Только потому что ты жива

Пот течет по виску. В этот момент вся моя злость испаряется. Не остается ничего. Какой там Виктор, какие тайны, зловещие подсказки, эта ебнутая школа? Никаких мыслей, чувств и воспоминаний, когда я вижу, как в ее горло упирается черный ствол пистолета. Я даже имя свое забыл. И из чувств у меня живое лишь одно – страх. За себя, за нее. Ведь это выше моего понимания – как обычная уборщица может кому-то мешать?! Руки, сжимающие автомат, дрожат. - Опусти оружие, – холодный голос проникает в мозг, парализует волю. Я все еще пытаюсь сопротивляться, вижу, что ей больно и страшно – черная тушь размазана по щекам, слезы бегут ручьем. Не могу остановиться – смотрю как завороженный и отчетливо вижу страх в ее глазах. Она что-то силится сказать, но я уже не слышу. Почему-то мысль о том, что ее могут убить, пугает. До ужаса. *** Когда я понял, что она дорога мне? Не знаю, это, наверное, было во мне всегда. Но понимание этого пришло только сейчас, когда я отчетливо вижу наш конец так близко. Тут даже ни о чем думать не надо – лишь воспоминания того, как сначала издевался над нервной уборщицей, плывут перед глазами. Ну как сказать – богатый мальчик, которому можно чуть больше, чем все. Такие же богатые друзья-детишки, которые заигрались во вседозволенность. И она – странная, нервная, с непонятной нежностью глядящая на меня. Сначала это бесило неимоверно, потом понял, что изменить ничего нельзя. Выпендривался перед всеми, перед ней, забывая обо всем, а потом неловко просил у нее прощения. А она улыбалась так как только она может, почему-то так отчетливо счастливо, что мне снова становилось неловко за себя, нее, свои слова. Словно для нее это было больше, чем простое «извини». «Да все нормально. Я даже не обижаюсь. Все хорошо. Как ты сам?» - и преданно заглядывала мне в глаза. От этого становилось еще неуютнее, и я уходил от нее, бормоча какую-нибудь глупость. И боялся оглянуться, чтобы не увидеть ее счастливых карих глаз. *** Весь бешеный, как волк, сорвавшийся с цепи. Вечно оправдывающий свои поступки. Не думая об окружающих, лишь о себе, думая об своих чувствах и эмоциях. Воспринимающий все в штыки. Даже Дашка иногда боялась ко мне подойти, хотя и изучила меня всего вдоль и поперек – осталось вывести на мне клеточки. А она, так спокойно гладящая меня по плечу, чтобы потом получить крик и руку, схватившую отнюдь не нежно за горло, не умолкала. Все так же преданно заглядывая в глаза, что аж тошно становилось за себя. И обнимала, успокаивая. Эта Маша… Она получила надо мной такую власть, о которой не догадывалась ни она, ни я сам. Грустно, что я только сейчас это понял. *** Вот и долгожданный выстрел. Только звучит он не из пистолета, а из моего автомата. Дымок вьется над раскаленным черным дулом. А мне остается лишь шептать – «я не хотел». Я ведь, правда, не хотел убивать человека. Но и убить ее я тоже не позволю. Не могу. Кажется, что я оставлял здесь часть души, собираясь уезжать отсюда навсегда. Смотрел на нее, говорил какие-то слова, сам не слыша их, и чувствовал, как больно бьется сердце. Не думал, что и воздух может так больно проходить в легкие. А она улыбалась непослушными губами, пыталась скрыть слезы, и от этого было еще тяжелее. Вот так и сейчас. Я не хочу навсегда потерять кусок своего сердца. И пока, я, быть может, просто в шоке пытаюсь закрыть кровавую рану на груди уже трупа. Но я надеюсь, что завтра станет лучше. Она хватает меня за руки – по ним стекает кровь – я с ужасом смотрю на нее. Маша пачкается, но упорно смотрит на меня и шепчет: - Не волнуйся. Я все уберу. Мы ничего никому не скажем. – хватает меня как ребенка, обнимает, гладит по голове – движения судорожные, нервные, видно, что она сама в шаге от истерики. Но мне сейчас это нужно. Все остальное я буду осмысливать потом. А пока, раз я уж совсем сошел с ума, хватаю ее лицо перепачканными руками. И жадно, и неловко целую. Не глубоко, а просто приникаю губами к губам. Это нервное, все нервное и ничего не значит. Но сейчас мне это нужно. Чувствую ее нежные губы. Кровь, боль, слезы и даже эта чертова тушь - я все это чувствую! Она отрывается от меня – в этот миг я отчетливо чувствую мягкое женское тело рядом с собой. Предположительно, я реально повредился в уме от страха, раз творю такое. - Иди. Иди. – шепчет, глядя на меня перепуганными карими глазами. Я судорожно мотаю головой, соглашаясь, и выхожу. Мои губы еще помнят ее вкус. Вкус боли, страха, крови, слез и нежности составляют бешеный коктейль моих эмоций. Он проникает в кровь подобно заразе. Но он заставляет меня верить в то, что все будет хорошо. Несмотря ни на что. И пусть сейчас я мечусь в панике, как загнанный зверь, глубоко в душе я знаю, что, в конце концов, все будет нормально. Только потому, что ты жива. Остальное неважно.