***
Об этом он спросил его спустя два месяца их отношений. В один из вечеров марта Франциск задержался на работе. В школе, где он преподавал, решили устроить корпоратив, в честь восьмого марта. Франциск подарил им по розе, произнёс речь — это он умел делать невероятно талантливо — и почти не нажил себе врагов в лице директора и охранника — единственных, кроме него, мужчин. А все собравшиеся там дамы уделяли ему столько внимания, что ему было даже почти совестно им отказывать. Поэтому, сославшись то ли на плохое самочувствие, то ли на чрезмерное количество выпитого алкоголя, то ли на внезапно начавшиеся роды у некой горячо любимой кошки Франциск ушел в крайне расстроенных чувствах. Вернувшись домой, он застал Ваню в гостиной, под клетчатым серым пледом, с немым вопросом в глазах и, не говоря ни слова, забрался к нему. Тот неуверенно опустил руку, приобнимая, не понимая до конца, как ему себя вести, и ничего не спрашивал, решив, что Франциск расскажет сам, но Франциск молчал. — Что-то случилось? Чуть больше минуты спустя Франциск хрипло ответил, что всё в порядке. Потом наплёл про некую коллегу и её проблемного мужа, и как ему её жаль, добавил сюда ещё и общую проблему сексизма и даже вполне убедительно на счёт этого расстроился. — Ну с этим ты ничего сделать не можешь. Разве что поддержать. Франциск хмыкнул. Он соврал дважды за последние едва ли пару часов, и чувствовал себя странно. Внезапно проявившаяся верность казалась ему чем-то из ряда вон, и он не хотел бы признаться Ване в том, что расстроился из-за отказа дамам. — Как давно всё это началось? Несколько раз непонимающе моргнув, Франциск резонно спросил: — Что? — Я имею ввиду… Твои чувства ко мне. Когда они появились? Франциск молчал. Сейчас он серьёзно задумался, потому что у него не было никакой конкретной даты и, он правда не знал, что говорить на этот счёт. — Не знаю, — честно ответил он, пожав плечами. — Я всегда относился к тебе по-особенному, просто… В какой-то момент «особенного» стало чуть больше, и… Наверное, я понял это после нашего разговора. — Разговора? — Ага. Тогда, на крыльце. — Было холодно. — Это да, — Ваня не видел, но слышал улыбку француза и сам улыбнулся невольно. — Почему ты спрашиваешь, дорогой? — Я думал, что, может, если это началось в университете, то ты всё время… — Нет-нет, — перебил его Франциск. Он поднялся, так, что мог смотреть Ване в глаза и мягко улыбнулся, — точно не в университете. Вернее, если что-то и было, то лёгкая симпатия, которой я не придавал значения. Просто я даже мысли не допускал, что такое возможно. А когда узнал, что может быть шанс, то, наверное, дал себе волю… Всё в порядке? Франциск часто это спрашивал. В последнее время это стало его фирменным вопросом, и тот обеспокоенный взгляд напрочно закрепился у Вани в сознании. Он кивнул, почти уверенно. Франциск вздохнул и мягко поцеловал Ваню в губы. — Переключи на третий канал, там мой сериал сейчас начнётся.***
Они не признавались друг другу в любви почти полгода. Это было как-то не нужно. Франциск сказал нечто похожее в самый первый день, а Ваня был больше человеком дела, чем слова, поэтому свою особую привязанность он старался показать. Это было в готовке чего-то нового и «французского», за процессом которой Франциск наблюдал с нескрываемым умилением; это было во встречах после работы с зонтом, если Франциск его забывал. Это было даже в сообщениях, которые Ваня жаловал меньше звонков, но всё равно писал в течение дня, рассказывая о любой случившейся на работе ерунде и прочем, и Франциск правда находил это всё очаровательным. В последнюю неделю учебы Франциск приходил очень поздно и очень уставшим. Они мало разговаривали, только за ужином через раз и утром. Экзамены, зачеты, проверки, отчёты — всё это сводило француза с ума. Ваня пытался его поддержать, но выходило скверно. Чтобы не ссориться, они предпочитали молчать. Однажды Ваня застал Франциска на кухне, уткнувшего лицо в руки и молчавшего. — Франц, — он осторожно опустился рядом, положив руку на плечо. — Что-то случилось? Франциск молчал, потом уткнулся Ване в плечо и тяжело выдохнул. Ваня притянул его ближе, и они обнялись. Этой близости хватило, чтобы восполнить упущенное за неделю. Они молчали довольно долго, медленно качаясь, Ваня гладил Франциска по спине. — Давай переедем в Париж. — Что? — такое предложение Ваня услышать не ожидал. — В Париж, — Франциск выпрямился, убрал прядь волос за ухо и устало вздохнул. — Ну знаешь, который во Франции. — Я знаю, где он, но… зачем? Франциск снова вздохнул. Он перевёл взгляд с Вани на окно, и долго молча смотрел туда, затем бросил которкое «не важно, забудь», и ушёл в комнату. Когда Ваня пришёл, Франциск уже спал, отвернувшись к стене. На следующее утро Франциск рассказал, что среди учеников прошёл слух о том, что их преподаватель живёт с мужчиной. Теперь к горе бумаг и отчётов добавились и насмешливые, вперемешку с осуждающими, взгляды. Как на это реагировать Ваня не знал. Но в один из июльских вечеров он, полный сил и энергии, заявил, что они едут в отпуск. Не на Канны, конечно, а в Анапу, но тоже неплохо. Франциск последнее время пребывал в крайней апатии, и развеяться было бы полезным. Проявлять нежность прилюдно было крайне проблематично, и это расстраивало Франциска ещё больше. Но солнце приятно грело, волны шумели и чайки кричали, и песок всё же лучше камней, а народ вокруг даже почти прилично себя ведёт, поэтому хоть так он расслабился. Плавать Бонфуа не любил, по крайней мере, когда здесь полно людей, и Ваня вытащил его на пляж среди ночи. До этого они пили вино и разговаривали о всякой ерунде в номере, а теперь дурачились, брызгались и целовались в теплой морской воде, заполнив своим присутствием весь пляж. — До утра мы же тут не будем? — Можем и до утра, — Ваня улыбнулся, целуя Франциска в солёную от воды шею, пока их, крепко обнимающихся, толкали волны. — Но будет холодно. Франциск рассмеялся, снова вовлекая Брагинского в поцелуй. Скоро и правда стало холодно, пришлось выходить, и они сидели у берега, закутавшись в плед, до появления на небе ярко светящейся Венеры. Потом всю атмосферу убили спортсмены-жаворонки и подростки-совы. На кровать Франциск упал с довольной улыбкой, достаточно искренней, чтобы Ваня ей поверил. Сам Брагинский навис над ним сверху, внимательно разглядывая его лицо. — Что? — прыснул, смущенный таким вниманием, француз. — Я люблю тебя. Франциск выдохнул слабое «ох», и какое-то время растерянно моргал, но вскоре притянул Ваню к себе. Тот лёг рядом, он чувствовал себя некомфортно лежа на ком-то, и крепко его обнял. — Я тоже тебя люблю, дорогой, — Франциск нежно поцеловал Ваню в лоб, задержав поцелуй. Ване всегда казалось, что когда он услышит от кого-то «я тебя люблю», а ещё если и вместе с «тоже», сердце сделает как минимум сальто, но ничего не произошло. Всё, что у него было, это чувство «я знаю» и спокойствие. И, кажется, этого было более, чем достаточно.***
Их первый раз затянулся на чуть дольше, чем планировалось, но Франциск не настаивал, а Ване было неудобно о таком говорить. Однако мысль назрела у него давно, и он хотел обсудить всё с Франциском, но не знал, как подступиться. Благо, алкоголь — это универсальное решение всех проблем. — А что за повод, дорогой? — растерянно улыбался Франциск, глядя, как Брагинский разливает по бокалам его любимое Бордо. — Повод? Повод такой — я захотел выпить с тобой вина. У нас ведь не годовщина? — он нахмурился, Франциск нахмурился тоже. Оба вспоминали. — Нет, не думаю, — с толикой неуверенности ответил Франциск. — Ну, тогда я просто хочу выпить вина, — Ваня улыбнулся. Им хватило двух бутылок, чтобы жадно целоваться в гостиной, запуская руки друг другу под рубашки, касаясь пальцами чужого тела, и рвано выдыхать от прикосновений. Ваня расстегнул Франциску ремень, и тот отстранился. Он смотрел ему в глаза с немым вопросом, и ответом было «да», поэтому Франциск ему помог, и сам раздел его. — Не торопись, дорогой, — он мягко улыбнулся, двигая рукой, и Ваня захлебнулся от ощущений. Ему хотелось всего и сразу, но он доверял Франциску, сжимал пальцы и рвано выдыхал. — Мы всё успеем. Ему уже делали минет. Однажды в университете, на какой-то из вечеринок, кажется, сестра Эмили, или сама Эмили… Но это было не то. Тогда он был слишком зажат, и не мог расслабиться, и в итоге девушка ушла, устав стараться зря. Сейчас Ваня держался изо всех сил, чтобы не вцепиться Франциску в волосы. Он опустил руку ему на голову, прикусил вторую, и кончил довольно быстро. Франциск вытер рот и посмотрел на него неуверенно. — Хочешь попробовать? Ваня попробовать хотел, но боялся сделать что-то не так. Франциск казался слишком опытным, слишком знающим на его фоне, и это вводило в ступор. — Мы можем не продолжать, если не хочешь. — Нет, я хочу. Он правда хотел. Казалось нечестным оставлять всё так, и он протянул руку. — Мне говорить тебе что-нибудь? — Не нужно. Сперва он двигал рукой — медленно, давая себе прочувствовать всё, замечая любые изменения в выражении лица или дыхании Франциска, потом коснулся губами. Сперва только губами, потом языком, прежде чем задействовать рот полностью. Франциск судорожно выдохнул, что Ваня посчитал хорошим знаком. Он старался повторить то, что делал сам Франциск, но это не было достаточно сложным. Много времени это, на удивиление, не заняло. Ваня удивленно выдохнул, проводя пальцем по губам. В голове билась мысль «получилось», а в груди смешалось смущение и удовлетворение. Франциск, мягко улыбаясь, провёл салфеткой Ване по щеке и мягко поцеловал. — Это всё? Спросил Ваня, когда Франциск, довольно сопя, устроился у него на груди, натягивая на них плед. — Пока что да, — он поднялся и поцеловал Ваню в щёку.***
В их отношениях желания было крайне мало, большую часть занимала повседневная простая романтика, забота друг о друге и нежность, которой обоим не хватало, казалось, катастрофически. Перейти на новый уровень, бесспорно, хотелось, но дальше того, что Ваня называл «предварительными ласками» это всё не заходило. А когда он сказал Франциску, что был бы непротив большего, Франциск немного расстерялся, но только на пару секунд, а потом кивнул. Они обсудили всё достаточно подробно. Ваня не знал ничего, совсем ничего, поэтому, пытаясь перебороть неуместное подростковое смущение, слушал Франциска. Грешным делом появилась мысль связаться с Колей и Альфредом, но он её отбросил куда подальше. Франциску он доверял, и Франциск знал, что делать. Сентябрь выдался на удивление дождливым. С работы Франциска уволили — вернее, он ушёл «сам», и целыми днями он занимался готовкой, пытаясь не показывать то, как он был разбит. Ваня всё понимал прекрасно и, приходя с работы, старался Франциску что-нибудь прикупить — тот всегда был рад всяким подаркам, безделушкам и прочему, что занимало место на полках и заполняло пустоту в сердце. Глядя на то, как Франциск возился у плиты, Ваня отметил себе ещё раз, как же он его любит. — Если ты пытаешься быть незаметным, то у тебя не выходит, — усмехнулся Бонфуа, не оборачиваясь. Ваня какое-то время ещё стоял в дверях, затем подошёл к Франциску и обнял со спины. — Мешаешь мне. — Нет. Франциск крайне театрально вздохнул, но улыбнулся и постарался повернуться, чтобы мягко поцеловать Ваню. Тот устроил подбородок у Франциска на плече, наблюдая за готовкой. — Пошли на свидание. — Свидание? — Франциск обернулся и усмехнулся. — Когда? — Сейчас. — Сейчас? — он снова обернулся, нахмурившись. — Но я готовлю сейчас. И поздно уже. — У меня есть идея. Тебе долго ещё осталось?.. Франциск закинул приправы, пару раз ещё перемешал и оставил тушиться под крышкой, хмыкнув. — Минут десять ещё. Когда еда была готова (Франциск отказывался уходить, оставляя всё на Ваню), Франциска отправили переодеться. А когда он вернулся, то ни Вани, ни еды на кухне уже не было, и ему потребовалось время, чтобы выйти на улицу, на задний двор. Ваня оборудовал стол, поставил непонятно откуда взявшиеся свечи, а сам стол обложил гирляндой, которая светилась тёплыми жёлтыми огоньками. Франциску потребовалось время, чтобы совладать с эмоциями. — Ох, дорогой… — Нравится? — Ваня сам, кажется, светился как эти лампочки, и Франциск подошёл к нему, мягко поцеловал и сел напротив. — Мне очень нравится. Довольно скоро стало холодно, и пришлось вернуться в дом. Но они успели выпить вина, поесть и поговорить, наверняка привлекая внимание соседей смехом и разговорами на ночь глядя. Но в доме было лучше, и готового уже свернуть к дивану в гостиной Ивана, Франциск одёрнул за руку, кивнув в сторону лестницы на второй этаж. Франциск опустился на кровать, утягивая Ваню за собой, пока тот в итоге не навис над ним. Проведя рукой по щеке, Франциск притянул его для поцелуя. Ваня перешёл с губ на шею, сперва только целуя, но уже скоро он вполне уверенно мог себе позволить его укусить. Франциск в восторге не был, но ничего не говорил, решив не портить момент. Они медленно и аккуратно снимали друг с друга одежду. — Смотри на меня, — обхватив его лицо руками, Франциск мягко целовал Ваню в губы. — Не волнуйся. Ваня волновался, и ему пришлось собрать все силы, чтобы успокоиться. Сегодня был идеальный вечер, нельзя было его испортить. Стыда не было, Франциску Ваня доверял целиком и полностью, и сам Франциск хотел показать ему это каждым своим взглядом и движением. Он целовал его, бегло, но достаточно горячо, и также горячо выдыхал, когда Ваня касался особо чувствительных мест. Сложно сказать, чего ожидал сам Брагинский, и поэтому ему самому было непонятно, оправдались ли его ожидания. Он хотел любить и быть любимым, и сейчас он это ощущал. Сейчас всё было хорошо. Он пришёл в себя, лежа на груди Франциска, неизвестно спустя сколько времени, пока тот лениво гладил его по волосам и спине, и быстро перелёг рядом, вызвав удивлённый выдох. — Всё хорошо? Этот извечный вопрос уже казался Ване каким-то будничным, нечто похожее на «Как тебе погода?», и он кивнул. Франциск поцеловал его в щёку, устроился рядом. — Я люблю тебя, — Франциск вцепился в Ваню, как в спасательный круг, сжимая в объятьях, и это признание, казалось, звучало сейчас как исповедь. — Я хочу говорить тебе об этом каждый день. Давай передем в Париж, м? Там не нужно будет прятаться. — Давай переедем, — пожал плечами Ваня, отчего Франциск поднялся и посмотрел ему в глаза, удивлённо моргая. — Ты серьёзно? — Ну да, — Ваня снова пожал плечами. — Я просто… Я тоже тебя люблю. И тоже хочу обнимать и целовать, как захочу того, а не дома за закрытыми шторами… Да и в Париже я не был. Франциск издал счастливый визг, словно ребёнок, которого обрадовали поездкой в Диснейлэнд. Он накинулся на Ваню с поцелуями, быстрыми, и Ване, сквозь смех, пришлось его от себя оттащить. — Я доработаю до конца года и напишу увольнительную. Хорошо? — Да, хорошо, — Франциск снова лёг, устроившись у Вани на груди и крепко его обнял. Ваня обнял его в ответ. — Я так люблю тебя, боже мой. Я так тебя люблю.