Чрезмерная расплата?..

      Целый день перед захудалым банком на окраине города простоял невзрачный белый фургон. Не обращая на него никакого внимания, посетители банка поднимались по немногочисленным узким бетонным ступеням, скрывались от раздражающего летнего зноя за стеклянными дверями в дешевых пластиковых рамах — и появлялись на улице вновь со слегка потяжелевшими или заметно полегчавшими карманами. Двухэтажное серое здание со стеклопакетами сонно глядело мутными стеклами на жилые кирпичные многоэтажки, и за мельтешащими перед ним горожанами сквозь бликующую на солнце тонировку наблюдали четверо. Трое из них притаились за спинками передних (единственных) кресел; по рулю нервно постукивал пальцами водитель.       Он был старше лет на двадцать обнимающего автоматы молодняка. Густые черные усы перетекали в волосы на заплывшей жиром груди, коя выглядывала из не на все пуговицы застегнутой голубой рубашки; и дальше, по рукам, почти звериная шерсть выбиралась из закатанных рукавов и оканчивалась густыми пучками на крепких основных фалангах пальцев.       Пожелавший остаться безымянным даже для своих подручных (особенно для них), «Парик» знал Фрэнка, Джонни и Курца как облупленных. О, он считал себя невероятно гениальным! Заставить мальчишек называть его «Парик», тогда как вороная пышная шевелюра была его родной, истинной гордостью! «Если эти идиоты загремят в комнату для допросов, — гордо поговаривал он про себя, — то направят «ищеек» по ложному следу!» И всякий раз думая об этом, он позволял улыбке самолюбования шевелить его усами.       Подстриженный настолько коротко, что сквозь бесцветный «ежик» проглядывали кожа и рассекающие ее тонкие шрамы, квадратнолицый Фрэнк был обижен на женщин: одна, подарив ему жизнь, не защищала от тирана-отца, вторая, родив сына, принудила к выплате алиментов, а третья посмела подать жалобу за сексуальные домогательства, по причине чего армия расторгла контракт с Фрэнком и лишила его единственного способа заработка, который был для него приемлем: с его точки зрения, убийство людей во благо страны тебе делает честь, а обслуживание сограждан в фастфудных — унижает, так что лучше повеситься. Перед сном, лежа с закрытыми глазами, Фрэнк привык представлять, как все-таки хватает ту трепливую суку за щиколотку, когда она ударяет его в живот и пытается сбежать из палатки. «Не надо было лезть в мужскую профессию; ты не солдат, а подстилка для настоящих героев, защищающих родную страну!» Снова и снова в изощренных фантазиях он прижимал сопротивляющуюся женщину к земле, стаскивал армейские штаны с ее миниатюрной упругой задницы и, чуть разработав пальцами да по нутру размазав плевки, вгонял член до самых яиц — чтоб кричала и ревела под ним, пока он рывками двигается и с животной грубостью мнет ее крепкие груди; чтоб в ее лице страдали все женщины, так сильно насолившие ему…       Черноволосый худоватый Джонни, несмотря на ясность происходящего, мало понимал, что вскоре начнется и на что он подписался из-за тотального слабоволия. Его покойная вот уже пять лет матушка всегда говорила ему, ставя лучшего друга в пример: «Следуй за Фрэнки. Он отважен, смел и силен, раз стал военным. У него девушка и ребенок — он хороший семьянин, знающий, что самое важное в жизни». Ни сам Джонни, ни тем более кто бы то ни было еще не знали, с чего вдруг его мать сделала подобные выводы, имея в распоряжении куцые биографические факты: она была в курсе профессии Фрэнка, с которым ее сын когда-то давно ходил в школу, и существования маленького сына, а стало быть, должна быть девушка, что произвела его на свет. Все. Этих крупиц ей было вполне достаточно для того, чтобы составить картину мира, исходя из личных и только личных приоритетов и представлений, основанных на идеализме книг да кино. Джонни не думал не то что оспаривать мать — он не думал вообще: это экономило энергию и позволяло влет принимать чужие слова за истину в последней инстанции.       Долговязый Курц не следил за вытянутым бледным лицом — потому был небрит; не следил за светлыми жидковатыми патлами, кои постоянно были в жиру и потому застывали шальными петлями после каждой встречи с подушкой; не следил за своей жизнью вообще — и это была основная причина того, почему в ней довольно быстро появились наркотики. В общем-то, именно это и было в его планах: достать деньги любыми путями, чтобы и дальше радовать дилера, а заодно и одну знакомую проститутку, дающую ему в обмен на дозу и возможность после отоспаться в клоповнике.       «Парик» все это знал, иначе бы не сумел ловким словесным лавированием втянуть в опасную аферу безмозглых по сути мальчишек. Для них он представил это дело плевым: план заключался в том, чтобы быстро вбежать в холл, взять в заложники клиентов и кассиров и угрозами им заставить всю охрану опустить оружие и сдаться — чтобы потом расстрелять их, так, на всякий случай. Для страховки. Пока один из ребят будет присматривать за холлом, двое вместе с менеджером или еще кем, имеющим доступ в хранилище, собственно, туда и спустятся, нагрузят сумки деньгами — и втроем выйдут, запрыгнут в машину, а дальше уже «Парик» вытащит их на этой развалюхе, имея пособника под ближайшим мостом: их фургон незаметно заедет в гараж, другой, точно такой же, понесется дальше по дороге, и копы, если сядут на хвост, поедут за ним, а догнав, обнаружат мексиканца и ящики подгнивших томатов. Мексикашку не жалко отправить на допрос: он по-английски ни бум-бум, а договаривался с ним и деньги передавал вообще другой человек, на которого не выйти. К тому моменту, когда копы поймут, что фургон другой, первое авто будет брошено в гараже давно спившегося алкоголика, а сам «Парик» с деньгами — на полпути в жаркие страны. Что будет с пособниками, «Парика» не волновало: человеческий гений выше мелочных забот, а разве можно после всего этого сомневаться в том, что он — гениален? Конечно, кое-что он почерпнул из боевиков прекрасных девяностых, но не все гении что-либо изобретали, некоторые просто вовремя подметили чужую отличную идею! Наверное. Собственно, «Парик» знал только одного гения — Эйнштейна — и слышал, что тот воровал идеи, работая в патентном бюро. Проверять эту теорию он и не думал, так как она идеально накладывалась на его воровскую подлую суть.

***

      — Мэгги, ты собираешься работать? — с легкой издевкой поинтересовалась смуглая кудрявая Сьюзен, проходя мимо рабочего места коллеги. Та, испытывая терпение заглядывающей в окошко бодрой пожилой женщины, под вуалью светлых волос, перекинутых на одно плечо, держала у уха телефонную трубку. — Скоро будет обед — вот тогда и позвонишь домой.       — Господи, да почему она трубку не берет?.. — возмутилась вслух Мэгги, оставив-таки телефон в покое и приняв заполненый бланк у клиентки банка. — Взрослая же девица, должна быть ответственной и сразу подрываться, когда звонят…       — Значит, найми другую няню, — отозвалась Сью.       Зашумел принтер позади Мэг; в ее руках громко щелкнула печать, чмокнув бумагу синими губами. Пожилая женщина в деловом костюме выдернула готовое заявление из пальцев служащей и, не обронив ни слова благодарности, отошла к столу у противоположной стены, чтобы проверить личные данные трижды: осунувшаяся, практически не накрашенная, бледная, с тенями недосыпа под глазами, Мэгги не вселяла уверенность в свой профессионализм. Сьюзен с тонкой стопкой распечатанных документов, подмигнув другому коллеге, одетому в точно такие же салатную рубашку и белую жилетку, вернулась к своему рабочему месту и начала объяснять стоящему за стеклом суховатому мужчине в очках, для чего именно и где ему требуется оставить с десяток автографов.       За спиной этого клиента с ноги на ногу переминался некто Стив Доул. Когда-то внешне совершенно обычный, нынче он выглядел так, словно голодающего молодого бродягу побрили, отмыли и втиснули в дешевый, спешно отглаженный костюм, чрезмерно великоватый для костей, обтянутых кожей. Когда-то он любил звезды — сейчас проклинал себя за то, что стал астрономом и после ночи уединенных наблюдений за метеоритным дождем решил поехать к месту падения космического камня: неподалеку, за городом, он рассчитывал найти невзрачный булыжник для изучения и коллекции, а не… это… Когда-то у него были планы на жизнь — сейчас он не мог загадывать наперед, решал проблемы по мере поступления. А они прибывают и прибывают… Когда-то у него была девушка — сейчас никого: пришлось расстаться с ней, чтобы не навредить… Когда-то Стив копил на исполнение мечты — сейчас… ему нужны эти деньги, чтобы уехать как можно дальше…       Мужчина перед ним, в отличие от самого Доула, не торопился. Он, похмыкивая, кивал, изучал каждую страницу, лениво расписывался на пустых строках, всякий раз откладывая ручку, а потом вновь тратя время на то, чтобы взять ее поудобнее деревянными пальцами. Стиву хотелось есть… Желудок сводил его с ума, терпение кипело кислотой в венах, но он насильно успокаивал себя, одергивал, оставляя следы ногтей на ладонях, едва нехорошие мысли проникали в голову. Сейчас… Сейчас… Сейчас этот человек уйдет и Стив получит свои деньги, сядет в машину и уедет отсюда к чертовой матери… Но мужчина в прямоугольных очках задал служащей банка короткий вопрос, Сьюзен удивилась секундно, расцвела предписанной правилами улыбкой и произнесла:       — Тогда Вам требуется немного другой договор. Этот я заберу и уничтожу, — терпеливо пояснила она и сунула бумаги в зарычавший шредер, — а новый сейчас составлю и распечатаю. На это потребуется несколько минут.       К другому окошку вернулась пожилая дама и, подняв по-злодейски изогнутые брови, намекающе взглянула на в очередной раз прилипшую к телефону Мэгги.       «Адский день… — со злостью думал Доул. — …такой, что просто не сможет стать хуже!..»       Сможет — Стив был не прав. Двери распахнулись внезапно, напугав всех, застав врасплох. Клиентка выронила бумаги и документы, те разлетелись по полу возле ее задрожавших ног. Служащие и посетители банка в ужасе уставились на вооруженную автоматами троицу с закрытыми черными масками лицами. Очередь Фрэнка прошила потолок, лопнула пара ламп; Мэгги пронзительно закричала, зажав голову похолодевшими ладонями.       — Руки вверх — так, чтобы я их видел! — гаркнул Фрэнк, переводя автомат на людей. — Если кто коснется тревожной кнопки, мы расстреляем всех, это ясно?! Быстро в центр зала!       Выстрел в верхнюю часть стекла стойки с оглушительным звоном обрушил осколки на столы, поторопив всех присутствующих. В центре холла на пол лицом вниз легли пожилая клиентка, Мэгги, ее молодой коллега, Сьюзен, клиент в прямоугольных очках и Стив Доул, тяжело, как после забега, дышащий ртом в запотевающий кафель. Из комнаты охраны показались двое вооруженных — всего-то — пистолетами мужчин, совершенно не готовых к такому развитию событий. То ли переволновавшись, то ли насмотревшись боевиков, они наставили пистолеты на грабителей и приказали тем отпустить заложников. Вот только сработало все с точностью наоборот: пальцы Фрэнка вцепились в кудри Сьюзен, со стоном боли девушка оторвалась от земли и на коленях замерла у его ноги, как выполняющая команду собака. Испуганная, бессильная, она роняла слезы на бронзовые щеки, и секундная жалость вкупе с опаской навредить ей стоила охранникам жизней. Без каких-либо раздумий Курц выпустил в их тела очередь, и первые трупы окрасили кровью стену и пол.       Мэгги содрогалась от беззвучного плача. Все, чего она хотела, это вернуться к своему ребенку. Чего бы ей это ни стоило… Мужчина в очках, зажмурившись, молился. Дама в возрасте, повернув голову набок, смело вымолвила:       — В Аду вам гореть за это… — но Курц лишь рассмеялся ей в лицо.       Джонни трясло. Его расширенные глаза глядели то на расстрелянных бедолаг, то на Фрэнка и Курца, то на заложников. Он представлял все не так… «Парик» описывал все проще! Только напугать, забрать деньги и бежать!..       — Не распускай нюни, — бросил ему через плечо Фрэнк, по-прежнему держащий Сьюзен за волосы.       Ему нравилось это чувство, искаженно разросшееся эго подпитывала сама ситуация: женщина, стоящая подле него на коленях… Он не доверял напарникам и разрывался между лидерством и возможностью поквитаться со всеми теми, кто смели так или иначе отказывать ему… Взгляд скользнул вниз: по чулкам заложницы, короткой серой юбке; что за развратная форма — на ней вся ответственность, а не на Фрэнке, и ограбление — вина кого угодно, но не вошедшего с автоматом в банк бывшего солдата. Это он тут жертва, он лишь пытается получить то, что с самого начала было ему положено… А потому, наконец сделав выбор, он кивком указал Курцу на светлую дверь за стойкой, а сам приподнял за волосы Сью чуть повыше — чтобы изящное тело изогнулось в легкой боли, а бедра немного раздвинулись, натянув юбку. Дуло опущенного автомата уперлось в жилетку — практически в сердце, работающее в эти минуты как отбойный молоток. Сью боялась не то что двинуться — дышать и внемую хватала полными губами воздух.       — Что, — обозленно процедил Фрэнк, — думаешь, ты лучше меня?       Скованная ожиданием собственной смерти, Сьюзен даже не могла покачать головой. Дуло медленно направилось вниз: всякий раз задевая складки на униформе, словно пропускало через нервы Сью электрический разряд, болезненный до удушья.       Из-за незапертой двери показался Курц и, довольный, выволок за шкирку управляющего, полноватого мужчину средних лет. Тот прекрасно знал, что происходило все это время в холле, но искренне рассчитывал пересидеть ограбление под столом. На мгновение к нему в голову заглянула светлая мысль связаться с полицией, но любая активность повышала риск быть обнаруженным. Жаль, эта участь все равно не обошла его стороной.       Пока Курц не слишком нежно, угрозами и топтанием чужого лица сапогом, «договаривался» с работником банка, Фрэнк с невидимым из-за маски оскалом направил автомат Сью между ног и вдавил дуло в лобок через натянутую юбку, по инерции дающую слабый отпор. Очередной громкий удар за стойкой — и не менее тихий вскрик: в конце концов Курц донес свою мысль, и поднявшийся с пола мужчина с прижатыми к носу руками, по которым струйки крови попадали в рукава и окрашивали ткань, повел грабителя в хранилище. Джонни должен был составить им компанию, но даже ему было страшновато пройти мимо Фрэнка, кажется, окончательно потерявшего контроль не столько над ситуацией, сколько над самим собой, — будто это был не человек, а натянутая леска: задень ее — и грянет взрыв…       — Покажи белье, — непоколебимо приказал Фрэнк, чуть отодвинув оружие.       Служащая сквозь слезы смотрела на него снизу вверх, словно уже и не понимающая человеческую речь, способная лишь бесконтрольно дрожать от страха, но никак не думать и говорить. Автомат, звякнув ремнем, перекинутым через плечо грабителя, толкнул безвольную кудрявую голову, точно бы в следующую секунду готов был выпустить в нее пулю! Заложники в ужасе охнули, зажмурились, не желая видеть еще одно убийство; Сьюзен обронила скулящий стон. Девушка была в шаге от потери сознания, и это было видно.       — Пожалуйста… — оторвал лицо от ледяного пола Доул и воззрел на сапоги Фрэнка. — Вам не помешают забрать деньги — не обязательно мучать заложников!.. — Его голос взметнулся до крика не из-за негодования или смелости, тем не менее присутствовавших в тот момент; шум в голове нарастал, желудок рычал диким зверем, кровь в венах гудела — и все эти звуки, не находя выхода наружу, распирали его голову, раздвигали кости черепа, изощрялись только над его слухом.       Лицо Фрэнка исказила волчья гримаса: верхняя губа дернулась к носу, обнажила передние зубы. Этот никчемный неудачник не имеет права прилюдно унижать бывшего солдата, героя не одной операции!.. Автомат молниеносно был направлен на Доула, мышцы указательного пальца сократились практически судорогой — и несколько пуль продырявили хребет заложника, сердце и легкое. Он затих раньше, чем шум стрельбы осел, как пыль. Все присутствующие, за исключением убийцы, в остолбенении слушали собственное сердцебиение. Искали подтверждение того, что они остались живы… Пожилая женщина морщилась, сжимая воздух в кулаках: сердце нещадно стреляло под левую лопатку. Мэгги сильнее вдавила лицо в кафель. Ей жаль было и охранников, и клиента, и Сью, но будь у нее возможность поменяться с кем-то из них местами или рискнуть собственной жизнью, чтобы спасти, — она ничего бы не изменила. Ей нужно вернуться домой, к ребенку…       — Это твоя вина, — выплюнул Фрэнк сквозь сжатые зубы, вновь направив дуло на Сьюзен.       — Фрэнк… — послышалось из-за спины.       — Заткнись, пока и тебя не пристрелил! — рыкнул он Джонни через плечо. — И не называй это имя, тупой кретин! А ты — слушайся! — Он пнул Сьюзен носком сапога в бедро, чтобы она шире расставила ноги; очень скоро на нежной коже расцветет ярчайший синяк. — Покажи белье, я сказал.       Онемевшими пальцами девушка приподняла юбку на живот, и Фрэнк, удовлетворенный полученной властью, провел взглядом вертикальную черту по фиолетовому кружеву — настолько ощутимо, что Сьюзен стало дурно.       — Верх тоже, — дернул Фрэнк автомат к ее груди.       Пуговицы жилетки и рубашки не поддавались ослабевшим пальцам, слезы падали рядом и впитывались в ткань. Наконец, не выдержав ожидания, Фрэнк выпустил автомат — оружие повисло на ремне, — склонился над оторопевшей служащей и рванул жилетку на ее груди. Испуганный вскрик смешался со стуком посыпавшихся на пол пуговиц, и последний звук повторился через секунду — рубашка тоже больше не скрывала узорный фиолетовый бюстгальтер. Снова схватив Сьюзен за волосы, Фрэнк оттащил ее к усыпанной стеклом стойке: ему нравилось видеть жертву буквально загнанной в угол… Осколки звякнули, по вспоротым чулкам Сью побежала кровь — жалкая капля по сравнению с лужами, окружившими тела охранников и Стива Доула. Рывком Фрэнк содрал лифчик с упругого манящего бюста, сжал и до острой боли потянул за твердые темные соски. Кудри Сью легко, будто перья, покрыли ее плечи; нежные ладони ощупывали стойку позади, словно бедняжка надеялась провалиться сквозь нее, избежать и ужаса, и публичного позора, но на самом деле холод под подушечками пальцев позволял ей сосредоточиться только на этих ощущениях и не дать сознанию упасть в глубочайший колодец, заполненный тьмой…       Воздух рассек шум брючной молнии. Запрокинув голову Сью, Фрэнк провел вставшим членом по ее теплым губам.       — Будь хорошей девочкой — или я расстреляю каждого по очереди из-за тебя…       Выбора не было. Не для Сьюзен. Закрыв прекрасные карие глаза, раз за разом она вбирала в рот член, впускала до самого горла, скользила мягкими губами обратно, к головке, и, преодолев ее венчик, тотчас повторяла все с начала. Как только во рту появлялось хоть немного свободного места, она обрисовывала головку языком, проходилась по отверстию уретры — и ниже, к уздечке; она боялась не выкладываться, сосать вполсилы, ведь от настроения безумного вооруженного негодяя зависели жизни заложников, не только судьба самой Сьюзен. «На сегодня хватит и трех убийств…» — тяжко думала она, чувствуя, как соль, невидимый осадок подсыхающих слез, выжигает по чуть-чуть кожу щек.       — Ласкай грудь, — весело просмаковал Фрэнк, носком сапога грубо упершись через белье в клитор Сьюзен. Девушка, продолжая сосать, послушно обхватила грудь обеими руками, соски проскочили между пальцами. — Вот видишь, тебе самой этой нравится…       Нет. «Но пусть думает как хочет, лишь бы люди были живы…»       — Ф-фрэнк?.. — подал встревоженный голос Джонни.       — Закрой-свою-пасть-дегенерат! — зло выдыхал военный, ритмично насаживая голову давящейся Сьюзен на член, насилуя уже ее горло. Если бы не ограбление, он бы трахнул ее прямо здесь, на стойке! Заставил бы отлизывать ревущей в пол блонде!.. Может, взять обеих с собой, чтоб закончить в фургоне?..       Картины яркого насилия на несколько блаженных секунд затмили для Фрэнка банковский холл. Рот Сьюзен наполнялся спермой, семя стекало по губам, тщетно попыталось подменить в горле воздух — и потому Сью закашлялась, опустилась лбом к полу, будто кланяясь в ноги насильнику. «Только бы конец… Только бы не снова!..» — про себя повторяла она.       — Фрэ-энк!..       — Да что тебе?! — зло рыкнул тот, спрятав член и обернувшись. Дрожащей рукой Джонни указывал на ближайшую лужу крови.       Стив Доул исчез…       В недоумении Фрэнк, схватившись за автомат, осмотрел холл, как если бы мертвецы любили подшучивать иногда над живыми и переползать куда-то еще.       — Какого черта?..       — Я с-сам хотел с-спросить!..       — Когда он исчез?!       — Я н-не знаю! Я смотрел на девчонку, я не видел!..       — Найди его! — гаркнул Фрэнк и наставил автомат на мужчину в очках — ближайшего к застреленному Доулу заложника. — Если узнаю, что вы задумали помешать ограблению, сговорились, я буду отстреливать вам пальцы и заставлять их сжирать!..

***

      Закидывая деньги в одну из двух ранее хорошо сложенных и утрамбованных в оттопыренные карманы сумок, Курц торопился — и потому периодически пачки выпадали на пол, что злило его еще больше, чем стоящий у стены управляющий. Кровь была слишком чиста, мозг к такому не привык. Одной рукой заполнять сумку было неудобно, вторую Курц держал на автомате, но зрение у него было только одно. Он пытался перепрыгивать взглядом с денег на управляющего, но когда не смотрел на вторую живую душу в банковском хранилище, Курцу навязчиво чудилось, что тот что-то делает, прячет руки за спину — вооружается?.. Снова и снова дерганый грабитель вскидывал взор и впаивался им в ладони управляющего; руки тот держал поднятыми на уровне лица — все это время?.. В итоге неудобство стало невыносимым. Курц с непростительной легкостью сделал очередной неправильный выбор — наставил автомат на заложника…       — Пожалуйста, п-прошу!.. — отчаянно взмолился тот, готовый упасть на колени. — У-у меня жена, маленькая дочка — они без меня пропадут!..       — Ну, значит, я сделаю «хет-трик»!       Гром выстрелов оглушил, срикошетив от стен. Сжавшийся от боли мужчина свалился на пол у стены и тотчас затих, а Курц как ни в чем не бывало продолжил заполнять сумку уже обеими руками, придерживая грубый черный материал.       Стук. Скрип — как будто ногтями провели по меловой стене, звук неприятный, глуховатый, пыльный. Замерев, Курц огляделся по сторонам: в хранилище по-прежнему было пусто, только у стены вокруг трупа тучного управляющего расправлялось алое покрывало. Грабитель встряхнул головой, всем телом вздрогнул, и оттого брякнул автомат на ремне. Показалось. Разуму не нравилась адекватная реальность, он натренирован ориентироваться в наркоманском бреду. Отсюда эти подозрительность, легкие иллюзии… Надо перетерпеть, закончить дело, получить свою долю — и вновь утопить извилины в яркости эфира…       Стук. Скрип. Скрип. Шипение — не змеиное, а глубокое, утробное, какое в природе не встречается вовсе. Глаза Курца вытаращились в никуда. Сердце колотилось так, словно кирпичом били в деревянную дверь. Это кажется… Просто кажется… Но на всякий случай Курц выпустил сумку, обхватил автомат, вел им туда же, куда и взглядом. Кровавая стена с застрявшей в ней пулей. Управляющий — мертв — значит, молчит. Вход в хранилище, открытый и безлюдный. Вокруг никого не было. Но Курц слышал — СЛЫШАЛ… и этот звук отличался от тех, которые время от времени раздавались в его барахлящей голове…       Рык, рокочущий, заставляющий ноги дрожать, а сердце — падать с высокого утеса… Сглотнув, точно бы пропихнув трусость вниз по горлу, Курц резко поднял автомат, бросил взор на потолок! — и из хранилища раздался громкий крик да короткая очередь, его оборвавшая!..       Заложники и грабители напряглись в единый миг, повели головами в сторону шума.       — Какого черта?.. — обронил Фрэнк. Джонни попытался ему что-то ответить, но губы не слушались, как и голосовые связки, — он не издал ни звука. — Смотри за заложниками, — приказно процедил Фрэнк сквозь зубы, неторопливо направившись к хранилищу. Грудью он припал к автомату, как и полагается профессиональному палачу, был внимателен, сосредоточен, смертоносен.       Джонни не создавал того же впечатления — это видели и заложники. Как только Фрэнк исчез за поворотом, где начинался коридор в хранилище, Мэгги оторвала покрасневший лоб от пола и подняла глаза на грабителя.       — Пожалуйста… — жалобно прошептала она. Дуло Джонни глядело в пол, сам он делал то же, как будто сторожил наиопаснейшего врага; услышав голос служащей банка, он двинул в ее сторону расширенными зрачками, но не оружием. — Позвольте мне уйти, я Вас очень прошу… — продолжала Мэг, медленно поднимаясь — упираясь ладонями в кафель, садясь. — Я вижу, Вы добрый, Вы не станете стрелять в невинных людей; все мы тут — жертвы обстоятельств… Меня дома ждут дети: мальчик и девочка. Томми пять лет, а Кэти — десять. Всякий раз как возвращаюсь с работы, они бегут мне навстречу, радостно кричат: «Мама! Мама!» — ангельскими звонкими голосочками!..       — Замолчите, — слабо отозвался явно волнующийся, заливающийся потом Джонни.       — …Их отец погиб — несчастный случай. Кроме меня, у деток никого нет! Вы же не оставите Томми и Кэти сиротами, правда?.. У Вас есть сердце, я знаю — вижу: у Вас добрые глаза…       — Прекратите, — тверже ответил Джонни, повернув уже к Мэг все тело. — Если Фрэнк, вернувшись, не досчитается заложников, он расстреляет оставшихся.       — Мои дети не могут остаться без мамы!.. — словно не слыша его, прохныкала девушка. Поднимаясь на ноги, она задела ледяную руку пожилой женщины, давно уже остекленевшими глазами сверлящей пол. Ослабленное годами сердце не выдержало… Накрытые новой волной страха, служащий, Сьюзен и клиент в очках наблюдали за Мэгги, беззвучно ступающей навстречу грабителю — к выходу из банка, расположенному шагах в десяти позади него. — Отпустите меня — и этот добрый поступок перекроет любые другие, совершенные Вами в том числа и сегодня!.. Ай!..       Джонни сжал ее худое плечо, рывком оттолкнул мать одного ребенка и нехотя наставил на нее автомат.       — На пол, немедленно!.. — яростно прошептал он — чтобы Фрэнк не услышал. — Из-за Вас убьют других заложников!..       — Я просто хочу вернуться к Томми и Кэти! Мои дети ждут меня! Они уже наполовину сиротки…       — Да заткнись же ты! Ляг! Быстро — на пол!.. — нервно зашипел Джонни. Мэг лепетала все быстрее и звонче; ему чудились приближающиеся шаги Фрэнка, и потому он как можно мягче двинул девушку прикладом в лицо. Мэгги со стоном боли опустилась на колени, на пол полилась кровь из носа. Оставшиеся в живых заложники облегченно выдохнули в кафель, и бровью не повели, когда Джонни сапогом пихнул служащую в бок, и она, скуля, упала на бок. — Лежать, я сказал! И заткнись, Бога ради!.. Дети не делают тебя более достойной жизни; выжить должны все…

***

      Привыкшее к адреналину сердце бывалого наемника выровняло пульс, подстроилось под шаг неторопливый, твердый, расчетливый. Фрэнк допускал присутствие в хранилище охранника, решившего побыть «Крепким орешком»; также он знал, что доверять наркоманам хоть сколько-нибудь важное дело — так себе затея, и готовился к одному из двух вариантов: либо автомат (что вероятнее) оказался быстрее и надежнее пистолета, коими вооружена здешняя охрана, либо пистолетная пуля вышибла-таки сожженые наркотой мозги горе-подельника — и тогда разобраться с недо-Рэмбо Фрэнку нужно будет самому. Он переступил порог хранилища, напряженный как натянутая тетива. На большом стальном столе лежали сумки: одна — почти под завязку заполненная деньгами, вторая — пустая, промявшаяся внутрь. За столом у стены валялся управляющий, и Фрэнк подумал бы, что именно его убийство слышал, вот только дырок в пузе трупа было гораздо меньше, чем сплетенных с криком Курца выстрелов, а стена не была продырявлена, значит, наркоман не промахнулся. Куда же он стрелял в последний раз — и сам где?..       Фрэнк остановился у стола, переложил валяющуюся на краю пачку банкнот в раздувшуюся сумку, надеясь, что после повторения действий Курца его осенит. Другого выхода из хранилища не было — да и с чего вдруг этому имбецилу бежать без денег? От крысы ожидаешь не только трусости, но и предательства.       По лбу покатилась капля пота, неожиданно крупная, ощутимая, словно ползущий по коже жук. Фрэнк поспешил вытереть лицо тыльной стороной ладони, опустил руку, бросил на нее случайный взгляд: поверх широких синих жил была размазана темная кровь… Сердце запнулось в полой каменной груди, когда над головой раздался низкий утробный вибрирующий рык… Точь-в-точь в изощренном ночном кошмаре, Фрэнк медленно поднял лицо…       С потолка в окружении зияющих дыр от автоматной очереди на него взирало Нечто… Тонкое гибкое цельное тело зверя уживалось с паучьей головой и шестью мощными шипастыми лапами, запросто удерживающими существо хоть на стене, хоть на потолке. Пара из них, к глубочайшему ужасу Фрэнка, словно большую куклу, прижимала к телу, покрытому короткой жесткой черной шерстью, окровавленного Курца. Переломанные в нескольких местах конечности безвольно свисали, на ремне болтался автомат. Идеальный хищник точным, почти хирургическим рассечением на горле повредил голосовые связки и лишил жертву возможности позвать на помощь. Глядящий на Фрэнка широко распахнутыми глазами, пронизанными яркими сосудами, Курц беззвучно непрестанно кричал от боли — губы не смыкались, в то время как чудовище, разведя жвала, неторопливо поглощало лоскут кожи с его плеча, отслаивало ее от кровоточащей плоти страшным натяжением — свежевало его заживо…       Сознание Фрэнка застряло в застывающем цементе приходящего безумия, и потому активизировались рефлексы: он открыл огонь, спиной двигаясь обратно, к выходу из хранилища. Пули изрешетили Курца; монстр разжал лапы — тело упало на стол, приложилось о него головой, раскроило об угол череп; заполненная деньгами сумка опрокинулась на пол, купюры перепачкались в крови. Пули дырявили потолок, жалили тело чудовища, но не могли пробиться сквозь его кости, сотворенные как будто из кевлара. Монстр прикрывал непропорционально длинными лапами голову — и только это дало Фрэнку фору, спасло от смертоносного прыжка невиданной твари, способной с легкостью ломать человеческие кости и завязывать тела в узел. Преодолев так треть коридора, Фрэнк бросил-таки стрельбу — нервы сдали! — и что было сил понесся в холл, а за ним по потолку — монстр. Кошмарные шипы на лапах входили в любой материал как раскаленный нож в масло, без грохота и прочих заметных шумов.       Фрэнк вырвался в зал, подошвы заскользили по крови охранников, и грабитель на четвереньки упал возле напичканных пулями тел. Джонни, единственный стоящий, с недоумением смотрел на напарника поверх стоек; лежащие на полу заложники не видели ничего, боялись лишний раз двинуться и спровоцировать неуравновешенного Фрэнка на очередную резню.       — Какого… — почти шепотом сорвалось с губ вцепившегося в автомат Джонни, когда из-за угла под потолком показалась черная фигура, раскрывающее жвала, крутящее глазастой головой на триста шестьдесят градусов. Не зная, что еще можно поделать, Джонни открыл огонь.       Заложники пронзительно закричали, накрыли затылки руками. Остатки стекла над стойкой осыпалось на пол уже не осколками, а крошкой. Пули оставляли дыры на дальней стене и потолке. Белый от ужаса Фрэнк, отчаявшись встать, дернул за шкирку один из трупов, прикрыл им себе живот. Он готов был использовать в качестве щита не только бездыханное тело, но и любого живого заложника — да что там заложника! — Джонни! — если б это помогло ему выжить!.. Однако хищника, от одного взгляда на которого кровь стыла в жилах, подобным трюком было не провести: игнорируя непрекращающуюся пальбу Джонни, искренне старающегося защитить друга детства, монстр в один прыжок достиг жертву и парой мощным лап пробил насквозь труп охранника, возил шипастые конечности в живую плоть. Джонни перестал стрелять, побоявшись попасть в Фрэнка, коего, кричащего сквозь сжатые зубы, чудовище поднимало в воздух; по проткнувшим живот под ребрами лапам сочилась горячая алая кровь. Крики мучителя окончательно сбили заложников с толку, и девушки почти одновременно приняли решение — приподнялись и заглянули за стойку, пока их коллега и клиент в прямоугольных очках вдавливали тела в кафель, обездвиженные барабанной дробью сердец. Ясные женские глаза расширились, губы разомкнулись в немом возгласе отказа верить реальности. В этот самый момент зверь из ночных кошмаров развел лапы в стороны — и поверх трупов охранников рухнуло разорванное надвое тело Фрэнка.       — Бегите! БЕГИТЕ ВСЕ! — истошно закричала Сьюзен. Никто не послушался; Мэгги ватно сползла по стойке вниз и потеряла сознание в окружении битого стекла.       Джонни вновь нажал на спусковой крючок — автомат разразился короткой очередью, лишь отвлекшей монстра от разматывания кишок то ли судорожно подергивающегося трупа (его верхней половины), то ли угасающего в болевом шоке Фрэнка. Раз люди не способны бежать из проклятого банка, побежит он, Джонни, — вместе с чудовищем… Рокочущий треск вырвался из истекающей человеческой кровью пасти. Монстр оттолкнулся от тотчас треснувшего пола, с грохотом приземлился на стойку! — и оказавшаяся в его тени Сьюзен повалился вбок, поползла по розовым осколкам. Пули вновь попытались пробить хотя бы одну жалкую косточку в туловище инопланетного отродья: Джонни уже не столько силился подстрелить врага, сколько замыкал его внимание на себе, быстро пятясь к двери. В секунду, когда спиной он уперся в пластиковую раму, Джонни отстегнул ремень и швырнул автомат в чудовище. Смесь пастей паучьей и звериной зажала металл, послышался скрежет — автомат начал сгибаться…       Джонни выбежал на улицу, спрыгнул со ступеней, дернул дверь белого фургона и влетел внутрь.       — Быстрее! Поехали! — завопил он.       — Где деньги?! — обернулся «Парик». — У Фрэнка и этого…       — ГАЗУЙ, Я СКАЗАЛ!..       Едва голос Джонни оборвался, дверь банка слетела с петель и приземлилась подле фургона! Немногочисленные прохожие пригнулись к тротуару, решив, что прогремел взрыв. Те, кто были посмелее и не опустили глаза, завизжали в шаге либо от обморока, либо от сумасшествия, потому как блеклый солнечный свет упал на словно пожаловавшую из другого измерения махину!       — Твою ж мать… — опешенно вымолвил «Парик», резко обратил взгляд на дорогу и вдавил педаль в пол.       Рев ожившего фургона не остался незамеченным чудовищем: оно в пару прыжков через прижимающихся к асфальту горожан достигло цели и грохнулось на крышу лавирующего меж машин фургона. Потеющий и матерящийся, «Парик» одну руку оторвал от баранки, взял с соседнего сиденья револьвер и начал палить в потолок — да только, понятное дело, без толку. Фургон делал резкие повороты, Джонни швыряло по полу, но монстру было хоть бы хны: намертво закрепившись шипами, он методично вскрывал боковую стенку фургона, как открывашка банку консервов. Скрежет металла, казалось, превращал мозги в кисель; Джонни кричал, зажав уши. Свет хлынул в фургон на мгновение, однако в следующий же миг его подменила тень проникшего внутрь чудища. «Парик» и думать забыл про руль, отпрыгнул на пассажирское сиденье и разрядил всю обойму в затылок твари, будто бы выбравшейся прямиком из наркотического трипа Курца. Зверь яростно вцепился в правую руку взвывшего Джонни и лапами, и жвалами, и скрывающимися за ними зубами, похожими на острия лезвия бензопилы. Шипы мгновенно разодрали кожу и мясо, легкое движение монстра надломило показавшуюся из раны кость — и последующим рывком чудовище оторвало покореженную руку, оставив у плеча кровоточащий обрубок! В последние секунды перед потерей сознания Джонни оттолкнулся от опорной лапы монстра и через дыру в стене фургона выпал из самовольно движущегося авто, покатился по проезжей части, скрылся за припаркованной легковушкой под удивленные крики и следом прозвучавшие призывы позвонить в скорую помощь.       Отвоеванная рука недолго отвлекала монстра. «Парик» судорожно перезаряжал револьвер — заполненная обойма, взятая из кармана, отказывалась вставать как надо из-за нечеловечески дрожащих пальцев. Бесконечно без водителя фургон ехать не мог: металл встретился с металлом на перекрестке, два легковых авто отпружинили от фургона, как игрушечные, а сам он, завизжав и завертевшись, опрокинулся. Пока прохожие снимали аварию на телефоны и звонили в службу спасения, в салоне беззвучно — с надрезом на горле и переломанными руками — широко раскрывал рот «Парик», лишающийся кожи лица и шеи…       …Сквозь вздымающийся к небу белесый дым солнце заглядывало в кузов фургона через дыру. За ее неровные края ухватились пальцы, и, зарычав от усилия, на бок заваленной машины вскарабкался Стив Доул. Кровь на его коже и одежде напоминала о смертельных ранах, полученных в банке и бесследно заживших тогда же, но в основном принадлежала грабителям и «мозгу» их операции. Пара крепких прохожих подоспела к фургону, помогла пережившему аварию человеку спуститься и отвела его к тротуару, где другие сопереживающие дали воды, попросили дождаться приезда скорой.       Доул сидел на асфальте, присосавшись к горлышку пластиковой бутылки. Произошедшее весьма смутно складывалось в его памяти в цепочку связанных событий и больше напоминало обрывки реалистичного, чрезмерно извращенного сна. Такое бывало и раньше… Хвала Небесам, в этот раз его новому внутреннему «Я» попались негодяи — и… получили по заслугам?..