пич тинт

донхек показывает в новом видео, какие классные он купил блестяшки для ногтей. марк нервно жует сигарету, забывает о ней, пока та почти не обжигает губы, разваливается в драном кресле посреди вечеринки, из уха выпадает один наушник. – эй, ты куда втыкаешь? – оказывается, его вытаскивает чону. марк прижимает мобильник к себе так молниеносно, что его обводят крайне недоверчивым взглядом. никто не должен увидеть, на кого он там смотрит. – курить с нами идешь? марк демонстрирует сигарету. – я уже. чону фыркает. – енхо тебя размажет, если увидит, что ты дымишь в его квартире. марк отмахивается – ну и пускай – и когда за небольшой, но шумной компашкой наконец захлопывается дверь, он остается в тотальном спокойствии и тишине и – наконец-то – со своей неразделенной любовью. ли донхек, небезызвестный парень с их потока, славится тем, что ведет совсем не мальчишеский тикток. впрочем, после месяца просмотра его контента само слово «мальчишеский» теряет для марка прежнюю окраску, и ему кажется, что мальчикам больше всего идет подводить глаза, мазать губы персиковым блеском, красить ногти, плести браслеты, носить юбки. особенно носить юбки. марк часто довольствуется этой запретной фантазией, когда остается наедине, – а потому ему так невыносимо видеть донхека в университете. даже издалека, где-то на потоковых лекциях или на трибунах стадиона, даже в сквере возле их общего корпуса. марку в голову неотвратимо врезаются все сладкие и ядовитые плоды его воображения, и он дрожащей рукой поджигает кончик сигареты, закуривая аккурат возле таблички «курение запрещено». ли донхек проносится мимо по одной из тропинок, снова в компании друзей, поклонников, воздыхателей, прекрасная птица, которую после долгих лет заключения выпустили из клетки. марк, казалось бы, тоже достаточно популярный парень, особенно в кругах университетских бунтарей, не согласных с системой, но донхек популярен по-другому, и эта притягательная скрытость его мира не может не интриговать марка из разу в раз. у него появляется план. он знает, что в конце каждого семестра, после сессии, донхек непременно созывает всех друзей и друзей друзей на грандиозное празднование. в этом году марку необходимо попасть туда любой ценой. хотя бы чтобы воочию увидеть все эти его стеклянные боксы с косметикой, разноцветные ночные светильники, небезызвестные блестяшки для ногтей, и – самое главное – его гардероб. почему-то марк почти неотвратимо уверен, что где-то в его закромах завалялось несколько хорошеньких юбочек. / марка давно не возбуждают фантазии с голыми девушками, откровенные фотосессии или кадры из эротического кино. по сути, еще с самого своего первого взгляда на донхека и по сей день марк способен дрочить исключительно на него. марк представляет его пухлые губы, покрытые влажной прозрачной липкостью фруктового блеска, нежные плечи и ключицы под футболкой с широким вырезом и, конечно, его голые бедра, лишь наполовину скрытые короткой клетчатой юбкой. оргазм от подобных иллюзий всегда просто сокрушительный – от него потом еще долго дрожат руки, подкашиваются колени, а в голове стоит беспрерывный шум. иногда марка одолевает стыд из-за того, что он мастурбирует на человека, которого видит живьем практически ежедневно, да еще и приписывая его образу столь откровенно развратные атрибуты. но отчего-то марк почти необратимо уверен, что донхек действительно носит юбки. просто за закрытой дверью. просто никому не показывая. просто стесняясь снять об этом очередной тикток. я сегодня плел браслеты из бисера. я сегодня попробовал новый персиковый тинт. я сегодня надел новые сережки. и все это с такой улыбкой – искренней, светлой, абсолютно невинной. донхек действительно испытывает неподдельный энтузиазм касательно всего, о чем рассказывает на камеру. марка отчего-то это крайне сильно очаровывает. но он достаточно уверенно чувствует, что это все не просто так. что есть в донхеке что-то еще, сокрытое и от камеры, и от университетских воздыхателей, да и попросту от чужих глаз. и марку до чесотки хочется узнать, какой же он на самом деле. снаружи донхеков дом простой, совсем не такой вычурный, каким марк его себе представлял, но в предвечерних сумерках его красят развешенные повсюду золотые праздничные гирлянды. изнутри льется музыка, двери широко распахнуты, – эдакая типичная вписка подростков из американского сериала. марк проникает в дом без особого труда – вместе с компанией знакомых, с которыми они ходят на дополнительный курс в университете. дом двухэтажный, но основной движ, как и обычно, происходит внизу, вспышками мечась от гостиной до кухни. марку что-то наливают, и он благодарно забирает стакан, выпивает залпом – жадно, потому что внезапно замечает донхека, стоящего на лестнице и мило щебечущего с какой-то девицей. он тоже держит в руке стакан, пьет маленькими глотками, его отросшие до шеи волосы несуразно приглажены и еще высыхают после душа, а в одежде – ни намека на маркову стыдливую эротическую фантазию. донхек просто стоит там, в белой футболке, огромных спортивных штанах, в которые точно поместилось бы еще два донхека, и очках в прозрачной оправе. марк думает, что непременно огорчился бы таким внезапным и разочаровывающим разоблачением реальности, но отчего-то оно лишь сильнее подогревает его интерес. опрокинув залпом еще стакан какого-то разбавленного коктейля, марк смелеет и решительно направляется в сторону лестницы, и уже на самой верхней ступеньке (он этого ждал) донхек ловит его за локоть. марк мельком улавливает его запах – какой-то фруктово-жасминовый – и оборачивается, пытаясь не дрожать. он выше и плечистее, но под таким взглядом чувствует себя не крупнее букашки. – вечеринка внизу, – спокойно чеканит донхек. кажется, он осознает, что вряд ли приглашал марка лично (они в принципе лично не знакомы), но решает опустить эту мысль, ведь чужих, прокравшихся тайком и обманом, в его доме сейчас пруд пруди. – мне нужно в туалет, – лжет марк, не сводя взгляда с его лица. – можно? донхек прищуривается, глядит на него с подозрением несколько секунд, и когда марк уже почти думает, что его блестящий план безнадежно провален, вдруг расслабляется и отпускает его руку. – вторая дверь справа, – и, когда марк благодарно кивает, вновь возвращается к своей непринужденной светской беседе. конечно, до уборной марку нет никакого дела. он знает, что проделывает самую большую шалость своей жизни, когда ныряет в одинокую полутьму коридора и по наитию ищет донхекову спальню. он находит ее со второй попытки (до этого таки заходит в ванную – но только чтобы вымыть руки), узнает по блекло-розовым обоям и пушисто-блестящему хламу повсюду. в этой комнате так много всего, что марк невольно теряется в этих поглощающе-насыщенных оттенках, сиянии, даже запахе – сладковатом, но не приторном. ступая массивными черными ботинками на пушистый белый ковер, он не сразу осознает свою ошибку, но исправляется и через несколько секунд разувается, оставляя обувь у двери. он знает, что донхек (или кто угодно) может нагрянуть сюда в любую секунду, и смыться быстро никак не получится, но эта мысль отчего-то лишь подначивает сильнее. сначала марк падает на чужую, аккуратно застеленную кровать. он гладит ладонями мягкое одеяло, тянет его свежий запах, вминает лицо в подушку и в какой-то момент невольно воображает, что донхек мог делать в этой постели. яркие картинки неумолимо быстро вспыхивают в голове, и марка бросает в жар от возбуждения. следом за обувью он стягивает с себя кожанку, оставляя ее на спинке кресла, и наконец находит в себе смелость подойти к шкафу – большому и белому, похожему на кукольный. он распахивает дверцы и поначалу теряется от разнообразия оттенков, которые мгновенно бросаются в глаза. здесь есть все: начиная от строгих черных, синих, серых и заканчивая непринужденными пастельно-розовыми, лиловыми, кремовыми. на мгновение марк даже забывает, с какой целью он затеял это все. дрожащие руки принимаются хаотично блуждать по полкам и вешалкам в поисках той самой заветной юбчонки. марк точно знает, что она где-то есть. хотя бы одна. потому что ли донхек выглядит как парень с юбкой в шкафу. марку кажется, что он почти добирается до вожделенного сокровища, будто в игре горячо-холодно, и его рукам обжигающе жарко, как вдруг. дверь в комнату распахивается, и внутрь заходит донхек. его лицо сначала трогает удивление, которое постепенно сменяется неприкрытым ужасом, смешанным с яростью. – какого черта ты здесь забыл? – он бросается в сторону марка, молниеносно захлопывая дверцы шкафа и едва ли не ударяя его по пальцам. марк вовремя успевает убрать руки и просто смотрит на него растерянно, где-то на периферии сознания уличив самого себя в том, что он, черт возьми, все еще возбужден. и возбуждается только сильнее с каждым донхековым шагом в его сторону, достигая накала в момент, когда его лопатки сталкиваются со стеной, – и бежать больше некуда. глупо будет лгать, что марк перепутал двери. нет. нет, он целенаправленно шел сюда. – хотел кое-что у тебя попросить, – выдает он, и его голос даже почти не дрожит. он знает, что непременно возненавидит себя позже. но сейчас – сейчас это не имеет никакого значения. марк пытается придать своему лицу самое невинное выражение, на которое он только способен. донхек озадаченно хлопает глазами. и марк не находит ничего лучше, чем выпалить: – покажи мне свои блестяшки для ногтей. ну что за феерический придурок. – чего? – донхек хмурится. наверное думает, что не расслышал. – ну, блестяшки, – повторяется марк, решая, что если позориться – так уж до конца. – которыми ты в тиктоке хвастался. и к его вселенскому удивлению происходит то, чего он меньше всего мог ожидать, – донхек вдруг расслабляется, и в следующую секунду его лицо озаряет такая радостная и полная энтузиазма улыбка, что марк окончательно прекращает его понимать. где этот яростный вихрь, что бросался на него еще несколько минут назад? – ты мог сразу так и сказать. донхек ставит свой коктейль на стол, закрывает дверь, подходит к одному из сундуков для косметики. марк молча и немного боязливо усаживается на кровать в нетерпеливом ожидании. он сам толком не знает, чего ждет. конечно, не то чтобы ему неинтересно посмотреть на блестяшки (очень даже), но неужели донхек ни капли не подозревает, зачем он здесь на самом деле? или, может, в его комнату вламывались озабоченные парни с извращенными фантазиями так много раз, что он уже бросил любые попытки с ними бороться. марку, конечно, очень не хочется верить во второй вариант. во-первых, это пугающе и неправильно. во-вторых… а, черт возьми, что может быть во-вторых, если он буквально этот самый озабоченный парень с извращенными фантазиями. марку вдруг становится так невыносимо стыдно, что он почти хочет подорваться с места и убежать прочь, как капризный ребенок, ничего не объясняя. донхек ведь так искренне хочет показать ему свои блестяшки, – вон, роется в сундуке, находит их, выкладывает, расставляет по оттенкам, – а он просто пришел сюда, чтобы подрочить. – так что, в полоску или клетку? марку будто дают пощечину. – чего? – он растерянно хлопает глазами. – юбка, – непринужденно объясняет донхек, даже не оборачиваясь. – ты же за ней пришел. на столе одна за другой появляются прозрачные баночки с блестяшками – глиттерами, как пишется на голографических наклейках. но марку уже не до них. его вдруг окутывает такой животный страх, что он забывает даже о своем (уже начинающем порядком мешать) возбуждении. – откуда ты?.. донхек фыркает. – ты не первый безнадежный дрочила, пытающийся выпросить у меня юбку, – как ни в чем не бывало объясняет он. – но, знаешь, ты хотя бы симпатичный, а у меня сегодня хорошее настроение. так что выбирай – в полоску или клетку? еще есть однотонная персиковая. и черная. он наконец заканчивает с глиттерами и просто оборачивается, снимая очки и упираясь обеими ладонями в стол за своей спиной. марк не может решиться выдавить из себя ни слова. и потом какая-то проклятая сила вытягивает из него вопрос: – т-ты… наденешь ее для меня? донхек не сдерживает смешка – звонкого, издевательского. ну конечно, марк ли, что ты. подаст себя на блюдечке, как главное угощение. он же спит и видит, как отдается тебе. придурок. – а ты хочешь? – уточняет донхек, склоняя голову набок. чувство, будто это какая-то игра. проверка. пранк со скрытой камерой. но марк, черт подери, сдает позиции, когда с надрывной и почти болезненной сухостью в горле выдает: – да. донхек ничего не говорит в ответ и лишь переводит взгляд на его пах. усмехается снова. и вдруг – подходит ближе. марк начинает задыхаться, смотрит на него снизу вверх, он чувствует себя так, словно за ним пришел палач. но до чего же сладка эта смерть. и как же сильно ее хочется. – хорошо, – шепчет донхек, склоняясь к его макушке и оставляя эфемерный поцелуй в волосах. и отходит к шкафу. марк так и сидит на месте, опустив взгляд в пол, точно приговоренный к казни. он не верит, что это все происходит наяву, наверное, ему все вокруг чудится, и это – очередной его слишком реалистичный мокрый сон. он слышит, как отворяются дверцы шкафа, как шуршит чистая ткань, как дышит донхек – спокойно и тихо, вовсе не так прерывисто, как марк. так проходит, может, несколько минут, а может, вечность, когда марк наконец слышит донхеково: – все. он мгновенно вскидывает голову – и напарывается взглядом на то, чего сильнее всего боялся и сильнее всего желал. он сразу видит чужие голые ноги, худые, но крепкие смуглые бедра, цепляется за то, как легкая ткань розовой клетчатой юбки прикрывает их лишь наполовину (совсем как в его самых развратных фантазиях), поднимается выше, на тонкую талию, на футболку, бегло заправленную за пояс юбки, еще выше – на виднеющиеся острые ключицы. донхек вертится в разные стороны, демонстрируя изгибы красивого пластичного тела, а потом подходит к марку и останавливается аккурат между его ног, кладя одну ладонь на плечо. марк взглядом спрашивает разрешения – коснуться его – и донхек лишь таинственно ухмыляется, мол, ну попробуй. марк ныряет ладонями под его юбку, гладит горячие бархатистые бедра, безустанно и жадно, мнет пальцами мягкую кожу. донхек теперь двумя ладонями упирается ему в плечи, нависает, зажмуривается и шумно выдыхает, облизывая губы в следах алкоголя и персикового тинта. марку – невыносимо. он так хочет его, что в солнечном сплетении почти болезненно давит. больнее даже, чем чужие проворные пальцы впиваются в кожу на плечах. марк вытаскивает мятую ткань чужой белой футболки из-за пояса юбки, гладит руками живот и спину, жмется к коже губами, оставляя влажный след. донхек зарывается одной рукой ему в волосы, сжимает и тянет – болезненно, но терпимо. марк вообще готов перетерпеть что угодно ради этого момента. он снова опускается ладонями на юбку, гладит и царапает бедра, мнет в ладонях ягодицы, касается члена, поглаживая большим пальцем головку. у донхека тоже давно стоит, и марку так хочется сделать ему приятно, заставить кричать и кусаться, извиваться под ним от наслаждения и удовольствия. – я очень давно тебя хотел, – признается марк, сглатывая ком в горле. донхек хитро улыбается. – и сейчас хочешь? – чужие руки продолжают с нежностью ласкать его под тканью розовой юбки. – больше всего на свете. донхек – коленями в кровать, внезапно оказывается у марка за спиной и склоняется к его уху, вкрадчиво нашептывая: – тогда возьми. марк бросается на него, изголодавшийся, только и ждавший разрешения все эти долгие томные месяцы. донхек переворачивается на живот, упирается локтями в кровать, выгибается в спине. марк приспускает джинсы и сквозь собственное белье и ткань юбки трется, вжимается в чужие ягодицы, и даже от такого ненавязчивого движения он готов позорно кончить, словно неопытный школьник. донхек нарочно дразнит его, прижимаясь ближе, когда приподнимается, чтобы через голову снять футболку. он остается в одной только юбке, когда марк снова проникает под нее руками и гладит напрягшиеся от возбуждения бедра. донхек прячет лицо в подушке, в ней же давит стон и приподнимается на мгновение, только чтобы сказать: – в нижнем ящике в шкафу. марк понимает его без объяснений и встает, направляясь к тому самому заветному ящику. в нем оказывается донхеково нижнее белье, разложенное аккуратными стопочками по цветам, а под ним, в дальнем углу – несколько вибраторов, тюбик смазки и пачка ультратонких презервативов. – интересно ты свободное время проводишь, – пытается пошутить марк, но усилившаяся дрожь в голосе выдает его непреодолимое возбуждение. господи, как же хочется. – я просто играюсь, – отвечает донхек тихо, поворачиваясь в его сторону и, продолжая вжиматься одной щекой в подушку, смеряет марка нетерпеливым взглядом. – ты идешь? еще как, черт возьми, идет. марк возвращается, становится коленями на кровать, двумя руками обхватывает донхека за талию и рывком притягивает ближе к себе. сухой ладонью поглаживая его поясницу и моментами опускаясь на бедра, он плавно вводит в донхека пальцы, тут же слыша, как он срывается на негромкий стон. он и сам по себе растянут достаточно для того, чтобы можно было не возиться слишком долго, но марк так не может. – со мной еще не обращались так нежно, – в какой-то момент усмехается донхек, пока марк продолжает медленно двигать в нем пальцами, постоянно замирая и убеждаясь, чтобы ему не было больно. – ты такой очаровательный, – и эта фраза срывается на громкий стон удовольствия. с нижнего этажа шумит громкая музыка, и вряд ли их здесь хоть кто-нибудь слышит, но отчего-то марка лишь сильнее возбуждает мысль о том, чтобы быть услышанным. вытащив пальцы, он размазывает достаточное количество смазки по своему члену и случайно замечает, как несколько капель попадает на ткань розовой клетчатой юбки. он откидывает ее и сжимает в липкой ладони, прежде чем отпустить, когда плавно входит в донхека, чувствуя, как он содрогается, впиваясь пальцами в розовую шелковую наволочку на подушке. – и как много у тебя было парней до меня? – марк задает провокационный вопрос, зная, что это обычно отвлекает от боли, и в успокаивающем жесте гладит донхека по копчику. – никого, – неожиданно выдыхает донхек в ответ, и это даже заставляет марка замереть. – господи, как же хорошо. только не останавливайся. – погоди, ты мне солгал? – на выдохе спрашивает марк, но поддается и продолжает двигаться, задыхаясь с каждой секундой. он держится изо всех сил, чтобы не кончить прямо сейчас, особенно при виде липкой от пятен смазки ткани донхековой юбки. ему не отвечают, но какая разница, если под ним ли донхек. черт возьми, сам ли донхек. сам ли донхек в чертовой розовой юбке на его, марка, члене. такое ему даже присниться никогда не могло. даже по-пьяни. даже после двух крепких косяков на студенческой вечеринке. марк трахает донхека, ускоряясь с каждым движением, безбожно мнет в обеих ладонях ткань его юбки, его талию, бедра. ласкает горячий, твердый, влажный от смазки член ладонью, наблюдает за тем, как донхек от любого прикосновения сильнее выгибается в спине, трется щекой о подушку, кусает себя за запястье, оставляет персиковую слюну на пальцах, сладко-сладко стонет, просит еще и еще. марк весь растворяется в нем, натягивает его, держа обеими руками под ребрами, то замедляется, то ускоряется, издеваясь над ними обоими. – п-пожалуйста… – прерывисто шепчет донхек, когда марк выходит почти полностью и на секунду останавливается. – дай мне… марк слушается и резко притягивает его к себе, скользя пальцами по влажной от пота разгоряченной коже на талии. донхек кончает, издавая практически бесшумный стон, содрогается, сводит вместе бедра, но не пытается отодвинуться, и ткань его юбки безжалостно мнется между их дрожащими от возбуждения телами. марк снова пробирается пальцами под нее, впивается в чужие ягодицы и кончает следом, до этого сдерживаясь буквально на последних крупицах терпения. стоит марку выйти из него, как донхек обессилено падает на кровать, сначала скручиваясь комочком, а затем переворачиваясь на спину и пытаясь выровнять сорванное дыхание. – урна там, – он кивает под письменный стол. выбросив презерватив, марк возвращается в кровать и зарывается рукой в волосы, пытаясь осознать, что он только что сделал. что они, черт подери, сделали. на ли донхеке все еще розовая юбка, он лежит на своей помятой и влажной от пота постели, оттраханный марком до звезд под веками. а марк по-прежнему не может отделаться от мысли, что он у донхека первый. – это круче, чем мастурбировать, – выдыхает донхек. – я знаю, – не колеблясь отвечает марк и наконец падает рядом с ним. какое-то время они просто молча лежат на мягких розовых подушках. в воздухе – иронично, но вполне ожидаемо, – повисает неловкость. марк пытается постичь мысль о том, что он трахал свою полгода как главную эротическую фантазию. а донхеку, кажется, было настолько хорошо, что он до сих пор не может прийти в себя от дрожи по всему телу. марку это льстит. – но глиттеры я тебе все равно покажу, – вдруг шепчет донхек в лиловый потолок. – я что, зря их доставал?