Кольца

За окном светила полная луна. Стучали тоскливо капли дождя о каменное покрытие дорожных плит. Очередная полная тоски и переживаний ночь накрыла своими объятьями величественный особняк. В нем, в комнате консильери, сидел беловолосый мужчина. Грустно улыбаясь чему-то известному только ему одному, он перебирал своими длинными, красивыми, будто созданными для фортепиано, пальцами украшения, что находились в большой резной деревянной шкатулке. Кольца. Иногда, задерживая взгляд зеленых глаз на особо интересных экземплярах и примеривая их, мужчина улыбался радостнее или еще печальнее. Вот это, например, — консильери надел массивный перстень, усеянный изумительными изумрудами, на средний палец левой руки — ему подарил дон Бакклиати. Закатив глаза к потолку, зеленоглазый хмыкнул и, будто пародируя кого-то, скорчил постную гримасу и быстро положил перстень обратно. А это — прищуренные глаза метнулись к блестящему алмазами золотому кольцу, которое уже крутил в руке беловолосый — от Ямамото, на двадцать третий день рождения. Каждое кольцо имело свою, иногда совершенно неинтересную и безвкусную, но историю. Чаще всего она имела скудный и железный привкус взятки. Но некоторые безделушки, за продажу которых можно и машину купить, имели под собой праздничный мотив, как то же кольцо от Такеши. После того, как он стал консильери, всем стало необходимо знание. Как пробиться к главному советнику семьи? Чем его задобрить, чем заслужить благосклонность? Второе лицо в Семье! Еще неопытный мальчишка! Это хороший момент, чтоб расположить его к себе! Им всем было невдомек, что такого человека, как Хаято, украшениями и подачками расположить к себе нельзя. Невозможно. Что предан он лишь одному и единственному человеку, ради которого убить готов всех дарильщиков и взяточников, не обращая внимания на их состояние и влиятельность. И тут из пучины Вендикаре и галлюциногенных иллюзий вылезло чудовище, которое в мире земном именовалось как Рокудо-я-захвачу-твое-тело-Мукуро. Отродье дьявола, подсмотрев ли, подключив ли свои аналитические способности, пошарив ли в его несчастных мозгах, но узнало то, что по сути своей было безобидным фактом, о котором догадывались многие, но неожиданно это стало чем-то важным. Гокудера Хаято любит кольца. Брошенная вскользь фраза, которая в контексте последующих слов сравнивала Правую руку Вонголы с сорокой, произвела эффект разорвавшейся бомбы. Гокудера Хаято любит кольца. Неожиданно взятки в мафиозном мире приобретают круглый и блестящий вид вместо привычного бумажного или информационного. Ювелиры стали пользоваться необычайным спросом, как и их изделия. А Хаято не знал, что ему, блин, делать с этим безумием. Получилось как получилось. Иногда принимая эти (как же они меня достали, но тут использован радий*) кольца, а иногда засовывая их в кое-какое место особо настырным, Гокудера пополнял свою коллекцию, часть которой сбывал, вливая полученные средства в семью. Но было что-то еще, то, что он сбывать не хотел. Интереснейшие переплетения металла, хорошие воспоминания и…. кое-что еще. Зрачок удивительно ярких зеленых глаз расширился, Хаято с напряжением втянул в себя воздух. Переложив все драгоценности в шкатулку, его руки, дрогнув, потянулись к другой. Чтоб открыть это произведение чьего-то гения, нужно было пропустить разряд пламени владельца. Когда шкатулка цвета слоновой кости, украшенная узорами позолоты, открылась, жадному взору предстали они. Его настоящие драгоценности. Прошлая шкатулка, как и все её содержимое, забылась моментально. На бархатных красных подушечках находились перстни из разных материалов, разной степени стоимости — на подушечках были разные частички воспоминаний об одном конкретном человеке. Радостное возбуждение подкатывало к самому горлу каждый раз, когда он смотрел на них. На них и на еще одно кольцо. Мечтательно улыбаясь, Гокудера бросил взгляд на свою руку, на которой красовалось кольцо Хранителя Урагана Вонголы. Рвано выдохнув, он перевел взгляд обратно и осторожно, самыми кончиками пальцев огладил самое обыкновенное железное кольцо. Таких колец множество по всему миру. Обычная железячка, выплавленная во что-то абстрактное, что должно привлекать внимание. Самое обычное кольцо — он носил похожие в свои четырнадцать. Он получил это кольцо в свои пятнадцать и вряд ли бы смог надеть его сейчас на привычное место. Фестиваль. Яркие огни в синем звездном небе. Яркая, но немного смущенная улыбка человека напротив. — Это тебе, Гокудера-кун, — протягивает маленький тканевый мешочек. — С-спасибо огромное, Джудайме! — восторженно сияет блестящими от ярких вспышек глазами. Подарок от первого и, как он наивно тогда надеялся, последнего человека, что догадался о его безобидном фетише. Предаваясь приятным воспоминаниям, распластавшись на кожаном кресле, Гокудера не слышал тихих шагов, не чувствовал внимательного взгляда. В эту комнату без препятствий и обязательных соблюдений приличий могли попасть лишь двое. Зеленые, томные глаза открылись и впились в следующее кольцо. Массивное серебряное в виде тигра, украшенное рубинами. День рождения. Подарок. Сильная пьянка. Поцелуй со своим божеством. То, что Хаято запомнил тот смазанный, но уверенный, с привкусом саке, поцелуй, можно считать не иначе как чудом. Например, Джудайме не запомнил. Как и другие Хранители. Даже Реборн, что вообще является мистикой. Ведь если бы запомнили, стебали бы до конца жизни, он-то знает. Глубоко вдохнув и выдохнув, чувствуя подступающий к щекам румянец и тепло внизу живота, он протянул дрогнувшую, как от ломки, руку к самым значимым для него вещам и стал аккуратно надевать каждое кольцо на палец. Железное, которое десять лет назад занимало почетное место на указательном пальце, разместилось на мизинце. Кольцо с рубинами — на безымянном пальце. Взяв из шкатулки еще одно кольцо, он, улыбаясь, надел его на свое законное место. Ощущая большим пальцем тепло любимого пламени, он не мог не вспомнить о том, как босс дарил ему это кольцо — с камнем янтаря в середине, что был полностью пропитан родным пламенем Неба. Тут же он переключился на холодок, чувствующийся указательным пальцем. Эксклюзив, сделанный из осколков упавшего метеорита, его фаворит в категории «оригинальность». Даже кольцо из радия, подаренное Рокудо — возможно, с целью медленного убийства, а может, и с какой-нибудь другой — не могло посоперничать с невероятно интересным кусочком космоса. Джудайме помнит о том, что когда-то он увлекался уфологией и мистикой. Босс не критиковал, не презирал, принимал этот его бзик и даже немножко баловал чем-то подобным. Если бы Хаято разбудили ночью и спросили, как выглядят эти кольца, он бы сначала пытал визитера, чтобы узнать, откуда тот о них знает, потом, добившись ответов, убил, и уже потом в точности и до мельчайших подробностей вспомнил каждую частичку, каждый узор, расположение и количество камней. Кольцо Вонголы ему нравилось, пожалуй, больше всего. Оно сближало его с боссом, давало силу, доказывало его принадлежность к семье, которой управлял этот человек. Хотя они все ему нравились. Очень-очень сильно нравились. Их блеск, форма, история… человек, который их подарил. Хаято сильно закусил губу и украшенной перстнями рукой уже тянулся к ширинке и горячей плоти, чьи очертания отчетливо проступали через штаны. Очередной грустный, полный порока и невысказанной страсти вечер. Очередная душная, одинокая, пропитанная самоедством ночь. Кто бы, черт возьми, мог подумать о том, зачем именно ему нужны эти кольца. Любование которыми переросло в довольно странный и смущающий… — Релаксируешь? — Спокойный, до ужаса знакомый голос прозвучал прямо возле левого уха. Фетиш. Сердце ушло в пятки, в горле резко пересохло, рука с кольцами остановилась на полпути. В голове у Хаято экспрессивные трехэтажные маты перемешивались с мольбами о помиловании и оправданиями по типу «Это не то, о чем вы подумали». А чужие горячие руки уже лежали на его плечах, и янтарные глаза прожигали взглядом пах. Гокудера повернул голову к голосу и тут же пожалел об этом. Взгляд босса был настолько красноречив, что член, вопреки ситуации, лишь начал крепчать. Все. Не отвертишься. Пойман с поличным. Казнить, нельзя помиловать. — Гокудера-кун, я тебя от чего-то отвлек? — прозвучало как издевательство и насмешка. — Можешь продолжать и не обращать на меня внимания. Приплыли. Хаято никогда не мог сопротивляться просьбам и приказам этого человека, не хотел этого делать, желая, наоборот, доказать свою полезность. Сейчас же он будто стоял на перепутье, где ему дается сделать шаг в одну из двух сторон, и в любом случае за этим шагом последует расстрел, поэтому лучше остаться стоять на месте. Потому что подчиниться — стыдно. Не подчиниться — смерти подобно. Он посмотрел в горящие оранжевым огнем глаза, пытаясь найти ответы на свои вопросы, но случайно столкнулся носом со своим еще большим фетишем, нежели кольца, потому что босс наклонил голову ниже, тоже рассматривая что-то в зелени глаз Хаято. Щеки Хранителя уже просто пылали, а лицо приобрело самое раскаивающееся выражение из возможных. — Давай же, — низко и с какой-то опасной интонацией произнес Тсунаеши. Звучало это поистине угрожающе. За столько лет Джудайме успел показать себя во всей красе со всех, порой неоднозначных, сторон. Этому, конечно же, способствовал Реборн, который, похоже, сам не знал, каким именно человеком вырастет его ученик. Чертовски привлекательным и сильным человеком. Босс взял украшенную кольцами руку в свою и накрыл ей пах своего уже-кажется-не-очень-друга, советника и Правой руки. Лучше бы ударил, думал Хаято. Сглотнув слюну, он, преодолевая зарождающуюся истерику, послушно расстегнул ширинку своих штанов и рассеянно наблюдал за действиями Джудайме, который сразу после этого стянул со своего заместителя штаны и трусы. Потом поднялся, тряхнул головой, будто отгоняя непрошенные мысли, развернул кресло спинкой к столу и отошел от Гокудеры, чтобы сесть на диван, что находился напротив, и выразительным взглядом горящих глаз намекнуть на продолжение. Хаято уже просто хотел провалиться сквозь землю от неловкости, стыда и страха. Растерянно и как-то совершенно жалобно он посмотрел сначала на сидящего в отдалении босса, потом на свою руку, украшенную сакральными подарками этого самого босса, и перевел взгляд на собственный стояк. Для многих это бы звучало дико. Кто-то мог бы посчитать нечто такое экстремальным и неприятным. Кольца ведь холодные, шероховатые, неровные, так и поцарапаться можно. А Гокудере нравилось, а Гокудере было в кайф. Это ведь не обычные кольца, а кольца, подаренные Джудайме, в этом-то вся суть. Самым-самым необыкновенным, добрым, хорошим, сильным, смелым и много каким еще! Джудайме, который сидит сейчас напротив и смотрит на порочное падение собственного заместителя. Дрожащей на этот раз уже от волнения и стресса рукой он провел по члену, пытаясь отстраненно поласкать себя. Хаято старался смотреть куда угодно, но не на босса, а потом просто в отчаяньи прикрыл глаза левой не занятой рукой. Вздохнул. Попытался снова. Провел серебрянным кольцом по всему стволу и перешел на яички, перекатывая и чувствуя приток пламени Неба, идущего от кольца с янтарем, на интимных местах. Чуство эйфории от любимого пламени постепенно охватывало его все сильнее, и он, уже не отдавая себе отчет в своих действиях, начал удовлетворять себя. Проводил кольцами по горячему стволу, ласкал уретру то большим пальцем, то янтарным камнем. Неожиданно как обухом по голове вернулось осознание: Джудайме сидит напротив. Он все видит. Он видит, как Хаято несдержанно вздыхает и тихо стонет от прикосновений различных металлов к члену. Он видит, как собственного Хранителя ведет от небольшой частички Небесного пламени, заточенной в кольце, что он сам подарил. Он видит, как Хаято прерывается, отводит левую руку от лица и начинает прямо смотреть на него. Гокудере так хорошо и так паршиво не было ещё никогда. Хорошо от вида собственного босса, что сейчас пожирает его глазами. Хорошо от того, что теперь ему нечего скрывать перед этим восхитительным человеком. Паршиво от осознания, что вернуть прежние дружеские отношения, вернуть лояльное и хорошее отношение от Джудайме он уже не сможет. Не после такого. Такой откровенной, постыдной правды о настоящих чуствах и желаниях Урагана. Движения руки становятся все более хаотичными. Кольца плотно прижаты к горячей плоти и скользят по всей длине. Зеленые глаза смотрят в горящие напротив потусторонним светом очи босса. Гокудера решает, что если и умирать, то с песней, и, уже не стесняясь, простанывает: — Тсун-наеши. И кончает, пачкая и ладонь, и так оберегаемые им кольца. Имя босса он старается не произносить даже в мыслях. Это сразу сближает. Стирает границу между начальником и подчиненным. Лично установленное табу, которое он старался нарушать как можно реже. Но в моменты особого умиления, нежности и страсти он не мог себя сдержать. И на грани слышимости шептал заветное «Тсунаеши». Сейчас границы стерлись. Сейчас можно было не скрывать свое увлечение, свою нежность и страсть. Не скрывать свою любовь к этому человеку. Хаято расслабленно прикрыл глаза и отходил от оргазма, ожидая приговора. Но то ли Десятый завис и словил когнитивный диссонанс, то ли ждал продолжения банкета, но он ничего не говорил и все так же продолжал сверлить взгядом в Хаято дырку, только иногда сглатывая и облизывая губы. Гокудера и сам облизнулся, а потом еще раз и еще. Невольно его взгляд упал на заляпанную спермой руку с кольцами. Салфетки далеко, дефилировать полуголым до тумбочки — нелепо и глупо. Прошелся языком по губам еще раз и, сам не ожидая от себя такого, поднес руку к лицу. Во всем виноват этот взгляд, говорил он себе. Во всем виновато присутствие рядом его личного фетиша, убеждал он себя. Я бы ни-ког-да не сделал такого в обычных обстоятельствах, утешал он себя. А язык уже проходился по костяшкам пальцев, по железному кольцу на мизинце, по янтарному камню, который, черт возьми, имел вкус пламени любимого босса. Потом он, уже потеряв всякую скромность и, похоже, совесть, взял два пальца в рот и начал имитировать движения туда-сюда. В рот, изо рта. Покачивая головой и затуманенно смотря в направление где должен сейчас сидеть Джудайме. И…. Не находя его там. Гокудера еще не успел испугаться и разочароваться, а над ним уже нависли и вытащили пальцы изо рта. Только для того, чтоб погрузить в него свои. Хаято даже задумался, что порно с такими поворотами сюжета он бы посмотрел, но порнорежиссер в лице Савады, который сам же все это и устроил, превратив очередной «полный одиночества и самоедства вечер грусти» в «Пиздец, приехали», прервал все мысли и перетянул их на себя. И вот уже Хаято не помнит, как он начал с удовольствием облизывать кольцо босса Вонголы, которое просто идеально сидело на пальце обожаемого босса и тоже входило в категорию его фетишей. Савада же не мог отвести взгляда от такой откровенной, даже, наверно, блядской, картинки. Белые волосы Хаято пребывали в полном бардаке; все еще полуголый, с прикрытыми глазами, он с отдачей и рвением проходился теплым юрким языком по чужим пальцам, по кольцу Вонголы. Потом выгнулся всем телом, простонал: Тсунаеши пропустил через руку пламя, то самое, которое могло сжечь все к чертовой матери, сейчас оно грело и приносило эйфорию. Наверно, думал Тсуна, так могло быть только с Хаято. Потому что привязан, предан, любит и готов принять от босса все, что ему дают. Ни с кем другим Тсуна не смог бы так сделать и получить… такую реакцию. Судорожно отняв свою руку от чужих губ, он припал к ним в поцелуе. Запустил руку в волосы, нависая и прижимаясь еще сильнее, теснее. Его тоже обхватили, даже порывались посадить на колени, но не в положении Гокудеры можно было так сделать. Тсуна шел сюда проведать своего друга, свою Правую руку. И хоть интуиция насмешливо намекнула на «что-то интересное», он без особых раздумий открыл дверь в обитель своего Урагана. Комната в коричневых и бежевых цветах не очень вязалась с представлением о том, где должен жить такой вспыльчивый и взрывной человек, как Хаято. Приглушенный свет освещал её и её хозяина, что медитировал на свои кольца. Тсуна знал об этой его привычке. Сидеть и перебирать все кольца, некоторые примеривать, некоторые откладывать на продажу. Во всем этом была одна странная деталь — Гокудера совсем не носил тех колец, которые он ему подарил. Тсунаеши даже не знает, где они. О причинах он не думал, просто… немного обидно? Все же он выбирал и подбирал их именно на Хаято. И когда-то же он их носил… По привычке бесшумно, Десятый босс Вонголы наблюдал за медитацией Хранителя. Пока тот не открыл другую шкатулку. "Так вот где они", - лениво размышлял Савада. А потом все приняло очень неоднозначный оборот. Господи, так вот почему он их не носит. Такой решительности и напора от себя Тсуна не ожидал. То рвение, с которым он стянул трусы с собственного зама и приказал продолжать, боже, что это? Впрочем, он не жалеет. А то, что он увидел в этот вечер, он запомнит на всю жизнь. — Хаято, — скольких трудов ему стоило оторваться от губ Гокудеры, чтобы спросить об этом, — поэтому ты не носил кольца, что я подарил? — Все же следовало уточнить и узнать реальные причины, хотя тут и так все ясно. — Да. Естественно, как можно в повседневной жизни носить кольца, на которые и которыми ты вечерами дрочишь. Это же неловкость, смущение, невозможность даже заглянуть в глаза босса и не упасть тут же на колени с просьбами о помиловании. Гокудера совсем уже с больными глазами посмотрел на него, ожидая продолжения. — Ты открыл мне доступ в комнату. Ты мог этого не делать, и тогда я бы никогда ничего подобного не увидел, — спокойно проговорил Савада. Ну, а вдруг только сегодня забыл или это случилось по какой-то нелепой случайности? Но если не случайность, то… — Да. Да. Он глубоко в душе хотел быть пойманным. Не мог больше скрывать своих чувств, но и прямо рассказать и нарушить воздвигаемые им с таким трудом границы тоже не мог. Поэтому не закрывал вход для босса в «полные одиночества и фетишизма» вечера. Но, боги, он не ожидал, что все произойдет именно в этот вечер и так. Даже во сне такое ему не могло явиться. Они хорошо знали друг друга. Со дня первой встречи прошло уже одинадцать лет. Все эти годы Гокудера был рядом. Помогал, защищал, прятал неподобающие для подчиненного, для друга эмоции и желания. Они действительно хорошо знали и понимали друг друга. Тсуна не мог оттолкнуть сейчас такого привычного, приятного и постоянного в его жизни парня. Тсуна просто не хотел этого делать. Потому что тоже чувствовал не любовь, но симпатию по отношению к собственному Хранителю. И уже долгое время следил за ним, почти не предпринимая попыток к сближению, так и оставив нишу «друга» с пятнадцати лет и того дня, когда дарил первое кольцо. Много причин, первая — это, конечно же «Это мафия». Вторая — «Мы оба — мужчины». И, конечно, третья — «Я люблю Киоко-чан». Киоко-чан, которая сейчас переживает уже вторую свою беременность от своего мужа — Тецу-куна. Ну что ж, не сложилось. Для того, чтобы разгадать фетиш своего друга, Тсунаеши понадобилось пару месяцев. Для того, чтобы понять, что тот неравнодушен к нему — год. Для того, чтобы забыть Киоко — три года. Для того, чтобы наплевать на все правила, запреты, воздвигаемые рамки и ограничения и поцеловать собственного заместителя, чувств которого старательно не замечал десять лет, ему понадобилось пару минут наблюдения за стонущим и млеющим от его взгляда Хаято. А ведь его никогда особо не привлекал вуайеризм… — Джудайме, я…. — Гокудера с трудом поднял глаза на Тсуну. — Я… — Все нормально, Хаято, смелее. — уверенно взял его за подбородок Савада. — Нет, — Хранитель упрямо мотнул головой, — все плохо. Все очень плохо. — Хаято, пошатнувшись, встал с кресла, в спешке натягивая свои вещи. Признаваться в таком виде как-то не комильфо. Ох. Вздохнул, собрал всю решимость и признался, смотря прямо на Десятого. — Джу… Тсунаеши, я тебя люблю. Давно. Выгони меня, убей меня, потому что я больше не могу… Не могу сидеть одинокими вечерами в этой комнате и крутить в руках подаренные кольца, мечтая о несбыточном. Не могу смотреть прямо в глаза, после того как, дрожа, дрочил на светлый образ. Не могу больше довольствоваться данной нишей друга и подчиненного без возможности близкого контакта. Потому что я больше не могу даже кольца эти без содрогания и смущения носить. Вот что вертелось на языке. Вот что невысказанно висело в воздухе между ними. — Теперь все будет по-другому. — Тсуна решился, так же, как и Хаято решился полноценно, вслух признаться в своих чувствах. Тсунаеши решился эти чувства принять. Гокудера, не веря своим ушам, смотрел на Тсуну и тут же был втянут в новый, не менее горячий, чем прошлый, поцелуй. — Обещаю. Потом они долго разговаривали. Обо всем. Пытаясь понять, кто они теперь друг для друга. И что будет дальше. Тсуна пытался вызнать, откуда у его друга, а ныне все же любовника, вылезли такие фетиши, Гокудера пожимал плечами. «Колечки нравились, Джудайме нравился, а вместе, кхе». В какой-то момент Хаято весело усмехнулся и сказал: — Я всегда хотел услышать определенный вопрос от определенного человека. Я даже заготовил ответ! — тут его уши подозрительно полыхнули. — И какой же? — Тсуна понял, на что намекал Гокудера, и сейчас внимал. — Почему я, имея столько колец, все равно сижу и грустно перебираю их? — Почему же? — А ведь он и правда никогда не спрашивал. — Мне нужно только два кольца от одного человека, которые сделают меня счастливым. Все остальное — пустое. Кольцо Хранителя Урагана и обручальное. Как видишь, кольцо Хранителя у меня уже есть, — сначала уверенный тон сменился на что-то лепечущее, а две поднятые брови вместо элегантного намекающего жеста будто свело нервным тиком. Тсуна обнял взрывного, но такого милого конкретно для него парня и прошептал немного севшим голосом: — Будет тебе и обручальное, и какое захочешь.