Дымчатое солнце

— Прекрати меня считать мелким! — закричал, не выдержав, пятнадцатилетний кареглазый шатен, хлопнув по столу далеко не самой сильной рукой. — А что поделать, если ты сам вынуждаешь так о тебе думать? — Чуть раздражённо, но всё же сдерживая себя, спокойно ответил блондин с неестественно светлыми, очевидно крашеными, волосами светлого, ядовито-жёлтого цвета. Он недовольно нахмурил брови над янтарными глазами, которые казались еще ярче из-за тех же лимонных локонов, но, тут же помассировав висок тонкими пальцами, расслабил мышцы лица и, закатив сферы зрачков далеко в сторону, откинулся на спинку старого кресла. Выдох, и стройное, худое тело расслаблено, как и разум. — Думаешь, если на каких-то чёртовых пять лет старше, то умнее на целых пятьсот?! Ты, мать твою, сам говорил без конца, что возраст значения не имеет! Тогда какого хрена, Билл?! — Не унимался паренёк, всем нутром в этот момент ненавидя и эти слова, и расслабленно устроившегося в седалище юношу, и нервно стоящего напротив него себя. А ведь Билл был, пожалуй, лучшим и даже единственным его другом, а, может, даже — правда, он боялся об этом думать, — и кем-то бо́льшим… Временами Диппер спрашивал сам себя: «Это вот настолько он мне хороший, лучший друг, или это уже то, что к друзьям обычно не чувствуют?!» Он ловил себя на мысли о том, что блондин очень красив, — разумеется, только разумом! Да, манерой речи, мнениями, размышлениями… что там еще можно ценить не-физического? А потом понял и сдался — телом тоже. И запахом. И голосом. И глазами. И волосами, в которые иногда так хотелось зарыться носом, словно на рассвете утонуть в бескрайнем пшеничном поле. Каждая мелочь в этом статном создании временами казалась лучшей, идеальной и такой тягучей. Однажды, наедине, Пайнс подумал о том, что готов прямо сейчас схватить Сайфера за запястья, грубыми и резкими движениями сорвать с него одежду, кинуть в кресло и рисовать. До кровавых мозолей отпечатывать на тысячи холстах эту картину, этот портрет высшего искусства, чтобы навсегда запомнить и по бесконечному кругу наблюдать то, что он однажды видел, когда блондин переодевался. Если бы ещё Диппер позволил себе так сделать, не то, что уметь рисовать… Но были и такие моменты, когда Пайнс просто терпеть его не мог. На самом деле по многим причинам. По тем, которые друзья не злятся, а лишь снисходительно пожимают плечи, а может даже и желают что-то в роде удачи, но с этим желтоглазым существом — не иначе, как родственником отряда змей! — всё было иначе. И вот снова это происходит. Казалось бы, вот, недавно были сердце к сердцу, душа в душу, одним целым… А теперь шатен вновь взрывается от гнева, и вновь именно он делает это первым. Каждый раз, каждый раз… — Не имеет, и мы говорили об этом тысячи раз, но тут дело не в возрасте, а в твоём молодом, несовершенном и… — Билл вовремя себя одёрнул и замолчал, так как хотел разукрасить несчастное слово такими прилагательными как «отвратительном» и «омерзительном», ведь его эмоции тоже были вполне такими же человеческими. — В общем, ты меня понял. Восприятии. Года годами, но опыт приходит именно с ними, и ты это прекрасно знаешь. На этих словах он поднялся и, не без горделивого вида, засунув одну ладонь карман, а другой утешительно хлопнув по плечу шатена, прошёл мимо до самой двери, собираясь победоносно удалиться. — Я с удовольствием посмотрю на тебя через эти же чёртовых пять лет, Диппер. Он, мягко закрыв двери, пошёл дальше, оставив Пайнса в сокрушительном молчании, в то время как последний бегал глазами по полу, нервно пытаясь найти ответ на колкую фразу, но в голове лишь отражалось эхом всё ранее сказанное. Если Диппер срочно не крикнет что-то напоследок, то так и останется побеждённым, и в очередной раз подтвердит статус неуравновешенной истерички. Секунда, вторая. Шаг, ещё один. — А ну стоять! Он с пронзительным криком резко распахнул деревянные доски и накинулся на Сайфера, ожидая, что это его остановит, но, не рассчитав силы, повалил обоих на пол. Зажмурившись, он почувствовал, что тело, оказавшееся под ним, смягчило падение, но в ту же секунду сам Диппер был насильно перевернут и прижат к полу за запястья без возможности сопротивляться даже ногами. К тому моменту, как он открыл глаза, над ним уже возвышались пылающие янтарные огни, испепелявшие не столько злостью, сколько унизительным осуждением. Билл смотрел на него холодно и грубо, заставляя при этом чувствовать себя загнанным в угол агнцем, провинившимся ребёнком. Сработано было быстро и чётко, и, хоть уже не маленькое, но всё же слабое тело не имело возможности что-либо сделать. Пайнс невольно сжался, при этом инстинктивно скрестив и ноги. Десятки мест и вариаций до этого момента занимали бурное сознание, но не так… Не сейчас! В карих глазах читались раскаяние и мольба о прощении, подпитываемые доселе неизведанным страхом. Он был не то, что побеждён — разбит вдребезги. А проигравшего, как известно, ждёт суровое наказание. — Боишься, что это случится прямо здесь, на полу? — Спросил Билл, внезапно смягчившись в лице и чуть ослабив хватку — он понял, что сказало тело подростка. Сердце и сознание последнего дрогнули, потеряв какую-либо возможность говорить. Проносилось лишь: «Как?!». — Как ты?.. В смысле я… Я же не… — Да уймись уже, неужели ты думаешь, что я ничего не понимаю? — он продолжал держать чужие запястья, но уже не придавал к этому такого большого количества усилий. Если уж говорить, то сейчас. — Я ведь прошёл этот же период, Диппер. Пусть и не в такой полной и бурной мере, но, твою мать, ты и сам это прекрасно понимаешь! К чему все эти выкрутасы? Шатен отвёл взгляд, начиная заливаться румянцем и… слезами. Он не мог ответить почему. А потому, что Билл прав. — Ты же вроде как в состоянии взять над гормонами верх, а в случае чего просто, блять, поговорить со мной, пусть даже о том, что хочешь меня трахнуть. Блондин тяжко выдохнул и, протягивая руку кареглазому, встал. Тот поднялся следом и виновато опустил мокрые глаза, не зная, куда деться, кроме как сейчас же под землю. Парень прочитал его как открытую книгу, и, хоть не пришлось проходить этот бестолковый момент признания, когда не можешь выразить и слова и вместо этого мямлишь какую-то несуразицу, эта ситуация была ещё противнее. Дикая боль в сердце одолевала его, но он всё никак не мог отпустить столь желанную, чуть холодную ладонь из собственных рук. Хозяин этой самой ладони снова выдохнул. — Иди к себе, я сейчас буду. Мне нужно кое-что сделать, — с этими словами парень развернулся и, мягко высвободив кисть из неуверенной хватки, направился по направлению к выходу из хижины. — И не вздумай ничего с собой сделать за это время, понял? Пайнс виновато кивнул и, шмыгая носом, направился наверх, где располагалась отведённая ему комната. Хотелось как следует исполосить руку (а лучше сразу и сердце) чем-нибудь острым, но Сайфер предупредил даже это. Ну вот как он это делает?! Билл дотронулся до места, которое недавно неуверенно сжимали дрожащие пальцы. Усмехнувшись, но, всё еще будучи в напряжении, он позволил себе грубо хлопнуть дверью так, что задрожала вся постаревшая конструкция и, выйдя на крыльцо, потянулся рукой к самой крыше уже обветшалого навеса. В ту же секунду в его руках оказалась пачка элегантно-тонких сигарет с кнопкой. Цитрусовые. Говорили, что могут быть химозными, но хрен с ними — будь, что будет. Вытащив из того же нехитрого, но всё же надёжного тайника потёртую металлическую зажигалку, Билл зажёг никотиновую палочку и сделал первую затяжку. Невесомый дым мгновенно заполнял пространство горла, учтиво переходя прямиком в лёгкие, в то время как хозяин тела окунался сознанием в размышления, а глазами — в заходившее на горизонте солнце. Диппер… Он славный парень, во многом даже такой же, как сам Сайфер. Оба выросли, по сути, среди книг, оба слишком часто чувствовали одиночество, и оба нашли друг друга. Местами схожесть их мыслей поистине поражала, но временами, — именно как сейчас, — они не понимали как вообще смогли сблизиться. Правда, над последним в большей степени задумывался именно младший, сам же и являясь причиной всех разногласий. Крики, терзания, смутная ревность, приумножаемые — что греха таить, — трудным возрастом, и становились виной всем этим нелепым ситуациям. Но он человек, а эмоциональность им свойственна, но… Билл никогда не был таким. Всю свою жизнь он был спокойным, что в такие же бурные пятнадцать, что в десять, что в пять лет. И хоть он такой же человек, он знал, что эти самые качества для него — природные. Хотя и воспитан Сайфер был тоже хорошо, даже отлично. А если учесть тот факт, что он был почти круглым сиротой, то… Юноша снова вдохнул отравляющий клуб витиеватой субстанции. Курил он очень медленно, и прекрасно это осознавал. Тут дело даже не во вкусе или так называемом кайфе. Дело в облаках, что окутывали его разум во время процесса, что позволяло, наконец, в очередной раз послать весь этот бренный мир к чёрту и погрузиться в свой собственный блаженный ад. В такой ситуации легче всего думается, но почему-то вместе с этим на горизонте расстилается и вся жизнь… Мать и отец либо умерли, либо бросили — это юношу никогда не волновало. Но родственник всё же нашёлся. Ошибка судьбы и спасение жизни — как же чертовски иронично! «Бездетный старик, живущий в лачуге аккурат леса.» По этому описанию можно подумать, что это какой-то старый пень, вечно ворчащий, дряхлый, похожий чуть ли не на лешего и… в принципе на воспитание ребёнка неспособный в силу возраста и, скорее всего, маразма. Телевизор, недовольство всем окружающим, хрипение и сон — единственные занятия, и дело, считай, с концом. Но нет, Форд был не таким. Да, он был далеко не молод, только это лишь возраст физический. В душе ему всё так же тридцать, ну, может, сорок, и что он сам знал точно — жизнь билась в нём ключом, а силы не хотели покидать и не покинут ещё долгое время. Голова ещё с юного возраста оставалась полна самых разных идей и планов, и они не иссякали до сих пор. А занимался он… Наукой. Исследованиями. Развитием. И бесконечными открытиями. Часами проводил в выстроенной по собственному плану лаборатории и редко когда выбирался из заваленной бумагами и экспонатами хижины. Да и… в доме был и телевизор. Разобран и взят на детали. Только книги служили ему верными спутниками. И лучше всяких там зомбоящиков. В домике у леса старого Сайфера никто не трогал, и он был бы рад продолжить здесь своё умеренно-бурное существование, если бы в тот день, много лет назад, через извилистые дороги не пробрался настойчивый почтальон с письмом, изменившим в одно мгновение сразу две судьбы. «Уважаемый Форд Сайфер, Ваш двоюродный внук, находящийся уже около месяца в нашем детском доме по адресу…» — уже с первых строчек и без того большие глаза старика расширились от удивления. Он яростно проглотил взглядом оставшиеся строчки, впадая в больший шок и теряя всякое понимание происходящего. «Мы просим Вас взять его под опеку. Кроме Вас у мальчика никого нет…» — Явно какая-то ошибка, — заключил он. Такого быть просто не может, ибо контакт с родственниками у него какой-никакой, но был. Если бы что-то случилось, они бы его предупредили. Или же… Подорвавшись, Форд бросился к телефону и принялся набирать нужные цифры из потёртой номерной бумажки. Сначала позвонил Шерми. С Диппером и Мейбл всё было в порядке — они как раз сейчас с ним. Спокойный выдох. Но всё же, сильно сомневаясь, дозвонился на всякий случай и до Стэнли. — Ты там что ли своими бумажками накурился? Какие к чертям племянники, очкозавр? — Отозвался всегда ироничный и задиристый говор. — Да, Стэнли, я тоже был рад тебя слышать, — и положил трубку. Все сомнения отпали, но что это тогда? Он вернулся за стол и ещё раз прочитал содержимое бумаги. Письмо точно на его имя и адрес. Но с семьёй всё хорошо — значит, волноваться ни к чему. Со спокойной душой Форд погрузил письмо в урну и, собрав нужные для сегодняшнего лесного патруля вещи в сумку, закинул груз за плечо и мирно удалился из дома. Оказавшись на воздухе, он быстро забыл о случившемся и, повернув в сторону, сразу же проник в чащу. Путь вёл по давно знакомым дорожкам поначалу бодро, но потом почему-то тяжело и смутно. Случившееся всё никак не хотело давать ему покоя. «Это же ребёнок. Судя по описанию, ещё даже не годовалый. Тогда где его мать, отец? И если его отдали в детский дом, то почему извещение о родстве пришло именно старому Сайферу?» — в голове отражалось эхом всё больше и больше вопросов, а обход леса в поисках нужных экземпляров проходил всё хуже и хуже. Форд уже что-то говорил себе под нос вслух, смотря исключительно в землю, и сам того не заметив, вышел на небольшую лужайку. На ней он бывал не единожды, но приходить сюда сегодня не планировал. Осознав, что свернул не туда, Сайфер досадно хлопнул себя по затылку и развернулся, как вдруг — хрусть! Хрупкий звук сломанного стебля. Мужчина поднял ногу, обутую в большой коричневый сапог, никогда не знавший избавления от засохшей грязи. Так и есть — на том месте оказался раздавленный цветок. И тут Сайфер замер. Дикий жёлтый тюльпан… Такие ведь никогда не росли в этих краях! Он взволнованно осмотрелся вокруг, будучи уверенным, что рядом будут ещё цветы, но нет. Это был единственный представитель во всей округе. Но как он попал сюда? Где родственные ему организмы? И тут сердце старика охватила какая-то непонятная боль. Нет, это было не разочарование от содеянной потере редкого экземпляра, не волнение перед чем-то важным, и даже не возраст. Это были объятия совести… Крепкие, тяжёлые, сжимавшие до безумия сильно, но так не желавшие отпускать. «Он рос здесь один… И рядом не было ни одного такого же, а ты погубил его». В ту же минуту Форд чуть дрожащими руками поднял то, что осталось от редкого растения. Он долго рассматривал помятые листики и сочные жёлтые лепестки, пока совесть не сжала его с новой силой, для верности ещё, судя по всему, воткнув нож с спину. «Кроме Вас у мальчика никого нет…» — учтиво напомнила совесть, постучав коготком по органу, качающему кровь и затронув больную душу. В следующее мгновение Форд побежал к себе, бросил в сторону сумку, выхватил из корзины письмо, отрыл в тумбочке документы, успевшие покрыться слоем противной пыли, выбежал на улицу, чтобы завести старую машину, но в последнюю секунду ринулся назад в хижину, схватив для верности и сам конверт, и, замкнув дверь, поехал, нет, помчался по кривым дорогам прямо по адресу. Быть может, это и ошибка, но он двигался туда, где ждал его двоюродный внук. И туда, где начиналась его новая судьба… — К-как его зовут? — Только и смог выдавить робкое из себя Форд, лишь увидев крошечного мальчика за стеклом. — У него нет имени. Принёсший его человек не оставил информации ни о себе, ни о ребёнке. Только вписал Вашу фамилию, сэр, — ответила молодая девушка, работница этого места. — Это точно какая-то ошибка. Вы не можете перепроверить информацию? Откуда у Вас мой адрес? — Как я и сказала, — пыталась объясниться она, — нам была известна лишь фамилия. Мы даже не знаем, как ребенок оказался здесь — работницы просто нашли его с утра на пороге нашего центра. Среди пелёнок была записка: «Передать двоюродному деду Сайферу». Службы принялись искать информацию. Насколько я знаю, было найдено ещё две подходящие личности, но те давно числились как умершие, — оставались лишь Вы. Старый Сайфер молча смотрел на то, что ему предстояло. Сейчас он не думал о трудностях ухаживания, воспитания и прочего, даже не страшился вопросов о родителях и ненависти к себе в будущем, нет. Он прекрасно сознавал, что это ошибка. Просто он единственный, кто подошёл. Не кто-то другой. Только он. Задавить цветок — досадная оплошность, но позволить себе сломать маленькую, пускай и чужую жизнь… — Так Вы согласны взять мальчика? — Будто бы вывела из транса девушка. — Да, конечно, — очнулся Форд. Она вынесла крохотное спящее существо с золотистыми локонами и аккуратно положила старику на руки, предложив пройти за ним. В следующие часы всё прошло слишком быстро. Оформление, покупка нужных перво-наперво вещей, путь домой, и вот, уже два Сайфера находятся перед хижиной, которая теперь, казалось, выглядит совсем иначе. Форд вошёл, крепко, но насколько можно аккуратно и нежно держа в руках всё ещё на удивление спящего малыша — с той секунды, как его забрали из детского дома, он так и не проснулся. Он положил свёрток на диван, а сам ринулся назад, чтобы забрать из машины всё необходимое — «надлежащий для детей необходимый набор». Смахнув пот с лица, мужчина тяжело сел на пол, опираясь спиной на тот же диван. Состояние шока всё никак не покидало старческой головы и не позволяло как следует осознать происходящее. Тупо взгляд в потолок. «Что их теперь обоих ожидает?» Мужчина выдохнул и повернулся к названному внуку. Вдруг малыш открыл глаза. Сердце Форда ушло в пятки, ожидая самое худшее. Тело подорвалось, нависнув прямо над ребёнком. Но он не заплакал, не испугался. Лишь стал внимательно осматривать комнату своего опекуна. Тот же в свою очередь очень боялся. Он ожидал всего на свете, потому что ребёнок не мог просто так смотреть. Почему не мог — Сайфер сам не знал. Скорее всего, это были какие-то непонятные инстинкты, до того ему неизведанные. Но мальчик… Да, просто смотрел. Он успел три раза моргнуть, осматривая крепкое, большое, забывшее про возраст тело. А потом улыбнулся, по-прежнему продолжая сопеть маленьким носиком. Форд выдохнул. Это показалось ему странным, но успокоило зря расшалившиеся нервы, и тогда он принялся за самые важные пункты ухаживания за детьми. Все его действия были неуверенными, максимально осторожными и чрезмерно медленно-тихими. Это же такой же человек — только маленький. Пускай будет непросто, но он справится. И будет стараться, пока мальчик улыбается. И побежала, пошла, потянулась жизнь. — Ну Пайнс, если она херовая, уж извини, я буду злым, — с этими мыслями он надавил на заветную, тихо щёлкнувшую точку и затянулся со всего духа, чтобы в самой полной мере ощутить либо прекраснейшие игриво-колкие нотки, либо же вызвать рвоту самым блевотным вкусом копеечного одеколона. Задержал дыхание. И вдохнул всё, без остатка. Да, Билл никогда не был таким. Всю свою жизнь был спокойным, тихим и задумчиво-молчаливым. С того самого дня, когда он по самой удачной оплошности оказался в хижине однофамильца, в полной мере проявлялись только эти черты. Пока другие дети, надрываясь, рыдали, он тихо и бесшумно плакал в сторонке. Когда те смеялись во всю глотку — чуть кротко улыбался. И прекрасно понимал, что он не такой, как другие ребята, может быть, даже особенный. Его опекун опасливо подозревал возможное притупление чувств своего воспитанника, но все медицинские проверки отвергали эти теории — на этом он и успокоился. Нет, конечно, первые времена Форду это нравилось — иметь капризного или даже эмоционального ребёнка, как ни крути, очень не к месту, когда ты занимаешься важными научными работами, требовавшими высшей концентрации, но... Когда этот же самый ребёнок всё время молчит и скрывает эмоции… Форд честно пытался говорить с Биллом. Они условились не врать другу другу или, по крайней мере, делать это максимально редко, поэтому о многих темах тот узнал довольно рано: и о своём появлении в этом доме, и о половом воспитании, и о квантовой физике. Кстати, последнее у него вызвало более бурные реакции. Он понимал всё. Принимал всё. И потому относился ко всему спокойно. Местами он и правда хотел быть эмоциональнее, но природа — так природа, может, оно и к лучшему. Ну и воспитание тоже играло свою роль. То ли причиной тому был факт не кровного родства, то ли мягкий характер старого Сайфера, но мужчина относился к внуку осторожно, вежливо и уважительно. Всегда старался помочь и понять, в случае чего — объяснить, что сделано правильно, а над чем стоило бы и поработать. Словом, нашли друг друга — прямо идиллия. И, конечно, Билл видел много эмоциональных людей, но Диппер… Почему, чёрт побери, в отличие от остальных, он кажется таким живым? Дерзкий, грубый, крикливый. Нет, это не возраст. Это жизнь, которая бьёт в нём ключом и только подкрепляется химическими процессами, что происходят в его пятнадцатилетнем организме. Ярко, бурно, крышесносно… Как раз то, чего Сайферу будто бы всю жизнь не доставало. Что бы там ни случалось, но этот мальчишка вызывал столь разнообразную гамму чувств, которую молодой Сайфер не испытывал никогда ранее. Будто пастельные тона переливались в более насыщенные. Похоже, с ним Билл ощущал, какого это — жить. — Что ж, Пайнс, сегодня тебе повезло, — лимонный вкус заиграл в организме приятными горькими нотками. Не химозно даже. А именно бархатисто-игриво. Хотелось бы докурить и подробнее изучить удачное открытие, но у Сайфера оставались дела. Сначала он запрятал прутик удовольствия назад в пачку, но потом будто бы что-то вспомнил и, соскалив хитрую улыбочку, засунул его к себе в карман вместе с зажигалкой. Дойдя до комнаты шатена, он остановился и прислушался. Он как никто другой знал, что бывают моменты, когда человеку лучше вообще никого не видеть, но не услышав для себя ничего подозрительного, мягко постучал в покрытые потрескавшимся лаком доски. — Могу я войти? — Входи, — ответило тихо-печальное за дверью. — Я без тряпки, поэтому надеюсь, ты не залил пол кровью, — вошёл блондин, по-прежнему бодро парируя сарказмом, будто бы ничего не случилось. — Не смешно вообще-то, — кареглазый звучал довольно грустно: он-то недавнее хорошо помнил и уныло сидел в углу кровати, обнимая колени. — Ну ладно-ладно, извини. Я дурак, — Сайфер бесцеремонно сел напротив, уместившись на другом конце скрипучей мебели. — Но скальпель всё равно у деда Форда вытянул, даже убрать не спохватился, — заметил он мальчику, взглянув на стоявший около огромного окна стол. — Всё же хотел хернёй заняться. — Ты же знаешь, что не смог бы, — руки, да и всё тело Диппера и правда были без единого шрама. — Но постоянно думаешь и хочешь. Что остановило на этот раз? — Ты запретил. — Выходит, я тебя спас? — Билл мягко улыбнулся, чуть склонив голову набок. Шатен промолчал — снова в точку. — Ладно, я не шутить пришёл. Давай всё-таки поговорим. — Прости меня, пожалуйста, — неожиданно, и с какой-то особой болью в голосе произнёс подросток. — За что? — Удивлённо переспросил юноша. Если бы у него были огромные мягкие уши, они бы сейчас точно навострились. — За то, что я такой… Постоянно доканываю тебя своими истериками. Отвлекаю от работы. Вынуждаю прятать сигареты. А теперь ещё и это… Мне кажется, будет только лучше, если я уеду домой… — но договорить ему не дали. — С ума сошёл?! — Закричал Билл, что было ему так несвойственно. — Да чёрта с два я тебя отпущу! Хочешь от меня вот просто смыться? А хуй тебе, Пайнс, самый настоящий и большой хуй! — Глаза Диппера становились всё шире с каждой фразой, пока тот продолжал. — Да, с твоим приездом многое поменялось. Из-за тебя, вон, теперь сквернослювлю налево и направо. Дед Форд бы мне за это так по уху дал, будь я в твоём возрасте, и тебе бы следовало сразу же треснуть по башке. И сигареты я вовсе не прячу, а кладу на удобное место. — Ну Би-и-илл, — протянул шатен, всё же позволив себе перебить друга и мягко улыбнуться. — Ты не умеешь врать. — Ладно, тут ты прав, даже вдвойне. Но всё это для твоего же блага, все дела. И если мазохизмом заняться тебе ссыкотно, то за твои порывы накуриться ссыкотно уже мне. Как минимум, я не хочу получить от деда Форда. Ну и за тебя беспокоюсь, тут делов-то — зажечь и готово. — Но ты же куришь! И это… Это! Не знаю… я сам был в шоке, когда узнал. Ты на курящего уж никак не похож. Ну, я так думал. Но даже если бережёшь меня, но понимаешь весь вред, чего сам-то тогда? — Потому что я идиот. В этом плане. Ясно, что осознаю паршивость привычки, но как-то… она помогает мне забыться и лучше всё обдумать. Это словами не объяснить на самом деле, — Сайфер слегка замялся, но поняв, что вот — тот самый момент, улыбнулся. — Хочешь попробовать? — Чего? — Не сразу понял кареглазый. — Покурить. Ну, вернее, хотя бы попытаться. Ты же до этого не курил, а с первого раза ничего не выйдет. — Ты серьёзно? — Серьёзно. — И дашь мне свои? — Дам свои. — С этими словами он потянулся в карман и, элегантно высвободив опробованную новинку вместе с зажигалкой, одним движением пальца сверкнул огоньком и вернул к жизни рыже-алое колечко. Без каких-либо объяснений Билл потянулся к расслабленным от шока рукам мальчика и передал ему тлеющую палочку. Диппер не мог поверить глазам. Он заворожённо покрутил в пальцах заветный предмет и ещё раз взглянул на блондина. Тот лишь одобрительно кивнул в ответ, как бы заявляя: «можно», и Пайнс со всей дури втянул чуть ли не всё содержимое. — Бляха-хаха, ахах-а-а-ахаха, — задыхался Сайфер, в то время как его сосед, наконец-то вкусивший запретный плод, судорожно откашливался и, впрочем, тоже задыхался, схватившись за горло. — Кто ж… Кто ж! Кто ж сразу! — Он продолжал смеяться, убирая цитрусовую чертовку назад в карман, чтобы из-за неё, чего доброго, не случилось ещё и пожара. — Как ты? Шатен продолжал откашливаться: внутри него всё горело, голова кружилась, из глаз брызгали искры, превращавшиеся в слёзы — кажется, он терял зрение. И рассудок. — Б…илл… Кха… — Всё, успокаивайся. Ты мне доверяешь? — Билл… Кха… Пожа… Кха… ста. В пару мгновений Пайнс оказался на коленях Сайфера и был заключен в нежно-бережные объятия. Тонкие пальцы почти невесомо лежали на крупно и отрывисто вздрагивающих плечах, пока голос гипнотически повторял: «Дыши глубже и сплёвывай.» Куда и как сплёвывать пострадавшего интересовало мало — куда придётся, лишь бы это быстрее кончилось. Голова по-прежнему сильно гудела, и, если бы не спасительный кокон из рук блондина, Диппер давно бы свалился на пол. Страшное чувство — будто всё внутри начнёт кровоточить. Горло страшно драло от кашля. Состояние было херовым, но чувствовалось, что с каждым разом лёгкие понемногу становились чище. — Билл, мне очень плохо, — пыталось подавать признаки жизни резко пахнущее табаком и цитрусом создание. — Прости… — Тихо-тихо. Всё хорошо, — успокаивал юноша. — Попробуй уснуть. Будет легче. — Билл… — Ты мне доверяешь? Больше не пытаясь спорить, шатен слабо кивнул, чувствуя, что из глаз собираются течь слёзы. Получив согласие, юноша уложил покрывшееся мурашками тело на кровать как можно удобнее, а затем устроился в похожем положении рядом и смахнул слезинки с ярких блестящих глаз. — Засыпай, я рядом, — мягко сказал он, хотя данное предложение уже не требовалось. Ещё пару раз сухо кашлянув, мальчик почувствовал, что его веки стали безумно тяжёлыми, и, не противореча ни Биллу, ни собственному организму, закрыл глаза. В следующие мгновения уже слышалось пускай и тяжёлое, но мирное сопение, что окончательно удостоверило блондина — уснул. И всё же в его мыслях пронеслось виноватое: «Паршиво вышло», хотя сомнений не осталось — урок усвоен. Прошло несколько часов, прежде чем благоговейно-лечебный сон рассеялся — за окном уже стемнело, и только полумесяц старательно-ласково освещал комнату. Диппер проснулся, но на кровати всё так же лежал задумчиво смотрящий в потолок Сайфер. Чувствовалось глубокое, даже немного навязчивое тепло, хотя одеялом никто из них укрыт не был. Неужели это всё только потому, что они лежат рядом? — Ты проснулся? — мягко спросил юноша. — Как себя чувствуешь? — И протянул ему стакан воды. Приподнявшись в локтях и ухватившись за него обеими руками, кареглазый залпом выпил всю спасительную влагу и откинулся назад на подушку.  — Почему ты ещё тут? — наконец спросил он как можно грубым голосом после такого-то состояния. — Мне уйти? — Если ты остался только чтобы поиздеваться — да. — Ох, Диппер, — протянул тот и, мягко повернув ладонью голову шатена к себе, мягко и чуть виновато признался. — Мне действительно жаль, что так вышло. Но ты так торопился, что я даже и сказать тебе ничего не успел. Обычно в таких ситуациях люди непонимающе смотрят, а потом спрашивают как надо, а ты у нас вон какой самостоятельный — и не уследишь! Кто ж так сразу всё вдыхает, да ещё столько много! Ну даёшь! — Диппер молчал и понимал, что всё было именно так. — Я, может, хотел всё объяснить, чтобы ты, дурачок, если вдруг будешь пробовать украдкой, не натворил делов, а ты умудрился вычудить и при мне. И чёрт, это ж отлично! — Мальчик удивлённо вкинул брови с явным непониманием. — Скажи, как тебе? — Ты и впрямь издеваешься — омерзительно, конечно! — Нет-нет, ты мне скажи про вкус. — Вкус? В смысле вкус? — Только не говори мне, что ничего не почувствовал. — Хм, — он задумался на полном серьёзе. — Горько. Очень горько. Вроде как обычный сигарный. Ну, насколько я могу судить по дыму, который чуял при случае раньше от других, — решил пояснить, — но вроде как и что-то необычное. Будто съел старый, почти сухой апельсин. — Ну почти. Лимон, — уточнил Сайфер. — А по ощущениям? Ну в смысле… — Точно неприятно. Может, я и сделал это неправильно, но в ближайшие года точно не возьму в рот эту гадость. Как ты вообще это можешь курить? — Я думал, что ты скажешь «никогда». — Не могу за себя будущего ручаться, — пожимая плечами ответил шатен. — И то верно, — согласился блондин. — А на счёт того, как курю… Ну, начал я, конечно, не так шикарно, как ты. И как я уже говорил, это помогает мне лучше думать. Уверяю, с тобой так работать не будет. Так как ты? — Не знаю. Голова ещё кружится. — Хреново. Могу я как-то загладить свою оплошность, может, принести чего, — спрашивал Билл, вставая с уютно нагретого местечка. — Останься со мной! — Закричал Диппер, хватаясь рукой за мягкую ткань одежды юноши, но, вдруг осознав свои действия, смутился и отвёл взгляд. . — Пожалуйста… Ничего не сказав, блондин достал одеяло и, укрывая их обоих, послушно вернулся назад, для верности ещё обняв соседа и мягко прижав к себе чуть ближе. Время будто замерло. Тела́ обволакивала спокойная тишина, а комната будто становилась всё светлее. В воздухе витал так и оставшийся дымный запах, но уже с более явными цитрусовыми нотками, смешиваясь со стариной дерева и некоторой сыростью. И было тепло. За стеклом — холодно, а здесь — тепло. Ночи в это время уже не могли радовать беззаботных гуляющих приятной прохладой после палящего полудня, и с каждым календарным листом доводящая до мурашек погода только сильнее вступала в свои права. И всё же, эта атмосфера была прекрасной, до идеала не хватало только кружки горячего шоколада или какао. — Билл, я боюсь… Боюсь, что мы никогда не сможем вот так больше лежать вместе. Мне так тепло. И так стыдно. Я всегда был таким. У дяди Стэнли я влюбился в Венди, здесь — в тебя… Я всю свою жизнь гонюсь за теми, кого никогда не смогу догнать. Мне так… так… — на глазах мальчика снова стали нарастать горькие, правда, уже не от никотинового шока, слёзы. — Ну-ну, чего ты? Всё хорошо, я сейчас здесь, с тобой, и если думаешь, что это из жалости — то здорово ошибаешься, так что выкидывай эти глупости из головы. Мне приятно находиться в твоей компании, даже когда мы ссоримся. Это не ссоры даже, а так, мелкие разногласия, просто мы с тобой по-разному на них реагируем. И на счёт того, что я тебе нравлюсь, тоже не парься. Это было понятно ещё раньше, и я не ошарашен или что-то в этом роде, — успокаивал его Сайфер, мягко поглаживая по шёлковым коричневым волосам, — мне от этого уж явно не противно. И тебе не должно. А лежать мы с тобой так еще сможем не один раз. Словом, не бойся. — Он уж совсем откровенно прижал Пайнса к своей груди, что чуть ли уже не сердцем слышал его дыхание и неровное биение. — Я не скажу, что понимаю тебя в данной ситуации полностью, но думаю, что хотя бы отчасти знаю, что ты чувствуешь. Твои рассказы о Венди, о жизни, да всё это — часть тебя, и это нормально, я всё это принимаю. Правда, я не могу признаться тебе в каких-то возвышенных чувствах, потому что, наверное, не ощущаю того же к тебе, что и ты ко мне, но мне явно станет паршиво, если потеряется возможность находиться в твоём обществе, или мы будем словно какие-то дурацкие бывшие кто-угодно делать вид, что не замечаем друг друга. Только без этого. Хотя… если ты не захочешь меня больше видеть, я тоже пойму, всё-таки… — Не-ет! — Длинный монолог был прерван отчаянным и резким отрицанием. — Я… Я тоже не хочу забывать тебя! Общение с тобой было лучшим, что случалось со мной за всю жизнь! Ты терпеливый, ты знаешь безумное множество вещей, ты интересно и красиво говоришь, и ты… пожалуй, единственный, кто относится ко мне так, как я и не мог мечтать! А мои чувства… Ну, я ведь не настолько глуп, чтобы не понимать всего со мной происходящего. Я не хотел тебе признаваться во всём, но всё то же время и хотел, потому что знал, что ты поймёшь — просто не знал как и когда лучше это сказать. Чёрт, ты мне правда нравишься, но я понимаю, что это, скорее, потому, что ты классный. Ну гормоны ещё. Всё вместе, короче! А может, я просто этот, ну… педофил наоборот. — Геронтофил, что ли? — Напомнил Сайфер. — Да! — Ну знаешь… я, может, и старше, но не настолько же, чтобы ты себя стариколюбом называл. Вот уж спасибо! — Наигранно начал обижаться тот. — Ха-ха, прости, прости, — засмеялся Пайнс искренней улыбкой. — Но правда, спасибо тебе за всё. С тобой даже подростковая влюблённость не кажется такой страшной. Хотя я дико переживал! Как увидел тебя один раз, челюсть чуть… ой, я… я же могу тебе делать комплименты? Это будет странно… — Делай, только не при всех. Люди вокруг всё же не такие снисходительно-понимающие. И не жди, что я примусь делать то же самое. Ты прекрасно знаешь, что я говорю вслух только то, что действительно чувствую. Ну и врать тебе не хотелось бы. — Ну, я тебя тоже засыпать лестью не собирался. Просто хотел сказать, что ты красивый. И думал о том, что было бы круто, если б я умел рисовать. Тогда у меня был бы повод увидеть тебя ещё раз, пока ты мне позируешь. — Тогда чтобы к следующему разу научился рисовать, я только с удовольствием. Хотя, — он внезапно приподнялся и стянул с себя пуловер цвета охры, обнажив торс, — что мешает тебе увидеть меня сейчас? Лишь коснувшись взглядом бархатной глади желанной кожи, Диппер залился краской и закрыл лицо ладошками. Это он-то торопливый и экспрессивный? Что Сайфер вообще творит? — Ну и что? Это для тебя слишком смущающе? — Д-да… Да кто ж так резко-то? — пытался оправдаться уже совсем порозовевший подросток. — Кто-то такой, как ты, — улыбнулся блондин. — Мне одеться? — Нет! В…вернее, как тебе удобно! — Тогда я так останусь, сегодня не очень горю желанием спать в одежде, — уверил он, забираясь назад под одеяло. — В каком смысле? Спать… в смысле здесь? — Выбравшись из своего пальцеобразного убежища удивился Диппер. — В смысле да. Сам попросил меня остаться, и я остаюсь, дурачок. Честно откараулив свою смену, думаю, мне тоже полагается отдых. Заодно сможешь как следует мной за ночь налюбоваться. Но только без глупостей. — А дедушка Форд ничего не скажет, если увидит? — Ты. Слишком. Сильно. Паришься. Ну увидит, ну скажем, что я напился, пришёл к тебе, грохнулся и заснул, а ты не хотел меня будить или не заметил вообще, потому что спал. А если не поверит, я думаю, у него нет проблем с пониманием, — получил Диппер всё так же легко парирующий ответ. И улыбнулся. Наконец-то ему было хорошо и спокойно. Раз Билл не переживает, то и ему не стоит. Конечно, он смущался, ведь за один день все тайные желания свершались с пугающей скоростью, но тем оно было и лучше — подобное никогда не потеряется в памяти. И хоть некая неловкость никуда не пропала, шатен всё же позволил себе положить собственную голову на плечо — что уж тут скрывать, — любимого. — Мы же можем сейчас откровенно поговорить? — Спросил мальчик. — Или ты уже хочешь… — Так мы уже. Если есть что-то ещё, то говори, конечно. — Ох, ну я просто подумал, что это как бы… пик моих желаний. То есть, это всё, о чём я мечтал. Как тебе объяснить… Я, конечно, представлял тебя… Нас… Ну ты понял, как мы… — Совокупляемся, — помог выразиться Билл. — Вот чего ты такой прямолинейный? Раз понял, то так и скажи: «понял». Зачем вслух говорить? Всегда после этого хочу дать тебе по голове! — Давай, — подставился Сайфер. Пайнс в свою очередь мягко приземлил кулак на ядрёно-жёлтую макушку. — Доволен? — Да, — хихикнул мальчик, оставшись и вправду полностью удовлетворённым, и продолжил. — Так вот, но я бы не хотел, чтобы это… как бы случилось в реальности. Ну, во-первых, это невозможно — не могу же я тебя заставить, а, во-вторых… наверное, не готов сам. Это только во всяких там фанфиках и комиксах всё так просто и идеально, а в реальности — вообще не так! Я как почитал подготовку к процессу… короче, решил отложить до поры. Мне и фантазий достаточно: и согласия не надо — удобно, ха-хах! Я даже чаще представлял, как мы просто лежим вот так… как сейчас. И, — на этих словах он чуть стыдливо закусил губу, будто снова окунаясь в фантазии, выдавая самое сокровенно-потаённое. — Целуемся. И мне можно без всяких стеснений трогать твой торс. А потом мы вместе засыпаем, так что ты уже исполнил все мои мечты, Билл! — Ну как бы не совсем все, — задумчиво уверил он. — А ты хотел бы быть сверху или снизу? — Чт… Я же не… Билл! — Просто ответь. — Сн…снизу, — честно признался мальчик, чувствуя огромную неловкость, и, как он думал сам, — говорил о чём-то непозволительно постыдном, прячась взглядом в собственные колени. — Понял. — С этой короткой фразой Билл перебрался на соседнюю сторону кровати и навис прямо над Диппером сверху. — Закрой глаза. Хоть кареглазый и слабо понимал, что сейчас будет происходить, даже начал слегка подрагивать от напряжения, но послушно выполнил просьбу, ещё раз окутывая блестяще-доверчивым взглядом любимое создание. Тот же, в свою очередь, пристально осмотрел медленно розовеющее личико и самодовольно улыбнулся. Биллу нравилось то, что он видел. Мальчик, чьё сердце сейчас билось так часто. В эту секунду он во всей его власти, полностью покорен происходящему. Он верит. Безумно верит, но всё же боится, что раненой душе снова придётся разбиться на миллионы осколков. Как? Как, даже после пережитой боли, он может быть настолько искренен? Билл слегка касается нижней губы Диппера пальцем — в ответ упоённое вздрагивание. Буря наслаждения — одно лишь касание! И по-прежнему доверчиво сомкнутые веки. Убирая по пути выбившиеся волоски, нежно опускает ладонь в коричнево-шёлковые локоны и чувствует, что спине стало обжигающе тепло — мальчик мягко прижимает к себе желанное тело. Не просто лежит безучастно и благодарно, но, пусть и скромно-настойчиво, — отвечает. Сайфер вновь улыбается. Мгновение — и, деловито обведя контур собственных губ языком, нежно прижимается ими к тонкой манящей полоске рта. Медленно и чутко. Никуда не спеша. Не нарушая доверия. Решая не вторгаться в интимное пространство языком — для первого поцелуя, пожалуй, это было бы слишком, — уделяет особое внимание всему оставшемуся, мягко всасывая и отпуская нежно-влажную кожу и позволяя себе слегка её покусывать. Диппер покрывается безумными, крупными мурашками и всем существом проваливается в блаженство, расслабленно меняя положение рук и теперь упираясь ладошками в горячую грудь сверху. Его губы, пускай и не очень умело, стараются отвечать той же лаской, так что получался вполне себе лёгкий и кроткий танец. Воздуха остаётся мало. Покруче всяких сигарет… Наконец отстранившись, Сайфер в очередной раз проходится тонкими пальцами по волосам шатена, пока их хозяин находится где-то далеко, в неведомом крае блаженства. Его дрожь лишь подтверждает о высшем, ранее не испытанном чувстве. На секунду оба бездыханно замирают. Первый, самый настоящий поцелуй… — Досадно, — спустя время заключил блондин, заставляя ошарашенно распахнуть глаза своего партнёра. — Я думал, ты на вкус как корица. — Сайфер! — Вскричал шатен и ещё раз ударил его по голове, только чуть сильнее, пока тот заваливался на своё место от смеха. — Вот умеешь ты всю атмосферу испоганить! Я уж подумал, что сделал что-то не так, чёрт тебя дери. — Ха-хах, да нет, ты всё прекрасно сделал. Теперь все твои желания исполнены? — Д…да, — успокоившись и снова упав в смущение, ответил Диппер. — Ну и славно, — улыбка в ответ. — Только в следующий раз я сверху! — Выпалил мальчик. — Охо-хо, придержи гормоны, малыш. Давай повторим это завтра, как только проснёмся. — И ты не убежишь? — Не убегу. — И вправду позволишь мне поцеловать тебя, как ты только что? — Позволю. Но не до потери сознания, я же уже не так молод. Пайнс засмеялся. Лучший вечер на свете! Совсем осмелев, он стянул майку и с себя, свалившись прямо на торс блондина. Крышесносно и дико приятно. Для верности янтарноглазый обнял лежавшее на нём создание и блаженно сомкнул веки. — Спасибо тебе, Билл. Я люблю тебя. — Не за что. Сладких снов, Диппер.