И уплывает сознание в сон

Мальчишка замирает, вбежав в комнату, словно вкопанный в землю. Мальчишка, в сущности, ему бесполезен — он ждал кудрявого себя-не-себя или, на худой конец, его черненькую подружку, которая сутками не выходит из лаборатории, но... Но для начала сгодится и этот. Ярос прячется в тенях между колонн, наблюдая, изучая, жадно впитывая каждую его реакцию. Мальчишка оглядывается по сторонам, у него вздымается грудная клетка, а на виске колотится синяя жилка. Ярос не привык к людям, Ярос не знает, не умеет, не... Ярос может только считывать реакции и стараться их предугадать. Мальчишка весь, полностью какой-то светлый. В нем свет чистый, тёплый, ласковый — совсем не похож на жадное мрачное пламя, которое душу Яроса каждый миг пожирает. — Зачем вам нужна Аэлла? — мальчишка старается звучать уверенно, старается к р и ч а т ь в голос. Ярос слышит, как он дрожит. — Я её... Она моя... Берите меня! Ярос видит, как у него краснеют щеки и почему-то лоб. Ярос кривит губы, думая, что люди, если все они похожи на э-т-о-г-о, ужасающе глупы. Ярос молчит, не выходя из сумрака. Мальчишка вглядывается в полумрак, неловко подслеповато щурясь. Ярос знает все о том, как сломать волю... вынудить разум молчать... усыпить каждую частицу сознания. Яроса учили, а он был, пожалуй, слишком способным учеником. Он не начинает с магии, конечно. Он выматывает — тишиной, одиночеством, полумраком, в котором невозможно что-то разглядеть и невозможно ничего не видеть. Мальчишке, в конце концов, надоест звать и кричать. Мальчишке достаёт воспитания для того, чтобы не ломать стены и дорогие изящные колонны, мальчишке хватает благородства, чтобы не пуститься бродить по чужому дому. Ярос улыбается презрительно — дурак. Ему убегать бы без оглядки, а он зовёт... ищет... ждёт? Когда он, наконец, затихает и бессильно опускается на пол, Ярос ощущает, что дурного мальчишку он уже победил. Темнота опускается внезапно. По щелчку пальцев. Ярос выходит из-за колонны, чувствуя всем существом чужую дрожь, упиваясь властью над тем светом, который бьётся в сильной крепкой груди. Он, наверное, в силах погасить этот свет, если будет нужно, обратить его тьмой, тяжёлой, пугающей. Мальчик, наверное, хочет заорать что есть сил. Мальчик способен только выдавить сведенными от ужаса губами: — Кто?.. Ярос почти нежно накрывает ладонью его рот. Ярос второй рукой касается медальона Крайоса на шее, светящего в темноте мертвенным синеватым оттенком. — Чшш, Эйдес, — шепчет он, глядя в красивое породистое лицо. — Тише. Тихо. Засыпа-ай, Эйдес. Засыпай. У мальчишки голова безвольно падает вниз. Ярос ведёт пальцами по его подбородку, жёстко заставляя поднять взгляд, заглянуть ему в лицо. Глаза туманятся. Цвет разобрать невозможно — в них остаётся только один серый тягучий туман. Ярос улыбается краешком рта сдержанной, но все же победной улыбкой. Любовь... многое делает с людьми. Может быть, на этой привязанности тоже выйдет сыграть. — Идём, Эйдес, — кивает он ещё недавно горящему, безрассудному, трепетному мальчишке. — Расскажешь мне немного о своей подружке. Аэлла, да? Послушная кукла кивает и слепо шагает следом. * Эйдес оказывается незаменимым помощником. Эйдес безропотно выполняет каждое поручение и говорит с Яросом вечерами о книгах и истории. У него оказывается свое собственное мнение обо всем на свете, не всегда совпадающее с мнением Яроса, но стоит им начать спорить — согласно и послушно склоняет голову. Первое время это льстит, согревая его самолюбие. Дальше — начинает раздражать. Яросу хочется узнать, что он думает и как он видит мир, Яросу — неожиданно — хочется узнать его самого. Эйдес, на самом деле, первый, кто оказывается рядом, скрашивая его одиночество. Неудивительно, что он привязывается. Эйдес, тот Эйдес из первой встречи, Эйдес, в котором не спит ещё нежный уютный свет, будоражит его память. Яросу хочется коснуться этого света и в нем утонуть. Ярос думает, что погасить этот свет — настоящее кощунство. Ярос иногда замирает возле заснувшего за бумагами или в кухне за столом Эйдеса. Ярос думает: одно касание, одно желание, одно слово — и здесь окажется живой, настоящий, не механический Эйдес. Живой Эйдес наверняка уйдёт. Живой Эйдес откажется от него одним гордым взглядом, и Ярос снова-снова-снова окажется один. Одиночества в стенах огромного стылого дворца он не вынесет больше, наверное. Эйдес смотрит на него туманными серыми глазами. Глаза не дают забыть ни на минуту — это магия, колдовство, никакая не привязанность. — Затопить камин? — он спрашивает совсем настоящим голосом. В нем нет ни механичности, ни лживой льстивости. Слыша этот голос, так легко обмануть себя самого. Так легко поверить, что они... кто? друзья? Ярос не знает ответа. Он кивает, глядя на острые ключицы, плечи, гордую шею. Все, лишь бы не смотреть в глаза. Всё, лишь бы позволить себе обман. — Спасибо. Эйдес, ты... — "чудесный", "замечательный", "потрясающий". — ...хороший слуга. Иди отдыхать. Всё происходит в долю секунды. Всего лишь уголек, который выпадает из камина и падает на подол мантии. Всего лишь пламя, что уже начинает весело потрескивать, разгораясь. Всего лишь Эйдес, метнувшийся с места, сорвавший мантию, оставив его в тонком нижнем одеянии, и тщательно затушивший огонь. — Я... Не просил меня спасать, — Ярос пытается прозвучать гордо и холодно, но голос дрожит, в голосе звенит серебром надежда. Вдруг заклятие спало случайно, и он все ещё здесь? Вдруг все хорошо, все обязательно будет хорошо, и Ярос хоть кому-то нужен? Эйдес поднимает глаза. Ярос кривит губы от серого вязкого тумана. Зря он, пожалуй, не запомнил их цвета, когда была возможность. — Поцелуй меня, Эйдес, — улыбается Ярос змеиной неровной улыбкой. Он звучит мягко, тонко, но все же — это приказ, и Эйдес подчиняется. Эйдес целуется ласково и нежно, обнимая за талию, вжимая в себя. Ярос так не умеет, у Яроса пламя внутри — он Эйдеса дёргает ещё ближе, целует жадно и судорожно, заполошно проникая в рот языком. Эйдес стонет ему в губы. "Он тебя возненавидит" — убеждает себя Ярос, чувствуя, как дрожит от желания _быть_ с кем-то, с живым человеком, с первым человеком, который делит с ним этот замок. — "Он проснётся, возненавидит тебя и уйдёт" Пламя перевешивает, когда Эйдес что-то нежное шепчет ему в губы. — Закрой глаза, — просит Ярос. Эйдес послушно опускает пушистые ресницы, послушно опускается сам на кровать. Когда у него закрыты глаза, гораздо проще себя обманывать. Ярос обманывает — в том, как он стонет, низко и словно удивлённо, в том, как он мечется под руками и губами, в том, как он вы-ги-ба-ет-ся, вскидывая бедра навстречу и изламывая брови. Ярос теряется в его удовольствии, в своём удовольствии, в их общем удовольствии. Эйдес податливый и красивый, Эйдес отдаётся ему так горячо и чувственно, что Ярос мечтает только об одном: чтобы эта ночь никогда не кончилась. Ну, может же утро никогда не наступить. Эйдес засыпает в его руках, измотанный и вспотевший. Ярос гладит его по щеке, пытаясь решиться. Так будет правильно, наверное. Ярос мягко целует его в лоб. — Просыпайся, Эйдес, — говорит он, отпуская гипноз. — И... прости. Вместо "прости" хочется сказать "люблю".