Арболес не проигрывает

      — Опять?       Инбер садится на узкой корабельной койке и трёт лицо ладонями, пытаясь взбодриться. Проспал он, скорее всего, не так уж мало, но в любом случае трудно сразу быть бодрым, когда тебя поднимают посреди ночи.       — Опять, — отзывается Димария без всякого сочувствия — так же, как только что будила его, бесцеремонно встряхивая за плечи. Будь обстоятельства иными, Зимний генерал бы не стерпел такого обращения даже от одной из спригганов, но он сам просил будить его в любое время и как можно быстрее, если того требуют обстоятельства.       — Который час? — спрашивает он у Димарии, прежде чем выйти в коридор.       Учитывая все обстоятельства, он, махнув рукой на мятую одежду, спит теперь не раздеваясь — чтобы не тратить лишнего времени на одевание.       — Четыре двадцать три, — раздаётся у него за спиной издевательски точный ответ.       Он успевает перехватить Найнхарта на выходе из каюты. Толкает назад, внутрь, и, глядя в непроницаемо-чёрные глаза, отвешивает пощёчину, а после, аккуратно притворив дверь, смотрит, как истаивает пятно инея на неестественно-бледной коже, а глаза постепенно обретают свой обычный невнятно-серый цвет.       До этого всего, несмотря на семь лет совместной службы, он не обращал внимания, какие у Найнхарта глаза.       Звук шагов в коридоре — Димария уходит к себе, считая, что её работа выполнена. Теоретически она тоже могла бы приводить Найнхарта в чувство — но не хочет. Соглашается только дежурить в каюте и звать Инбера, когда требуется.       Проигранный бой и плен оставили свой отпечаток (кажется, есть что-то ещё, но Инбер не пытается гадать). Димария ненавидит всех, а в особенности своих коллег-спригганов — возможно, за то, что они выжили.       — Опять? — вздыхает Найнхарт и опускается на край койки, массируя кончиками пальцев виски.       Инберу очень не хватает разбитых в бою очков. И ладно лёгкая размытость зрения, она достаточно незначительна, чтобы пренебречь ею — но артефакт позволял видеть магическую энергию (и потому делал изрядно безопаснее пребывание рядом с императором, позволяя вовремя заметить изменения; сейчас это уже не важно). Без них можно только предполагать, какие последствия имело зачарование Ирэн Бельзерион.       …однако Инбер считает свои предположения достаточно обоснованными: магия Найнхарта выходит из-под контроля. Ирэн пообещала ему силу, выходящую за естественные пределы — силу он и получил. Дикую, необузданную, разрушительную.       Зачарование госпожи Бельзерион далеко не всегда было безопасно для людей. Если бы Инбер имел возможность, то решительно протестовал бы против того, что она сделала с солдатами — правда, маловероятно, что его возражения имели бы вес. И возражения Найнхарта вряд ли имели бы вес, даже если бы он решил — решился — поспорить с ней. Впрочем, по его словам, он и не пытался.       Ему ведь неоткуда было знать, что противник вырубит его одним ударом, не дав даже применить хлещущую через край магию, и что Ирэн будет убита прежде, чем соберётся снять с него зачарование.       Наверное, рано или поздно оно иссякнет само — ничто ведь не вечно. Но пока изменений не видно, так что стоит искать другие пути.       Ирэн мертва. Август тоже мёртв. Инбер смутно надеется на учеников Ирэн — если они у неё были, в чём он не уверен, — но чтобы разыскать их, сперва нужно вернуться в Арболес.       — Я ничего не успел натворить? — Найнхарт откидывается на переборку, уронив руки вдоль тела.       — Ничего.       Если Найнхарта не остановить вовремя, палубу заполнят мертвецы: смутные, изломанные призраки, неспособные ни до конца обрести форму, ни исчезнуть. Но после первой пары инцидентов Инбер не допускает повторений, хоть это и означает, что нужно наблюдать за Найнхартом постоянно, пока тот спит, да и когда бодрствует, тоже лучше присматривать.       — Тебе нужно восстановиться, — напоминает он и, сев в изножье койки, протягивает руку ладонью вверх.       Эти приступы выматывают Найнхарта — до почти бесконтрольного желания восполнить магические силы за счёт кого и чего угодно. Зачарование опустошает его собственный магический источник быстрее, чем тот успевает восстанавливаться. Это не имело бы значения в коротком бою, на который, вероятно, рассчитывала госпожа Бельзерион, — но не в нынешних обстоятельствах.       …или, может быть, Ирэн было просто плевать, что станет с ним после того, как он выполнит её приказ.       Как бы там ни было, к корабельным лакримам его сейчас лучше не подпускать, а именно к ним он и попытается добраться, если не успокоить его иным способом.       — Почувствуй себя энергетическим вампиром, спасибо тётушке Ирэн, — смеётся Найнхарт, стискивая его руку. Инбер делает вид, что не замечает, как у него дрожат пальцы. — Смотри, привыкну ведь — и потом от тебя не отстану!       — «Потом» мы прибудем в Вистарион, тебя осмотрит дворцовый лекарь и, надо полагать, найдёт более эффективный метод борьбы с проблемой, чем это.       У Инбера нет никаких более удачных идей, чем просто отдавать энергию, пока в этом есть потребность (он, к счастью, достаточно сильный маг, чтобы позволить себе подобное без опасных последствий). То, как он сам стал бы работать с таким состоянием, Найнхарту не подойдёт. Самоорганизация, внутренний контроль, дисциплина, медитации — всё это не годится, потому что Найнхарт всю жизнь взаимодействовал с магией по другим принципам. Даже не в упрёк ему — но это факт.       Справится ли дворцовый лекарь — конечно, вопрос, но поднимать его вслух Инбер не собирается. Бессмысленно говорить о том сейчас. Но будь среди спригганов целитель, близкий к ним по уровню силы, насколько проще было бы жить!       Раньше, если верить хроникам, состав отряда был более сбалансированным: обязательно целители, менталисты, артефактор. Но нынешнее поколение — практически сплошь боевики. Август и Ирэн были, пожалуй, универсалами, но когда их не стало, отряд лишился изрядной части тактической гибкости — если она вообще у них была, с горечью думает Инбер.       — И когда наступит это «потом»?       — По словам капитана Лорен, если всё пройдёт гладко, берега Аракиташии мы увидим через пять-шесть дней. Однако советник Язир связывался со мной сегодня, чтобы сообщить, что четыре корабля из его флотилии теряют скорость из-за не замеченных ранее повреждений…       Просто сказать «я не знаю» ему не позволяет какое-то глупое упрямство. Он командует второй частью уцелевшего флота, и он должен знать.       — В общем, ты не знаешь, — фыркает Найнхарт. — Ладно, бывало и хуже. Сейчас хотя бы не сезон для штормов, так ведь?       — Так.       Инбер думает о том, что будет, когда они доберутся до Арболеса. Изрядно поредевший и потрёпанный флот не может развить полную скорость, однако путешествие займёт не больше двух недель, одна из которых уже прошла.       …что дальше?       Несмотря на откровенно слабое планирование, несмотря на чуть ли не противоречивые приказы императора, Зимний генерал не рассматривал вероятность, что они могут проиграть войну. Да, потери, да, возможно, неоправданно высокие…       Но Арболес не проигрывает. Такая же аксиома, как то, что император Спригган бессмертен.       Он ошибался во всём, а потери не просто неоправданно высоки — они чудовищны.       И он допускал шанс, что кто-то из спригганов погибнет, несмотря на всю свою магическую мощь — но половина?       Август, Ирэн, Бог Серена, Вару, Браддман, Ракейд.       Император мёртв, его сын и наследник — вероятно, тоже. Никто не видел тела, но Инбер скорее поверит в то, что есть заклинания, после которых не останется даже праха (действительно есть), чем в то, что Ракейд, с его приметной внешностью и, будем честны, изрядной неприспособленностью к жизни за пределами императорского дворца, мог далеко уйти незамеченным в незнакомой и тем более враждебной стране.       Нет, если Ракейда никто не видел — а остатки войск вторжения ишгарцы искали достаточно тщательно, — он мёртв. И то, что никто не хвастается победой над одним из Двенадцати — ничего не значит.       На данный момент действующих спригганов всего четыре. Или четыре с половиной, как говорит ему Найнхарт, насмехаясь над своим состоянием, а он не поправляет, что в таком раскладе будет правильнее «три с половиной». Сам Инбер, Азир, Джейкоб. Брандиш они тоже потеряли, хоть и не убитой. «Брандиш дезертировала», — сухо сообщила Димария, а сама она, кажется, готова подать в отставку, как только доберётся до Арболеса, хотя не слишком понятно, что она собирается делать дальше и кто мог бы её отставку принять.       Инбер — вроде как временный лидер отряда, но никто не утверждал его в должности…       — Как ты думаешь, если я воскрешу Ирэн, она сможет меня расколдовать?       — Нет! — Инбер вздрагивает, выдернутый из затянувших его размышлений. Найнхарт крепче сжимает пальцы на его руке, будто подумав, что он собирается отнять её. — Даже не думай.       — Почему это? Она, по крайней мере, точно знает, что…       — Нет, — перебивает Инбер спокойнее, но всё так же твёрдо. — Тебе не хуже, чем мне, известно, что Ирэн Бельзерион была не обычным магом.       За те семь лет, которые он знал её достаточно близко, как члена отряда спригганов, она не изменилась ни капли. Впрочем, семь лет — ещё не такой большой срок, но Август подтвердил, что она не менялась почти три десятилетия, что провела в Арболесе. Спрашивать, что ещё известно о ней Владыке магии, Инбер не стал. Ему хватило и этой информации — ведь есть вещи, которые лучше не знать. (В своей неизменности она слишком напоминала императора Сприггана.)       Он, конечно, никогда не обсуждал Ирэн с Найнхартом, но почти не сомневался, что тот достаточно наблюдателен, чтобы обратить внимание на те же факты и, возможно, даже сделать выводы.       — А кроме того, — продолжает он, — она значительно превосходила тебя по уровню магических сил. Пытаться призвать её — неоправданный риск даже без учёта твоего нестабильного состояния.       «Пока неоправданный», — мелькает в голове, но Инбер отодвигает эту мысль, как неконструктивную. Сейчас ещё рано судить.       — Так что пообещай, что не станешь этого делать, — говорит он строго.       — Это приказ? — криво усмехается Найнхарт.       — У меня нет полномочий отдавать приказы, — качает Инбер головой. — Это просьба. Пожалуйста, пообещай, что…       — Нет, — перебивает Найнхарт. Губы вздрагивают, кривятся в каком-то детском капризном недовольстве. — Нет, не пообещаю, — он умолкает, и Инбер не знает, что на это сказать, пока он не продолжает спокойнее: — Не хочу врать тебе. Могу только обещать, что не буду пытаться воскресить её, пока не испробованы другие варианты, и не спросив совета. Так что, — добавляет он с коротким смешком, — у тебя ещё будет шанс меня отговорить.       Это, наверное, лучшее, на что можно рассчитывать с учётом ситуации. У Инбера действительно нет полномочий приказывать, да и когда Найнхарт строго следовал приказам? Впрочем, о том, как он обращается с обещаниями, тоже нет информации.       кроме невнятного «Не хочу врать тебе»       — Приложу все усилия, — Инбер почти готов улыбнуться — устало и вымученно. На самом деле он не слишком верит в свою способность переубедить Найнхарта, если тот вобьёт себе что-то в голову. Но, возможно, к тому времени, когда снова всплывёт этот вопрос, что-нибудь изменится.       Голова пустая и лёгкая на грани головокружения — сказывается резкий отток магической энергии. Стоит внимательнее следить за временем.       — Пожалуй, хватит на сегодня.       Он высвобождает руку — и замечает, что в глазах Найнхарта мелькает смутное разочарование. Шутка про энергетических вампиров окончательно перестаёт казаться смешной.       — Ложись спать.       — А если?..       — Я посижу здесь и прослежу, чтобы всё было в порядке.       Можно позвать Димарию назад, сегодня ведь её дежурство, но Инбер решает не связываться. Справится и сам. Четыре-пять часов сна — это нормально и привычно, а он проспал уже больше пяти.       — Если я тебе не мешаю, — добавляет он, потому что другой мебели, кроме койки, в маленькой каюте нет, а для того, чтобы сидеть на брошенной на пол подушке, как это делала Димария — ситуация, на взгляд Инбера, ещё не достаточно плоха. Сидеть на краю чужой постели, впрочем, тоже не кажется ему замечательной идеей, но с этим можно примириться.       Найнхарт неопределённо пожимает плечами и, уже натягивая на плечи простыню, невнятно бормочет:       — …не обещаю, что не пну тебя во сне.       Несколько минут в каюте тихо: слышно, как плещут волны за бортом и кто-то расхаживает по палубе наверху. Единственное, чем можно занять несколько часов дежурства — размышления, потому что книг на корабле нет, Инбер проверял. (Точнее, немного есть, но то, что читает в свободное от службы время капитан Лорен, ему категорически не подходит.)       Сейчас бы очень пригодилось умение ни о чём не думать. Однако медитация, чтобы восстановить магические силы, близка к тому, главное, не выпадать из реальности сильнее, чем можно позволить в данных обстоятельствах.       Впрочем, сосредоточиться Инбер не успевает. Не открывая глаз, Найнхарт спрашивает:       — Почему ты мне помогаешь?       — Мы не можем позволить себе терять сильных магов: спригганов и так осталось слишком мало.       Рационально. До последней капли рационально — иначе нельзя, сейчас, когда всё полетело в бездну, рациональность — единственное, что у него есть. Рациональность и безликое «мы», за которым скрывается беспомощное: «Я не могу…».       — Слишком скучная причина.       — А чего ещё ты ждал?       Даже если Найнхарт чего-то и ждал — не считает нужным говорить, отвечает только неестественной, кривоватой улыбкой.       Не то чтобы Инберу требовался ответ.