Что значит любовь

Бакуго временами ненавидит себя за то, что он сделал с Киришимой. Ненавидит себя за все, что Эйджиро пришлось и приходится проходить каждый день. — Кацу… — снова этот пронзительный, давно знакомый голос. Бакуго хочется выпилиться, но он идет к Киришиме, и смотрит на него из-под нахмуренных бровей. Тот сидит на диване, откинув голову на спинку, и щенячьими глазами смотрит на Кацуки. И как ему отказать? Никак. — Ладно, я сам схожу, — вздыхает Эйджиро, с трудом поднимаясь, едва ли не с божьей помощью. Бакуго долго смотрит на Киришиму, на то, как он, упирая руку в спину, идет на кухню и проходит мимо него. Иногда Кацуки просто хочется накричать на него как в старые добрые — временами Киришима очень сильно пользовался своим положением и буквально манипулировал Бакуго, и сейчас это в который раз повторялось. То, что он вынашивает их ребенка, конечно же, дает ему привилегии, но и у Кацуки нервы не бесконечные. — Что тебе опять приспичило? — как можно нежнее и спокойнее говорит Бакуго вопреки своему душевному настрою на крик высочайших децибел. — Мороженое хочу, — Эйджиро уже тянется, чтобы открыть морозилку, но как только дверца открывается, Бакуго захлопывает ее. — Эй! Кацуки игнорирует возгласы мужа, приседает перед ним и трогает ноги, обнаруживая их холодными. — Никакого мороженого с босыми ногами, я потом тебя лечить не буду, понял? — шипит Бакуго и отправляется в их спальню за парой теплых носков. Бакуго роется в ящиках и едва слышит краем уха, как на кухне что-то открывается. Наверное, Эйджиро решил перекусить печеньем. Кацуки отодвигает все носки и уже обещает себе, что разложит их по парам. Открывает следующий ящик, вообще, он с нижним бельем, но Эйджиро какого-то хрена засунул сюда свои носки с надписью «Where the good boys go to hide away?», которые он не носил по причине того, что они были очень теплыми. Кацуки победно ухмыляется и идет к Киришиме, сворачивает на кухню и с ужасом глядит на мужа. — Киришима Эйджиро! Руки вверх, — цедит он сквозь зубы, и Эйджиро отставляет огромную банку мороженого. — Надень носки. Киришима тянет руку за носками, но Кацуки отмахивается, натягивает их на босые ноги, и Эйджиро видит, что Бакуго куда-то снова исчез, буквально через минуту возвращаясь с теплым пледом. Эйджиро говорит что-то про гиперопеку, а Кацуки шипит о том, что зима на дворе и пусть идет со своими внезапными желаниями на… диван под плед. Киришима повинуется, садится под плед и продолжает есть, и Бакуго в который раз удивляется — сколько можно есть. Он впервые видел беременных, кроме своей матери, когда у него еще сестры не было — давно, и этого оказалось пиздец как мало, чтобы замечать странности. — Я все еще не верю, — хмурится Бакуго, перебирая мягкие волосы Эйджиро. — Во что? — интересуется он, отправляя в рот еще одну ложку подтаявшего мороженого. — В то, что у нас будет дочь. И я не умею плести косички, — Кацуки нежно водит по волосам. — У тебя еще есть время для практики, ей не нужно будет сразу плести косички, — задумывается Киришима. — Почему? — хмурится Кацуки. — Ты фильмы видел? Хоть раз. Младенцы не рождаются с волосами, — Эйджиро оборачивается и замирает с недоуменным взглядом. — Ты не знал? — Замолчи, — цыкнул Кацуки, чмокая Киришиму в губы. — Прекрати есть холодное. — Не переводи тему, — недовольно восклицает тот. — Тебе заварить чай? — Бакуго приобнимает Эйджиро сзади. — Давай! Бакуго совершенно не знает, как воспитывать детей. У его матери тоже не было ни малейшего представления, поэтому он и рос просто отвратительным, вредным и капризным ребенком. Страх перед неизведанным, перед тем, как он что-то сделает неправильно. Почему Киришима остается таким непреклонно спокойным? Ему не страшно? Бакуго в глубине души даже планировал устроить побег. Нет, ребенок не был нежеланным, не был случайным, они планировали это год. И когда все получилось, Киришима показал ему тест с двумя полосками, и бросился обнимать, в его душе не было места страху. Но сейчас, когда Эйджиро уже нужна помощь с поднятием с дивана или кровати, и он пыхтит, наклоняясь за упавшей вещью, Бакуго становится страшно. Будет ли все хорошо? Останется ли Киришима прежним? Смогут ли осилить заботу о ребенке? Если что-то пойдет не так, смогут ли они все исправить? Бакуго заваривает чай и возвращается в комнату, подает его и обнаруживает, что Эйджиро сидит и хмурится, смотря в пол. — Что случилось? — он застывает на месте, даже не знает, что делать, разрывается между телефоном, обжигающим пальцы чаем (его нужно куда-то деть, чтобы совершить остальные действия) и Киришимой. — Все нормально, — кивает Эйджиро и переводит взгляд на Бакуго. Кацуки знает — не нормально. Что случилось, почему он не говорит ему? Бакуго выходит из ступора и подходит к Киришиме, оставляя кружку на газетном столике, внимательно осматривает и смотрит в глаза. — Что случилось? Эйджиро! — он уже почти в панике. — Все хорошо, правда, — говорит он совершенно спокойно, но глаза его выдают. — Где болит? Эйджиро, пожалуйста, — он зовет его в надежде, что тот скажет, что нужно делать. Бакуго почти что плачет. — Я тебя так люблю, прости меня, — Киришима откладывает мороженое в сторону, обнимает, крепко прижимает к себе, и Бакуго упирается всеми конечностями в диван, чтобы не тревожить живот. — Прости меня… ты так мне помогаешь… — Все нормально, — Бакуго целует Киришиму в горячую шею. — Ты заболел? У тебя шея горячая. — Мм, нет, просто ты такой милый, когда помогаешь мне, — улыбается Эйджиро. — И я хочу… — Что ты хочешь? — не грубое, просто интересующееся. — Кацуки, я… — Киришима тихонько поднимает голову и ему в ухо шепчет: — Я хочу тебя… Бакуго сначала хмурится, затем также шепчет: — Ты же понимаешь, что мы не можем?.. — Можем… — Эйджиро, — терпеливо. — Бакуго, я хочу… — хнычет он. Как ему можно отказать? — Ты знаешь, что может случиться… — тихо произнес Бакуго. — Я знаю, ты не сможешь остановиться, — Киришима целует его шею. — Сможем… давай попробуем? Мы уже три месяца не занимались сексом… — Я надеюсь, ты уверен, — цедит Бакуго, и Эйджиро его отпускает, а после кивает. Кацуки помогает ему подняться, предвкушая, что Киришима захочет принять душ, идет в ванную вперед него и укладывает на дно ванны специально купленный коврик: снизу он был резиновым и скользить по дну не мог, а сверху мягкий как гимнастическая пенка. Бакуго пусть и был гиперопекуном для Эйджиро, но по-другому он не мог. И стелет такой же коврик, но уже с мягким ворсом на пол сразу перед ванной — чтобы Эйджиро не поскользнулся. — Прекрати уже, — смеется Киришима, и Бакуго выпрямляется. — Ты знаешь, я не хочу… — Кацуки отводит взгляд, и Эйджиро пользуется моментом, чмокая его в губы, еле-еле дотянувшись. — Я знаю, — он стягивает безразмерную футболку, и Бакуго невольно заглядывается. — Ты хочешь присутствовать? — Тебе не нужно помочь? — интересуется Кацуки. — Пока еще нет, — Киришима снова тянется за поцелуем, и Бакуго уже хочет завалить его прямо здесь. — Я, наверное, буду долго. Можешь вычесать Бума? — Хорошо, — Бакуго уходит, едва ступает за порог и еще раз оглядывает Эйджиро. — Осторожнее. — Хорошо. Бакуго уходит, закрывает дверь и идет в гостиную. Бум как всегда спит на кухонной стойке. Недолго поискав расческу (так эту штуку называют?), Бакуго принимается за дело, нагло будя кота. Он, пронзительно мякнув от внезапного прикосновения, потерся носом о руку Кацуки, поняв, что это хозяин. Бакуго берет его под передние лапы мордашкой к себе и разворачивает, укладывая на сложенные руки, как ребенка. Бум — его, можно сказать, практика. Кот, не испытывая неудобства и начиная потягиваться прямо в руках хозяина, благополучно добирается до дивана и уже рад устроиться у хозяина на коленях, чтобы ему почесали за ушком. Но вместо этого по нему грубо проходятся гребнем, похожим вычесывают у детей вшей. Бум пытается вырваться, но Бакуго хватает его за шкирку и держит кожу между лопатками, чтобы кот не двигался. Бум начинает утробно ворчать, это ничего хорошего не предвещает, но Кацуки быстро водит по его шерсти гребнем, желая быстрее избавиться от злого малыша. Их дочь тоже будет так ворчать, когда он будет ее расчесывать?.. Кацуки быстро заканчивает, говорит Буму, что он хороший мальчик, и дает ему припрятанный кусочек сушеной курицы. Кот с удовольствием ест ее и вовсе начинает мурлыкать, как будто секунду назад и не собирался сожрать хозяина заживо. — Бакуго, — зовет из ванной Эйджиро. Кацуки подрывается, быстро доходит до комнаты и подает Киришиме руку, чтобы тот мог вылезти. Когда Эйджиро встает на мягкий коврик, Бакуго тянется к полотенцу, но Киришима чмокает его, вежливо выгоняя. Кацуки не видит смысла настаивать на своем присутствии и остается ждать за дверью, хватая проходящего мимо Бума и поднимая на плечо, позволяя ему растянуться пластом. Затем подхватывает его задние лапы и придерживает в районе лопаток. Кот начинает мурчать, обтираясь холодным мокрым носом об открытый участок ключиц. Он еще совсем котенок, ему месяцев восемь, и все же даже после кастрации он остался ласковым и игривым. Бакуго осторожно ходит с ним по небольшому коридору, покачивая засыпающего кота. Бум действительно был отличным тренажером, потому что кошки — прямо как маленькие дети. Если им что-то нужно, они жалобно мяучат, если им очень страшно и они не могут откуда-то выбраться — их крик едва отличишь от крика младенца. Когда Киришима выходит, Бакуго быстро отпускает кота на пол — его раздражает, когда Кацуки использует кота в роли малыша. — Ты в порядке? — Бакуго оборачивается и уже знает, что Эйджиро сердится. — Мне купить тебе куклу? — немного помолчав, говорит Киришима. — Я принес домой кота не за этим. Кацуки опускает взгляд. — Ну он… — Прекрати его мучить, — Эйджиро берет Бакуго за руку. — Пойдём. Не нервничай, у тебя ладони потеют. — Это я тебе должен говорить, — хмурится Бакуго, но следует за мужем в спальню. — Прости, что тебе приходится нервничать из-за меня, — большой палец нежно гладит грубую кожу руки. — Все нормально, я знал, на что шел, — Кацуки чуть сильнее сжимает руку. Киришима оборачивается и улыбается. Дверь закрывается от любопытных глаз малыша Бума на замок, и Эйджиро первым начинает ласки. В голове Кацуки мелькает мысль, что его очень заводит животик Киришимы, но сам себе в этом никогда не признается. Киришима тянется за поцелуем, и Бакуго отвечает ему. Это уже не невинный чмок в губы. Пока они целуются, делают маленькие шаги к кровати, и, когда задняя часть коленей Эйджиро упирается в кровать, Бакуго приобнимает его за поясницу, аккуратно опускает на матрац, пока тот гладит его щеку и трет пальцем скулу. — Красавец, — выдыхает Киришима, и Бакуго цыкает, улыбаясь и нависая над ним. Кацуки аккуратно расстегивает пижамную рубашку, помогает снять ее и также аккуратно укладывает Киришиму обратно. С рубашкой же он не церемонится — бросает на пол. — Я не хрустальный, — напоминает Эйджиро. — Нет, хрустальный, — отвечает Бакуго. — Ты впервые так обходителен со мной, — Киришима целует Кацуки, проходясь кончиками пальцев по рельефному прессу. — Даже в первый раз так не было. — Не говори так, иначе у меня сорвет крышу, — Бакуго осторожно касается чувствительных грудей, не сжимает, не позволяет себе тронуть соски, просто гладит. — Не больно? — Откуда ты знаешь, что она ноет? — Эйджиро поднимает руку и проводит по колючим волосам пятерней. Взгляды встречаются. — Я… начитался статей в интернете, — признается Бакуго. Киришима смеется, тянется за поцелуем и давит недовольный стон от того, что Кацуки нарочито задел сосок. Бакуго скользит рукой вниз, пальцы оглаживают выпуклый живот, спускаются ниже и приподнимают эластичную резинку свободных пижамных штанов. — Кто-то уже в боевой готовности, — улыбается Кацуки. — Перед тобой не устоишь. Бакуго снова поднимается и стягивает штаны вместе с бельем, а затем, недолго думая, опускается на колени и немного разводит чужие, облизывает сухие почему-то губы и смотрит на Киришиму — не видит его из-за живота. Кацуки улыбается и на пробу проходится рукой по члену, а затем сразу берет настолько, насколько может, слушая длинный и удивленный стон Киришимы. Бакуго утыкается носом в бритый лобок и касается себя сквозь штаны, рвано выдыхая через рот, и Эйджиро приподнимается на локтях с глазами полными удовольствия и мольбы. Он медленно поднимает голову вверх, выпускает член изо рта и, придерживая основание, облизывает головку, недолго играясь с уретрой. Киришима рвано выдыхает, но Кацуки продолжает, свободной рукой опускаясь чуть ниже, оглаживает яички и скользит по среднему шву к анусу. Просто гладит его пальцем, расслабляя — доставлять дискомфорт Эйджиро он не хотел, а значит, и пальцы без смазки проталкивать не будет. — Кацу… иди сюда, — Эйджиро тянет к нему руку, и Бакуго сцепляет пальцы в замок. Он перестает играться с чужим членом и поднимается, чтобы поцеловаться. — Я тебя очень люблю, — на лице у Киришимы нет ни одной эмоции, они все сосредоточены в глазах. — Я знаю, я тоже, — Бакуго решает не терзать губы, а просто опускается к шее, проходится кончиком языка по покрасневшей коже, а затем целует почти невесомо, слушает рваный вздох Киришимы и тянется рукой к прикроватной тумбочке. Эйджиро тоже тянется туда же, открывает ящик и протягивает все необходимое. Им стоило бросить все заранее на кровать, а не мучиться сейчас, но смазка уже в руках Кацуки. Он давит ее на пальцы, растирает между подушечками и медлит. — Ты точно этого хочешь?.. — спрашивает Бакуго впервые за все время их отношений. — Да, — недолго думая, отвечает Киришима. И Кацуки не решается переспросить — пусть будет так, как хочет Эйджиро. Сегодня он правит балом. Бакуго осторожно опускает руку и касается ануса. Киришима тянет мужа за футболку и улыбается, целует его, а Бакуго, немного покружив, проталкивает фалангу среднего пальца. — Мне жаль, что нашей дочери приходится… — Она ничего не понимает, так что успокойся уже, папаша, — успокаивает его Эйджиро. Кацуки отстраняется, поглаживает грубой ладонью внутреннюю сторону бедра и выдыхает, вводя палец до конца. Он старается изо всех сил быть нежным и проявлять терпение, и временами у него получается. Для Бакуго это действительно непросто. До беременности Киришимы он нервничал почти всегда, кричал в любое время суток. И единственное, что говорил Эйджиро, было: «Успокойся, милый» и поцелуй. Казалось, что это лекарство от всей злобы, сидевшей у него в груди. Но Киришима наконец-то забеременел, и Бакуго не сразу понял, что как раньше уже нельзя: кричать без умолку, нервничать и злиться на пролетающую пыль. Потому что волнение заразительно, а Киришиме отныне волноваться нельзя. И Кацуки дал себе слово заткнуться, как только поймет, что именно он причина нервов Эйджиро. Бакуго наклоняется, чтобы поцеловать животик, он ощущает под губами движение и вздрагивает. Эйджиро выдыхает, а Кацуки проталкивает второй палец, начинает медленно ими двигать и отрывает губы от живота, делает дорожку из поцелуев к груди, заставляя Киришиму нетерпеливо вздохнуть. К двум пальцам присоединяется ещё один. — Этого хватит, — произносит Киришима, запуская пальцы в непослушные волосы и поглаживая кожу головы. — Ты уверен? Я три месяца не вставлял, Эйджиро, — напоминает Бакуго. — Не беспокойся, пожалуйста, — Киришима гладит его по щеке. — Я тебя порву, — беспокоится Кацуки. — Успокойся, — хмурится Эйджиро. Кто тут альфа вообще? Бакуго поднимает свободную руку к чужой и обхватывает запястье. — Сам успокойся, — улыбается он. — Сделаю по-твоему, но учти — если я тебя порву… — Хватит ворчать и вставляй уже, я заждался, — смеется Киришима, тянет Кацуки на себя и целует. Бакуго отводит взгляд, вытаскивает пальцы, обтирая оставшуюся на них смазку о простыни — потом поменяют. Затем стягивает футболку и домашние шорты вместе с черными боксерами, бросает их на пол и возвращается к Эйджиро, берет из пачки один презерватив, рвет его, раскатывает по колом стоящему члену и выдыхает. — Расслабься, — шепчет Бакуго, еще раз смазывает себя и Киришиму. Кацуки старается быть нежным и начинает вставлять медленно, входит наполовину и берет член Эйджиро в руку. Киришима еле слышно постанывает, закрыв локтем глаза. Бакуго не наклоняется к нему пока — он не вошел до конца, лишь ласкает и выдыхает сквозь зубы. — Все хорошо? — Угу, — шепчет Эйджиро. Бакуго также медленно входит до конца и несильно толкается. Они оба стонут в унисон. — Задел? — спрашивает Кацуки. — М… да… — раздается тихое в ответ. Нежный толчок, еще один, и Эйджиро снова стонет. Бакуго собирает оставшееся терпение и толкается так, чтобы каждый раз задевать простату, целует Эйджиро. — Посмотри на меня, — просит Кацуки. Киришима убирает руку, недолго смотрит в глаза напротив, тянется к Кацуки, и Бакуго обеими руками упирается в кровать, позволяет Эйджиро погладить, помять, и наконец сам наклоняется и целует его, продолжая толкаться так, как Киришиме нравится больше всего, и он стонет в поцелуй. — Я люблю тебя, — произносит сдавленно Киришима. — Но, пожалуйста… быстрее. Бакуго на секунду замирает, кажется, он только от этой просьбы может кончить. Ускоряется, внемля словам Эйджиро, и выдыхает в губы, ловит чужой стон и стонет сам. Кацуки толкается до упора, старается ударить по всем слабостям Киришимы в постели. Одной из них был метка — Эйджиро любит, когда Бакуго кусается, ставит засосы. Особенно в их отпуск — куда хочешь, туда и ставь, а не как во время работы — только на закрытые места. Сейчас можно куда угодно, но Кацуки держит зубы при себе, потому что не хочет, чтобы их дочери вместе с Киришимой было больно. Бакуго еле держится, чтобы не сорваться. Внутри так узко и так горячо, хочется толкаться жестче, отпустить своего альфу с цепей, но Кацуки не решается. Он с наслаждением смотрит в чужое раскрасневшееся лицо и тихо стонет. Сегодня он должен сделать Киришиме хорошо, а не себе. Бакуго перестает нависать над ним, и садится между его ног, выходит и разворачивается набок. Кацуки снова входит, вырывая стон из Эйджиро. — Дай свою руку, — шепчет Киришима. Бакуго тянется рукой к нему, и он ее ловит, переплетает их пальцы и ахает. Свободная рука Эйджиро на своем члене. Кацуки опять упирается в постель рукой и двигается в том темпе, что попросил Киришима. — Быстрее! — стонет он, и Бакуго на грани. Кацуки без разбора толкается настолько быстро, насколько может, непрерывные стоны Киришимы подливают масла в огонь, и у него крышу сносит окончательно и бесповоротно. Он наклоняется и кусает чужое плечо, стонет, делая короткие и быстрые рывки, рычит, когда Эйджиро сжимает его, с вскриком кончая. Бакуго самого накрывает оргазмом от этой узости и тепла. Кацуки в последний раз жестко толкается и с трудом останавливает себя, чтобы не протолкнуть набухший узел. Он выходит, часто дышит, смотрит в чужое лицо и на стиснутую кисть. — Господи, у меня лучший муж, — выдыхает Киришима, и Бакуго смеется, ненадолго забирая у Эйджиро свою руку, чтобы освободиться от презерватива. — Идем в душ, — Кацуки чмокает мужа в лоб и помогает ему подняться. — Мы пойдем вместе? — Да. Пойдем, — Бакуго открывает дверь, игнорируя вертящегося под ногами Бума. Они заходят в комнату, и Кацуки усаживает Киришиму в ванну, а затем залезает сам. Благо они учли, что оба сюда влезают, прямо при въезде. Кацуки пускает теплую воду и регулирует ее по просьбам Эйджиро. — Ты подпалил простыни? — спрашивает Киришима. У них часто бывает такая проблема. То рвут, то подгорают. — Нет, — Бакуго позволяет тому лечь на себя. — Хочешь еще раунд? — Если честно, то да, — усмехается Киришима. — Сегодня ты был невероятен. — Укус болит? — Кацуки не позволяет понять, насколько он смущен. — Не особо. — Прости. — Все нормально, — Киришима чмокает чужую ладонь. Одна рука Бакуго опускается на член Эйджиро. — Еще раунд? — спрашивает Кацуки. — Давай, — Киришима расслабляется в чужих объятиях, и Бакуго вырывает пробку. — Давно дрочил душем? — Кацуки отводит взгляд. — До встречи с тобой, получается, десять лет назад, — хмыкает тот. — А в командировках? — Бакуго включает теплую воду в душевой лейке. — В командировках у меня другие методы, — признается Киришима. — Какие же? — Бакуго чмокает Эйджиро в шею. Киришима показывает руку. Кацуки усмехается, чмокает его в шею еще раз, проводит по уже стоящему члену кулаком и на головку направляет лейку душа, заставляя Эйджиро сжать чужое колено. — Прекрати… он слишком чувствительный… — ахает Киришима. — Неприятно? — Бакуго отводит душ в сторону. — Немного, — признается он. — Прости, я не… Киришима свободной рукой хватает мужа за затылок, поворачивает голову и целует Бакуго. — Прекрати извиняться по пустякам. Дай я развернусь и… — Все нормально, я подрочу тебе, — перебивает Бакуго. Кацуки направляет душ в режиме массажа на живот, а второй рукой не спеша начинает двигать кулаком по чужому члену. Эйджиро стонет, снова разворачивает его голову и целует, не дает от себя оторваться. Душ круговыми движениями проходится по животу, рука в темп им по члену, а сам Бакуго потирается стояком о спину. Киришима ахает, откидывает голову на плечо Бакуго и выгибает спину, подставляясь. Кацуки начинает двигать рукой быстрее, и через несколько быстрых фрикций Эйджиро снова кончает. Бакуго спешит смыть с живота семя и целует Киришиму в левое плечо — прямо в шрам от метки. — Ты такой красивый, этот животик тебе очень идет, может, второго?.. — предлагает Бакуго. — Давай сначала с нашим первым разберемся, — смеется Эйджиро, отходя от оргазма. — Слушай, ты кончил? — В процессе, — хмыкает Кацуки. — Как ты можешь дрочить себе, думая о нашем втором ребенке?! — возмущается Киришима. — Я не всерьез, успокойся и не нервничай… мне правда… ох, — выдыхает Бакуго. Эйджиро чувствует его напряжение. — Поднимайся, я тебя нормально помою, — шепчет Бакуго. Киришима осторожно встает, вода уже почти вся стекла, Бакуго поднимается и фиксирует лейку душа, чтобы она лилась прямо на них. Кацуки прислоняется сзади. — Может, еще раунд?.. — предлагает Эйджиро. — Мы никогда не помоемся… — Плевать, нам некуда торопиться.