Обскурные

      Билл старается быть хорошим и послушным. Старается из себя вычеркнуть капризность, лишний инфантилизм и привычку язвить. Многое свойственно подросткам, и благодаря этому многое сходит с рук, но это не работает на него. По утайке не хранит ничего: ни мысли, ни желания. Выходит из кожи вон чтобы угодить так сильно, что забывает о маске, которую можно снимать.       Благодаря новому образу жизни, научился полезным привычкам: вставать по будильнику ни на минуту позже, готовить вкусные завтраки ровно десять минут; уважает взрослых, чтит субординацию и снисходителен к плачущим детям. Порой смотрит на рыдающее лицо детки и размышляет, насколько они прекрасны, и каждому хочется протянуть руку помощи. Научился прощать человеческие ошибки, уважительно относится к девушкам, какими бы стервами они не были.       Девочки — лучшее, что видят его глаза каждый день в школе. Как они стараются делать опрятные прически, наносят легкий весенний макияж и крадут мамины духи, лишь бы понравится парням; как аккуратно поправляют губную помаду, смеются с дурачков, уводят украдкой стеснительный взгляд. Это все так удивительно и чудесно…       Билл не может налюбоваться. Билл не может определиться, кто же из них милее.       Билли же думает, что он в полной заднице.       Все его хорошие воспоминания запятнаны настоящим, и мозг отрицает наличие спокойного и доброго прошлого. Прячет свои синяки и ссадины под длинными рукавами, на карманные деньги покупает самую дешевую косметику, чтобы спрятать особо яркие под тональной основой, которая пахнет засохшими цветами. Но у него нет выбора. У него уже очень давно нет свободы выбора.       И вот сейчас, неохотно возвращается в дом довольно поздно, потому что не уследил за временем и задержался с лучшими друзьями у озера. Само собой, когда заиграешься, уже не обращаешь внимания на все, — мокрые трусы, полуголая Беверли и особо смешной Тозиер — это все вдвойне утаскивает к себе в преисподнюю. В аду тепло, уютно, но даже в нем есть свой цербер, босс. Это все невыносимо.       Но он знает точно, задержаться у озера того стоило.       Тащит за собой потертый и промокший рюкзак к дому, в котором живут двое. Старый, деревянный и чахлый дом просится, чтобы его снесли. Он отжил свое и годен под снос.       Но Пеннивайз позаботился обо всем, чтобы послушный — или уже не особо послушный? — мальчишка ни в чем не нуждался и не просился к родителям. Оно сделало все, чтобы подросток сам шел к нему, как ведомый. У него это получилось с успехом.       Затылок невольно покрывается мурашками, а пальцы скручивает в судороге. Это ведь когда-то кончится, да? Все имеет исходную точку. Только он не согласен жить в окружении своих демонов, в облике собственных желаний.       Билл, ты ведь сам виноват. Кого ты винишь в том, что вновь стоишь на этом чертовом крыльце и ноешь? Ты не похож на гения.       Протягивает пальцы над дверной ручкой, глубоко выдыхает и тут же дверь перед ним распахивается. Перед ним стоит Роберт в деловом костюме, который украл из бутика.       — Мне газета не нужна, спасибо, — саркастично плюет он.       — Я припозднился.       — Я знаю, Билл.       — Пустишь меня?       — А что мне за это будет?       Билл косит взгляд на крыльцо, слегка ежится от прохладного весеннего холодка.       — На улице прохладно. Пусти меня, пожалуйста. Я промокший.       Билл в этот раз менее послушный, не такой храбрый: глаза косит, боиться создать зрительный контакт. Подозревает, что сейчас монстр улыбнется своей разрывной фирменной улыбкой и даже шериф тело не найдет.       Но лицо Роберта показывает только ощутимое раздражение, волнение, и что-то еще, что мальчишка не может определить. Монстр склоняется над ним, принюхивается к волосам, как собака.       Пахнет пресной водой, женскими духами, сигаретами и очень скверными шутками.       — Ох, моя же ты любовь всей жизни, Билли… — Пеннивайз кладет свою человеческую руку на макушку, и тот нервно задрожал. — Вновь засматриваешься на свою рыжую девчоночку?       Билл не успевает сообразить, как глубокий голос ломается в женский, ласковый. Поднимает взгляд и видит ее теплую улыбку, наигранный жизнерадостный взгляд и растрепанные рыжие волосы. Перед ним не монстр, а его верная подруга в том самом белом купальнике, в котором была час назад. Билл понимает, что это не она, не ее голос, ажурные глаза и веснушки. Но ничего с собой поделать не может и тает моментально.       Это все чужеродно. Но Оно делает это так идеально-фальшиво, чтобы Билл тянулся к ней.       Фальшивая Беверли тянет его в дом, закрывает дверь и благородно доводит до круглого кухонного стола. Мягкий сквозняк через окно гуляет в волосах. Биллу хочется чтобы она показала как жить.       И при этом ему безумно не хочется, чтобы она прямо сейчас рассыпалась мерзкими тараканами или змеями, как любит издеваться. Все страшные манипуляции, которые Билл видел только благодаря кино, оказались наяву и высасывают остатки здравомыслия. Честно говоря, он сам на это все подписался.       Лживая Марш кладет свои идеальные — слишком идеальные — руки на его плечи, приступает аккуратно мять выпирающие косточки и спускается на ключицы. В голове Билла бьется желание о поцелуе, жарком и трепетном, в котором пообещает ей побег из этого отвратительного города. Но только стоило ему подумать о светлом будущем, как дает о себе знать настоящее — цвет глаз Беверли меняются в золотой, а следом проявляется двухметровый клоун, и тело девушки покрылось белым гримом, а на голове появился пушистый рыжий парик. Прям как у нее, только жестче и вовсе не шелковистые. Билл не успевает запаниковать, и пустота в голове прибыла сразу, стоило монстру обмануть такими простыми и подлыми маневрами.       — Верни Беверли.       Монстр не разделяет такого героизма, и насильно двигает ноги Билла шире. Жесткость отрезвляет Билла, и понимает, что это никакой не кошмар, где тебе ничего не будет.       — Вернуть Беверли? Твою жалкую и грязную подружку? — монстр смеется, и перчатки моментально рвутся из-за сантиметровых толстых ногтей. — Объясни мне, чем же она так тебе нравится? Что есть у похотливой девчушки, чего нет у меня? Почему твоей любви достойна она? Я способен стать кем угодно и чем угодно, милый мой. Только стоит вежливо попросить.       Билл задумался, прежде чем ответить.       — У нее есть душа, человеческая душа, а не то, что есть у тебя.       Острые ногти впились в ребра, вынуждая Билла зашипеть и зажать запястье. Ответ, судя по всему, клоуна не устроил.       — Глупости. Невозможно влюбиться в душу, — красные изгибы ломаются под широкой улыбкой. — Можно влюбиться в поступки и отношение к себе, но я сомневаюсь, что вас в школе учат такому.       Роберт скалится во все зубы, хищно смотрит на свое и чувствует как мышцы щенка дрожат от всех прикосновений. Мозг Билла хочет убежать отсюда, логика кричит воплем, что это проклятое место, но тело, собственные кости и мышцы говорят об обратном: его тело хочет этого монстра, несмотря даже на гадкие условности. Хочется убить его и прекратить свой цикл страданий. Если это, конечно, можно назвать страданиями — секс с кем угодно, стоит только имя назвать.       Но монстр не всегда готов играть по правилам Билла. Хоть он и театрально делает из себя адекватного и нормального, все прекрасно знают в этой комнате, что за зверь на самом деле.       Мальчишка судорожно выдыхает, когда клоун когтями прорывается через рубашку к груди. Кусает щеки, сжимаются пальцы и нега в трусах начинает завязываться в узел. Когда клоун касается ногтями чувствительных сосков, моментально кладет Билла на стол, ударив сильно лопатками. И тут же, пока Билл приходит в себя, клоун вновь возвращается в Роберта в костюме, словно именно так проходят собеседования на работу.       Откинув немного волос с лица, Роберт прерывает нервные вздохи в комнате:       — Но, знаешь, почему-то я слишком уверен, что в школе вас учат возвращаться домой сразу после уроков, а не шастать, где опасно, — это идеальное лицо с выразительными скулами и золотыми глазами все ближе устраивается между ног Билла, и мальчишка чувствует дорогую, хоть и спроектированную, ткань брюк. — Угадай с трех раз: я волновался или нет?       Монстр приступил активно блуждать по телу Билла, и все его космические точки позволяют просчитать частоту пульса, каково давление парнишки, и насколько сильно возбужден на фальстарте. Билл даже не старается всего этого скрыть — Роберт в компетенции увидеть любую ложь и страхи своей любимой и послушной зайки.       Когда монстр ногтями проводил по выпуклой лестнице ребер, Билл рефлекторно подался вперед.       — Волновался? А ты умеешь волноваться? А ты, по сути своей, вообще что-то умеешь, помимо постоянно жрать и трахать меня, называя это привязанностью?       — Я многое умею, я многое знаю, а еще я могу быть в двух местах одновременно.       Неожиданно для Билла, Роберт склоняется над его покрасневшим личиком и рот рвется хаотично, как у крокодила, и длинный шершавый язык скользит по щеке и шее, оставляя длинную и слизкую дорожку влаги. Парня передергивает от мерзких ощущений, желудок надумывает отправлять порцию рвоты, но сжимает ногти в дерево, на этот раз пряча смелость далеко и глубоко. Иначе сопутствует наказание, похлеще жесткого и принудительного секса.       Надо быть хорошим. Хорошим, хорошим, хорошим.       Роберт прячет язык и отстраняется от Билла, филигранно поправляя воротник. От его серьезного лица Билл насторожился.       — Раз ты решил, что на этот раз стоит попробовать в себя в роли отважного и храброго, тебя последует кара.       Нет, пожалуйста.       — Ты считаешь, что секс с тобой — наказание?       — Смотря как я преподношу его, я-то знаю, что ты хочешь меня в любом виде, — несильный стояк Билла говорит сам за себя. — Конечно, у тебя не встанет, если я превращусь в огромную тварь с десятью глазами.       Бровь Билла кривится вверх, а ноги в гольфах не находят себе места.       — Не в обиду сказано, щеночек. Просто я считаю, что мой стресс нужно оправдать и компенсировать! А еще отсутствие ужина, хандру и кризис среднего возраста!       — Ты готовишь по книжке, а если не понимаешь — смотришь видеорецепты.       Роберт безразлично дергает бровями и плечами.       — Ты отсосешь мне, а потом я тебя жестко трахну на этом столе.       — Нет!       — Да, именно так и будет.       Монстр в пару кратких и резких движений отодвигает стул, садится на него и стягивает грубо Билла на колени, демонстративно разводя ноги врозь. Билл понимает, что игра с ним не стоила своих свеч: он все равно придет в этот старый и гнилой дом, вновь вернется к Пеннивайзу и сделает все, что монстр потребует, без пререканий. Выражение своего упертого характера — самая обыденная формальность, которую монстр обожает ломать раз за разом. Потому что он в силе это делать.       Билл смотрит на него снизу и не торопится расстегивать ширинку. Сидит между ног, все еще влажные пряди слегка бьются у глаз, и клоун даже с такого расстояния знает, какова была температура озера и сколько было человек. Одной капли достаточно, чтобы смог полностью реконструировать ситуацию с самого ее зачатка. Парень кусает губы и думает, на каком моменте он стал самой большой ошибкой родителей — в мерзкую субстанцию, которая образуется из-за симбиоза говна и мочи, может быть, мокроты.       Клоун понимает его противоречивость, но вставать в положение отказывается, и его небольшая грань терпения смывается, и решает немного замотивировать парнишку: хватает силой за затылок и притягивает ближе, вовсе не церемонясь.       Билл зашипел от боли, а глаза Пеннивайза меняются в цвете.       — Каждые три секунды я буду сжимать твои пресные волосы, пока ты не поймешь, что должен сделать, — и тут он через три секунды сжимает, вызывая у парня большую боль. — А ты ведь знаешь, сколько во мне силы, сладкий.       Когда ногти впиваются в кожу головы, Билл расправляется с ширинкой и спускает брюки вниз вместе с нижним бельем. На удивление, член самый обычный, человеческий, стандартных размеров, а не непонятная хуйня, которую привык видеть.       Берет в руку, припадает аккуратно ртом и начинает делать правильные движения, которые Роберт поощряет, закинув голову к потолку и застонав. Руку на волосах убирать не собирается, и когда Билл замедляет амплитуду, не успев должным образом распробовать, хват на мгновения становится невыносимым, отчего кожа оттягивается. Билл всхлипывает от боли, а его страдания — истинный мед для ушей монстра.       — Ослабь руку.       — Ослабить что?       — Руку.       — Не знаю, о чем ты, щеночек. Поэтому не замедляйся, если не хочешь, чтобы я еще что-то резко забыл.       Билл гуляет языком равномерно, по всей длине, распределяя теплые слюни по длине. На вкус как самая настоящая кожа, на ощущения — тоже.       Пеннивайз более сотни раз приходил в их школу и притворялся кем угодно, чтобы забрать Билла со школы, и никто — никто — не понимал, какая же тварь перед ними. В особенности друзья, которые не понимают, что чудище они не победили и это не двоюродный брат из Британии.       И каковы же глаза клоуна, когда из всей толпы только один человек понимает, на чем держится весь этот фундамент.       Билл опытный мальчик. Не первый год удовлетворяет эту тварь, самому нехило наслаждаясь, и глотает член во всю, по самые чертовы гланды. Потому что хочет поскорее покончить с этим и уйти рыдать. Но монстр не дает отстраниться, и, заливаясь тихими стонами, задерживает его в глубоком отсосе пару секунд, слушая задыхающиеся звуки из глотки.       Как он давится, захлебывается и мычит. Да, детка, именно так выглядит наказание.       Когда уже пульс переходит в экстренный режим, тянет парнишку от себя и тот в апатии жадно хапает воздух и прокашливается. Член и губы все еще связывают слюнявые нити, и монстр убирает их рукой, смахивая влажные губы Билла. Сердце пропускает удары, как загнанное животное. Лишь бы не съел. Лишь бы не убил. А остальное уже не так уж и важно.       Не успев перевести дыхание в норму, Роберт встает с места и вновь тянет Билла за собой за волосы и насильно кладет животом на стол, специально больно приложив лицом.       — Упс, я сделал тебе больно? — надменно плюет он. — Как жаль. Терпи.       — Я тебя убью.       — Ага. Я тебя тоже. Когда-нибудь.       Роберт быстро снимает с щенка брюки, гладит бедра и видит, что рядом с влажным пятном от озера образовалось другое, более постыдное. Роберт улыбается этому, и притягивает к себе стакан с водой из-под крана, превращая ее в вонючую смазку, которая пахнет сыром с плесенью, и мажет по своему адскому стояку, дразня Билла у промежности.       Билл дрожит от предвкушения. А еще у него неистово болит хер от прилива крови, а еще горит там, где Роберт тешится.       Но он входит в него без предупреждения, и Билл инстинктивно дергается от него, громко застонав.       — Не смей только включать упрямство, — саркастично бросает Роберт, — иначе я полностью забуду о твоем комфорте и удовольствии. Из принципа забуду, как и то, что руку можно убрать.       — А ты заботился?       — Всегда, мой дорогой. Просто ты так сильно ненавидишь меня, что не замечаешь простых вещей.       Роберт тут же сделал резкий, но предупреждающий шлепок об задницу, и отпечаток руки багровым всплывает на коже. Билл понял, что шутки кончились, и чтобы хоть как-то получить амнистию за свое поведение и максимализм, сам двигается к нему навстречу, и член полностью оказывается в нем. Ощущения настигли его норд-остом, и простата дала отклик, как и стенки, вызывая у Билла очень громкие стоны. В воздухе веет унижение и власть, вперемешку с желанием и похотью. Это так… фальшиво.       Роберт приступает двигаться в нем, зажимая волосы и задницу до ссадин. Волосы уже трещат и ломаются под напором, но это безумно нравится Биллу, и ему остается только закатывать глаза от эйфории и громко стонать, эквивалентно пенетрации. Шипение и кряхтение заполонили кухню, и все это бальзам Роберту, но даже сейчас, неистово трахая его в задницу без никакой подготовки, он язвительно улыбается своей красной улыбкой, и морда видоизменяется вновь в клоуна.       Звуки трансформации слышны, но Билл чувствует задницей, что там не пауки. Можно продолжить.       Клоун тянет его волосы на себя, вынуждая выгнуться дугой, и он вновь облизывает эту длинную шею своим змеиным языком, подолгу задерживаясь на кадыке. С каждым таким приемом страсть быть трахнутым у Билла растет в геометрической прогрессии, а член твердеет, врезаясь в стол. Остается от языка вязкий след, консистенция похожая на испорченное жидкое мыло, но это только сильнее возбуждает и оставляет от тела обычный кусок ваты.       Билл клянется, что кончит от такого стечения обстоятельств, даже не притронувшись к себе. Но это будет стыдно и мерзко, проявление своей слабости и своеволия, как у животного, которые гуляют по лесу. Билл не хочет, чтобы клоун нашел за что зацепиться для нового повода для издевательств. А монстр будет указывать на собственное дерьмо, как отбившегося котенка.       Слушая протяжные стоны, клоун сбавил темп, и позволил парню немного расслабить задницу и подумать о своем поведении. Отпускает его волосы, и только чудо не дало носу встретиться со столом.       — Ты просто… ты…       — Я знаю. Я чертовски хорош, да?       — Ты отвратителен. Ты ужасен и просто отвратителен. У меня даже не встал.       Роберт протяжно засмеялся, понимая всю абсурдность данного высказывания.       — Отрицаешь очевидные факты, это хорошо. Но я чувствую каждый дюйм твоего тела, как ты дрожишь и жаждешь секса. Ты не можешь отрицать этого, даже перед собой.       Билл протяжно и гортанно застонал, что полностью свидетельствует о том, что он проиграл в этой перепалке с самого начала. И, на полное удивление клоуна, Билл сам начал двигать задницей поступательными движениями, одаривая простату шикарной стимуляцией.       Клоун сдавленно застонал, и прильнул руками к ягодицам, приступая их сжимать и мять от удовольствия. Прекрасная задница, которая знает, как в полной мере удовлетворить ненасытного монстра, жрущего домашний скот из-за компромисса с Биллом. Идеальные стоны парня и мягкие, готовые на все стенки задницы доводят до градуса кипения, и фрикции становятся бешеными за слишком короткий срок, конкретно разогревая нутро.       Пеннивайз кончает, сильно хватая Билла за бедра. Два быстрых и три медленных были отличной добавкой. Оргазм был сухим, потому что таким размножаться недозволенно.       Хороший и крепкий оргазм потихоньку спадает на нет, и только сейчас клоун понял, что задвигает свой темп и правила только он сам. От переполненности разнородных чувств, переворачивает Билла на спину и наблюдает его влажное и красное от блаженства лицо. Его надо наказать, как и самого себя, потому что в услугах монстра только предпочитаемый человек, а не то, как этот самый человек будет трахать.       Чтобы наказать парня за самостоятельность, но в качестве ролевой игры во время безотвязного секса, выходит из него и меняет тело с физиономией сначала на огромных пауков, ящериц, на непонятную слизь зеленого цвета и только потом показывает свое истинное белое лицо и туловище, покрытое красными линии, скрещивающиеся в зоне пупка. Билл задержал дыхание, закрыл глаза и начал молиться всем существующим Богам, легкие заболели и сердце стучало так, словно собирается пробить ребра.       Билл на грани. На грани обморока, контузии, психической травмы, которую таблетки не вылечат. А еще на грани вкусного оргазма.       Открывает глаза и видит через гигантский страх, что к нему впритык стоит полноценный Пеннивайз, издевательски улыбаясь острыми клыками, с которых вальяжно стекают слюни. Это бы пугало Билла, но его это… его это возбуждает.       Из спины клоуна в одно мгновение вырастают огромные волосатые паучьи лапы, и чтобы Билл не убежал от ужаса, они зажимают его конечности в стол, и клоун языком делает ему минет. Язык укоротился до рентабельного вида, и медленно гуляет по члену Билла, задевая шершавостью уздечку, поддразнивая и смотря похабно исподлобья. Огромное количество слюней стекает из его рта, и такое количество жидкости высасывают из мозга парня капли рассудка. Он дергается в предоргазменном состоянии, руки сами просятся к члену для кульминации, но лапы не позволяют даже микродвижения сделать.       Невозможность прикоснуться к себе и вязкость минета добивают Билла, и его мозг теперь понимает тело полностью, лишаясь восприятие времени и пространства.       — Я сейчас кончу. Зажми мне нос.       Клоун подмигивает ему, и рука растягивается на пару сантиметров, чтобы зажать ему нос и рот, пока второй дрочит ему под толстым слоем слюны, которая стекает на пол и громко капает на паркет. Это избивает парня полностью, и он кончает клоуну на разрезанный язык, не понимая, какой сейчас год. Из-за недостатка кислорода оргазм усилился втрое раз, если не на все сто, и Билл утопает в ощущениях. Перед глазами полная мишура и туман, клоун размывается от выплеска удовольствия. Отрезвляется он только под самодовольный взгляд клоуна у своих ног.       Чтобы полностью закончить вечер на высшую оценку, Пеннивайз демонстративно все сплевывает на пол смачно. Билл расстроился, но не настолько.       — Ты выглядишь прекрасно, когда кончаешь, — говорит монстр, вставая в полный рост.       С бедер и члена Билла вязко и густо стекают инородные слюни, которые даже солнечный свет не пропустят. Пытается оттолкнуть напыщенного клоуна от себя, но тот и на миллиметр не тронулся.       — Отпусти меня.       — Что?       — Лапы… паучьи.       — Ну нет. А где поцелуи и обнимашки?       — Убери свои паучьи лапы… пожалуйста.       Пеннивайз забирает лапы себе, и они сливаются со спиной. Видит красные следы на коже. Видимо, будут синяки. Которые вновь придется прятать.       Билл протирает губы тыльной стороной руки и требовательно целует монстра в губы, заставляя того сделать губы нормальные, человеческие. Монстр в ответ хватает его за волосы и притягивает к себе в глубокий, упоительный поцелуй. Чувствуется обычный человеческий язык, обычная ротовая полость, зубы. Теперь кухня заполнена звуками поцелуев, и Билл чувствует легкий привкус грязи и свиной крови и готов поклясться, что Пеннивайз высасывает душу, а не целует его.       Клоун прекращает поцелуй, смотря на парня самоуверенно, полностью довольный. Взгляд сочиться надменностью и чванливостью. Он так обожает парнишку, которого только что отборно трахнул на столе и заставил скулить и от удовольствия, и от жуткого страха, как забитое животное.       Наверное, внутри так и есть — Билл самый натуральный заложник происходящего. Он заложник ревности Пеннивайза.       — Не хочу прерывать отличный момент, но милый мой Билл, не забывай, где твое место, — наигранно-ласково отзывается Оно, проводя гладким пальцем по багровой щеке Билла.       — Я и не забываю…       — Хочется верить. Но мне птичка нашептала, что твоя любезная голова забита непотребствами. И твое симпатичное личико так сильно меняется, когда видишь свою подружку. Я ревную тебя, но даже несмотря на это, я не запрещаю тебе опаздывать, не запрещаю закрывать дверь. Я много чего тебе не запрещаю, а ты мне платишь такой монетой. Не вынуждай меня показаться людям не при параде. Это не всем понравится.       Билл ежится от его фраз и черт лица, и сползает на пол, словно уходя от ответственности. Надо срочно в душ, потом закутаться одеялом и подумать о бренности бытия. Билл уверен, что даже после смерти Пеннивайз найдет его и скажет триста причин, почему им суждено быть вместе.       Монстр отходит от парня, поправляет волосы и скатерть.       — Я приготовлю ужин, и мы вместе поужинаем, как молодая парочка.       — Мы ни разу не парочка, запомни это.       — Хотя бы сделай вид, окей? Иначе я тебя отравлю.       Билл поднимает свой уставший взгляд исподлобья, и клоун узнает этот взгляд из миллионов тысяч. Он всегда раскроет любой орешек Билла, как бы не старался последний. Эти омуты для него — обычная лужа после дождя, прыгнешь — и ее не стало.       Иногда Биллу кажется, что трахается он с клоуном не из-за своих больных предпочтений, а чтобы не сдохнуть раньше времени.       — Будь хорошим и послушным. Иначе ты поймешь, что такое внутреннее кровотечение, крошка моя.