***
Чимин шнурует пыльные кроссовки, подошву которых топтал еще когда ему было восемнадцать. Давно бы выкинул вместе с толстовкой, но именно сегодня, преисполненный особыми чувствами, каким-то предвкушением грандиозности и боли, надевает вещи. Они — обычное напоминание о первой, карявой и болезненной любви. Пак хлопает дверью с автоматической блокировкой, спешит покинуть дом. Он бежит вниз по ступенькам, вдоль садовой аллеи, по узкой улице и такому же тротуару к заветному месту, где когда-то подавали его любимый макиато. Частое дыхание и холодный осенний воздух не щадит лёгких, зубы ломит стужа и она же заставляет Чимина кашлять. Пак задаётся вопросом: почему в пункте назначения лишь он один? Лёгкий порыв морозного ветра доносит кофейный аромат и слова: — Ты быстро. Такой знакомый, но забытый голос позади, вынуждает Пака обернуться. Перед ним теперь стоит Чонгук и держит в руках два стаканчика карамельного макиато, смотрит с улыбкой полной вины и, кажется, глаза кричат о том, что Чон влюблён ещё сильнее, чем семь лет назад. Старший, будто ему снова восемнадцать, прячет замерзшие кулаки в рукава большой кофты и не делает ни шагу, уперев взгляд в асфальт. Он не тряпка, себе цену знает и потому не желает идти навстречу. Откровеннее всего сейчас хочется только показать свои клыки, злобу, ненависть, которые копились годами, рассказать, что чувств больше нет. Чон делает пару шагов до упора, обнимает Пака и тот вдруг вздрагивает. Он давно не чувствовал этого тепла. Оно не просто физическое, а согревающее изнутри, дрожащее, такое, которое бывает, если правда любишь. — Тш-ш, – шепчет Чонгук и целует в макушку, ему просто хочется подарить спокойствие, – я вернулся, я с тобой. После своих слов он чувствует, как хён его обвивает руками, утыкается в грудь и глубоко вдыхает запах одежды, пота, парфюма, словом: всего, что только впиталось в ткань. Чонгук знает насколько неправильными были его слова и действия по отношению к Чимину все эти годы. Он его не держал и не отпускал, иногда прогонял из жизни, а позже возвращался, иногда прогоняли его, но опять же возвращался он сам. Нет. Не на коленях, а все таким же гордым и непревзойдённым. Но именно в эту осеннюю пору ему захотелось понять, что это он лучше хёна никого никогда не найдёт. — Тебя не было семь лет, я так скуча-ал, – последнее слово превращается в судорожный, пробитый ознобом выдох. Чимин не держит слёз и крепче, хотя уже некуда, прижимается к младшему, желает стать с ним одним целым. Навсегда. — Идём со мной.***
Пледы, одеяла, подушки утащенные с домашних запылившихся диванов особняка Чон и старая, садовая качеля семьи застелена ими. — Я думал, что больше никогда не войду в этот сад, – делая глоток сладкого и еле тёплого напитка, с печалью говорит Пак, – и никогда больше не выпью с тобой, сваренный тобою, кофе. Чонгук слушает и кутает Чимина теплее, обращая внимание на одежду. — До сих пор носишь мою кофту? — Удивительно как она всё ещё цела... — Чимин, ты грустный. — Нет-нет, я просто счастлив сегодня. — Правда? — Я лишь замёрз, но совсем немного. Чонгук усмехается тихо куда-то вбок, знает, что ему лгут. Он обнимает Чимина рискнув чутка пустить руку под его одежду, почувствовать неповторимое тепло. — Зачем ты делаешь это? – спрашивает хён. — Прости. – Чон вскидывает руки в знак того, что сдается, убирает главное оружие. — Простить? Ага... Прощаю. Терзающее молчание меж ними повисло на всю ночь, они засыпали в качели по очереди. Молчали, абсолютно не знали, что должны сказать, в груди таилось то ли тепло, то ли равнодушие. Время быстро и безжалостно бежало вперёд, и первые лучи рассвета струнами арфы заливали сад. Чимин так и пробыл в объятиях Гука, размышляя о том нужен ли ему этот человек и стоит ли снова пытаться с ним строить то, чего не получалось множество попыток ранее. В некогда глубокой ночи звёзды догорали, а некоторые угасали падая или скрывались за солнечным светом. Пак с каждой из них сравнивал себя, ведь он сгорал так же, как эти звёзды всегда, когда пытался начать новые отношения. — Как думаешь, что могло произойти за семь лет? – спрашивает он, поднимается с качели и сразу чувствует как начинает прозябать. — Очень многое. — Ведь ты не просто так приехал? — Ну, у меня есть причина. — Ах, причина? Семь грёбаных лет. Мне сейчас двадцать пять, – старший старается просто говорить, но эмоции так и рвутся наружу, – Чонгук, я убивался все эти годы. Ты, твои причины, недоговоренности, делают лишь больнее. Я так старался влюбиться в кого-то, построить новые отношения, но все, абсолютно все становились для меня неинтересными спустя месяц. Ни одни губы не были такими же мягкими, как твои, ни одно тело не казалось мне надёжным и ни один запах не был мне приятен. Я не верил в любовь, Чонгук, правда не верил, что бывает раз и навсегда. Но потом понял, что каждого, кто пытается влиться в мою жизнь я сравниваю с тобой. И совсем никто не превосходит даже половины всего того, что я полюбил в тебе. А что я полюбил?! Я не знаю! Чимин плачет и ему не стыдно, он слишком много терпел. Он переводит дыхание и, как только Чонгук хочет начать свою речь оправдания, продолжает: — Я ненавижу тебя теперь! Я ненавижу, я тобой переболел, у меня к тебе иммунитет, понял, ты!.. Зачем ты вернулся?! Что мы оба забыли в этом саду на этой качеле, где ты когда-то отнял мой первый поцелуй?! Что ты, — Пак делает акцент на местоимении. — забыл здесь?! — Нашу любовь, – Чон поднимается с качели тоже. — Что ты несешь? Любовь?.. Да ты хоть знаешь что это такое? – брови Чимина невероятно изламываются при каждом новом вопросе, выражают всё презрение и непонимание. Чонгук из кармана куртки достаёт футляр в черном бархате, преклоняет колено и внимательно всматриваясь в лицо Пака, умоляет: — Чимин, выходи за меня.***
Брать фамилию возлюбленного вовсе не обязательно, но Чимину очень хочется, чтобы Чонгук стал ещё больше его собственным. Теперь навсегда. И вот как это обычно бывает в квартире, где двое влюбленных садятся пить чай, происходит это: — Чон Чимин? Звучит как влитое. – манерно довольствуется Чон выходкой. Он постоянно так называет Чимина, ему так нравится. — Пак Чонгук. – утверждает хён и сверлит жениха суровым взглядом. — Я первый сделал тебе предложение, поэтому ты должен быть Чоном. — А я первый родился в Пусане, – Чимин думает, что этот аргумент хорош, но Чонгук как всегда только смеётся, услышав его, – и знаешь ли ты в чём главное отличие Пак Чонгука и Чон Чонгука, м? – хён чеканит каждое слово. — Давай, удиви меня, – совершенно равнодушно ожидает младший, потому что уже услышал слишком много слов, касающихся этой темы. — Чон Чонгук самовлюбленный кретин, а Пак Чонгук чуткий и заботливый парень. — И ничего, да, что это один человек? Я. — Совершенно разные стороны тебя. — Как ещё ты попытаешься уговорить меня взять твою фамилию? — Чонгук, пожалуйста... — Нет. Чимин раздражённо выдыхает, его пульс зашкаливает и приходится некоторое время помолчать, придумать бесполезных аргументов. — Чон Чонгук не умеет завязывать галстук! — Потому что у него для этого есть Пак Чимин. — Я буду любить Пак Чонгука сильнее. — А сейчас, типа, не очень сильно? — Нет, что ты... – Чи ощущает мимолётное чувство вины, – и сейчас сильно, Чон. — Ну вот мне и хватит. Чимин продолжает беситься, а Чонгук смеётся. Ему так забавно, что его любимый человек отчаянно пытается добиться согласия от него, а он уже давно принял решение в его пользу. Ну ладно, хватит с него. — Чимин? — Ну? – слегка удрученно отзывается Пак. — Подари мне кое-что? Старший цокает и недовольная гримаса налипает на его лицо. Ему непонятно с какой стати, он должен что-то дарить младшему, если тот даже на уступки не идёт. — Свою фамилию, – просит Гук на японском. — Дарю, – Пак ухает в объятия Гука и умиротворение накрывает его с головой совсем ненадолго, – но знаешь что? Я боюсь, что не смогу с первого раза надеть кольцо, вдруг руки будут дрожать и... — Не волнуйся ты так, Чимин, когда переедем из Кореи, то обязательно выйдем на улицу, держась за руки, и ты перед толпой людей наденешь кольцо мне на палец. Потренируемся таким образом.Перед сном мы играем в гляделки.
Чимин хочет выйграть у Чонгука, хочет этого каждый вечер, когда ложится напротив. Младший смотрит на Пака так, что тому кажется, что этот взгляд его обволакивает своим теплом и клонит в сон. Хён легко и неосознанно сдается, медленно проваливается в сон. Снова проигрывает невероятно забавляя этим своего парня. Чон улыбается, прижимая любимого ближе и засыпает, размеренно дыша в его волосы. Утром играет Чимин. Он приподнимается с постели, опирается на один локоть и любуется творением сладкого сна, смахивая прядки волос со лба и подрагивающих ресниц Гука. Тот что-то бубнит во сне, причмокивая губами. Чи думае о том, какой сон может сейчас сниться его возлюбленному, смотрит на его на сухие, с трещинками после сна, губы и на каждую родинку. Достаточно насладившись мягким сном младшего, Пак уходит готовить завтрак. Солнце, нежными прикосновениями сквозь тюль и занавески, щекочет щеки ещё не проснувшегося Чона. И он уже вертит в мыслях: «сейчас я его обниму». Но постель рядом давно остыла и место, где должно быть его персональное солнце, подвергается укоризненному взгляду. «Чем-то вкусным пахнет» - подмечает Гук, отбрасывает одеяло и собирается опустить ноги в тапочки. И как обычно это бывает одного из них нет и напарник ютится близ кровати один. Второй куда-то сбежал вчера вечером, вслед за Чимином. Это ведь в порядке вещей у влюбленных: кидаться тапками? Чон топает на кухню в одном тапочке ожидая заливистого, звонкого, как колокольчик, смеха Пака. Уже стоя на пороге кухни Чонгук сам готов смеяться, оглядывая свои ноги, предполагает, что вид нелепый. Игривое настроение сменяется простым счастьем и Чон расплывается в улыбке, когда видит, как Чимин подобно котёнку в свои ладони ловит солнце.счастье любит тишину.
– ты перестал веселиться с нами, Чонгук, какого хуя? Где наши шумные тусовки? У тебя депрессия? – Депрессия у меня была, когда на этих шумных тусовках я вливал в себя алкоголь. – А сейчас что, тебе вдруг по нраву тихая жизнь? – Как видишь. – Из-за Чимина? – Счастье любит тишину.Моё тепло.
Повествование от лица Чимина. С Чонгуком я обрёл уют... Правда только тогда, когда он наконец со мной остался больше, чем на месяц. Он невозмутим, суров и серьёзен на первый взгляд. Ну, вообще-то так и есть, но все эти качества лишь для работы, для незнакомых ему людей. На самом деле, всем своим существом он излучает тепло. Особенно, когда говорит на пусанском сатури, мне хочется растаять. Так слащаво, да? Принимайте как хотите, это всего лишь правда. Помните то, на что можно смотреть вечно? Так вот, это не огонь и не вода, а мой Чонни, который злится с утра на неровно завязанные шнурки. Я часто пишу о нём в свой планер или на стикеры. Он, конечно, потом прочтет, скажет, что это все неправда, а после засмеётся: «ладно, уговорил». Знаете, что любит моя любовь? Булочки «cinnabon». А ненавидит полки потому, что о них можно удариться и они копят пыль. Когда Чон входит в дом и разувается, то левый ботинок всегда слезает с ноги первым. Может, он и не замечает, а я заметил, выучил. Это было легко, потому что жду я всегда на кухне, оттуда прямой вид на входную дверь. Там же, сидя на подоконниках, ждут два кота. И мы все трое устремляем пары глаз в сторону двери, когда слышим звон ключей за нею. Стрелка часов в тот миг медленно переваливается за цифру восемь, я знаю, что ещё каких-то пять минут и буду тонуть в нежности. Чон входит в квартиру тихо, думая, что я могу спать в это время, на деле я полностью уложив руки на стол, а на них голову, смотрю как он спешит оставить лишнее у порога, украткой на меня поглядывая и улыбаясь. Наше расставание теперь длится семь часов, воссоединение занимает около получаса. Я не позволяю ему так легко отделаться от меня, и вряд-ли он этого хочет. поцелуи, касания, поцелуи. — я так скучал. — я сильнее. — ты сильнее, а я скучал. он со мной нежен.flash back
Тот самый день в саду, когда случился первый поцелуй, признание, любовь.
Повествование от лица Чонгука.
Чимин для меня — воплощение жизни. Я наблюдаю за тем. как он плетёт венки из ромашек и слушаю его рассказы о том, какими нежными являются эти цветы. Он говорит, что я могу гадать на них, на этих самых ромашках, твердит, что они никогда не солгут и надевает на мою голову цветочный обруч. — Я хочу погадать, научи меня. — Назови имя и обрывай лепестки вместе со словами «любит», «не любит» последний скажет правду. — Чимин. — Ах, ну знаешь, иногда это оказывается неправдой... — Любит, не любит... Я знаю, как он был взволнован в тот момент. Я бы и сам не знал, что лучше: скажет ромашка правду или солжет. Сил собственных на признание не найдётся. Он зажал уши ладонями крепко-крепко и отвернулся, уже знал правду, а я, обрывая последний лепесток, шептал с улыбкой: любит.Он боится грозы.
— Раз, два, три... Чонгук считает секунды между разрядом молнии и раскатом грома, Чимин уже убегает в глубь дома, под звук падающего неба. У него астрафобия – боязнь грозы. С этим ничего не поделать, человек не может преодолеть некоторые свои страхи, но другой человек может помочь их пережить. — Ещё километр... — Чонгук, иди сюда, мне страшно!! — глухой крик доносится из спальни. Видимо, Чи уже под одеялом. — Что-нибудь нужно? — Повесь на окно что-нибудь плотное, одеяло может...Ии закрой дверь, не включай свет и, пожалуйста, будь рядом... Раскат грома заставляет старшего закутаться в одеяло ещё сильнее, он плачет, потому что боится умереть из-за молнии. Чон делает всё, о чем его попросили и остаётся рядом, усаживаясь на кровать. — Чимин, здесь темно теперь, молния не попадет сюда... Ну, хён, вылезай. — Мне все равно страшно. — Можешь уснуть на моих ладонях... Тебе ведь нравится так, да? — Прямо на шраме по линии жизни? — Да и, когда ты проснешься все будет хорошо. Чимин укладывает голову в ладони Гука и смаргивает остывшие слёзы. Тепло любимых рук успокаивает и Чон поёт одну из своих недописанных песен, чтобы его будущий муж меньше прислушивался к грому.И всякий раз мне страшно отпустить тебя, вдруг ты пропадешь на семь лет.
Никогда ещё Чонгуку не было так мало Чимина. Он обнимал его уже час, почти ничего не говоря, лишь наслаждаясь теплом. — Ненавижу расстояния. — уверяет младший. — Стоит ли мне соглашаться с тобой? — Пак мог бы устроить сейчас скандал о том, как он ненавидел расстояние столь долгое время. — Я знаю, что ты согласен. Чон вернулся из своей недолгой командировки, которая длилась месяц, но терзала влюбленных так, словно они были в разлуке десять лет. — Знаешь, о чем я вспоминал каждое утро? — Думаю, что обо мне, – Улыбается Чимин, — о ком ещё ты посмел бы вспомнить? — О твоих тихих шагах по полу, о том, как ты босиком шлёпал на кухню, чтобы в очередной раз вкусно меня накормить. — М-м, а о чем ещё? — О том, как ты со мной флиртовал отправляя картинки... — Чона-а, это было очень глупо и стыдно, я больше никогда так не буду. — Но у тебя получилось порадовать меня, Солнце... — Чонгук гладит указательным пальцем щёки Чимина и никак не может насладиться его улыбкой. — Теперь ты снова дома, Чонгук. ( — спасибо, хён ) .И всё-таки он никогда... Меня не оставит.
У Чимина и Чонгука всё невероятно хорошо: наполненная теплом и заботой квартира, долгие разговоры, иногда ссоры о пустом и неважном. Пак напевает свои любимые песни, пока на кухне или в душе, Чон разбирает некоторую бумажную волокиту, принесенную домой с работы. Он бы так и жил серой, офисной жизнью, но в один из дней, а точнее самым ранним утром, Пак разбавил серость будущего своей улыбкой, согласился стать мужем младшего. Теперь свои тихие вечера влюбленные проводят в компании друг друга и книг. — Могу я немного поебать тебе мозги? – Чонгук снимает круглые очки и потирает глаза из-за их усталости. Иногда свою культурную речь почти мужья разбавляют матами. — Ты придумал новый способ признания в любви? – Чимин улыбается привычно для себя так, что ничего не видит. — Да, что-то вроде того. — Я слушаю. — Знаешь кто такие неразлучники? — Попугаи?.. — Именно. — Отлично, это всё? — Не перебивай, – Чон слегка возмутился и повернул голову в сторону Пака, уложив руку на его колено, – они постоянно держатся вдвоем, никогда не удаляясь от партнера дальше пределов слышимости голоса, – Чонгук ведёт пальцами от колена к бедру и выше, – вместе летают за кормом и на водопой, вместе отдыхают, тесно прижавшись бок о бок и нежно перебирая друг у друга пёрышки, – Гук зарывается пальцами в волосы Чимина, – мы с тобой неразлучники и я ставлю тебя перед фактом. Есть, возможно, глупая легенда, что если партнёр неразлучника погибнет, то и второй умрёт от печали. Если захочешь меня бросить, вспомни этот вечер, сохрани наши жизни. — Обязательно доводить меня до слёз? – Чимин слезает с кресла, Гук думает, что он стесняется своих слёз и хочет уйти плакать в ванну, но Пак садится на пол рядом с ногами младшего, укладывается на его колени и плачет, сжимая края не своей футболки, – я никогда, никогда не уйду, слышишь?may i touch you?
— Чонгук, я не могу заснуть, – мучильно-сонно говорит Пак. — Что я должен сделать? – Чонгук задаёт вопрос, ложась на бок и обнимает Чимина за талию. — Расскажи мне что-нибудь тихим голосом, – отвечает он подвигая свою руку, чтобы Чону было удобнее, и, чтобы всё, что тот будет говорить тёплыми выдохами касалось шеи старшего. Чонгук задумчиво мычит, вдыхает через рот и сглатывает слюну, чтобы начать свой рассказ. даже это Чимина умиротворяет, его лица касается лёгкая улыбка удовольствия и предвкушения вкупе. — В детстве я ненавидел овощи... особенно знаешь эту стручковую фасоль? Вот вообще не понимал как можно её есть, – младший зевает, – я рассказываю то, что нужно? — Да, не сомневайся, – отвечает Пак и кладет свою руку поверх чоновой, что лежит на собственной талии. — Ещё я до ужаса боюсь щекотки, только не проверяй, пожалуйста, мне кажется, что я умереть от неё могу... А ещё мама мне говорила, что ревнивые люди всегда боятся щекотки и с годами пришлось в это поверить, – Чон ногу свою на чиминову закидывает, обнимает покрепче и рукой, и ногой да говорит ещё тише, – знаешь как я тебя ревновал ко всему? айгу-у, – последнее слово чонгук постарался выдохнуть в самое ушко своего парня, зная, что у того от таких вещей мурашки табуном несутся и не одной волной, а несколькими. — Чонгук, я просил тебя помочь мне заснуть, а не возбудиться, ну какого черта, а? — Ты, наверное, недостаточно устал сегодня, чтобы спать, – все ещё шепчет Чон и кончиками пальцев ведёт сначала вверх, до груди Чимина, а затем вниз, – вау, тебя возбудил мой рассказ о фасоли. — Я тебя убью сразу как только ты мне поможешь. — Мay i touch you? – томно тихо спрашивает Гук, после сразу зарываясь носом в паковы волосы неистово дыша. — Yeas, please, – с дрожью и желанием в словах отвечает старший.Если мы «ссоримся»
Любовь не имеет границ. Она — будни наполненные теплом и лаской, то, что крепко связывает Чонгука и Чимина почти полгода, она причина быть вместе. Изредка их самые незначительные разногласия превращаются в ссору. Чаще всего со стороны Чимина устраивается забастовка, потому что он не может быть не прав, это Чон вечно ошибается. По привычке руки скрещиваются на груди, Пак выжидает до вечера, угрожает, что теперь не даст младшему свою фамилию. Это длится только до той поры, пока ему не понадобятся касания любимого, но он гордый, не станет их требовать. Постель у них всё же одна на двоих и горевать на диван никто никогда не уходит, он лишь временами позволяет ютиться на себе. У Чимина и Чонгука всё невероятно хорошо: наполненная теплом и заботой квартира, долгие разговоры по вечерам, иногда ссоры о пустом и неважном. Мягко ложась в постель, стараясь не задеть Чона, Чимин знает, на утро ему суждено проснуться в самых нежных и вместе с тем крепких объятиях. Чонгук вдохнет пака до неконтролируемой дрожи в своём теле, улыбнется, сильнее утыкаясь носом в его волосы и подумает, что вот тот, ради кого он проживает каждый свой день. Доброе утро. Уже все хорошо.Дикий замес.
— сейчас устроим дикий замес! – орёт, именно орёт чонгук, пока хосок отвечает на телефонный звонок. — какой замес? – юнги беспокоится и злиться начинает. – вы что, блять, подрались? – юнги слова вставить не даёт, пытающемуся прервать его хосоку. — отвечай. — спасибо, – говорит хо, улыбнувшись сам себе. – у чимина с чонгуком сегодня годовщина. три года. этот хренов романтик чон попросил отгул на работе и решил испечь пирог. замешивает тесто. милый, только чимину не говори, окей?Что такое чувствовать себя защищенным?
Вечер, душ, диван перед экраном телевизора, до которого этим двоим не будет никакого дела из-за занятости друг другом. — Хочу почувствовать себя маленьким. — Ты и так младше меня, Чонгу. Улыбка на лице Пак Чимина становится шире, когда Чонгук обращает на него свой нечитаемый, блестящий взор и говорит: — Имею ввиду низким. Хочу понять, что такое объятия, в которых чувствуешь себя защищённым. Старший, подняв ноги на диван, сбросив тапочки, встаёт на него в полный рост и подушки под его весом проминаются. — Встань на пол передо мной, — просит он. Чон не сразу понял к чему клонит его почти муж, но как только оказался перед «высоким» Паком, то широко улыбнулся, в одну секунду раскинул руки в жесте объятий и в следующую обнял любимого. — Правда, ты самую малость выше, чем мне было нужно. – уткнувшись в мягкую ткань халата, чуть ниже груди пака, бубнит Гук. – Но так тоже прекрасно.Чувство прекрасного.
Чимин и Чонгук отправляются в поездку. Пак долго уговаривал парня погулять с ним где-то, где минимум людей и максимум природы. И вот они едут неясно куда. Просто прямо, вон от цивилизации ближе к горам. — У тебя нет чувства прекрасного. – Делает заключение Чимин, пока они уезжают все дальше от шумного города. — С чего это? – возмущённо спрашивает Гук. — Ты не замечаешь ничего красивого вокруг. — Я за рулём, Чимин. – хмурится Чон, понимая, что Пак хочет поговорить о травках, цветочках, в чем сам младший, к сожалению, не силён. – Дай свою руку. — Спорим, не соберёшь красивый букет? – напрашивается Чимин, переплетая пальцы свои и своего мужчины. — Я и так знаю, что хреновый флорист, Чимина-а... — Мы спорим. — Что, если я соберу хороший букет? — Я признаю, что у тебя есть чувство прекрасного. — После того, как я соберу букет, то объясню тебе, что чувство прекрасного у меня есть уже давно. Чимин улыбается и отворачивается от Чонгука, крепче сжимает его руку и продолжает смотреть в окно.***
— Я буду гулять, а ты иди и сделай все, чтобы выиграть в споре. — Хён подмигивает, намекая, что Гук проиграет и уходит бродить среди травы и деревьев. — Давай, Чонгук, ты сможешь. — парень упирает руки в бока и смотрит вокруг. — Что это за белые цветы?.. Чон ковыряется на поляне тут и там недолгие десять минут и думает, что справился. Решает найти Чимина и, встав с земли, видит его неподалеку. Как все самые заядлые романтики, он прячет маленький букет ромашек за спину и идёт к старшему. Последний видит это и улыбнувшись начинает убегать, Гук вслед кричит: — Чимин, стой! Но тот непослушен. Они оба знают, кто быстрее. Спустя какую-то жалкую минуту младшиий с грохотом валит Чимина в траву, нагло сидит на его бёдрах и вдруг с досадой тянет: — бляа-а. Гук наклоняется вперёд через всего Чимина, нависает половиной тела прямо над его лицом. Усевшись обратно, парень с жалостью смотрит на рассыпавшиеся беспорядочно ромашки. — На, это все из-за тебя. — Чонгук рассыпает цветы до конца над женихом своим. — Он был прекрасен. — Гук-а, не грусти... — Ты говорил, у меня нет чувства прекрасного, да? Что на счёт тебя, а? Разве ты не прекрасен? Ты, как эти ромашки и я выбрал тебя, потому что ты так... Блядски нежен и хрупок. Ты как эти белые лепестки и твои касания лечат меня. — Почему ты плачешь? — Потому что люблю тебя. — Ты разбил коленки... — Нет, я люблю тебя. — Ты любишь меня, и ты разбил коленки. — Можешь их просто поцеловать?Будь ты немым.
Ранним утром они пекут панкейки в форме сердец и заваривают чай с мелиссой, болтают время от времени о всяком. — Представь как мы жили бы, будь ты немым, – виртуозно говорит пак и чертит чайной ложкой воздух. — Ты желаешь мне всего самого лучшего, любимый... – ещё немного и Чонгук подавился бы чаем, к счастью, он не успел сделать глоток. — Я романтизирую трагедию, – вскидывает брови Чи как бы оправдываясь. — И как же? — Если бы мы ссорились, я бы закрывал глаза на твои объяснения. — Ага, романтично. Из нас двоих ты один мог бы сполна проораться, а мне ещё и глухим стать пришлось бы. — Ты, чтобы не выслушивать меня, просто брал бы и затыкал мой рот поцелуем. — Но я и так могу заткнуть твой рот поцелуем. – улыбается младший. Чимин понимает, что выдумал какую-то чушь, нахмуривает брови и шепнув «айгу» и отрезает кусочек панкейка. — Но кое-что было бы действительно романтично... – Продолжает чон, – ты пел бы для меня, а я лишь шевелил бы губами, представляя, что делаю это сам, что владею волшебным голосом. — О-о, это грустно... — Ты был бы моим голосом. — Стонать мне тоже пришлось бы за двоих? — Ну-у, чимин-а, где ты только научился так менять тему, да и о чем ты вообще... – Гук смеётся, – с этим я справился бы. — А ты симулируешь, когда мы? – Чимин ведёт стопой вверх по ноге Чона, но тот вовремя зажимает её коленями. — Обломись, Пак Чимин, – младший взглядом даёт понять, что на кухне больше не станет заниматься сексом, как бы хён этого не хотел, – мои стоны всегда от чистого сердца.I love it when you call me señorita
Чимин просыпается всего на десять минут раньше Чонгука, идёт в душ, не запирает дверь, чтобы наверняка разбудить младшего. Он чистит зубы, пьет стакан воды и настраивает воду в душевой кабине. Пак пропевает первый куплет песни медленно, иногда прочищая горло, чтобы не сфальшивить и начинает сначала. — I love it when you call me señorita, — слова звонко разбиваются о кафельные стены, как и вода ниспадающая, шаг под струи которой делает парень, — I wish I could pretend I didn't need ya. Гук проснулся ещё от звука включенной воды и просто ждал момента любимого, почти каждодневного. Теперь он улыбается, лениво потягиваясь, так и не спешит встать с постели, смотрит как на той стороне, где спал его парень снова вся простынь скомкана, и подушка на полу брошена. — Я надеюсь, ты уже не спишь! – доносится из ванной. – Мне нужна твоя помощь. — Мне твоя тоже! — не менее громко кричит Чонгу. — Не надейся!! Младший, ступив на пол, потянулся до хруста в спине и последовал на помощь нуждающемуся, по пути погладив стопой кота. Он у них совсем недавно появился. — Как я должен помочь тебе в такой ранний час? – спрашивает Чон и скидывает с широких плеч халат тонкий, наблюдая за ровной спиной своего парня и за тем, как вода стекает по его телу, не пропуская ни миллиметра бронзовой кожи. — Я порезал палец вчера и не могу теперь безболезненно помыть волосы, – Чимин поворачивает голову, чтобы взгляды, свой и чонов, пересечь, – чего ты встал, помоги мне. Гук погружается в душевую кабину, чувствуя, как некоторые капли остывшие разбиваются и почти испаряются на его теле горячем от тепла постели. Чи стоит под сильным потоком воды и размышляет о том, как бы ему не упасть от этой обыкновенной близости с Чонгуком. Его поглотило это странное чувство, когда кажется, что ты вот-вот рухнешь рядом с человеком, который тебе так сильно нравится. Чон касается узких плеч хёна, чтобы несколько отодвинуть его от струй водяных и последний вздрагивает и всхлипывает. — Почему ты так боишься? – спрашивает Гук, усмехнувшись. — Я просто не ожидал этого касания. Чонгук тянется за шампунем и оттого грудью задевает спину Чимина и тот снова вздрагивает. Младший улыбается сам себе, а парень его будто слышит эту улыбку и просит перестать смеяться. Чон льёт в ладонь шампунь и размыливает его слегка в ладонях, следом касается обеими волос Чимина, начиная массировать их. Пак рукой одной в стену упирается, выдыхает тяжело. — Пак Чимин, я просто мою твои волосы, что с тобой? – явно заигрывает младший. — Просто делай это дальше. Чонгук нежно-медленно двигает пальцами среди черных, окутанных пеной, волос. постоянно то взъерошивает их, то сглаживает, иногда касается ушных хрящей и нечаянно цепляет кольца в мочках. Пак шипит в один из таких моментов. — Извини, больно? После этого вопросе в голове хёна проносится слишком много флешбэков, он больше не может терпеть. — Сколько время? — Я не знаю. — Чонгук, – Чимин разворачивается к своему парню лицом и шагает под струи воды, чтобы пена с головы слетела прочь. Она по закону подлости щиплет глаза и Пак злится, вымывая её, – я обещаю, что завтра заклею палец пластырем, чтобы не тревожить тебя и никто из нас не опоздает на работу. — Пак Чимин, нет... — Ой, Чонгук-а, заткнись, ты тоже хочешь этого.Заболел.
— Чимин-а, – Чонгук стонет и шмыгает носом, – Чимин-щи, – снова вздох, – Чимини-и... — Ну подожди, прошу тебя. – Отвечает Пак из глубины дома. Он возится на кухне с чаем – первой помощью при простуде, сладостями, которые Чон ест в удвоенных порциях, если начинает болеть, но это не какие-нибудь конфеты, а ягоды с сахаром, варенье и десертные сэндвичи. — Ты освободишься к тому моменту, когда я начну умирать!! Чон, лёжа на диване, включает drama-queen и подзывает к себе кота, поглаживая его по голове, ему же жалуясь. — Разве я просил тебя в гору за снегом переться, а? – Чимин принес на подносе всё, что Гуку сейчас необходимо. — Но ты ведь хотел его. Помнишь мы с тобой как-то раз видео сняли, когда в Корее шёл снег и мы под ним... — Ты такой ребёнок или тупица, я даже не знаю! – старший думает о том, что Чонгук хранит в своём сердце огромное множество важных для него фактов, воспоминаний. — Ну раз не знаешь, то сам посуди кто тут тупица, – Чон улыбается. — Ты договоришься... — Иди ко мне... – шепчет Гук и почти сразу после слов окутывает Пака объятиями, – плевать, если я заболею после некоторых своих действий, зато я сделаю для тебя что-то милое, пусть незначительное... — Ты балда. — Да, я тоже тебя люблю. Старший удобнее укладывает голову на грудь Чонгу, а тот в ответ крепче обнимает. Они проваляются так полчаса, пока чай для больного не остынет. Чимин, шаркая пол тапочками, пойдет делать новый и их кот, деловой походкой побежит за ним. Чон скажет им вслед, что они оба изменники и будет обиженно есть варенье.Под его фамилией.
Повестование от лица Чонгука. Я люблю пак чимина. Люблю так, что выцеловывая его шею, ключицы, грудь, живот сам содрагаюсь всем своим нутром, не веруя, что могу касаться этого обольстительного тела. Я упиваюсь, упиваюсь, упиваюсь, желая навсегда запомнить вкус его кожи, и не позволить ему забыть мои поцелуи. Если мне скажут, что я под каблуком, я гордо вскинув голову отвечу, что да — я под каблуком Пак Чимина. И под его фамилией.