киты умирают в лужах бензина

у Сокджина самые красивые улыбки в мире, во вселенной. они светлые, мягкие и приятные. их хочется забрать себе, записать на видео и хранить-хранить-хранить. они похожи на корицу в горьком кофе. дарят уют, когда вдыхаешь их запах. скрашивают всю тяжесть кофе, темноты. улыбок этих немного, но от них Юнги так хорошо. от Сокджина в его жизни так хорошо. невыносимо, невыразимо хорошо. Юнги такого никогда для себя не ждал. никогда не стремился, не витал в облаках о таких моментах. Юнги просто был. теперь Юнги живёт. вновь. как в пять лет, восхищается Сокджином, как уменением матушки вышивать. это странно. потому что первая любовь у взрослых - всегда странная. она как-то изливается по-другому, с другим счастьем и чувствами. из-за неё не хочется бросаться с обрыва от жара, из-за неё не хочется вопить. из-за неё хочется спать и объятий. самых долгих и томных. самых чувственных, самых интимных. Сокджин его целует в макушку и шепчет на ухо что-то про котят, про больших котов и то, что он располнел. Юнги же улыбается носом в грудь Сокджина. и тонет-тонет-тонет в тепле. хочется закрыть глаза и проснуться из-за запаха свежей выпечки. или просто запаха еды. к нему Юнги привык. потому что Сокджин пахнет готовкой. пахнет не пустой кухней, голодом, а самой вкусной едой. от которой Юнги даже не тошнит. Сокджин готовит так, что слюни текут. Юнги съедает всегда всё-всё-всё. не смотря на то, что еда для него больше - отвратна. и на ужинах, на тех безумно дорогих ужинах, он никогда даже не притрагивался к блюдам. только бывало съедал, поднесённый к губам мужем, кусочек фруктов или сыра. Сокджин всегда хмурился, но не пихал в него еды. - ты знал, что идеальный? - Юнги смотрит на Сокджина, отрываясь от работы. - мой идеальный муж. - ага. я всемирный красавец, - Сокджин смеётся в ответ. внутри не пусто.