Эшафот для ангела

Дьявол плачет, тоскует и бьётся. Возвращается, снова уходит. А верёвочка вьётся и вьётся, И конца своего не находит.

      Ангелы презрительно, с ноткой боли и утраты, возможно даже с некоторой печалью, смотрят на демонов. Они не были рождены для зла; ненависть не прожигает в них рваную дыру; небожители поддерживают в себе ту важную гармонию, не поддаваясь искушению уничтожить вторую, вечно докучающую их сторону. Демоны. Сегодня они как никогда ликовали, а в глазах блестел неуловимый азарт в лучах такого яркого светила для такого грустного дня. Они кричали, смеялись, торжествовали, в лицах теплилась надежда свершения сладкой мести над ангелами и нескрываемый восторг. Две стороны стояли и превращали друг друга в прах, но только лишь в своих потайных желаниях. По чьим же стопам пойти Непризнанным? Что ж, это как выбирать из двух зол меньшее.       Я стояла посреди них: маленькая, убитая, сломленная, как едва родившийся птенец, который вот-вот будет съеден исполинской змеёй. Желая себе укромное место под багровыми крыльями демонов, целясь в Царство грехов и падений, надеясь на свой личный бурлящий котёл с лавой, я вовсе была сбита с толку. Я хотела котёл, но не для себя, а для кого-нибудь другого: человека, чью сущность он давным-давно изжил на просторах земной атмосферы или даже парочку ангелов, из-за которых всё это и началось. Я была нейтральной стороной, но так жаждала попасть на могучую, сильную, завлекающую своими цепями веселья и вожделения сторону демонов.       Вот только сейчас всё моё нутро пропитано каким-то едким, смердящим, кисло-горьким ароматом злости, ярости и необузданного гнева, и хотя вполне справедливого. От чувств, распирающих внутри, хочется взвыть, разорвать себя на мелкие ошмётки и бросить куда-то в яму: приблизительно рядом с моим гробом, где меня и похоронили. Смерть Адмирона Винчесто кровоточащей раной осталась на моём сердце, оставив навечно видимый шрам; душа и вовсе не хотела мириться с этим вопиющим фактом такого безжалостного убийства. И демоны, истинные бесы, черти, лукавые и нечистые потребовали расплату. Кровь за кровь. Адмирона за Серафима. За Ребекку Уокер.       Мы стояли на жарком солнце: воздух между нами был разряжен, дышать было трудно, а ком встал поперёк горла, не позволяя сказать ни слова без волнующей хрипоты. Я, бледная от страха, смотрела за проплывающими плюшевыми облаками, стараясь найти хоть какой-то знак от всемилостивого Шепфы. Но ничего так и не увидела. В ушах звенел шум ветра и возмущение всех тварей поднебесных, что были собраны в столь несправедливый час. Я не выбирала эту участь, не стремилась к этой жизни, не желала здесь находиться. Многие бессовестно кидали на меня свои отвратительные обжигающие взгляды. Наверняка так и норовят крикнуть в меня очередную гадость, предшествующую гнусным, скользким, оценивающим взглядом. Дочка Ребекки Уокер соизволила прийти на казнь собственной матери! Но ведь ты обещала, мама. Ты не из робкого десятка, тебя не просто так сломать, верно?       — Смотрите! Они идут!       — Надеюсь, ты получишь по заслугам!       — Мы требуем справедливости!       Сотни голосов горланили, перекрикивали, гремели и что есть мочи драли глотки. Громкие, недовольные возгласы пролетали над головой с левой стороны от моего плеча, когда с правой была подавленная, скомканная и лживая тишина. Ангелы молчали. Они знали, что выиграют, но шансы были ужасно ничтожны. Шепфа здесь никому не поможет. Серафим Кроули, сдержанно прикусив губу и устремив взгляд куда-то в лояльную спокойную точку, стоял в стороне, изредка глядя на разъярённое скопище грехов, истинной ненависти и демонов. Сатана же, возглавляемый этим неконтролируемым потоком тёмной уничтожающей энергии, выглядел таким же спокойным и уверенным, а в глазах читалась победа, что уже была у него в кармане дорогих брюк.       Его поданные неуклюже грубо, с опаской и зловещим оскалом на лице тянули за руки Ребекку. Золотые сильные крылья сложились за её спиной, привязанные друг к другу звенящими цепями. Руки были обтянуты железной проволокой, схожей на острые шипы, вонзающиеся в тонкие запястья. Мама была сильной. Походка источала твёрдость и решительность; она, как крепость, была неприступной; взгляд был суровым, сулящим беду и войну. Мама, как один из всадников апокалипсиса, могла одним движением, одной энергией, что ярким светом переливалась внутри её естества, убить всех вокруг, сметая на своём пути всё живое и неживое. Но она этого не делала, лишь шла под натиском красных глаз и неприятного режущего шума.       Под рёбрами что-то сладко кольнуло, отдаваясь дрожью по всему телу. Я помню её руки, помню её голос, который напевал мне колыбельную, помню её улыбку и как смешно она назвала меня Викторией. Сейчас же передо мной стоит храбрая женщина, что сумела обойти многих небожителей, не уступая им по их врождённой силе. Я гордилась ею. Но боль и минувшая утрата острием заточенного лезвия так и резали во мне душераздирающую рану, делая мне нестерпимо больно. В глубине души я верила, что моя родная мама справится, что Серафим, приближённый к самому Шепфа, не позволит вот так вот умереть на глазах у всех созданий этого бренного мира. И если моя мама — война, то я в ней — Победа.       — Серафим Ребекка… — издалека послышался голос Родента, но никто его не слышал, на перебой крича и взмывая вверх кулаками.       — Мама!       Горькие слёзы хлынули ручьём, когда до ужаса близкие мне глаза посмотрели на меня. С такой же внутренней борьбой, с такой же болью и печалью. Она была убита, но никогда бы в жизни не подала бы и виду, несгибаемо выстояв все нападки и угрозы. Ребекка была сильной. Но я — навряд ли. Поэтому, расталкивая обезумевшую толпу, я медленно подбиралась к ней, тянула свои руки, бежала сломя голову в надежде хоть ещё раз прикоснуться к ней, почувствовать её тепло, которое так долго скрывалось за глыбами льда. Осталось ещё несколько метров. На мгновение показалось, что дорога была нескончаемой, но вот я уже стою на площади, которую образовали сами небожители. В эпицентре огня: губительный, невыносимый, уничтожающий. Смотрю на маму, притягивая её в свои объятия, завлекая в свою память навсегда, не в силах расстаться с ней. Захватываю её светлую энергию, вбиваю её в себя, заколачиваю гвоздями и вмиг растворяюсь в тёплых руках матери. Она обнимает меня в ответ удушливо, сильно, боясь потерять, по-матерински, с бесконечной любовью и нежностью. Слёзы продолжают стекать по пунцовым щекам, мамино лицо тоже залилось тонкими ручейками.       — Она плачет… Ребекка плачет?!       Время остановилось. Между нами не было тех устрашающих подданных, не было тех демонов и ангелов, никто не мог нарушить наш только что создавшийся покой, ту идиллию, ту близость, которую я желала ещё с пяти лет, плача навзрыд над деревянным гробом матери. Она молча притягивает меня крепче, целуя лоб, щёки, веки и даже скатывающиеся слёзы. Запах щекочет мой нос, а слабая, но столь узнаваемая и близкая энергия с последних сил держит тело Серафима. Внутри меня сгущаются тучи, и лишь мама то Солнце, что было мне необходимо всё моё жалкое существование. Она мой луч надежды.       — Всё будет хорошо, Вики, — шепчет на ухо мне мама, а горло её душит плач.       — Мама… Я… — Она берёт моё лицо в руки, заглядывая прямо в душу своими небесными глазами. — Я люблю тебя, мама.       — И я тебя, детка. — Время будто ускоряется, принимая свой прежний облик быстротечности бытия. — Будь сильной, слышишь? Обещай мне, Виктория, будь сильной.       — Конечно. — Кто-то выхватывает моё Солнце из объятий, оставляя холод, вонзающийся в сердце. — Обязательно, мама, я обещаю. Прошу, не уходи! Не оставляй меня!       — Я всегда рядом, милая. — Руки сдавливают моё запястье, а между мной и мамой безбожно быстро увеличивается расстояние. — Я всегда буду любить тебя! Ты должна помнить об этом, Вики… Я люблю тебя.       — Мама, нет!       Солдаты Сатаны с силой отделяют нас друг от друга. Маму велели отвести к эшафоту, меня же просто выкинуть как ненужный мусор. Здесь больше не было того раздражающего шума — лишь тишина и мои жалкие всхлипы, доносящиеся до глубин мира. Вот только один Шепфа меня никогда не услышит. Я бьюсь, вырываюсь из крепких рук, сдавливаемых мои кисти, плечи, крылья. Железные копья образуют клетку, из которой мне не выбраться, а мама лишь обессиленно наблюдает, как мои глаза растворяются где-то в толпе на площади под пристальным взором зрителей, что так жаждали зрелищ. Мне было плевать, где находился Сатана и его убогие поданные, мне было плевать, где трусливо подрагивал Кроули с подопечными ангелами и всей свитой учителей. Мне было абсолютно плевать, что дальше станет со мной и куда меня выбросят солдаты Сатаны, хоть и желательно в гроб: рядом с мамой.       — Пустите меня! — Ногти царапают чёрное одеяние демонов, руки стараются выбить копья. — Мама! Прошу, отпустите меня, пожалуйста… Мама! НЕТ!       Слёз больше не было — лишь сквозная дыра, лишь сплошное разочарование и жёсткая боль. Чьи-то руки подхватывают меня, обнимая за плечи. На душе становится тепло, а белая мантия скрывает лицо, застилая меня обзор. Руки упали, не в силах больше противостоять; колени согнулись, заваливая меня наземь. Ангел Фенцио. Он спокойно, ласково, мягко гладил мои волосы, плечи и руки. Мы сидели с ним на траве, обнимаясь и задыхаясь от горя. В его стеклянных глазах больше не виднелись следы жизни, не сверкали голубые искры, не блестели молнии. Он забирал у меня боль, забирал мои слёзы, крепче сцепляя руки на моей спине и прижимая меня к едва вздымающейся груди. Сердца наши бились в унисон бешеным ритмом, а мы сидели ни живые ни мёртвые вокруг всех существ и молча делились своей горечью и печалью. Он был для меня самым беспощадным ангелом в Лимбе, но душа его была белой и чистой. Он был похож на маму.       — Тише, Вики. — Судорожные касания успокаивали меня, а душа больше не разбивалась на несколько осколков. — Тише…       — Почему они это делают? Зачем они так поступают с ней? Почему они не могут отпустить маму? Почему?!       — Тш-ш. — Губы едва сомкнулись, вынуждая подавлять прерывистые всхлипы.       — Почему… — Грудь разрывало от боли. — За что они так…       Вмиг сильнейшие всполохи энергии остановились передо мной, кружа багровым закатом. Лакированные ботинки стояли напротив нас, а зловещая фигура возвышалась, скрывая огромными чёрными крыльями лучи светила. Дорогой костюм, самовлюблённость и уверенность так и сочились из уродливой обманной оболочки. Рядом со мной стоял Сатана и усмехался, прокручивая в пальцах моё золотистое перо: чуть похожее на мамино. Гнев разливался внутривенно ядом, отравляя сознание. Я сидела перед ним на коленях, но только не моля о пощаде, а поистине ненавидя его существование, желая превратить его в серый прах, стереть с лица земли, уничтожить и наблюдать за этим, улыбаясь ровно также, как и он сам. Резко встаю, сжимая кулаки от злости, а пара сотен глаз устремляется в нас, пожирая с ещё большим интересом. Шёпот переходит в слышимый гул.       — Почему вы позволяете делать это?! — кричу я, вырываясь из хватки Ангела Фенцио. — Кто вы такой, что можете разрушать чьи-то жизни?! Я надеюсь, вы получили, что вы хотели! Ведь именно этого вы добивались, не так ли?! Я ненавижу вас! НЕ-НА-ВИ-ЖУ!       Одно мгновение смогло уничтожить меня быстрее и хуже, чем в моих мыслях и представлениях. Шум стих после моих выкриков: многие пугливо закрывали рты, другие же отшатывались назад, прекрасно понимая, что произойдет в следующие секунды. Я была готова к его наказанию, была готова, что он в очередной раз свернёт мне шею, выбьет спесь, превратит мою жизнь в настоящий Ад. Его кровавые глаза бегали по моим, его крылья слегка дрожали на ветру, но взгляд оставался невозмутимым. Ещё несколько секунд, и я могла распрощаться с жизнью.       Как вдруг я поняла, что оказываюсь в объятиях Сатаны. В жарких, обволакивающих и обжигающих, отдавая страхом и бережностью. Руки его обвили мою талию, а лицо зарылось в волосы, притягивая меня ближе к его груди. Тело бил озноб, а сердце пропустило едва слышный удар, как только я прикоснулась к самому Сатане — Королю Преисподней. Он был также убит, внутри него не было ничего живого: ни радости, ни счастья. Мужчина обнимал меня, по-отцовски мягко, успокаивая меня и сильнее сжимая свои руки вокруг моего ватного тела. Вечность простояв в объятьях Дьявола, я услышала павший шепот, который с лёгкостью мог разрушить меня и всю эту площадь. В принципе, так это и было.       — Мне жаль, Вики. — Севший голос прозвучал слишком отдалённо в моей голове. — Я не хотел терять Ребекку. Я никогда бы не сделал ей больно.