After storm

Квартира Химуро – будто часть его тела, его продолжение. В ней нет ни намека на уют, зато сразу видно, что ее обставляли со вкусом, листая журналы с последними тенденциями моды по части дизайна квартир. У него белоснежный диван, на который страшно присесть, прозрачное подвесное кресло, высокие стулья у барной стойки в кухне, которые создают иллюзию повторения формы тела присевшего, панно на всю стену в гостиной, зеркально отражающее небоскреб, что виднеется из окна. Выглядит, конечно, потрясающе. Хочется любоваться, рассматривать, но ничего в этой квартире не предназначено для того, чтобы вызывать желание остаться. Смотреть, но не трогать. Точно как сам Тацуя. Кагами знает, что ему тут не рады, и плевать хотел Химуро, что он провел 13 часов в самолете, что у него затекли ноги, что у Japan Airlines предусмотрены слишком маленькие порции еды, и он дико голоден. Химуро открывает ему дверь и недружелюбно смотрит сузившимися глазами (хотя Кагами виден только один), однако молча впускает его в свой храм отчужденности и уединения, одарив лишь фразой «обувь оставь у порога». Он не хочет его видеть, и Кагами приходится напомнить себе, что он и так об этом знает, чтобы подавить острый укол обиды. Они не виделись со времен Зимнего Кубка. Во время последней их встречи ему правда показалось, что они смогут наладить свои отношения, что не все потеряно, что необязательно быть врагами вне площадки, если им приходится соперничать на ней. Но 2 недели спустя он узнал (от Куроко, отчего вдвойне обидней), что Химуро вернулся в Америку, никого не предупредив, просто забрал документы из Йосена и улетел. И то, что он почувствовал, услышав новость, ему не понравилось. Они сбегали друг от друга слишком часто. Кагами надоела игра в прятки, потому что, если невозможно сбежать от самого себя, также невозможно сбежать и от того, кто стал частичкой тебя. Химуро даже не пытается строить из себя гостеприимного хозяина, он просто продолжает то, чем занимался до прихода Тайги, будто он лишь часть мебели, которую доставили к нему в квартиру и которая не нуждается в распаковке или внимании. Он легко ступает по серому ламинату, останавливается у горшков с цветами и нагибается, чтобы полить их, вытирает влажной губкой пыль с зеленых листьев, осторожно удаляет засохшие. Кагами ставит сумку на пол и присаживается возле цветка, названия которому он не знает. Ни слова не говоря, он помогает привести растение в порядок, стараясь быть аккуратным и игнорировать цоканье Химуро, когда ему это не удается. После того как они заканчивают, Химуро снимает перчатки и позволяет ему вымыть руки в раковине. Тишина, наконец, прерывается звуком включенного чайника. Тацуя жестом приглашает его присесть на высокий и дико неудобный, хотя и красивый, стул, как бы признавая Кагами достойным внимания. - Я так понимаю, ты прилетел не для того, чтобы помочь мне в уходе за цветами? - Химуро говорит с ним на английском, и Кагами принимает его условия. - Не для этого, - он чувствует себя растерянным и злится, что не удосужился заранее подумать о том, что и как говорить Тацуе. Намеки и окольные пути – не его сильная сторона, поэтому он решается сразу же выложить все карты на стол. - Я хочу, чтобы ты вернулся в Японию. Со мной. Химуро на секунду замирает, держа ложку с сахаром на весу, прежде чем высыпать горку кристалликов в чашку. - Чай или кофе? - Чай. С тремя ложками сахара… пожалуйста. - Я помню. Химуро заливает кипятком чайные листья вместе с сахаром прямо в чашке. В Японии так никто не делает, но у американцев нет никакого особенного уважения к этому напитку, зато есть уважение ко времени и затраченным усилиям. Отвечать, по всей видимости, он не намерен, поэтому Кагами продолжает: - У меня есть предложение. Хорошее предложение. Киеши-семпай не сможет играть с нами в следующем году, почему бы тебе не присоединиться к Сейрину? - Я не играю на позиции центрового. - Но ты ведь играешь и за форварда тоже? Я мог бы быть центровым. А ты мог бы занять мое место. - Какое самопожертвование. А как же ваш тандем с Куроко? Готов отдать мне свою тень? - Об этом я еще не думал… Это правда. Смена позиции коснется не только его, она затронет всю команду. Но Куроко поймет, обязательно. Он всегда его понимает. В конце концов, именно Куроко сказал ему, что им пригодится сильный игрок, и недвусмысленно намекнул, кто подойдет на эту роль, предложив глянуть расписание рейсов в Нью-Йорк. - И зачем это все? Химуро стоит тут, в своей дурацкой кофте, которая закрывает слишком мало тела, чтобы Кагами не хотелось приникнуть губами к обнаженным ключицам, смотрит на него своими невыносимо красивыми глазами, так похожими на затянутое тучами нью-йоркское небо, заставляющее мечтать, безмолвно молить хотя бы об одном луче солнца. И этими манящими, созданными для грязных и пошлых поцелуев с языком губами он смеет у него спрашивать, зачем все это. Все это – для него. Всегда было и всегда будет. На любом континенте, в любой команде и форме, Химуро – начало всему. Химуро – его Бог, который подарил ему жизнь, полную ярких красок и впечатлений, полную приятной усталости, сладкой боли в мышцах и рек пота. Химуро – его змей-искуситель, предложивший сразиться и наказавший за выигрыш. Химуро – последняя и важнейшая часть его мозаики, без которой картина не будет полной, не будет иметь никакого смысла. Но как ему это объяснить? Как заставить понять, насколько важным для него все те годы в Америке было одобрение в серых глазах? Сколько раз он черпал силы продолжать бороться из одного лишь ощущения прикосновения холодного металлического кольца к разгоряченной коже? Химуро глух и слеп в своем коконе, защищающем его чувствительную, уязвленную гордость. Кагами хочет и боится пробиться сквозь нее: что бы он ни делал, все ранит Тацую, все причиняет ему боль. И это заставляло Кагами все эти годы одергивать тянувшуюся руку, боясь чужой боли сильнее, чем собственной. - Я хочу снова играть с тобой, - осторожно произносит Тайга, наблюдая за реакцией Химуро. Но тот лишь ставит чашку с чаем перед ним и отходит назад, прислоняясь к кухонной тумбе. - Я бросил баскетбол. Не фраза, а землетрясение. Мир Кагами сходит с привычного места. Мир, в котором Химуро и баскетбол – синонимы, части одного понятия, связанные столь крепко, что когда он думает об одном из них, невольно вспоминает и другого. - Что?! Как? Зачем? Химуро медлит с ответом, взвешивая слова на языке. В его взгляде появляется то выражение, по которому Кагами успел соскучиться – так смотрит наставник на любимого из своих учеников, у которого еще нет сокровища опыта. - Тайга, я многому тебя научил, и вот тебе еще один урок: мечты не сбываются. Чудес не бывает. Ну, разумеется, если не считать тебя, Ацуши и остальных членов Поколения Чудес. Возможно, стоит перефразировать: чудеса не случаются с обычными людьми. - Ты – не обычный человек. - Я не нуждаюсь в твоих утешениях. Когда-нибудь ты вырастешь и осознаешь пределы собственных возможностей. Надейся, что они тебя не разочаруют. Потому что когда твои мечты вне твоих способностей – это больно, Тайга. С этим сложно жить, и мне надоело мучить себя напрасными надеждами. Ошарашенный и сбитый с толку Кагами пытается осмыслить услышанное, но выходит у него плохо. Он знал все это, а если и не знал, то чувствовал, но никогда даже представить себе не мог, что Химуро сдастся. Человек, который научил его целеустремленности, полной самоотдаче, говорит, что устал бороться. - Баскетбол – худшее, что случилось со мной в жизни… - Да как ты можешь… - Не перебивай меня, - отрезает Химуро. - Помолчи и послушай, что я тебе скажу, раз уж пришел, чтобы размахивать у меня перед лицом тем, от чего я с таким трудом отказался. Знаешь, что меня раздражает в тебе больше всего? Твое высокомерие таланта. Усилия не всегда окупаются, и не каждую стену можно сломать, если снова и снова об нее биться. Иногда вместо стены ломается шея. Ты считаешь меня трусом. Это не вопрос, я вижу в твоих глазах разочарование. Ты даже представить себе не можешь, сколько смелости и мужества порой требуется, чтобы отказаться от чего-то. Не тебе меня осуждать, ты и понятия не имеешь о том, что я чувствую и каково это – когда ты недостаточно хорош, чтобы заниматься любимым делом. - Но ты достаточно хорош! - Кагами не выдерживает этого абсурда и снова перебивает его, игнорируя разозленный взгляд. - Кто вообще придумал эти мерки? Ты любишь баскетбол, никогда не поверю, что это не так. И ты отлично играешь, обыграть тебя было непростой задачей, не уверен, что справился бы без своей команды. Я видел столько парней, которым далеко до тебя, но они играли и не заморачивались на тему того, достаточно ли они хороши. Они просто выкладывались на полную и получали от этого удовольствие, даже если не всегда удавалось выиграть. - Если кого-то устраивает быть посредственностью и оттенять звезд, то это их дело. Я не хочу вечно торчать на заднем плане. - Поэтому ты решил уйти? - Да. Я решил все силы отдать учебе и поступить в лучший юридический вуз страны, как хотят мои родители. - Но не ты. Ты этого не хочешь. - Повзрослей, Тайга. То, чего ты хочешь – не всегда то, что тебе нужно. - Если это и есть взросление, то лучше я навсегда останусь ребенком. Химуро одаривает его таким взглядом, что у Кагами опускаются плечи под его тяжестью. Он уже забыл, зачем вообще сюда приехал. Была какая-то причина, но она померкла перед тем, что заявил ему Химуро. Он нуждается в нем, а Химуро нуждается в баскетболе – Тайга знает это точно, он видел в его глазах тот же огонь, что видит в зеркале, что видел в синих глазах Аомине и голубых Куроко. Это страсть, которую ничем не заменить, без которой жизнь не может быть полной, и теперь Химуро собирается подавить ее, чтобы прожить жизнь бледной тенью того человека, которым мог бы быть. Это несправедливо. Дать человеку страсть и не дать сил, чтобы следовать ей. Природа обошлась с Химуро очень жестоко, не выдержав нужных пропорций. Кагами хочется набить ей морду. Или самому Химуро за то, что идет у нее на поводу. Или хоть кому-нибудь. - Знаешь, - Тацуя отрывает его от мыслей, которые заставляют кулаки сжаться, - Ацуши как-то сказал мне одну вещь на тренировке, когда я пытался отобрать у него чипсы и заставить отрабатывать дриблинг. Он сказал, что я пытаюсь воплотить свои мечты его руками и навязать свои ценности, а ему это не надо. Не смотри так удивленно, этот парень совсем не дурак. Просто обычно ему лень говорить, думать и вообще делать что-либо, кроме поглощения пищи в нереальных размерах. И тогда я понял, что в этом месте мне больше делать нечего. Зачем все эти усилия? Чтобы раз за разом убеждаться, как узки мои рамки? Чтобы видеть людей, у которых есть то, за что я готов убить? Я начинаю завидовать, а это отвратительное чувство, я перестаю себя уважать, когда испытываю его. Я – посредственность, то, что могу я, может каждый. Ладно, я готов с этим смириться, но не хочу, чтобы мне напоминали об этом снова и снова. Баскетбол и так слишком много у меня забрал, чувство собственного достоинства я ему не отдам. Неожиданное раздражение накатывает на Кагами. - Бред все это. - Прости, что? - Все, что ты говоришь. Мне надоело тебя слушать. Где ты прячешь мяч в этой отвратительно стерильной нежилой квартире? - У меня его нет. И не уверен, что готов позволять тебе оскорблять мою квартиру. - Нет, отличная квартирка. Для того чтобы слишком много думать и убивать в себе все живое. Так где мяч? - Я сказал тебе: его нет. - Врешь. Я переверну тут все вверх дном, но найду его, так что лучше сам неси. Подарив ему самый уничтожающий из своих взглядов, Химуро выходит из кухни и возвращается минуту спустя с большим оранжевым мячом. Бросив его прямо в руки Кагами, он выжидающе смотрит на него. - Пойдем. - Куда? - На площадку, где ты познакомил меня с баскетболом. Им приходится немало побродить, прежде чем они ее находят. О том дне память Кагами сохранила лишь воспоминания о тяжести баскетбольного мяча и необычном мальчишке с косой челкой на один глаз, адреса в ней не осталось. Но он помнит, где тогда жил и в какую школу ходил, а площадка оказывается примерно посередине между этими двумя точками. Химуро идет рядом, молчаливый и нахмурившийся, не разделяя энтузиазма Тайги, но хотя бы не возражая. Изменилось ли тут что-то, Кагами не знает. Но есть корзина, нет народа, а больше ему ничего и не надо. - Давно мы не играли один на один, а? - Я не собираюсь с тобой играть. - Но ты все равно уже здесь, - видя, что Химуро это не убеждает, он добавляет: - Слушай, я перелетел океан, можешь ты хотя бы разок сыграть со мной? Потом я улечу обратно и оставлю тебя в твоей зоне комфорта, даю слово. Химуро вздыхает. - Ладно. Не забудь, что пообещал. Мяч исчезает из рук Кагами прежде, чем Химуро заканчивает фразу. И в следующую секунду они оба мчатся к корзине, сражаясь за право вколотить в нее мяч первым. Кагами едва успевает перехватить мяч кончиками пальцев, когда он уже готов коснуться красного ободка, и сделать эффектный данк. Следующая корзина принадлежит Химуро. А потом они перестают считать. И все, кроме мяча, корзины и человека напротив, теряет свое значение. Холодное пиво – его персональное guilty pleasure, он не позволяет себе его в Японии, хотя там скорее не позволяют строгие законы, но все, что происходит в Америке, остается в Америке, а потому Кагами разрешает себе баночку этого оазиса посреди летней жары мегаполиса. Химуро принимает из рук свое пиво и откидывается назад, облокотившись на траву под ним. Их мокрые футболки валяются рядом, давая едва ощутимым порывам ветра остудить их вспотевшие разгоряченные тела. - Ты помнишь, кто победил? - спрашивает Кагами, усаживаясь рядом. - Неа. Ты, наверное. - А мне кажется, ты. Химуро смеется, делая глоток из банки. Кагами старается не слишком явно пялиться на его плоский накачанный живот, каплю пота, которая будто бы специально стекает между кубиками пресса, исчезая в ткани джинсов, и слишком ярко выделяющиеся на фоне бледной кожи коричневато-розовые соски. Но все равно чувствует, как кровь приливает к лицу – хорошо, что только к лицу – сдавая его с потрохами. Хочется повалить Тацую на спину и целовать, целовать, целовать. Хочется слизнуть проклятые соленые капли, которым посчастливилось касаться его гладкой кожи. Хочется рассказать ему обо всех тех озарениях, которые настигли его, когда они были порознь. И о том, как он злился на себя, что не успел или не смог сказать всего этого зимой, когда Химуро сам прилетел к нему. И как страшно ему было, когда в глазах Химуро захлопнулись створки. Но сейчас не время. Если Кагами не вернет в его жизнь баскетбол, то не сможет вернуться и сам. Он даже жалеет, что здесь нет Куроко, которому всегда удавалось находить нужные слова, заражать людей собственной философией, освобождать их от собственноручно смастеренных оков. Но Куроко далеко, а значит придется подбирать слова самому, и если голова ему тут не помощник, то, может, хоть сердце подскажет. Он подкатывает мяч к себе и легко бросает его Химуро, чтобы тот мог поймать одной рукой. - Чувствуешь? Это – самое настоящее, что есть во всем мире. То чувство, которое наполняет тебя, когда ты держишь баскетбольный мяч. Я знаю точно, потому что меня оно тоже наполняет. У тебя до сих пор сердце бьется, как ненормальное, да? Это счастье. От него кипит кровь и появляется улыбка, блеск в глазах, даже руки от него дрожат. Разве уровень твоих способностей влияет на это чувство? Ты думаешь, что мальчишки, которые гоняли в стритбол с нами несколько лет назад, получали меньше удовольствия от игры, чем профессионалы из NBA? Ты говоришь, что у тебя нет таланта, но это бред, как по мне. У тебя талант зажигать огонь в других, а это многого стоит. Ты зажег его во мне, ты даже умудрился распалить Мурасакибару во время нашего матча. Этого не смог бы никто другой. Я не пытаюсь учить тебя жизни, я и сам мало что в ней понимаю, но одно я знаю точно: от любимого дела отказываться нельзя. Химуро молча слушает его, растянувшись на траве, и вертит мяч вокруг своей оси на пальце, подняв его над собой. Его лицо выглядит отстраненным, Кагами даже не уверен, что его слова достигают цели, но легкая улыбка на губах дает надежду, что он на верном пути. - Поехали со мной. Нам надо взять реванш и надрать самоуверенную задницу Акаши, который сделал нас на Зимнем Кубке. Если ты будешь с нами, я уверен, что у нас получится. Ты нам нужен. Ты нужен мне. Смущаясь собственных слов, Кагами неловко чешет затылок и утыкается в банку с пивом, повернувшись к Химуро спиной. - Так сильно любишь свою команду? Тайга давится напитком и начинает кашлять, радуясь, что его лица не видно. - Ну да… Люблю… кхм… свою команду. Конечно. - Ладно, считай, уговорил, - вздыхает Химуро и задумчиво добавляет самому себе: - Возможно, если я буду частью чего-то особенного, то и сам стану особенным… Кагами радостно улыбается и собирается встать, но неожиданно Химуро хватает его за руку, останавливая. Приподнимаясь на локте, он притягивает Кагами к себе за цепочку и касается его губ осторожным, почти целомудренным поцелуем. Кагами немеет, бледнеет, затем краснеет, забывает принимать участие в этом поцелуе и растерянно хлопает ресницами, когда Химуро отстраняется. - Спасибо. - З-за что? - заикаясь, спрашивает Тайга. - За пиво, за что еще? Тацуя легко поднимается на ноги, подхватывая мяч, и направляется обратно к корзине, чтобы еще пару раз закинуть его в корзину. Кагами наблюдает за ним и чувствует, как сердце сжимает то самое чувство, о котором он говорил несколько минут назад. Наполняющее до краев, всепоглощающее счастье.