разбиваясь, зацветают

      Лале чувствует столь много всего сразу. У неё в груди жар, этот жар в кольце нескончаемого холода, холод пытается отогнать своим теплом Влад, на коленях которого Лале и лежит. Её разум переполняют мысли так, что кажется будто бы она думает обо всём на свете и ни о чём одновременно. Она чувствовала, как медленно стекают слёзы — где её, где его не разобрать — и как быстро из раны вытекает кровь.       И почему-то разум цепляется за это, за стекающие капли. Лале думает и ей кажется, что она знает — хрустальные капли солёных слёз и рубинами сияющие капли крови упадут, разобьются о пестрящую зеленью землю и расцветут. Слёзы зацветут, его — олеандром, её — геранью. Кровь же ярким маком зацветёт. Девушка улыбается своим мыслям, но тут же морщится от боли и заходится в кровавом кашле. Влад теряется, не делать знает, что ему, прижимает Лале крепче к груди. — Влад, — Лале из последних сил тянет руки к красивому лицу Влада, пачкая его кровью. Но на это, конечно же, никто не обращает внимание. Они оба слишком поглощены друг другом.       Будто бы не существовало мира нигде, кроме их глаз. Там, где их взгляды встречались, зарождалась новая вселенная. Только лишь их вселенная, где нет места для кого-то ещё. Вселенная, где нет и намёка на дворцовые интриги, есть только лишь любовь. Огромная, всепоглощающая любовь, в которой терялись — терялись и они, и их прочие чувства.       Голос Лале то и дело срывался, она делала слишком большие паузы в предложениях, порой не заканчивала слова. Ей не то, что говорить — ей дышать больно было. Но она говорила, шептала своим нежным голосом слова утешения Владу. Владу, который цел, который здоров, который не умирает на руках её. — Влад, ты… ты не виноват, — Влад меняется в лице, хочет возразить. Но Лале качает головой, прерывает его ещё до того, как он начинает говорить. — Не виноват, — повторяет она, — но… если тебе надо это услышать, то я скажу… Я тебе простила всё, Сансары тронулось колесо.       Лале глубоко вдыхает и тело её пронзает резкая боль, точно тысячи мелких, но острых игл ранят. Слёзы льются с новой силой, девушка жмурится, держится из последних сил, но знает — скоро эти мучения прекратятся. Это пугает, но Лале знает — это не конец, это просто ещё одно испытание, которое просто необходимо пройти. И пройдёт она его с честью, с гордостью. Лале знает — это не конец истории. Её история, история Влада, история Аслана, их общая ещё история не закончена. Это конец только для этой главы.       Девушка чувствует, как с каждым мгновением, как с каждой каплей слёз и крови она становиться всё слабее и слабее. Стараясь не обращать внимания на боль, она поднимается, не даёт Владу ни помочь ей, ни помешать. Дыхание у неё становится всё тяжелее, держится она из последних сил, но Лале полна стремлений исполнить свою задумку. Свою последнюю задумку.       Она хватается за шею Влада, приближает его лицо к своему, не удерживается и кашляет, но рук не опускает. После кашля Лале несколько неловко улыбается, но сил стереть кровь с губ у неё нет. Она прикладывает все силы, делает ещё один рывок. И их губы — её мягкие, но солоноватые из-за привкуса крови, и его обветренные. Поцелуй мягкий, полный чувств. В нём в танце сливаются отчаяние, нежность, любовь. Поцелуй длился недолго, но казалось будто бы целую вечность. И Владу очень хотелось бы остаться в этой вечности, забыться, уйти от убивающей реальности. Ему бы очень это хотелось, но реальность догоняет их, не даёт вырваться из плена. Поцелуй разрывается, но они не спешат отдалиться друг от друга. Лале оставляет смазанные поцелуи на уголке бледных губ Влада, на подбородке, кое-как ей даже удаётся поцеловать его в нос. Влад в ответ тоже рассыпает поцелуи по её лицу. На память о поцелуях Лале у Влада остаются кровавые следы, а Лале не остаётся ничего.       Лале улыбается, шепчет слова любви — напрягается, старается выговорить их на чуждом ей, но родном для Влада языке, закрывает свои звёздные глаза. И… падает. Больше она не скажет ни слова, не улыбнётся, не будет больше от неё ни единого плавного движения.       Влад прижимает бездыханное, но ещё теплое тело Лале к груди и задыхается в слезах, воет от боли. От огромной боли, пронзающей, казалось, само сердце, вырывающей душу.