***
Верцано почтительно поклонился послу и широким шагом – только каблуки по ковру застучали – поторопился наружу. Словно крылья за спиной выросли – небось уже барыши считает. Дурак несчастный. – Местре Агости, – нарушила она молчание, как только за главой торговой компании закрылась дверь. Посол Вайлианских Республик в Бухте Непокорности поднял на неё взгляд и улыбнулся привычной снисходительной улыбкой. – Да, телла Паледжина? – Местре Агости, неужели вы… разумно ли это одобрять? Иными словами – не спятили ли вы окончательно, господин посол?! Но такого ему не скажешь. Субординация. – Вот уж не думал, что у вас и по этому поводу найдутся возражения, – приподнял бровь Агости. – Мне казалось, вы должны всем сердцем поддерживать выгоду Республик. Если я правильно помню клятву вашего ордена… «Великие герцоги – мои родители. Республики – мои дети». Это она и на смертном одре не забудет. Но не о том речь, господин посол, не надо увиливать! – Верцано пытается вытеснить Дирвуд с торговых маршрутов, что он удерживал десятилетиями! Велика ли выгода, чтобы ради неё обострения отношения с герцогом Эваром? – Телла Паледжина… – укоризненно покачал головой посол. Играющая на губах улыбка сделалась неуловимо тоньше. – Надо ли обращать внимание на всякого, кому вы не по нраву? Уж кому как не вам это понимать… Иссиня-чёрные перья встопорщились на голове, и в горле пришлось подавить злой птичий клёкот. Тех, кто родился с отметиной бога – вот как она под знаком Хайлии, будь пернатая сука неладна! – не жалуют ни в Республиках, ни здесь; пуповиной не удавят – и на том спасибо. Но дело сейчас не в не старых суевериях, а в вещах куда более насущных. – Надо, когда торговая компания влезает на территорию дома Доменелов! Не думаете же вы, что они просто это спустят это с рук? – То, о чём Доменелы не узнают, им не повредит, – пожал плечами посол. – Но если узнают? Если посыльного перехватят, если получат доказательства, что Верцано пытается перехватить их торговлю с Эйр-Гланфатом?! Они ведь не ограничатся тем, что вырежут всю компанию, они пойдут с доказательствами прямо к герцогу!.. – И это тоже вполне возможно, – безмятежно кивнул посол Агости. На несколько гулких ударов сердца в комнате повисла тишина. Паледжина почувствовала, как пёрышки на тыльной стороне ладони встают дыбом, а в горле снова застревают слова – но на сей раз не от сдерживаемого клёкота, а от потрясённого недоверия. Это же безумие… – Ваши переживания едва ли уместны, телла Паледжина, – умиротворяющим тоном продолжил посол, поднимаясь из-за стола и лениво потягиваясь. – Ситуация выгодна со всех сторон. Если Верцано удастся провернуть всё втайне, мы получим исключительные права на торговлю с одним из кланов Эйр-Гланфата. Если же его план раскроют Доменелы и донесут обо всём герцогу – конечно, Эвар такого не стерпит… – Но ведь это… – удалось наконец выдохнуть Паледжине. Местре Агости вполоборота повернулся к карте, занимающей почти всю стену за его спиной. – Не прошло и поколения со времён Войны Святого. Редсерас пострадал сильней, но и Дирвуд нескоро оправится. И потом, Наследие Вайдвена… Трагедия, которой можно только посочувствовать – но из-за эпидемии Дирвуд лишился целого поколения солдат. – Посол обернулся, чтобы взглянуть Паледжине прямо в глаза. – Достаточно сказать, что герцогам нравятся наши шансы. – Наши шан… Местре Агости, мы говорим о народе, который победил Аэдир! О народе, который убил бога!!! – Телла Паледжина, – всё так же мягко улыбнулся посол. – Окажите любезность – взгляните сюда. Агости снова повернулся к стене, положив ладонь на искусно расчерченную карту. Взор Паледжины, как и всегда, привлёк насыщенный пурпур Республик на юге, но посол смотрел не на них. Его занимали красные точки, причудливой россыпью усеявшие весь обитаемый мир. Вайлианские торговые фактории – многочисленные до ряби в глазах вдоль берегов Аэдира, старой Вайлии и Движущейся Белизны, но пока ещё совсем редкие в Дирвуде и Эйр-Гланфате. – Думаю, я понимаю ваше беспокойство. Девиз вашего ордена – «Vielo vidorio», быстрая победа. Вам непривычно думать о проблемах, которые не разрешить одним ударом меча – но такой подход здесь только вредит. В делах, что веду я, победа достигается медленно и постепенно, и в этих вещах я опытней вас. Если же одолевают сомнения – просто взгляните на эту карту и ответьте себе, что вы видите. Паледжина молчала, не сводя глаз с пурпурного контура Республик и забрызганного алым мира вокруг них. – Наши Республики. – Пальцы посла с почти сладострастной нежностью прошлись по плотной бумаге, будто прикасаясь к изгибам любимого тела. – Наше наследие. Наша родина. – Агости обернулся, и голос, до того сочившийся мёдом, в один миг сделался сухим и резким. – Я рассчитываю, что вы послужите ей как подобает.***
Высокие сапоги, кожаные нагрудники, шляпы надвинуты на самые глаза – калачи тёртые. Не из тех, что вечерами кулаки чешут в «Солёной мачте» – нет, эти привычны не драться, а убивать. Будь я Чучелом, да что ж такое в писульке Верцано, что за уличным мальчишкой троих отправили?! – Вытащи письмецо-то, – флегматично посоветовал тот, что стоял посередине. – Тебе-то уже всё равно, а нам хоть мороки меньше. В глотке у меня пересохло так, что ответить я не мог бы и при желании – а уж желания мои, могу вас заверить, были далеки от непринуждённых бесед. Возможности удовлетворить их, однако же, не обнаруживалось – ни щели, в которую тощий пацан мог бы ускользнуть от взрослого мужчины, ни прохода, в который можно юркнуть и запутать следы, ни низкой крыши, чтоб забраться на неё со звериной ловкостью, каковую неизбежно воспитывал в своих юных обитателях Дар Ондры. Крыши не было, а вот крышка предвиделась самая что ни на есть. – Дело твоё, – пожал плечами средний, видя, что я на месте замер и только глазами вокруг шарю. – Но я б на твоём месте передумал артачиться. С Доменелов из одной вредности станется тебе косточки подправить . Не стану лгать – в тот момент я и впрямь похолодел. Верцано Доменелам дорогу перешёл?! Ох, сиськи Хайлии, может и стоило мне податься в мальчики из «Солёной мачты». – Ado, господа, – прозвучало за спиной у троих с жёстким вайлианским акцентом. – Эт-то ещё кто? – подчёркнуто медленно обернулся главный. Двое других продолжали стоять ко мне лицом, так что дёргаться было без толку. – Совершенно неважная персона, – представилась обладательница голоса, невидная мне из-за распахнутого плаща главаря. – Мне всего-то забрать этого сорванца, и отправлюсь с вашего позволения восвояси. – Загвоздочка, – покачал головой главный, давая знак одному из подручных. Тот обернулся и чуть сместился влево, так что мне представилась возможность разглядеть неважную персону. Кожа у неё, как сейчас помню, была под стать моей, да и шевелюра не хуже – вот только вместо курчавых волос голову покрывали чёрные перья с металлическим отливом. Да и глаза тоже не карие, вроде моих, а ярко-жёлтые, как солнце над стенами Спиренто. Что там – вы, пожалуй, и без меня знаете, как выглядит небесная богоподобная, избранница Хайлии. Оставалось только уповать, что явилась она не покарать меня за непочтение к своей божественной покровительнице, перси которой я так неуважительно упомянул. – Моего позволения нет, – подытожил главарь. – Di verus? – без толики удивления отозвалась пернатая. В голосе её не было ни вызова, ни задиристой дерзости, с которой распаляли себя местные дворянчики, решившие подраться до первой крови за благосклонность куртизанки подороже – только безразличие привычки и глубокая, бесконечная усталость. – Печально. Мальчишка мне нужен. – Зря влезла, пигалица, – всё с тем же деловым спокойствием заметил главный, неторопливо вытягивая меч из ножен. – Ну да ничего – и тебе пёрышки взъерошим. Богоизбранная склонила голову набок, перекидывая плащ на левую руку и обнажая тусклый металлический нагрудник с выгравированными на нём пятью солнцами. Правая уже держала меч с узким вайлианским лезвием. Двое моих преследователей скользнули к разным сторонам тупика, держа оружие перед собой, пока третий – будь он неладен! – продолжал неотступно следить за мной. Чёрные перья встопорщились на гордо посаженной голове, жёлтые глаза моргнули второй парой век, и женщина медленно втянула воздух ноздрями – а потом глухой переулок Бухты Непокорности прорезало, свирепое как рёв бури, и хищное, как клёкот атакующего ястреба: – Vielo vidorio!***
Нога в высоком сапоге ещё конвульсивно подёргивалась, когда Паледжина уже вытерла узкий клинок плащом убитого и привычным движением вложила его в ножны. Ещё одна быстрая победа. Триумф вайлианской стали. Слава Великим герцогам. Пропади оно всё пропадом. Мальчишка, переведя затравленный взгляд с неё на три свежих трупа, внезапно порскнул вперёд словно вспугнутый заяц, пытаясь проскочить мимо неё вдоль дальней стены. Не глядя, Паледжина сгребла его за вихры и впечатала головой в стену – не так, чтобы раскроить череп или лишить сознания, но достаточно, чтобы в глазах звёзды заплясали. Паренёк бухнулся на задницу и воззрился на неё с каким-то суеверным ужасом. – Верцано тебя подговорил? – спросила она, не особенно нуждаясь в ответе. Мальчишка не ответил, продолжая глядеть на неё как кролик на удава. Паледжина чуть подождала – скорей для того, чтобы собраться с мыслями, чем из надежды на ответ, и кивнула сама себе. – Давай письмо, – спокойно сказала она. Парнишка не шелохнулся. Уж не слишком ли она его приложила? Да нет, куда там – коль скоро согласился работать на Верцано, твердолобости должно быть за троих. – Видишь нагрудник? – раздельно уточнила она. Паренёк осторожно кивнул. – Пять солнц. Пять Республик. Анченце, Озиа, Ревуа, Селона, Спиренто. – С каждым словом оперённая ладонь останавливалась под одним из солнц, пересекая кирасу справа налево. – Я здесь от имени посла. Ах вот уж если б. В глазах мальчишки мелькнуло что-то, напоминающее понимание, но шевелиться он не торопился. Паледжина вздохнула. – Не испытывай терпение, – посоветовала она. – Я здесь. Верцано, что бы он тебе ни обещал, далеко. И бьюсь об заклад, ты никогда не видел, чтобы старый говнюк убил троих за три вдоха. Оборванец судорожно вздохнул, потянулся руками к рубашке – и вдруг метнулся вперёд с такой скоростью, какой и Паледжина от него не ожидала. На сей раз за волосы ухватить не удалось – едва успела сгрести за ворот рубахи. Старая ткань затрещала, расходясь до самого пояса, и мальчишка снова грянулся оземь, на сей раз освобождённый и от верхней половины костюма, и от всего, что было под ней. На удивление, паренёк кинулся не прочь от неё и даже не за порученным ему письмом, а к другой бумажке, вывалившейся из-под разорванной рубахи. Мадиччо, неужто проклятый остолоп ещё что-то затеял?.. – Что это?! – рявкнула Паледжина, сграбастав мальчишку за плечо и притиснув к стене. – Тоже от Верцано?!! Мальчишка отчаянно замотал головой, прижимая к груди замызганный клочок бумаги. Нет, на письмо это было не похоже. Скорее – картинка. Рисунок. Белокаменные рондели поднимаются из неторопливо катящихся волн под лучами ярко-желтого, не чета здешнему, солнца… – Не дёргайся, – уже спокойней посоветовала она, не ослабляя пока хватки. – Хотела бы убить – давно бы убила. Так что это? Парень облизал губы, взглянул её в глаза и внезапно оказался куда старше тощего малявки, каким показался сначала. – Спиренто, – тихо ответил он. – Родина. Паледжина ещё раз окинула оборвыша взглядом. Ну конечно. Чёрная кожа, курчавые волосы. Настоящий маленький вайлианец, будто только что из Республик. Сколько таких же мальчишек, считанными годами старше, придётся пустить под дирвудские пики и пули, если Верцано добьётся своего? Сколько красных рек отворить, чтобы на карте Агости стало больше красных точек? – И что теперь с тобой делать? – пустым голосом осведомилась она, отпуская тощее плечо. – Доменелы тебя из принципа до костей разденут. К Верцано тоже не сунешься – он за свою ошибку с тебя шкуру спустит. Верцано, чтоб ему пусто было!.. Сам на дно пойдёт и других за собой утянет. Почему нельзя треклятого олуха запереть в сундуке и отправить под замком в Анченце, пока он войны не начал?! – Родина, говоришь… – с горечью проронила она. Запечатанное послание всё ещё валялось в грязи и невольно притягивало взор, будто обладая какой-то собственной, неотмирной тяжестью. Достанется Доменелам – война. Придёт по назначению – та же война, только на несколько лет позже. Мадиччо, чтоб Сироно забрал Верцано с его писульками и Агости с его планами! Почувствовав, что его больше не держат, пацан осторожно потянулся к письму, но Паледжина коротко мотнула головой, подняла запечатанный лист сама и с негромким хрустом раздавила его в ладони. – Но ведь… – раззявил рот мальчишка. – Пять солнц… пять Республик… По… Почему вы это делаете?.. Паледжина медленно повернулась к вопрошающему, словно раздумывая, стоит ли отвечать. – Республики – мои дети, – устало сказала она. – Иногда это значит, что я должна не позволять им совершать глупости.***
– Бастионы Озиа, – ещё рад повторила богорожденная. – Передашь с рук на руки квартирмейстеру Спавенте. Скажешь – от Паледжины мез Рэй. Капитан почтительно закивал, только что в рот ей не глядя, торопливо взглянул на меня и повернулся, чтобы знаком позвать одного из матросов. – Джанлука, – негромко сказала она, и капитан повернулся обратно, как завороженный. – Ты меня знаешь. Если не выполнишь – молись о встрече с полповиром на обратном пути, потому что она тебе за счастье покажется. – Не извольте сомневаться, телла Паледжина! – энергично затряс головой капитан, всем видом давая понять, что принял распоряжения близко к сердцу самым что ни на есть серьёзнейшим образом. Пернатая кивком отпустила его и в первый раз за всю дорогу до порта повернулась ко мне. – Уважай квартирмейстера и посвящённых братьев. Говори мало, слушай много. Драться не бойся – над тобой будут издеваться, только если ты это позволишь. И если уж пришлось – стремись к быстрой победе. Я растерянно наклонил голову, но один вопрос – точнее сказать, самый большой из множества вопросов, что без всякого подобия порядка роились в моей тогда ещё курчавой голове – оказался сильней только что полученного совета говорить поменьше. – Почему вы это делаете? – не выдержав, выпалил я. – Я ведь уже тебе ответила, – спокойно откликнулась она. – Не для Республик, – поспешно поправился я, продолжая тискать в руках замусоленную открытку. – Для меня. Она ещё раз смерила меня взглядом, а потом впервые взглянула прямо в глаза – и на какой-то краткий миг я разглядел всю ту свинцовую тяжесть, что несла на не таких уж широких плечах желтоглазая пернатая женщина, давно привыкшая, что её родители безумны, дети безрассудны, а победы бесплодны. – Скверно, когда родина на бумаге, – устало сказала она. Оперённая ладонь легла на нагрудник, заслоняя крайнее слева солнце. – Родина должна быть здесь. Я сглотнул и медленно кивнул, а, подняв голову, обнаружил, что матросы – да и сам капитан Джанлука – сгрудились на палубе подальше от трапа, и с пристальным до непристойности интересом глядят куда-то на пристань. – Прелестница чернопёрая, – прозвучал лениво-развязный голос. – Сдаётся мне, у тебя завалялось что-то, что принадлежит Доменелам. На сей раз их было четверо, и они уже приближались, полукругом обходя одинокую фигуру в тусклом нагруднике. Паледжина тяжело выдохнула и на мгновение ссутулилась, словно только что увиденная мной тяжесть наконец погребла её под собой – но тут же расправила плечи, повернулась к подступающим головорезам, перекинула плащ через левую руку – и в тот самый момент мне стало ясно, каким должен быть паладин Пяти Солнц. Гордо посаженная голова склонилась набок, чёрные перья встали дыбом на затылке, правая ладонь замерла на рукояти клинка – и почему-то я знал, какие слова вот-вот разрежут тяжёлый дирвудский воздух ещё до того, как раздался первый звук.