Old Scars Reopened, Bleeding Again

      Кухня выглядит так же, как и всегда выглядела. Она медленно вырисовывается во тьме. Изъеденные молью занавески — старые и задернутые, сквозь которые вечная ночь изо всех сил пытается просочиться. Запах засохшей крови, смерти и запустения просачивается из каждой щели, обволакивает Уилла Грэма. Это адова дыра, но Уилл почему-то все еще чувствует здесь себя как дома. Он обрёл себя в этой самой комнате, хотя никогда здесь не жил.       Уилл наблюдает через полуприкрытые глаза, как он осторожно кладет чужую руку себе на плечо. Ловкие изящные пальцы отодвигают воротник его рубашки, слегка очерчивая старую пулевую рану, которая там когда-то находилась. Ганнибал делает легкий вдох, когда он впервые касается пятнистой кожи, касается воспоминаний, навсегда запечатленных в самой сущности Уилла. Это точка невозврата Доктор Лектер приоткрывает губы, словно хочет что-то сказать, пока кухня Хоббса вдруг растворяется вокруг них. Гладкие стальные столешницы исчезают, а стены расширяются, как гигантская грудная клетка, и запах смерти становится четче и ароматнее, когда лужа крови хлынула к их ногам, подобно приливу. Осторожно сжимая запястье Ганнибала, Уилл направляет его вниз по торсу. Он не говорит ни слова, он даже не смог бы подобрать ни единого, даже если бы попытался, но Ганнибал прекрасно знает, о чем его просят. Он не возражает, когда Уилл запускает руку Ганнибала под свою рубашку и прижимает ее к истерзанной коже живота. Глаза Ганнибала закрываются от прикосновения — непозволительная для него слабость. Его ладонь горячая, греховно нежная на коже Уилла. Его дыхание учащается, когда странное, пульсирующее чувство прерывается, едва он коснулся шрама. Это тот момент, когда я смотрел, как ты уходишь Кровь просачивается в трещины в полу, выложенного янтарной плиткой. Умирающий олень, лежащий на нем вдруг исчезает. Теперь Уилл и Ганнибал стоят в столовой теплым флорентийским вечером, стол накрыт на троих. Три пустые тарелки, три пустых стула, а багровые жемчужины несутся к потолоку, как маленькие, невесомые капли дождя. На этот раз Уилл просто выжидает, пока Ганнибал уже сам тянется к его лицу. Большой палец пробегает по кудряшкам Уилла, по ноющему шраму на лбу. Прикосновение оставляет кровавый след, и тепло  будто ручейками стекает по лицу Уилла. Это тот момент, когда ты потерял меня У Ганнибала прерывистое дыхание, в его голосе есть что-то, что Уилл с трудом может описать. «Уилл-», хочет что-то сказать Лектер, но разговаривать некогда. Уилл не знает, видит ли Ганнибал, как рушатся стены столовой вокруг них, кирпичи исчезают из-за разрушающегося обрыва и моря, бушующего далеко внизу. Он, кажется, не реагирует на осколки стекла, разлетающиеся меж их лицами, на порывы свежего воздуха или на темноту и лунный свет, которые их обступили. Но даже если он этого не видит, он все еще стоит на той террасе рядом с Уиллом. Это видно по его лицу, по его глазам, по вожделению, тоске и сожалению, слитым воедино. Ганнибал смотрит на  Уилла так же, как в те драгоценные секунды, и, наконец, позволяет своим пальцам найти свежий шрам на щеке Уилла. Это тот момент, когда мы стали теми, кем мы являемся Уилл льнет к прикосновению, как никогда раньше. Он целует шрам на внутренней стороне запястья Ганнибала, доказывая его возмездие, нанесенное самому Дьяволу. Уилл боготворит запах крови и силы на его языке, и веки Ганнибала снова закрываются, когда тот пытается вдохнуть все это. Воспоминания, реальность, правда, ни один из них никогда бы не поверил. Уилл не помнит, когда он тоже закрыл глаза, он чувствует мощные потоки ветра и слышит, как хищник-океан приближается, и когда мягкие губы прижимаются к ране на его щеке, он вздрагивает. Чувствует кровь и боль, но жаждет этой боли. «Вернись, Уилл. Слушай мой голос. Пусть он приведет тебя домой». Рев волн почти заглушает слова Ганнибала. Обрыв, падение. Он чувствует в воздухе соль, скользкая тьма вторгается в нутро Уилла, песок, царапая, скользит по его коже. Все его шрамы горят и никуда не исчезли, старые раны снова открылись, снова кровоточат. И Уилл этого хочет. Каждый из них утешает, успокаивает его, как знакомые прикосновения пальцев, зная, что Ганнибал будет под поверхностью вместе с ним, до  самого момента его смерти. «Но, похоже, смерть не хочет нас, дорогой Уилл» — он слышит полный боли шёпот где-то над его скулой. Либо Уилл произнес последнюю часть вслух, либо они полностью преодолели потребность в словах, и в своем нынешнем состоянии он не может решить, какой вариант кажется наиболее правдоподобным. «Мы были отвергнуты от Его ворот и брошены обратно в наши тела, навеки проклятые нашим выбором. Открой глаза, Уилл. Открой глаза и смотри». С трудом Уилл пробирается обратно через терновый туннель и подчиняется голосу. Он открыл глаза. Никаких старых занавесей над головой, никаких умирающих оленей, никаких невесомых жемчужин крови, поднимающихся к вершине скал. Это не дворец памяти. Это всего лишь пляж. И это самое красивое место, где когда-либо был Уилл. Это океан, небо и Ганнибал. Ганнибал, истекающий кровью, промокший и задыхающийся на песке. Ганнибал, с величественными, ветвистыми рогами и не стесняющийся гордости в слезах, льющихся из его глаз. Ганнибал убаюкивает Уилла в его тайном коконе своих обьятий, где их никто никогда не найдёт. Они ранены и слабы, но живы. Они живы. И, наконец, Уилл все это видит.