Плеск

- I have done a terrible thing. - We do what we must in this house.

Тихий плеск воды был единственным звуком, нарушающим мертвую тишину в ванной комнате. Вода давно остыла, от кипятка, в котором, кажется, искренне надеялись свариться заживо, не осталось ни единого напоминания. «Золотой ключик» был старым зданием, насколько Пьеро себя помнил, поэтому планировка комнат здесь была далеко не современной, именно поэтому ванной комнатой на этом этаже никто кроме него не пользовался. Ванна была старой, чугунной, расписанной, кажется, каким-то совершенно непопулярным любителем искусства. Скорее всего, еще в прошлом веке, судя по потрескавшейся краске и облупившейся позолоте. Поверхность ее была шероховатой и большинство неженок, по типу Мальвины или Карабаса (кто еще имел доступ к этому этажу), предпочитали использовать комнаты поновее. К тому же, из-за высоких потолков и расположению самой ванны (она стояла у окна по середине комнаты), воздух не успевал нагреваться до комфортной температуры, поэтому здесь всегда было ужасно холодно, вне зависимости от времени года. С отросших волос молодого человека стекали капли воды, падали на острые колени, после исчезали в океане таких же безликих капель, которые в конечном итоге исчезнут в канализации. Пьеро тяжело дышал, пытаясь успокоить собственное тело. Он проснулся посреди ночи после нескольких бессонных суток из-за приступа паники, который накрыл его от того, что во сне он в первый раз за несколько лет услышал голос Лотти. Она сидела на его кровати, гладила его волосы и пела ему ту самую песню, особенную, которая постоянно успокаивала его демонов. Но сейчас, спустя столько лет, это возымело на него абсолютно противоположный эффект, такой, что все, что ему захотелось прямо сейчас – это буквально по стене дойти до ванной комнаты через длинный темный коридор, забраться босыми ногами на холодную поверхность, и лить на себя такое количество ледяной воды, которое потребуется, чтобы вернуть голову в норму, не потрудившись даже снять одежду. Ледяная вода в чувство его не привела, но добавила дискомфорта в виде прилипающей к телу мокрой материи и стучащих зубов, поэтому Пьеро решил сыграть на контрасте – врубив на всю мощность кипяток, он сбросил с себя всю одежду, которая грязными тряпками теперь валялась где-то сбоку на полу, и просто сел, сжавшись, пытаясь не обращать внимания на конечности, которые из-за смены температур свело судорогой. Из-за принимаемых веществ у него была определенная проблема с чувствительностью, потому только такие вещи (контрастные, яркие) давали ему возможность ощущать хоть что-то кроме душевного дисбаланса и затянувшейся с годами депрессии. Пьеро с жалостью посмотрел на валяющиеся промокшие шмотки, сигаретам, скорее всего, пришел конец, ни один табак не перенесет встречу с айсбергом и последующее стремительное крушение корабля. Перед глазами скакали блеклые мушки, мозг не желал приходить в себя, и Пьеро мог поклясться чем угодно, что если сейчас он повернет голову направо, то точно увидит, что Лотти сидит на широком подоконнике и заливисто смеется, смотря на него. Это было ужасно, когда человек, которого ты любишь больше жизни, становится твоим кошмаром наяву. Пьеро впился пальцами в собственное предплечье, оставляя на нем красные следы. Причинение себе боли сейчас – единственный выход, он точно это знал, о чем красноречиво говорили все блеклые полоски на его коже, разбросанные, кажется, по всему телу. Он получал их неосознанно, в некоторых случаях – сознательно, особенно глубокие, в приступе наркотического опьянения или беспочвенной ненависти к себе и своему существу; он хотел дружить с Лотти, он хотел любить ее, он ни за что не хотел того, что происходило сейчас, ему не в коем случае нельзя позволять своей голове воспринимать ее как врага, ведь тогда Л’Ивси точно заметит, что его состояние ухудшается с каждым ебанный днем и нет никакого прогресса, нет никакого хваленого света впереди, о котором талдычит его белокурая помощница. Как ее вообще взяли работать психологом с такой маниакальной верой в добро и лучшее в любом человеке? Пьеро бросил затравленный взгляд в сторону окна. Он хотел сохранить ее как можно дольше рядом с собой. Но не таким способом. Лотти на подоконнике не было. Неужели контрастная ванна все-таки помогла? Пьеро шумно выдохнул воздух через нос, закрывая глаза. Шарлотта никогда не сделает ему больно. Она – лучшее, что когда-либо происходило в его жизни. Он всегда должен помнить об этом. Если когда-нибудь он все-таки решится на самоубийство, она будет первым человеком, кто похвалит его за решительность. Наверное, он раскромсает себя как бисквитный торт. Или просто умрет от передоза на одной из вечеринок в обществе Дуремара. Или, может быть… захлебнется? Пьеро закрывает глаза, прислоняется спиной к холодной стенке ванны. Вода окрашивается в красный, и как он не заметил, что от перепада давления у него снова пошла кровь из носа. Вода не прозрачная, какого-то мутного оттенка, Пьеро чувствует себя необычайно грязным, только грязь эта не на его коже. Она внутри, протекает в венах под тонкой бледной оболочкой, опоясывает пораженные органы, Пьеро – сплошная ошибка, дефектный код, сбой в матрице своей семьи, целой вселенной. Он опускается вниз к воде, открывает глаза, смотрит в высокий, обшарпанный потолок, замечая розовый всполох. Шарлотта наклоняется над ним, ее волнистые волосы касаются глади воды, голубые глаза смотрят с нежностью, Пьеро понимает, что вся она будто состоит из капель. Одна из них падает с ее аккуратного носа ему на щеку, катится вниз, пропадает в этой мутной ледяной воде. Она улыбается, тянет руку к его лицу, пронзительно смотря в его разные глаза. - Встретимся на той стороне? Пьеро улыбается, не дает ей прикоснуться к себе, погружается в воду, по привычке задержав дыхание. Одна минута и воздуха начинает не хватать, легкие курильщика тот еще подарок. Он закрывает глаза, выдыхает, отчего к поверхности стремительно поднимаются маленькие пузырьки, выталкиваемые толщей воды… Через мгновение его охватывает паника, он широко открывает глаза в немом ужасе, слепнет на мгновение, цепляется за край ванны, насильно выталкивая себя из воды и кашляет, кашляет, кашляет целую вечность, мертвой хваткой вцепившись в поверхность, пытаясь не думать о том, что вместе с водой по его лицу сейчас, кажется, текут слезы животного страха. - Какой же ты слабак! Пьеро ругается вслух, но успокаивается через десять минут, обессиленно положив голову на холодную чугунную поверхность. Так было каждый раз, сколько бы раз он не пробовал. Каждый раз его накрывало животным страхом за свою жалкую, ничтожную жизнь и это было сильнее него. Л’Ивси любил слушать эти истории, потому что это «говорило о том, что все не так уж и плохо». Что именно он имел ввиду под «не так уж плохо», Пьеро не знал, но после каждой попытки самоубийства он чувствовал себя настолько жалким и ничтожным, что все, что хотелось – это прекратить собственные страдания. Как угодно. Чем угодно. И на помощь приходили наркотики. Замкнутый круг, накидывающий с каждым циклом на его шею еще один маток петли. Шарлотта была такая сильная, она смогла. Пьеро коснулся собственного носа. Кровь все еще струилась по его лицу. В носоглотке неприятно давило. Самочувствие не улучшилось, но выброс адреналина, кажется, помог справиться с его ночной проблемой. Он очень любил Лотти, но сейчас она пугала его, потому что ее красота становилась с каждым днем по-настоящему мертвой. От этого факт ее смерти становился реальным, как бы Пьеро его не отодвигал на задний план своего сознания. Он несколько раз провел пальцами по краю ванны, ощущая под подушечками абсолютно не идеальную поверхность. Вот так же и с ним было, при первом взгляде на него казалось, что Пьеро – олицетворение всего самого лучшего в этой жизни, престижа, статуса, всеобщей любви, но стоило только к нему прикоснуться – такой же убитый временем холодный кусок металла с облупленной краской и зазубринами. Его жизнь такой ебанный фарс, подумать только. - Ты чего здесь забыл ночью, дурачок? Пьеро прервал мягкий голос. Девушка, нарушившая его депрессивную сходку с собственными демонами, говорила полушепотом, видимо, только недавно проснулась. Пьеро перевел взгляд на тонкую фигуру. Мальвина, кто же еще. В своих смешных розовых тапочках, на ногах – кружевные носочки. Кто вообще спит в носках? Взъерошенная, но все равно выглядящая так, будто прямо сейчас готова выйти на сцену и забрать сердца всех, сидящих в зале. Пьеро вытер тыльной стороны ладони подсыхающую кровь со своего носа, опуская руку в холодную воду. После – бросает на девушку безэмоциональный взгляд. Ему не то, чтобы хотелось, чтобы она ушла, просто. - Думаю это мне тебя стоит спросить, почему ты не спишь, - Пьеро возвращает на лицо свою фирменную ухмылку «плохого парня», - Или ты просто всегда по ночам ходишь подглядывать за парнями, решившими принять ванну? Мальвина парирует его гримасой и подходит ближе. У них так всегда было, сначала – неловкая попытка социального взаимодействия, (что Пьеро, что Мальвина были особенными, поэтому каждый день представлял собой «прощупывание почвы» - вдруг король или королева сегодня без настроения?) потом – при положительном контакте, все границы стирались и вот они уже висят друг на друге, как парочка влюбленных подростков. Девушка доходит до ванны, морщит носик, смотря на его одежду, а потом на него самого. Пьеро не стесняется своей наготы, да и Мальвине он далеко не противен. Она хмурит голубые брови, пальчиком проводит по краю ванны, пытаясь вычислить пространство, не залитое водой, потом находит свободный сухой край, почти напротив него, и садится, подбирая ночнушку. - И что за ночные заплывы, мой остроумный принц? – Мальвина зевает в ладонь, все-таки, значит, только недавно проснулась. - Да так, решил утопиться, пока никто не видит, - Пьеро бросает это с ехидством и даже ни разу не врет, но Мальвина не настолько умна, чтобы осознавать, что он говорит правду, либо делает вид, что его очередная шутка удачна, поэтому улыбается в ответ на эти слова, - Но как видишь в этом месте даже суицид нельзя совершить, кто-то да помешает. Если бы это было так. Пьеро отталкивается от края ванны, снова опираясь спиной о холодную стенку, так было удобнее на нее смотреть. Мальвина хихикает, бросает взгляд на его выпирающую ключицу. - Мне ужасно захотелось есть, и я ходила на кухню, - она лукаво улыбается ему и достает из кармана красное яблоко, - Только никому не говори, а то опять по театру слухи ходить будут, что мне пора на диету. Мальвина обиженно надувает губки, но Пьеро знает, что ее эти слухи ничуть не волнуют, может быть раньше – да, но не сейчас. «Золотой Ключик» всех меняет, и она не стала исключением, из невинной овечки став той еще стервой, готовой перегрызать глотки. Только в отличии от других стерв, глотки за Мальвину перегрызают ее ручные псы. Она кусает яблоко и по ванной раздается довольный хруст. Пьеро не может не улыбаться, Мальвина слишком милая. Все, что она делала рядом с ним вызывало в нем забытое чувство неконтролируемой нежности, которое плескалось где-то в районе его изрезанного сердца. Странное чувство, Пьеро не мог объяснить его природы. Он подсаживается к ней поближе, сокращая между ними расстояние, наверное, походя со стороны на очередную побитую собаку, которой очень хочется ее любви. Но Пьеро не ее собака, а Мальвина не его хозяйка. Они – как зеркальное отражение друг друга, потерянное где-то в пространстве, потому что Пьеро давно не отражается в зеркалах, а, значит, не существует для другого мира. Она молча протягивает ему яблоко, Пьеро делает укус. - Отравлено?, - улыбка сквозь пронзительный взгляд, фрукт действительно вкусный. Или может быть это потому что из ее рук. Пьеро ненавидит яблоки. - Заговорено, - Девушка хихикает, касается кончика его носа, чтобы шутливо на него нажать, - Ты же совсем ледяной, дурачок! Она в возмущении опускает руку в воду и с шипением одергивает ее обратно, вскакивая с ванной на пол. - Ты дурной? – Мальвина сердится на него, об этом говорят ее поджатые губы, - Заморозиться заживо захотел? Она подходит к крану, выкручивает кипяток на полную, не обращая внимания на недовольную гримасу молодого человека. - Совсем как маленький иногда, что с тобой делать не понимаю, - она все еще держит яблоко в одной руке. Пьеро вздыхает, запрокидывает голову и смотрит в потолок, ничего не отвечая. «Дурной», «маленький» - это все про него, наверное, но не один эпитет не способен описать чем он являлся сейчас, потому что он был бесформенной кучей из собственных неконтролируемых эмоций. - Я не шутил про суицид. Мальвина фыркает, откусывая яблоко еще раз, пережевывает, закатывает голубые глаза. - Умрешь, когда закончится театральный сезон, - Пьеро вопросительно поднимает бровь, - в другое время делай, что хочешь. А пока береги свой сладкий голос, я не выдержу основных партий с кем-то другим. Ты мне нужен. Пьеро хмыкнул. Театральный сезон в «Золотом Ключике», как все знают, не заканчивался никогда. Театр не знал отпуска, технического перерыва, все актеры работали абсолютно каждый день, именно благодаря этому имея возможность жить на его территории. Карабаса можно было назвать тираном, но он был жесток настолько же, насколько был милосерден ко всем в его подчинении. Теплая вода окутывала его конечности и это дало ему какие-то новые ощущения на сегодняшний вечер. Наверное, такое же тепло, врывающееся мгновенно в его холод, исходило всегда от Мальвины. - Ты же знаешь, что я не болею, - Мальвина приподняла бровь и Пьеро добавил, - Ну ладно, почти. Тот случай не считается. Я просто уснул на улице. - В сугробе. Не дойдя даже до крыльца. Пьеро закатил глаза. Знали бы домашние где только ему не приходилось спать в свое время, не припоминали бы ему один зимний вечер. - Пневмония дала мне выспаться, - сказал в свою защиту молодой человек. - И новые седые волосы в бороду твоему отцу, - Мальвина хихикнула. Она догрызла яблоко за момент их словесной легкой перепалки, - И еще слезы разных писанных красавиц, мечтающих, чтобы ты посмотрел в их сторону и подарил свою улыбку. Мальвина кинула огрызок яблока на пол, где валялась одежда Пьеро. Они оба понимали, что с утра ничего этого здесь не будет, потому что в их доме была прислуга, которую никто никогда не видел. Девушка выключила воду. - Давай я тебя помою, - озорной блеск в глазах голубоволосой бестии не сразу дошел до сознания Пьеро, - Ты выглядишь так, будто тебе семь лет и папа запретил тебе покупать в магазине мармелад. - И помыться – лучшая терапия против предательства со стороны отца? – Мальвина иногда не представляет, насколько бывает права. Она не отвечает, уже тянется на верхнюю полку шкафа, чтобы вытащить новую губку для тела и какие-то косметические средства. Хоть ванной никто не пользовался, кто-то все-таки знал о пристрастии младшего ребенка Карабаса к посещению этой комнаты, потому что здесь всегда все было, даже новые махровые полотенца, всегда абсолютно чистые. И занавешенное зеркало. Мальвина что-то промурлыкала себе на нос, возвращаясь к ванной и расставляя бог знает какие тюбики на край ванны; Пьеро безэмоционально смотрит на нее, понимая, что он для нее сейчас – большая кукла барби, точнее, наверное, кен, которого ей подарили на минувшее Рождество. Не сказать, что ему не нравилась эта ее черта – все вокруг превращать в кукольный дом, но сейчас... пусть делает что хочет, как и обычно. Мальвина сбрасывает с себя теплый халат, потому что рукава слишком длинные, остается перед ним в полупрозрачной ночнушке. Вытаскивает кончик языка, наливая душистую жидкость на мятного цвета губку для тела. Потом подходит ближе, касается его плеча и проводит по его коже. Пьеро чувствует себя странно; Мальвина увлечена процессом своей новой, известной только ей одной игры. Прикосновения ее тонких пальцев ощущаются даже через губку, Пьеро сглатывает, наблюдая за тем, как спадает с ее плеча тонкая лямка. Она вообще понимает, насколько бывает сексуальна в свои шестнадцать лет? Мальвина хмурится, едва касаясь руками его шрамов. Кожа Пьеро светлая, поэтому любая царапина на нем видна как яркая звезда на ночном небосклоне. Шрамов у Пьеро слишком много, он любит каждый, они напоминают ему где, с кем, как и почему он еще жив. Пьеро опускает взгляд на воду, девушка тянется за шампунем и через мгновение он чувствует, как она массирует его волосы. Это сопровождается волной мурашек, пробегающих по коже, и ему кажется, что она вымывает мягкой душистой пеной его мысли из головы, почему именно ей всегда удается возвращать его в шаткое равновесие он никогда не сможет понять. Мальвина пропускает длинные пряди через свои пальцы, увлеченная своим занятием. Пьеро смотрит на рябь воды и произносит ломанным голосом. - Я совершил ужасный поступок. - Мы делаем то, что должны в этом доме. Мальвина опускает губку в воду, смывает с тела Пьеро густую пену. Отвечает мгновенно, абсолютно не задумываясь над ответом, и Пьеро понимает, что не хочет перед ней притворяться. Он ловит ее руку за запястье, подносит к своему лицу и целует. Мальвина робко касается его щеки, прекрасно осознавая, что не имеет ни малейшего понятия о том, о чем именно хотел ей сказать Пьеро. Но, кажется, сегодня она проснулась вовсе не из-за чувства голода.