? Многим казалось, что это чувство придумали уже после его смерти, потому что он действительно никогда не ощущал страха и смеялся в лицо всем проблемам. Аэлхар об этом и думает. И желание быть похожей на своего отца вынуждает прятать дрожь и делать поступь увереннее, пробивая путь через глубокие снега. Она знает, что умрёт в этом сражении. Но мечтает умереть именно здесь, как герой, который имеет право лишь так замолить грехи и отпустить всех убитых от её меча магов. Хитоши верил в её цель в начале путешествия, но сейчас веру уничтожили виднеющиеся вдалеке ледяные пики, упивающиеся в небеса и касающиеся иглами облаков. Вонерлон никогда бы не одобрил слёз из-за смерти. Его дочь и не плачет, лишь напряжённо строит очередные планы и продумывает возможные ветки с ситуациями, сидя на полу из гладкого прозрачного льда. Взгляд стал увереннее, будто холодное убежище наделило её силой духа павшего воина. Хитоши же раскаивается, мысленно извиняясь перед другом, но не может не плакать. Помутневшими глазами смотрит на приёмную дочь и, борясь с порывами боли, вспоминает и его, лежащим на весенней земле и истекающим кровью. Сейчас эта местность превратилась в огромную могилу, где дух погибшего мага будет обитать тысячелетиями, пока не растворится в бесконечности. Мир здесь замёрз: деревья превратились в сверкающие столбы колющей жидкости, а земля, некогда поросшая травой, покрылась метровым слоем чистейшего льда. Вьюги метут бесконечно и бьют по лицу, словно ругая за ненужное проявление эмоций. Он многое понимает и не может не плакать. Но всё равно отпускает Аэлхар. Отпускает, потому что слишком сильно любит. — Я горжусь тобой. И правда гордится. За достижения в науке и превосхождение своей жестокой судьбы, которая должна была раскромсать на части её будущее путешественника; за спасение деревень и воспитание Магнуса, ставшего одним из самых знаменитых магов, а не погибнувшим от плети рабовладельца; за несгибаемые стремления и веру в будущее. И, зная, что человек перед ним был наёмным убийцей долгие годы, он всё равно гордится ей. Потому что любит. Когда Аэлхар ложится ему на колени и кладет руку Хитоши себе на голову - чтобы гладил, то он с яростью молчит, держит себя в руках и старается запечатлеть момент, который, видимо, будет последним в их истории. Ему хочется сказать слишком многое: и про связь соулмейтов, даровавшую ему способность чувствовать, и про долг, который сотню лет не развязывает способность говорить. Он мечтает признаться в любви, но не имеет права. — Я действительно очень горжусь тобой. Поэтому говорит те слова, что хочет услышать она, скрывая их истинное значение. — Горжусь.