Вечность - это любовь, закалённая временем

На Небесах редко можно услышать музыку. Ангелы – существа слишком занятые, чтобы бесцельно тратить время, брынча на арфах и лирах. В конечном счете, на их попечении вся Вселенная, без отпусков, выходных и больничных. В Серебряном городе всегда кипит жизнь: донесения носятся между учреждениями, доклады зачитываются на неимоверно благочестивых советах, по сравнению с которыми совещания советов директоров крупных международных компаний кажутся школьными утренниками, а доносы попадают на столы начальников. Одним словом, идет повседневная жизнь крупной юридической фирмы. Но все-таки музыка – путь к совершенству. Так заповедал Всевышний, а если Он так сказал, значит, так надо. Потому ангелы все же играют на музыкальных инструментах, не для себя, но во славу Творца. На Пятом небе существует то, что сами они именуют Амфитеатром, где всегда слышны звуки мелодий, возвышенных и отстраненных, подобно смеси мессы и траурного марша. Там нет оркестра с фиксированным составом, дирижера и билетов. Туда может прийти абсолютно любой из числа небесных обитателей в свободное время и сесть, послушав игру собратьев, или же самому восхитить окружающих собственным исполнением. Такие концерты – импровизация в своей чистейшей форме. Ангелы куда более восприимчивы к колебаниям материи мироздания, чем те же люди, и именно данные колебания и являются для них эталоном и именно на них и равняются слуги Господни. Музыканты сами понимают, когда надо дать кому-нибудь соло, а когда надлежит играть оркестром. Их мелодии никогда не повторяются и вряд ли кто-либо додумался их записывать. Они просто играют, предаваясь мыслям о вечном. Никто не знает, что подразумевается под термином «вечное». Да и сами ангелы точно вам не скажут этого, сославшись на непостижимость Бытия и Его волю. Иными словами, они выдадут вам богословскую версию детского «откуда мне знать, я еще маленький». Скорее всего, они просто строят планы на следующий день, или неделю, или оставшуюся им вечную жизнь. Последнее – самое вероятное. У ангелов довольно узкий инструментарий: либо арфа, либо лира. Правда, есть еще пара мандолин, десяток лютней, а Разиил даже вынес с земли терменвокс. Все остальные инструменты на Небесах считаются если не дьявольским измышлением, то уж точно отдающими нечестивостью. Особенно скрипки. Именно поэтому один ангел предпочитал этот инструмент, чьи звуки наводили его на странные и печальные мысли. Вы сразу узнаете его, в этой светлой обители. В отличие от высокомерно-прекрасных собратьев, он кажется мрачным пятном, портящим интерьер, как нежеланный родственник, который есть на любой семейной фотографии, с мрачным лицом и тяжелым взглядом. Печальный призрак на балу, портящий остальным веселье. Такой есть везде. Он был в серых одеяниях, напоминающих тогу, с серебряным узором. Ростом он был чуть ниже среднего и довольно тощим, что делало его еще миниатюрнее. Ангел был холоден и величественен, подобно глыбе мрамора. Тонкие костистые черты лица давали ему сходство с ван Хельсингом. У него были необычные платиновые волосы, ошибочно принимаемые за седину, с серебряным отливом. Они прекрасно гармонировали с фарфоровой кожей, равным образом как и глаза кобальтового оттенка, слабо мерцающие в полутьме. На этом лице отражалась лишь усталость и печаль, по сравнению с которыми посмертная маска Данте казалась частью веселого карнавального костюма. Его звали Офанаил, чина херувимов. Князь Властей, Ангел Гроз и Покаяния – таков его полный титул. И, во имя Всевышнего, он исполнял возложенные на него обязанности со всей возможной скрупулезностью и ответственностью. Более десяти тысяч лет он скитался в мире, видя исключительно порочность и низость человеческой расы и будучи свидетелем большинства самых страшных преступлений. Зависть – смертный грех, но тем не менее он временами испытывал ее. Херувим завидовал тем свом «коллегам», которые умеют останавливать время, или даровать покой страждущим, или даже просто насылать хорошие сны. Что угодно, только бы не видеть темные стороны душ человеческих. Это была его мечта: увидеть человека. Просто человека, со всеми его недостатками и добродетелями, а не грязные поступки и греховные мысли. Стоило только ангелу бросить беглый взгляд, как он тут же видел, когда и сколько раз индивид поддавался на искушения, и даже более, он видел сами искушения, во всех подробностях. Его дар и проклятие. Но со временем привыкаешь. Через пару десятков тысяч лет начинаешь относиться к этому как к фоновому шуму, и даже толпы перестают наводить уныние и желание совершить ритуальное самосожжение. А при должном контроле даже можно отфильтровывать из этого «шума» конкретные поступки конкретного человека. Наверное, это было одним из факторов, превративших наивного ангелочка в мрачную тень раскаянья. Он устал, и хотел всего лишь покоя, разве это много? Для ангела – да. У него нет свободы воли, он лишь исполнитель. Для этого он был создан, не более. У него не было чувств, эмоций и желаний. То есть, они то были, но ангелы воспринимают их по-другому. Разум всегда для них стоит превыше, что позволяет контролировать любые проявления глупого сердца. У слуг не может быть голоса. Точнее, его не должно быть. Так почему же ему, высшему ангелу, так больно? Почему щемит в груди? Даже спустя тысячи лет? И почему он вообще помнит? Офанаил не забудет, как в самом начале Творения какая-то случайность свела его с прекрасным архангелом, одним из Приближенных. Он помнит необычный блеск его глаз, в сравнении с которым сияние Серебряного города кажется тусклым отблеском далеких светил. Что было в том взгляде? Непокорность, свирепость, любопытство, лукавство, радость? Да, несомненно. Позднее, подобный взгляд он встречал лишь у одного существа во всей множественной Вселенной, со всей ее многомерностью и вариантностью. Такой ясный взгляд был у человека. Слабого, хрупкого, ограниченного человека, для которого простой пейзаж сада казался чудом из чудес. В этом взгляде была жизнь. Такая прекрасная в своей непостижимости и такая далекая для херувима, воплощавшего Реальность из обломков Хаоса и кусков не до конца сформированной материи. Ангелы не могут любить – это факт. Ангелам не положено любить. Любовь слепит и затуманивает рассудок, способствуя грехопадению. Влюбленный ангел – Падший ангел. Так любил говаривать Михаил во время своих пространных речей по поднятию «боевого духа коллектива». Таков был главный закон Небес. В таком случае, думал Офанаил, он пал самым первым. Он ведь полюбил того архангела, и эта любовь была самым прекрасным из чувств, доселе им, ангелом, испытанных. Это была та любовь, которую завещал сынам Адамовым Всевышний – безответная, безотчетная, безграничная. Он любил их длинные беседы ни о чем, любил наблюдать восхищение на его лице, пока тот сам созерцал безмерность пространства, любил молчание и его смех. Со временем улыбок становилось все меньше, а грозных речей и риторических вопросов Ему все больше, но даже тогда он не переставал испытывать это глупое чувство. Теперь оно приобретало иной характер. Херувим старался всеми силами переубедить архангела, вступая в ожесточенные споры и каждый раз отступая, не доводя мысль до конца. Ведь любовь действительно слепит. Сама мысль поссориться с ним казалась Офанаилу чем-то ужасным, так что в конце-концов он спустил все на самотек. Ведь ничего же страшного не случится? А потом наступил Тот самый день, когда он предал своего архангела, отказавшись следовать за ним и поддержать его Восстание. Он до сих пор хранит память об этом. Офанаил неосознанно положил руку на левую ногу, которую под одеяниями пересекал длинный уродливый шрам, и которую он практически не ощущал. Зато присутствовала боль, усиливающаяся или отступающая, по собственному графику. Да, скорбный день для всех. Ангелы убивали ангелов, а потом часть из низ внезапно Пала. Тогда была первая в истории гроза. Отец рыдал над своими детьми: теми, что были убиты, и теми, что убили. Офанаил был там, стоял на краю ледяной пропасти, на дне которой клубился первозданный мрак и полыхало вечное, адское, пламя. Он наблюдал за звездопадом, в особенности, за самой яркой из звезд, летящей впереди всех прочих. То низвергся архангел Самаэль, архистратиг Всех Небесных Воинств. Первый человек, который тоже стал свидетелем этого светопредставления, позднее дал ему новое имя. С тех пор его архангел стал Денницей, Люцифером. Королем Преисподней. В тот же самый миг прекратил свое существование и мечтательный херувим, созидающий прекрасные туманности и проектирующий дивные миры, в которых воплощал свою любовь и преданность, где частенько любили отдохнуть после тяжелых забот усталые ангелы всех чинов и титулов. «Алмазы, достойные Рая», - как называл их Люцифер. Его место занял печальный дух, вечно в трауре, слишком темный для Рая и слишком светлый для Земли. Наверное, ему самое место было в Аду. Просто ему было страшно. И отнюдь не вечные муки ужасали его. Ему не нравился дискомфорт, возникающий при резкой смене окружения, а такая неизбежно последует. Но теперь уже не страшно. Он сделал выбор. Теперь осталась лишь драматическая концовка. Конец – делу венец, не правда ли? Поэтому он пришел сегодня в Амфитеатр, со скрипкой в руках. Ждал, когда ему дадут сольную партию, и вот, арфы начали играть тише. Херувим прикрыл глаза, поставил смычок на изготовку, и… …Все замерли. Замолчали арфы, стыдливо затихли лютни, захлебнулись своими речами ангелы, и даже надменный серафим, непонятно зачем сюда пришедший, и тот удивленно замолчал, вслушиваясь в мелодию. Никогда еще под сводами Небес не звучало подобного. В этой симфонии слышались низменные эмоции, наслаждения вперемешку со страданиями, красота земного мира и возвышенность Серебряного города сплетались с темными мотивами желаний и соблазнов Ада. Эта мелодия то поднималась ввысь, то резко низвергалась в бездну. Скрипка плакала и смеялась, рассказывала веселые притчи и жаловалась на тяжелые будни. В этой игре херувим выплеснул все накопившееся в нем чувства за долгий срок своего существования. Порой он вплетал мотивы земных композиторов, а порой начинал импровизировать. Наконец отзвучал последний аккорд, тихий и печальный, будто слеза упала на струну. Все молчали, погруженные в свои мысли. Офанаил отложил скрипку, и ничего не сказав, гордо направился прочь, с достоинством заложив руки за спину. Здесь ему более делать нечего. Против воли на его лице появилась загадочная и торжествующая полуулыбка, когда он услышал, как очнувшиеся ангелы начали обсуждать этот инцидент, кто шепотом, а кто в полный голос. Со всех сторон слышались обвинения: «осквернитель», «еретик», «Падший»… Он посмел исполнить в Раю прекрасную музыку!.. Поглощенные его игрой, они не заметили, как внутренний свет Офанаила начал тускнеть. Херувим падает. И ему абсолютно все равно. Несколько дней назад ангелу дали задание: проследить за Лукавым и оказать любую возможную помощь ангелу Аменадиэлю, в возвращении Короля обратно в Преисподнюю. Ему не дали выбора, как и после грехопадения Адама, когда на него возложили обязанности Ангела Покаяния и вынудили отправиться на землю, мучить несчастного раскаянием и показывать видения утерянного Рая. Он взял это дело не из-за верности Творцу. Думал, увидев своего архангела теперь, сможет забыть, поняв, что это уже не тот, кого он знал. Несчастный! Самаэль не изменился. Казалось, даже не пал, а просто решил пожить в другом месте. Конечно, характер притерпел некоторых изменений, как и его интересы, но в целом – это был все тот же ангел. И он явно не скорбел по прошлой жизни, в отличие от персонажа Лермонтова и прочих поэтов-романтиков. Это и стало последней каплей. Час назад херувим Офанаил отослал Михаилу донесение, где неимоверно вежливо дал понять, что «нечеловечески устал» и «просит отставки». А еще намекнул, что не собирается возвращаться, и что задание явно провалено, а миссия – не просто невыполнима, а еще и бессмысленна. Если брат не сможет убедить Люцифера вернуться в Ад и заняться своими прямыми обязанностями, то куда уж ему – простому херувиму. И возможно, там еще бала приписка, содержащая философские рассуждения относительно любви и ангелов. Довольно обширная приписка, занявшая четыре листа. Это стало последней каплей и первым шагом к его падению. Последние двадцать минут херувим ощущал, как его связь с Богом разрывается. Отдавая должное Творцу, этот процесс был не особенно болезненным, скорее неприятным, как легкая мигрень. Куда больнее были душевные терзания, возникающий при этом. Ангелы были созданы для восхваления Всевышнего, и для них патологически нужным было постоянное ощущение Его присутствия, как собакам важно внимания со стороны хозяина. Это может быть просто беглый взгляд, но это все же лучше, чем игнорирование. Сейчас херувим почти не ощущал Его, и от этого хотелось радоваться и взвыть одновременно. Офанаил параллельно с этим терял связь с мирозданием, все более «очеловечиваясь». Парадокс, ангелы и демоны хоть и одной породы, но восприятие Падших куда более ограниченно, что немало сближает их со смертными и упрощает жизнь. Ведь согласитесь, одно дело ощущать себя песчинкой и целой Вселенной одновременно, и совсем другое – быть целым существом, с восприятием, ограниченным физической оболочкой. По протоколу, за ним должны были уже прийти сотрудники архистратига, чтобы сбросить в Бездну. Херувим не стал их дожидаться, и ушел сам. Последний акт неповиновения в его ангельской жизни. Офанаил вышел за пределы Серебряного города и исчез. Со стороны могло показаться, что все это он спланировал в мельчайших подробностях еще очень давно, но нет. Сейчас он действовал исключительно по наитию. На один миг у него возник вопрос, где бы он хотел пасть, но ответ был найден так же быстро… …Над Черногорией солнце уже садилось. Прекрасное зрелище, когда огромный багряный шар опускается в темные воды, очерчивая черные громады гор. Природа молчала, и лишь море нашептывало старые сказки отвесным скалам. Внезапно на одном из крутых уступов тишину прорезал низкий гул, как будто по воздуху ударили громадные крылья, вызвав волну аромата озона с легкой ноткой фимиама. Через секунду появился молодой человек, чьи платиновые волосы вспыхнули серебром в лучах заходящего солнца. На бледном лице, при этом освещении кажущемся еще печальнее, мерцали золотом глаза. А за спиной его были четыре огромных серебристых крыла, явно не для этой оболочки, так как сложить их было бы сейчас довольно проблематично. Ангел устало опустился на широкий камень, вытянув больную ногу и оставив их раскрытыми. Когда-то эти крылья излучали слабое свечение так же, как и глаза, но сейчас казались просто серыми, и с каждой минутой темнели все больше. В некоторых местах они были уже черными, и эти островки все увеличивались. А посланцы Михаила так и не явились. Должно быть решили, что он даже этого не достоин. А ведь с них станется, отвести его обратно на Небеса и опять сбросить вниз. Херувим ухмыльнулся своим мыслям, но тут же надел маску хладнокровия, услыхав позади шелест крыльев. Накаркал, как говорят в России. - Ты все так же любишь горы, Офанаил. Ангел вздрогнул. Это был тот самый голос, он бы узнал его везде. Низкий и глубокий, в котором слышались земные блаженства и адские муки. Что он тут делает? На тот же камень присел высокий статный мужчина с черными волосами и необычными темными, почти бордовыми, глазами. Лицо, на котором обычно играла коварная усмешка, сейчас было спокойным. Херувим счел нужным убрать крылья. - Как нога? - Побаливает, мой старинный друг. Офанаил печально похлопал по левому колену. Во взгляде Люцифера промелькнуло сожаление. Или просто солнце так отразилось в них? Они наблюдали, как его громада все больше исчезало за горизонтом, оставив лишь узкую полосу, которая все тускнела и выцветала, пока окончательно не исчезла. Ночь полностью вступила в свои права. На небосклоне появились первые звезды. С моря дул легкий ветерок. На крутом утесе сидели демон и не до конца падший ангел, наблюдая за этой картиной. - Говорят, когда ангел падает, вместе с ним падает и его звезда. Всегда было интересно, будет ли так со мной? Если что, это был риторический вопрос. Падший хохотнул. - Я понял и так. Мой старинный друг. Они вновь замолчали. Время тянулось медленно. Лишь тихо дышало море внизу. Наконец, ангел устало прикрыл глаза, а когда вновь открыл, то… Нет, они не стали звериными, темными или бездушными, как любят описывать это писатели. О, нет. Просто они потускнели, и стали обычного медового оттенка, с вкраплениями стали. Последняя частичка Рая выгорела в теперь-уже-не-ангеле Офанаиле. Он не заметил печального взгляда, брошенного Люцифером, теперь точно его королем. - Ваше величество, теперь, полагаю, мне следует отправляться в Ад? Будут особые поручения? Как ни крути, а он был ангелом, поэтому ему обязательно нужно чем-нибудь заниматься, чтобы прийти в норму и успокоиться. Вряд ли теперь есть необходимость вынуждать людей каяться в своих грехах. Он будет не так понят. - Будут. Мне нужен помощник. - Извините, - опешил новопадший. - Всего минуту назад ты обращался ко мне, как к равному. - Минуту назад я, де-юре, был вашим противником. Теперь же я ваш, кхм, подданный? Подчиненный? Коллега? Одним словом, вы поняли. - Считай меня наставником. Хороший правитель ведь должен заботиться о благоустройстве своих подданных? Поэтому ты отправляешься со мной в Лос-Анджелес, в качестве помощника. Ты можешь пригодиться. Мне как раз нужен, кхм, компаньон? Офанаил был немало удивлен. Все страньше и чудесатее. И странные насмешливые нотки в голосе Люцифера ясности не добавляли. - И еще, я бы хотел начать все заново. Экс-херувим удивленно посмотрел на своего собеседника. Он никогда так не удивлялся, как этим вечером. Всего пара минут разговора, а от мрачного ангела не осталось и следа. Да и был ли он? Сейчас Король видел лишь потерянного и несчастного духа. - Я… я не понимаю… Король улыбнулся той самой улыбкой, обольщающей если не всю Вселенную, то одного не-ангела – это уж точно. - А я думаю понимаешь, мой ангел. В такие моменты обычно что-то должно произойти. Что-то интимное, как правило. Но… - Пойдем, Офанаил. Падший встал и подал руку своему собрату. Тот ее принял, пусть и с опаской. - Нас ждут великие дела? – сыронизировал не-херувим. Улыбка Люцифера стала еще шире и коварнее, если это вообще возможно. - О, и они тоже. Но для начала… - Да?.. Люцифер ухмыльнулся. - Тога – серьезно? Тебе срочно нужно сменить имидж, если не хочешь попасть в больницу для умалишенных. Офанаил закатил глаза. - Это удобно и элегантно. Но все же он щелкнул пальцами, сменив свои просторные одежды на легкий серо-голубой костюм и светло-серый гольф. Бровь Падшего херувима взлетела вверх, мол, так? Дьявол окинул его цепким взглядом. - Выглядишь, конечно, как баптистский пастор, но на первых парах неплохо. Потом поработаем над твоими вкусами. Они исчезли, с громким шелестом, какой обычно издают громадные крылья при взмахе, и под аккомпанемент недовольного бурчания Офанаила. В небе над Черногорией упала звезда. Кто-то загадал желание. А для кого-то оно уже свершилось… В глубинах многомерности мироздания Всевышний улыбнулся, раскладывая свой пасьянс, который довольно трудно понять, а ещё труднее разложить. В Его колоде было бесчисленное количество карт и примерно столько же мастей. Воистину, нельзя предугадать, какие выпадут карты, а этот расклад был крайне интересен. Ангелы считают, что вечность суть служение и разделяют Разум и Чувства. Для них Чувства происходят от тела и служат вместилищем греха, а Разум является частицей души и ведёт ко благу. Ангелам невдомёк, что это все суть Душа, а тело служит лишь воплощением ее. Ангелам, со всем их могуществом и непостижимостью, никогда не понять простейшей истинны, в которой и заключается тайна бытия: Вечность - это любовь, закалённая временем...