предатель

— Сделать чуть тише? — спрашивает водитель, сверкая милой ямочкой на щеке. Он частенько улыбается рядом с Чонгуком, и последний надеется, что это не связано с некоторыми его особенностями. Впрочем, Намджун ему нравится. — Нет, не нужно, — отвечает Чонгук, быстро облизывая губы и переводя взгляд в окно. Он улыбается, стараясь не замечать того, как в отражении автомобильного стекла дёргается его щека. Они добираются домой довольно быстро. На этот раз пробки пощадили их несчастные душеньки, и Чонгук оказывается в лифте рядом с навьюченным пакетами Кимом, нетерпеливо постукивая ногой о пол. Пока ещё неизвестно, дома ли Тэхён, потому Чонгук надеется, что если это не так, то успеет к его приходу организовать небольшой семейный ужин. Всё-таки муж слишком часто нагружает себя работой, совершенно не следя за своим рационом. И не то чтобы Чонгук хорошо готовил, но сообразить парочку нехитрых блюд в его силах. — Спасибо, — благодарит он Намджуна, который привычно кланяется, оставляя наедине с включённым торшером и мягким желтоватым светом, который освещает прихожую. Чонгук до сих пор никак не привыкнет, что вот уже год он живёт в огромной двухуровневой квартире с самым прекрасным человеком в мире. Он разувается, наклоняясь за тем, чтобы взять один из пакетов, но приглушённые голоса заставляют его замереть. Тэхён редко когда приводит кого-то в их дом, а оттого Чонгуку страсть как интересно. Любопытство гонит его вперёд, на цыпочках буквально неся над паркетным полом, лишь для того, чтобы остановить на пороге, скрывая в тени дверного косяка. — Твой мальчик-кузнечик что-то задерживается, — раздаётся знакомый голос. Через несколько мгновений Чонгук распознаёт в нём Хосока, друга Тэхёна, с которым они вроде бы неплохо общались. — Если честно, то я не могу понять, почему ты до сих пор с ним. — Замолчи, пожалуйста. Чонгук замирает, боясь лишний раз вздохнуть, вслушиваясь в чужой разговор, который был явно не предназначен для его ушей. — Нет, подожди. Я просто пытаюсь понять. Знаешь, когда твои родители захотели, чтобы ты женился на… Ком-то таком… У меня почти не возникло вопросов, ведь и ты, и я, знаем, что нет для общественности ничего лучше таких браков. — Хосок. — И мне понятна твоя покладистость, кому не хочется унаследовать семейный бизнес? Но, друг мой, прошёл уже целый год, а ты гробишь себя, находясь рядом с… — явно подбирает слово мужчина, а внутри Чонгука поднимается волна разъедающей внутренности желчи. — Ты его лицо видел? Дёргается без конца и вообще… — Заткнись, понял? Не твоего ума дело, — раздражённо отвечает Тэхён. — Я тебе жизнь спасти хочу. — Спаси лучше свою челюсть, а то я могу и не сдержаться. — Ауч. — Не смешно. Чонгуку тоже не смешно. Он отступает. И отступает, и отступает, едва не налетая на пакеты, тем самым сдав себя с потрохами. Кольцо, крепко сжимающее безымянный палец, кажется прожигает кожу до кости. Чонгук тяжело дышит, цепляясь за него, чтобы одним рывком стащить и припечатать резким движением о столешницу небольшой тумбочки, на которой как всегда валяются уйма визиток и никому не нужные мелкие монеты. Его лёгкие буквально горят. Пуловер душит, и Чонгук хватается за своё горло, вываливаясь из квартиры, совершенно забывая о том, что на его ногах лишь смешные носки с изображением Железного Человека. Вообще-то происходящее смахивает на дешёвый бульварный роман. В какой-то момент Чонгук даже смеётся, впрочем, закашливаясь и стараясь не замечать, каким удивлённым взглядом провожает его консьерж. Улица встречает его трелью цикад и лёгким вечерним ветерком, Чонгуку хочется упасть на ближайший газон и больше никогда не вставать. Год назад он был никому не известным, никому не нужным омегой, у которого была лишь одна отдушина — пение. Он мог петь где угодно: в ду́ше, во время еды, надевая нелюбимый рабочий костюм, по дороге на работу, в общественном транспорте, в коридорах офиса. Все и так считали его странным, так что его совершенно не волновали косые взгляды. А когда появился новый менеджер, стало ещё проще — все вертелись возле него, перестав уделять даже мало-мальское внимание омеге, у которого то и дело дёргалась щека, а изо рта могло вырваться не только пение, но ещё и прицокивание. На самом деле, Чонгук был довольно тихим, исполняя хиты Рианны себе под нос, но его всё равно заметили. Сначала в шутку, а потом как-то более серьёзно. Тэхён казался кем-то нереальным и кем-то таким, что не светило Чонгуку будь он и семи пядей во лбу. Но высокий седовласый мужчина, который после оказался отцом Тэхёна, придерживался другого мнения. И вот Чонгук уже принимает ухаживания, даже если изначально и не хотел их принимать. Небольшие подарочки, вроде шоколада ручной работы. Или же маленькие записочки с пожеланием хорошего дня. За ним никто и никогда не ухаживал. Смешно сказать, Чонгук в свои двадцать пять был нецелован и девственен, над его головой разве что нимб не парил. А Тэхён умел очаровывать. Он всегда умел очаровывать. Хватало даже лёгкой улыбки или же самого обыкновенного жеста, вроде переплетения своих пальцев с его. Чонгук влюбился быстро, но надеяться на что-либо себе запрещал. Он, по сути, был безродным, нищим, проблемным, с родителями, которых не очень-то волновала его судьба. Тэхён же был перспективным. Чуть позже Чонгук узнал о том, что тот специально подослан в их отдел, чтобы подняться, так сказать, с самых низов. И Чон им восторгался. Да все Тэхёном восторгались. Поэтому день, когда Ким стал на одно колено и предложил руку и сердце, стал самым лучшим днём в жизни Чонгука. Как будто Санта услышал все его детские желания и решил их сиюминутно осуществить. Чонгук вяло улыбается, тут же кривясь от того, что щека приходит в движение, уродуя лицо. У него оно и так не блещет красотой, а с этим постыдным синдромом… Чонгук бездумно бредёт вперёд, среди мелькающих огней машинных фар. Их комплекс… Комплекс, в котором находится квартира Тэхёна, расположен за чертой города, и Чонгуку надо бы взять попутку, но единственное, что он может, это разрыдаться, осев у обочины и поджав под себя ноги. Ему горько. Он знает, да, знает. Пазл складывается, всё становится на свои места. Правда лучше лжи, а боль лучше самообмана. Но ему так плохо. Чонгук осознаёт то, что им пользовались, как какой-то собачонкой. Как беспризорником, который попал в королевскую семью. Как кем-то самим по себе бесперспективным, но в умелых руках приобретающим определенную ценность. Да, после их свадьбы было много интервью. Чонгук робел, но стоически терпел, тем более всё уходило на второй план, потому что Тэхён держал его за руку. О, муж был заботливым. Он умел обнять так, как никто другой. Мог согреть одним лишь взглядом. Мог довести до обморока поцелуем. И убить той особой, страстной близостью. Чонгук выиграл счастливый билет, да? Сейчас он громко смеётся, завалившись на спину и раскинув руки по сторонам. Чуть влажноватая трава сразу же понаставляла мокрых пятен на одежде, но Чонгук не замечает того, как ему холодно. А акции пошли вверх. Популярность компании росла. Было много благотворительных вечеров, в которых Чонгук старался не задохнуться от обилия синтетических ароматов, за которыми бомонд привык прятать свою настоящую сущность. Им воспользовались, да. Тэхён его использовал. Эта мысль режет внутренности, и Чонгука выворачивает едва переваренным обедом. Тот картофельный гратен был очень вкусным, и ему надо бы поблагодарить Тэхёна хотя бы за то, что он имел возможность есть что-то вроде этого. Не нужно забывать и об изысканных нарядах. Хорошем вине. Поездках в дорогом автомобиле. И не забыть об их свадебном путешествии на Мальту. Даже будучи хорошим финансовым аналитиком, Чонгук никогда бы не смог позволить себе что-то подобное. — А ещё поездка в Диснейленд, — шепчет он, прикрывая левую сторону лица, которая всё никак не успокоится, придя в движение. Чонгук не уверен, что возвращение в свою крошечную квартирку — хорошая идея. Но другого выхода нет, нужно хотя бы забрать самое необходимое. А потом… Потом он что-нибудь придумает. Поживёт несколько ночей в мотеле. Дальше же… Возможно, стоит подумать о возвращении домой, в Пусан. Его старый друг давно звал к себе в гости, и не будет ли наглостью набиться к нему на несколько… Недель? Месяцев? О, Сокджин всегда был отзывчивым. Чонгук оказывается в прихожей, но не той, что больше похожа на вход в земной рай, а в той, полы которой покрывает внушительный слой пыли. Слишком долго его здесь не было. Слёзы душат, сдавливая горло спазмами, но Чонгук запрещает себе впадать в истерику. Оно того не стоит. Его изломанное, разбитое сердце того не стоит. В квартире Чонгука нет зеркал. Был у него такой пунктик насчёт своей внешности. Он считал и считает себя безобразным, потому прячется от всего, что может отобразить хотя бы тень его внешнего вида. Когда-то даже зеркальные створки лифта могли довести его до нервного срыва. Потом же появился Тэхён, но… Как появился, так и исчез. Чонгук не хочет об этом думать. Он хочет оставаться сильным. Стойким. Боже, так смешно. Он не может принять душ, потому что вода перекрыта. Он даже свет включить не может, довольствуясь подсветкой телефона. Чонгуку стыдно от того, что он не оставил его в той, другой жизни. Всё-таки iPhone последней модели ему не по карману, да и это подарок… Нет, об этом Чонгук тоже не хочет думать. Он засыпает на кровати, не удосужившись расстелить одеяло. Мягкая подушка манит, и едва только голова укладывается на неё, как сон затягивает в свои липкие паучьи сети, в которых ему снится, что Тэхён рядом. Что он не даст в обиду. Что защитит от всего на свете. Чонгук распахивает глаза, когда чувствует движение справа от себя. Он открывает рот, чтобы заверещать во всё горло, но его губы накрывает чья-то рука, заставляя замолчать. — Т-ш-ш-ш, это я. Фраза действует совершенно иначе, чем должна бы. Чонгук, вместо того, чтобы успокоиться, пинается, желая оказаться на другом конце мира. Тэхён, конечно же, не позволяет, наваливаясь и сжимая запястья в своих руках. — Чонгук, что происходит? Это даже мило. И смешно. Прямо до усрачки. — Отпусти меня, ты получил, что хотел. Вы все получили, что хотели. — О чём ты вообще? — Не делай вид, будто не понимаешь. Я оставил кольцо в твоей квартире, так что катись вслед за ним! — переходит на крик Чонгук, хоть и обещал себе сохранять спокойствие. Но, куда там! Солнечные лучи освещают чужое лицо, прорисовывая тени в тех местах, которые делают мимику напряжённее. — Ты был дома, да? — спрашивает Тэхён, вновь налегая, потому что у Чонгука нет сил быть так близко к нему. — И услышал чужой разговор, да? Тебе никто не говорил, что подслушивать некрасиво? — Вот и зачем тебе такой омега?! Отпусти! — Не пущу, пока не объяснимся! У Тэхёна рык такой, что волосы дыбом встают. Чонгук ёжится, сдавая позиции, ощущая то, как глаза начинают покалывать. Ещё немного и он разревётся. А щека… Щека дёргается, и дёргается, дёргается, и из-за этого Чонгук отчаянно желает спрятаться. Да хоть бы голову под подушку сунуть. — Пусти меня, пожалуйста, — тихо просит он. — И уходи. — Нет, — чеканит Тэхён. Его природный аромат, как никогда, забивает ноздри. От него не спрятаться, и Чонгук распускает нюни, жалея, что родился в мире, где такие, как он, лишь разменная монета. Тэхён тычется губами в его подбородок. Скользит по скулам, вверх, горячим дыханием припечатывая к щекам ресницы на верхнем веке. — Просто расскажи мне, Чонгук-а. Обо всём. И его прорывает. Он всхлипывает, сопливит, булькает, прицокивает языком, совершенно не подбирает слов, гримасничает, дёргается, задыхается, опять всхлипывает, толкается, даже кусаться пробует. — А теперь, послушай меня, — встряхивает его Тэхён, заставляя обратить на себя внимание. — Всё, о чём ты услышал, было правдой. Но неполной. Ты не знаешь того, что знаю я. Чонгук фыркает, пинаясь, но попадает коленом в свободное пространство между чужих ног, оставляя самое драгоценное в неприкосновенности. Тэхён за это болезненно сжимает его руки, задышав чаще. — Когда мой отец сказал: «Почему бы тебе не жениться на том мальчике? Для бизнеса это будет полезным». Я подумал: «О боже, да! Даже придумывать ничего не нужно». Всё шло как по маслу, — говорит Тэхён низким рычащим голосом, одной рукой всё ещё удерживая чужие запястья, второй же деловито натягивая появившееся словно из ниоткуда кольцо на его законное место. Чонгук шипит, вертится, набираясь храбрости для того, чтобы впиться зубами в чужое горло, но следующие слова заставляют его замереть: — И если ты снимешь кольцо опять, я надену его снова. Потому, что ты — мой. Всегда был моим и всегда будешь. Я же люблю тебя, глупый. Разве не видишь? Не понял до сих пор? Чонгук ловит ртом воздух, разбиваясь на кусочки во второй раз за смешной промежуток времени. Тэхён смотрит на него с нежностью во взгляде, и в глазах его блестят слёзы. Чонгук только сейчас замечает то, как ходит ходуном его грудная клетка. И внезапное сбившееся дыхание, а после опущенная голова, о многом говорят. Тэхён плачет беззвучно. Даже красиво, если это можно таким назвать. Его нос краснеет, ресницы слипаются, а рот слегка кривится, опуская уголки губ вниз. Чонгук без труда освобождает свои руки, и на мгновение ему кажется, что Тэхён готовится к удару. Но, Господи! Он же на такое не способен! Чонгук бросается в чужие объятия, прижимая Тэхёна к себе. Альфа плачет долго, не жалея сил и совершенно не стесняясь своей слабости. — Снимешь кольцо — надену снова, — сдавленно шепчет он. — Да, хорошо, — рассеянно отвечает Чонгук, укладывая ладонь на его голову, чтобы тут же начать перебирать пальцами его мягкие тёмные волосы. — Сбежишь ещё раз — верну и запру в доме. — Как скажешь. — А засомневаешься — заставлю говорить, чтобы это больше никогда не повторилось. — Да. — Я люблю тебя. Сильно, — выдыхает совершенно убито, и стискивает объятия до того крепко, что Чонгуку становится трудно дышать. — Я тебя тоже. Тэхён шмыгает носом, вскидывая голову. В его глазах Чонгук видит целый мир, и это действительно единственное, что важно. — Не бросай меня больше. Чонгук пробует улыбнуться, но пока это получается очень плохо. Тогда он просто тыкает указательным пальцем в чужой кончик носа, словно на кнопку жмёт. — Никогда.