Я возвращаюсь в Токио

      Джетлаг дрянная вещь на самом деле. Он сшибает к чертовой матери режим, превращая человека в зомби. Более 12 часов между небом и землей, непонятно в каком времени и точке пространства. Яку Мориске развернул и закинул в рот одну из полюбившихся кедровых конфет, что успел купить в аэропорту Екатеринбурга, запив остатками черного уже почти холодного чая из автомата. К рукаву за огромным стеклом подъезжал самолет Японских авиалиний. Вторая пересадка, третий аэропорт. Кажется… Голова почти не работала, хотя сахар и кофеин помогали держать сознанку на плаву. Еще минут тридцать, и наконец-то можно будет относительно нормально поспать, а не болтаться в трёхчасовом полудреме.       Он знал, что перелет — это не самое сложное, что ему предстояло в ближайшие дни.       Яку собирался пару дней провести в Токио перед тем, как отправится на сборы национальной команды в пригород и погрузится в тренировки. Найдет ли он общий язык с центральными блокирующими, заработает ли своей игрой авторитет среди других членов команды, с которыми не пересекался по юношеству, сможет ли со всеми поладить? На эти вопросы предстояло узнать ответы только через несколько дней. Сейчас же просто хотелось обнять родителей, встретить друзей, проведать великого Некомату-сенсея, и только потом уже думать о том, кого из них — его или Комори из Итачиямы — братан Куроо боялся в школе больше. Что-то ему подсказывало, что Бокуто вообще не изменился и по-прежнему коверкает чужие имена, восторженно кричит по любому поводу и способен вытворять безумия на площадке.       Сообщение от Фукунаги, Кая и Куроо долетели к нему уже в Москве. Первый прислал классическую фотографию с Фудзи и надписью «Добро пожаловать в Японию», а двое других поинтересовались, нужно ли его встретить. Сообщение от Льва с таким же содержанием выхватило его уже тут в Лондоне. После своего отъезда в Россию из всей команды Яку парадоксально общался больше всего именно с ним. Не потому, что Куроо с Каем или остальные совсем пропали с его радаров, а просто на каком-то интуитивном уровне он продолжал беспокоится о каланче больше остальных. К тому же Яку, прекрасно помнящий, что Лев говорил только на японском, не мог отказать себе в удовольствии пошутить над своим бывшим кохаем, отправляя тому сообщения в соцсетях на русском языке, когда стал в нем немного разбираться. Тихо хихикая, он неизменно получал в ответ заборы восклицательных знаков.       И именно поэтому спустя сутки Яку стоял в центре спешащей толпы Шибуи, многообразия звуков, яркости огней и красочности рекламы, чувствуя себя немного потерянным и чужим в личной неуместной статичности. Парень мотнул головой, сбрасывая с себя легкий ступор. Лев обещал встретить его в фойе высотки-гостиницы, где сегодня у него были съемки. Предполагалось, что после фотосессии они останутся в резервированном для этих целей люксе, закажут ужин в гостиничном ресторане, может быть, выпьют за встречу и просто поговорят обо всем, смотря на город их детства с высоты. Странное волнение, немного сковывавшее его конечности только усилилось, когда Яку увидел приближающуюся к нему фигуру Льва, что-то быстро отстучавшем в своем телефоне. В первый момент он даже не узнал своего бывшего проблемного кохая за очень презентабельным фасадом, но, когда непосредственное приветственное «Яку-сан!» заставило всех в холле обернуться в их сторону, любые сомнения исчезли. — Здравствуй, Лев, — не сдержал улыбку Яку и тут же был смят в крепкое объятие, оторвавшее его от пола. — Эй, опусти меня! Ну, что за человек! — Я так рад Вас видеть, Яку-сан! — продолжал восторженно Лев, возвращая семпая вновь на твердую поверхность. — Я тоже, Лев, я тоже, — ответил парень и совершенно не врал. Некома особенная. Связанные эмоции — лучшее время. Речи «ах-хаха капитана Куроо» перед игрой звучали в голове почти как клятва после окончания старшей школы не рвать красных нитей. Забавно, но эти слова обрели для них повзрослевших более глубокий смысл, чем они все тогда думали, позволяя себе иногда легкие кривенькие улыбочки. Куроо, ах ты ж черный умный кот! — А Вы даже немного подросли, — вставил Лев, заработав мгновенно все тот же неизменный со школы грозный взгляд, и примирительно замахал ладонями. — Только не надо меня бить! — Не забывай с кем разговариваешь, — чуть задрав подбородок, наигранно высокомерно проговорил Яку, едва удерживая смех над испуганным, но одновременно и по-детски восторженнымвыражением лица Льва. Они зашагали по огромному холлу к лифту, обсуждая последние и ближайшие предстоящие события.  — Поверить не могу, что такой балбес, как ты — и центральная модель в журнале, — качал головой Яку. — Ты же на месте-то спокойно никогда стоять не мог больше десяти секунду. — Я знал, что Яку-сан оценит, — тут же подхватил Лев. То, как звучал голос его бывшего кохая, рассказывающего сквозь смех о своей работе, давало основания думать, что тот по-прежнему остался таким же раздолбаем, коим Мориске запомнил его на свой последний день рождения в Японии, а затем и в аэропорту. — Никогда не относился к этому серьезно. — А ты вообще, хоть к чему-нибудь серьезно относился? — хихикнул Яку, делая шаг в зеркальный лифт следом за высоким парнем. — Неа, — беззаботно ответил парень и нажал на круглую кнопку «27». Как же Мориске все пролетевшие годы не хватало вживую этой легкой безбашенности в промозголой пасмурности Уральских гор. — Ты не рассказывал, как так получилось, — продолжил Яку, поправляя через отражение в сторону ото лба выбившуюся прядь светлых волос. Он не чувствовал себя уставшим или изнеможденным вчерашним трёхэтапным перелетом, наоборот, прилив хорошего настроения придавал больше сил. — Ждал нее-чан пару раз после ночных съемок, а там все как-то само пошло-поехало.       Сердце пропустило удар, Мориске сглотнул, чуть нахмурившись, но продолжил. — Ну, — протянул, скрывая свое замешательство он. — Тебе нравится? — Шутите? Конечно! — восторженно проговорил Лев. — Меня же все узнают на улице!       Яку усмехнулся и закатил глаза. Еще много лет назад, будучи центральным блокирующим, Лев хотел, чтобы все им восторгались, все болели за него, все смотрели только на него, все говорили только о нем. Что ж. Он не изменяет себе. Перед глазами тут же появилось ухмыляющееся над непосредственностью Льва лицо Куроо.       Лифт замедлил скорость, плавно тормозя у выбранного этажа под мягкий звук сигнала. Двери скользнули в стороны, выпуская молодых людей на этаж, где в одну сторону уходил коридор в номера, а в другой был небольшой бар, где, как Яку не сомневался, продавалась и элитная российская водка. Брр. Он нервно повел плечами от воспоминаний о Новогодних Российских традициях. — Яку-сан, — проговорил, как на секунду показалось, чуть замявшись Лев. — Наш фотограф сегодня опоздал, что-то с машиной случилось, и съемки немного затянулись. Если Вам интересно, то можете посмотреть, как все происходит, а если нет, то Вам направо. Кофе, все дела. — Оу, а почему бы и нет? Посмотрю на тебя в деле, каланча, — засмеялся волейболист, ероша двухметровому парню правильно уложенные на бок волосы. — Блин, ну за чем?! — прогундосил Лев и замахал руками, стараясь привести свою прическу в ее прежнее состоянии.       Они дошли до одной из дверей и осторожно нырнули в темноту огромного в американском стиле номера. В тишине негромкого шёпота и искусственных щелчков цифровых камер никто даже не обернулся на них. За забором из фотооборудования, стульев, мебели, спин нескольких людей горел сосредоточенный, но приглушенный свет от ламп и отражающего оборудования.       И только когда Мориске перевел взгляд от спины своего удаляющегося спутника в сторону основного действия, до него дошел смысл фразы «наш фотограф». На светлом диване в огнях ламп, склонив голову, сидела Алиса.       Он не видел ее почти шесть лет. Не то, чтобы они ссорились или вовсе перестали общаться, но расстояние и разница во времени сделали свое злое дело. Он писал «спокойной ночи, Алиса», а она уже отвечала на это «доброе утро, Яку-кун». Редкие звонки, невысказанные слова, и вечное «зачем заставлять волноваться?». Порой ночами Яку не мог заснуть от этой тоски, ворочался и пытался убедить себя, что тишина — закономерный финал. В конце концов, даже когда в аэропорту она обмотала вокруг его шеи на глазах у всей «той» Некомы теплый шарф, а он, раскрасневшийся до кончиков ушей, протянул заколку в виде белого пера, никто из них не сказал тех самых трех слов. Может быть, осознавая всю перспективу времени и расстояния, они оба не хотели связывать друг друга обещаниями и делать привкус расставания еще более горьким.       Тем не менее, возвращаясь к точке, где находился он сейчас — игрок национальной сборной, лучший из миллионов, Яку был благодарен Алисе за то, что она не стала его удерживать или переубеждать, а наоборот, улыбалась, когда он крутил в руках деревянную палочку от карамельного яблока и дрожащими губами говорил о том, что возможно по окончанию колледжа уедет играть за границу. Наверное, тогда Мориске надеялся, что девушка скажет что-то, что заставит его передумать, что-то, что он примет для себя как причину остаться, но она лишь одобряюще кивнула и, посмотрев ему в глаза, протянула руку, чтобы аккуратно отодвинуть с его лба немного отросшие за лето и еще более светлые на кончиках волосы.  — Все будет хорошо, Яку-кун — проговорила Алиса, а он старался как можно дольше запомнить это прикосновение, завороженный красотой и готовый расплакаться.        Время.       Взгляд из темноты последовал за движением кисти и запястьем с тонким серебряным браслетом.       Яку медленно прикрыл глаза и выдохнул, чувствуя, как с левой стороны немного заныло.       Алиса всегда была очень женственная, но сейчас от нее исходила ко всему прочему еще и истинная раскрывшаяся природная сексуальность. Не пошлая, не чрезмерная, не примитивная, но до дрожи притягательная.       Вопреки словам господина Комомото она не стала его девушкой, но он не получил и отказа. Больше, чем друг, больше, чем возлюбленная, тогда так Мориске это ощущал и не хотел ничего менять. Иногда, очень редко под действием момента, он мог выйти за границы этого состояния, но лишь за тем, чтобы ощутить его следом полнее. В такие мгновения Яку чувствовал себя необычайно цельным и верил в то, что жизнь имеет смысл. Он хорошо запомнил день, когда впервые ощутил что-то подобное. На закате летнего дня, лежа на траве у канала, он нашел ее руку и оставил у себя на груди. Он улыбался с закрытыми глазами, наслаждаясь чужим теплом сквозь рубашку и ласковым солнечным светом, который казалось словно целовал его лицо. Рассказывая девушке о своей музыкальной мечте, Яку совершенно не предполагал тогда, что в скором времени получит старую гитару из комиссионки с ручной росписью, танцевавшей вокруг лозунга Некомы. — Яку-кун, доброе утро, — разбудил мягкий голос и последовавший за этим легкий девичий смех. — Я задремал, да? — спросил он, сонно потирая глаза и садясь. Наверное, это выглядело даже мило. — Сколько уже времени?       На последний вопрос молодой человек сейчас не хотел знать ответа, как и не мог отвести завороженного взгляда от модели. Щелчки камеры, статика и динамика. Он впитывал каждую деталь, каждое движение, каждый открытый и что еще важнее скрытый участок кожи, проникая воображением под шелковую ткань черного платья с разрезом. Это сводило с ума, с этим невозможно было бороться. Нахлынувшие теплые образы юношеской влюбленности сплетались со взрослым желание обладать этой девушкой и поклоняться ей одновременно… Где-то там далеко позади остались парки, телефонные разговоры по вечерам, когда она шла одна домой с работы или учебы, гитара, которую она подарила на его двадцатый день рождения за год до отлета в Россию, та драка, разбитая губа и зажжённые смущением скулы. Сейчас Яку почти не краснел.       Стоя никем не замеченным в полумраке, он смотрел, не отрываясь на совершенные линии тела, скользил взглядом по плечам и изгибу шеи, к которому хотелось приблизиться и вдохнуть запах кожи, ощутить под губами, по тоненькой цепочке спускался на белую грудь, ощущая как с каждой секундой становилось сложнее дышать. Яку облизнул пересохшие губы и сглотнул, не в состоянии опустить горящего взгляда и отлипнуть от стены, потому что сомневался, что не покачнется и устоит. Он тяжело выдыхал, представляя как бы она прогибалась в его руках, как бы ощущались ее руки на плечах, тонкие пальцы в волосах, каким сладким бы было ее дыхание у уха. Какой бы была его Алиса.       Яку бросило в жар, и он стянул с себя пиджак, перекинув через плечо. — Еще пара снимков и можем заканчивать! Лев! Ле-е-ев! — долетел довольный голос фотографа. Алиса лишь медленно кивнула, откидывая волосы с плеча и смотря в темноту.       Пока брат с сестрой разговаривали с фотографом, державшим на весу ноутбук, остальная бригада уже отработанными движениями отключила и сложила оборудования и по одному или парами проскальзывала мимо Яку, лишь коротко бросая на него незаинтересованные взгляды. Маловероятно, что кто-то из них его знал, а если и слышал что-то о либеро молодежной и национальной сборной Японии по волейболу, то вряд ли узнал бы его в обычной, а не спортивной одежде. В локальном свете номер, несмотря на свой размер, становился более уютным.       Коротко кивнув, девушка направилась к выходу, подцепив с дивана широкий платок, но не набрасывая его на плечи. В плавности ее походки Яку ясно видел прежнюю Алису, но весь общий облик был другим. Макияж, одежда, взгляд. — Здравствуй, Алиса, — негромко окликнул он ее из сумрака, делая шаг вперед из темноты, легко выдыхая и надеясь унять дрожь рук. Его тут же окутал приятный ненавязчивый, но одновременно немного дурманящий аромат ее духов. Пять лет стирают не все. — Яку-кун? — вскинув брови, удивленно проговорила девушка, когда встретилась взглядом со взглядом обратившегося к ней человека, и на одну секунду с ее лица слетела холодная собранность, которая уже через мгновение вернулась обратно. Вот она рядом всего в метре, смотрит своими удивительными зелеными глазами на него, а он пытается улыбнуться, полностью растерянный и еще не успевший отойти от образов перед глазами.       Парень утвердительно кивнул, больше не в состоянии сказать ни слова и прикусил губу. А чего он, собственно, ожидал? Что она радостно бросится ему на шею? Какие у него вообще были основания так думать?       И было так неловко, так странно. Тишину между ними разрушил подошедший Лев, прячущий мобильник в карман брюк. — Мне нужно идти, — сказала Алиса, отступая на шаг. Возможно, она была взволнована не меньше самого Мориске, но показывать этого явно не собиралась. Годы научили их всех сдерживать эмоции. — Лев, вызови мне такси, пожалуйста. — Хайба-сан, останьтесь, — поспешно проговорил Яку, чуть дернувшись вперед, сам не ожидая от себя возвращения к такому официальному тону. Ему не хотелось, чтобы она уходила. Как и восемь лет назад — все что угодно, лишь бы посмотреть на нее подольше. Она была другой, но, как и прежде, при взгляде на нее Яку ощущал практически потребность быть с ней в одном пространстве.       Она устало вздохнула. — Да, нее-чан, не уходи, побудешь с нами, поужинаем, поговорим. — Лев… — начала девушка, но, заметив энтузиазм своего брата, остановилась, передумав продолжать свой протест. — Хорошо.       Попрощавшись с последними двумя людьми — девушкой-визажистом и главным фотографом — и пожелав им хороших выходных, все трое прошли в глубину номера. Яку провел рукой по глазам и лбу, чтобы отвести взгляд от открытой спины и плеч. По сравнению с юношеством, раз в десять сильнее он хотел физически ее почувствовать.       Яку прошел дальше к окну, охватывая панораму города медленным взглядом и останавливаясь на знакомых объектах. Наверное, к такой красоте привыкнуть невозможно.       Алиса вернулась на диван, а Лев блаженно вытянул свои длинные ноги в кресле. Парень слушал рассказы Яку о России с восторгом, задавал вопросы и смеялся над нелепыми ситуациями, в которых японский гость случайно оказывался. Быть громким получалось невольно — голос сам становится звучнее, когда человек по какой-то причине нервничает. Алиса же молчала, лишь изредка встречаясь задумчивым взглядом с рассказчиком. Она чуть-чуть поджимала накрашенные яркой помадой губы, словно собиралась что-то сказать, но вместо этого только смотрела в сторону совсем другим, холодным взглядом подведенных глаз.       Яку опустился в кресло рядом со Львом, ловя себя на том, что пусть он и говорил много, но едва мог сосредоточиться и на половине сказанных слов. Он смотрел на ее руки, на обнаженные ключицы и часть груди, скользил взглядом по скрещённым ногам, невольно представляя какого будет прильнуть губами к ней всей. Ни к чему конкретному, просто к коже. Желание захлестывало его волнами, вызывая ощущение головокружения. Яку облизнул пересохшие губы, но не успел отвести взгляда. — Со мной что-то не так, Яку-сан? — спросила Алиса, возвращусь к тому же официальному тону, что и он сам чуть ранее. От холода ее слов по спине пробежали мурашки. Что стало с той девушкой из кафе? Куда исчезла ее улыбка? — Нет, — только и смог ответить он вместо этих вопросов. — Яку-сан, Вы какую кухню предпочтете? — обратился Лев к волейболисту, снова на пару секунд нырнув взглядом в пиликнувший телефон. — Традиционную, — ни на секунду не сомневаясь ответил Яку. За столь долгое время он соскучился по правильной национальной еде, по классическим продуктам и специям Японии. По дому, по ощущению дома, по вкусу онигири, которое покупал по пути на тренировку или яки-собы, обожаемой Торой. — И поострее. — Будет сделано, — радостно воскликнул Лев и подскочил из кресла. — Лев, подожди…я… — дернулся с кресла Яку следом к двери за поднявшимся Львом, понимая, что теперь останется наедине с девушкой неуверенный в своей сдержанности. Однако парень лишь беззаботно улыбнулся своему семпаю и со словами «Я быстро» исчез.       Яку закрыл глаза и облокотился спиной на дверь, специально не сильно ударяясь о нее затылком и стукнув обоими кулаками, желая, чтобы хоть эти ощущения немного отрезвили.       Черт. Каким же ничтожеством и трусом он себя чувствовал из-за того, что нелепо поскакал за Львом! Ведь нельзя сказать, что Яку боялся встречи с Алисой, но страх сказать хоть одно лишнее, неправильное и неуместное слово сковывали его горло так же, как бывало в юношестве. — Лев мне ничего не сказал о запланированной встрече, — произнесла тихо Алиса, когда Яку оттолкнулся от двери, надеясь, что шаги его будут твердыми. — Я не хотела мешать вам двоим. — Вы… ты никогда не помешаешь. Я тоже не знал, — согласился парень, возвращаясь назад. Пребывание наедине отнимало столько сил. Водопад светлых волос падал по открытой спине, когда она поднялась, подходя к панорамному окну и смотря вдаль на шумный огромный Токио. Алиса была до безумия красива. До головокружения совершена. Он сделал бы все что угодно, что прямо сейчас упасть перед ней на колени, умоляя о возможности, начав с лодыжки, провести дрожащими ладонями по ее ногам, дотронуться до колена, нырнуть вверх по бедру в разрез этого черного платья, целовать вслед за руками кожу, еще вверх, подцепить трусики. И дышать, сделать хоть один чертов вдох. — Догадываешься, в скольких тех закоулках мне пришлось побывать без тебя, Яку-сан? — вдруг сказала девушка, оборачиваясь и внимательно смотря ему в глаза. В голосе не было упрека — она слишком часто видела в чужих глазах вожделение, чтобы не понять и его взгляда — но его все равно тут же пронзило чувство вины и стыда. Чем он сейчас лучше всех остальных? Вся его смелость — просто пыль нарушенной личной клятвы. Просить прощения и обладать. Безумный коктейль.       Яку вспомнил — буквально в один из первых разговоров со Львом он узнал, что когда ему перед длинным перелетом в Россию объясняли правила безопасности, какой-то фотограф, улетавший в Европу, выхватил в кадр задумчиво смотрящую сквозь разношерстную толпу Алису, и через четыре месяца по возвращению отыскал, предложив поучаствовать в каком-то своем проекте. А еще через год уже она сама рассказала о том, что ей предложили контракт с модельным агентством. В тихом девичьем голосе Яку уловил те же ноты сомнения и ожидания причин для отказа, что звучали в его собственном, когда он говорил о намерении играть за границей. Так же как и она, Яку не стал ее отговаривать, и получается, сам невольно втолкнул во все это вместо того, чтобы пусть даже и на расстоянии оберегать. — У меня теперь только один защитник, — проговорила она медленно, поведя плечами как от холода. Собственного холода? «И это не ты, Мориске» — мысленно закончил Яку за нее фразу и сглотнул. Разве не он клался ночами будучи восемнадцатилетним пацаном защищать ее всю жизнь? — Кто? — выдавил из себя молодой человек, едва сумев заставить язык шевелиться. Разве это ревность? Это чистая злость на тех, кто посмел ее тронуть. Кулаки непроизвольно сжались, словно он хотел кого-то или по чему-то ударить. — Только я сама, — голос Алисы с каждым словом звучал все тише и тише. — Почему ты не говорила мне ничего? — выдохнул Мориске, не в состоянии поднять взгляда и чувствуя, как следом закипает злость и на самого себя. — Знаешь, я никогда не хотела никому доставлять проблем. Ты, наверное, думаешь, почему я все это не бросила тогда? — продолжила девушка с точностью повторяя вопрос в его голове. — Отчасти из-за Льва, но в большей мере — это один из способов быть рядом и продолжать учится у лучших модельеров Японии и мира. Нет вины профессии в том, что в ней присутствуют люди, позволяющие себе лишнего. У всего своя цена, ты же знаешь. Я научилась справляться сама, и несколько моих платьев будут на следующей неделе моды.       Что ж. Яку всегда знал, что несмотря на мягкость Алиса обладала и внутренним стержнем — ее слова всего лишь это подтвердили. В конце концов, все из их поколения в какой-то мере были одержимы.       Яку чувствовал, как девичий голос дрожал все больше, как с каждой секундой спадает ледяная броня, оголяя все ту же скромную, но смелую душу. От образов, в которых кто-то зажимает Алису в углу, возможно, удерживает силой, оставляя следы на тонкой коже, становилось тошно и больно. Невинное создание виновно лишь в своей красоте и доброте. — А ты изменился? — спросила она едва слышно, опускаясь в кресло и смотря на свои руки. Ее глаза характерно заблестели.       Он одет в светлый дорогой костюм и кожаные туфли, носит модную стрижку, прячет глаза за клевыми очками, звонит по навороченному телефону и играет за сборную страны. Того восемнадцатилетнего паренька, что немного тонул в спортивной красной школьной форме, таскал старый папин смартфон и нажёвывал остывающее онигири по пути на субботнюю тренировку Некомы вроде бы нет, но… — Нет. Для тебя нет, — проговорил он, зная правду своих слов, и быстро подошел, опускаясь рядом с креслом на колени и обнимая ее ноги. Как и прежде, Алиса не отталкивала его, лишь на мгновение напряглась и снова расслабилась. Она опустила руку ему на голову, ласково скользя пальцами через светлые волосы почти как прежде. Все, что между ними не произошло сжималось в эти ничтожные секунды, чтобы потом ожить. Так приятно, так правильно. Вот то, что он упустил. — Верь мне. — Мне… так… не хватало тебя, Яку-кун…так не хватало, — проговорила Алиса дрожащим голосам, качая головой, и наконец расплакалась от не раз пережитой грубости, страха и чувства беспомощности… от тоски, разлуки, от того, что ей тоже не хватало его тепла, заботы и светлого чувства близости. Она позволила себе с ним снова стать собой. — Я… я не знал… Прости… — выдохнул Мориске, не в состоянии поднять лица. Он хотел бы обернуть время вспять. Он просил прощения за все сразу — за нарушенную клятву, за то, что уехал, без слов-обещаний, за свое желание к ней, за сомнения в ней, за потерянное время и за то, чего между ними в итоге не было.       Все становилось на свои места. Обнимая ее колени, Мориске очередной раз спрашивал себя — разве могла такая девушка любить его? Полюбить снова? Быть его? Разве у Алисы когда-либо были причины выбрать именно его? Он поднял голову, встречаясь глазами с ее и видел утвердительный ответ на еще давным давно заданный вопрос.       Алиса медлено провела кончиками пальцев по его брови и щеке. Ее прикосновения успокаивали, усмиряли желания, возвращали того, кем он был раньше, и переносили в блаженное ощущение смысла жизни. — Ты ведь мне сразу понравился, Яку Мориске-сан, — сказала она на этот раз смешливым тоном, словно отвечая на вопросы в его голове. Странно было это слышать именно сейчас, ведь Алиса никогда прежде не говорила этих слов. И Яку задумался, а сам он когда-либо произносил их? Или считал свои чувства слишком очевидными, чтобы обличать в речевую форму? Он идиот, да? — В первый же день, когда вся Некома пришла в кафе господина Комомото. — Даже несмотря на мой рост? — как в подтверждение своего же последнего предположения спросил парень и тут же себя мысленно отругал. Девушка легко рассмеялась, а в сердце Яку разлилось долгожданное тепло. Он быстро заморгал. — Даже. — Я возвращаюсь в Токио, — сказал Мориске тихо, но твердо, ощущая то самое полное умиротворение внутри, и давно забыв о том, что Лев может вернуться в любой момент. Все вокруг перестало существовать, и если бы Яку сейчас вдруг закинули на площадку, то он точно не принял бы ни одной подачи. — Да, и мне снова не будет страшно.       Он наконец-то дома — там, где всегда должен был быть.       Лев медленно вышел из фойе отеля, расправляя манжеты рубашки. Справа чуть в далеке он нашел взглядом двух улыбающихся молодых людей, которые неспешно что-то обсуждали, и быстро зашагал в их сторону. Завидя его, Кай приветственно замахал над головой рукой, а Куроо коротко отсалютовал указательным пальцем ото лба. — Ты отлично справился, — похвалил бывший, но все такой же до чертиков пугающе проницательный капитан своего кохая, похлопав легко по плечу. — Ага, — согласился добродушный Кай, на протяжении не одного года наблюдавший за контрастной парочкой своих сверстников и прекрасно их знавший. — Твой стиль заботливости всегда меня поражал, Куроо. — Оя-оя. Ты же сам эту идею поддержал, когда мы с тобой последний раз пили, — скривил тот в ответ рот и ухмыльнулся. — Забыл? — Не забыл, не забыл — примирительно засмеялся Кай в ответ и вздохнул. — С Яку иногда бывает так сложно. Он не простит нас за вмешательство. — Правда. Если он узнает, то всех троих нас будут искать все за тем же школьным забором, — развел руками Куроо под округлившиеся глаза Льва. — Да шутит он, Лев, не переживай так. Только его, — подначил Кай, мягко улыбаясь им обоим. — Мы же знаем, на кого стрелки переводить, если что. — А…ну… Яку-сан выглядел очень растерянным, — пробубнил Лев под вздох давно уже не семпаев. — Н-н-ну, если наш дорогой Яккун, еще до сих пор не вылетел отсюда, то предлагаю нам прогуляться и заглянуть в ресторан к Фукунаге. Помирать, так хоть не голодным. — В смысле, Куроо-сан? — очнувшийся Лев быстро заморгал, спеша следом за развернувшейся парочкой. — Мы же пошли к другому его любимому кохаю без него, — вставил все понимающий Кай, предвкушая вкус лапши, которую он себе закажет. А может лучше взять что-то из итальянской кухни? — В любом случае, ты сейчас соучастник преступления, Лев, — протянул брюнет, оборачиваясь и поднимая голову на верхние этажи отеля. — Эй! Шучу же я, ну. Расслабься. — Я идиот! — внезапно лицо парня покраснело, а сам он затрясся как лист на ветру. — Я идиот! — М? — Я забыл заказать еду! — он было рванулся назад, но Куроо ловко ухватил его за воротник пиджака, останавливая этот порыв. — Ой-ёй. Все нормально, будем надеяться, что про тебя уже не вспоминают.       То, что он оказался прав, Куроо понял, когда через две недели на инстаграм-аккаунте волейбольной сборной Японии увидел нелепое селфи лисьего Мии Атсуму с Оджиро Араном, на заднем плане которого виднелась лежащая на какой-то кровати красная гитара с черными изящными иероглифами и английской надписью «Connect». А еще через месяц один глазастый крайне остроумный парень прислал ему серию фотографий совершенно счастливой парочки. Высокая девушка и светловолосый парень светились радостными улыбками, сидя за столиком на открытом воздухе, и дарили их всем окружающим. В кадрах они озорно показали жест Victory, а потом девушка кокетливо опустила поля шляпы, приближая лицо к своему спутнику. [Фукунага, хватит шпионить за семпаем!] — напечатал Куроо и, довольно улыбаясь, победно щелкнул пальцами.