Человек предполагает

С захлёбывающимся вздохом Савада Тсунаёши резко сел в ванной, всплеснул руками, неосторожно задел какие-то баночки, полетевшие на пол, а потом вцепился в края ванной и замер, судорожно дыша и пытаясь осознать, где находится. Пахло кровью, ею же была окрашена вода, уже почти остывшая. Тсуна медленно поднял руку ближе к глазам и равнодушно проследил, как затягиваются смертельные для предыдущей души этого тела раны. В доме было тихо. Это было удачно для него — никто не будет мешать попыткам понять, в какую задницу он угодил на этот раз. Тсунаёши попытался подняться и вынужденно замер, пережидая момент слабости. Раны исцелились, но кровопотеря давала о себе знать. Савада поморщился, с трудом выбираясь из ванны. Спустил воду. И принялся разглядывать своё отражение в зеркале. Отражение, на удивление, не радовало привычным за последние четыре жизни обликом. Непослушные волосы не торчали во все стороны копной, а вились мягкими кольцами, обрамляя бледное лицо. Глаза из шоколадно-карих стали отливать краснотой. И шрамы. Боже, столько шрамов на пацане лет тринадцати, что казалось, будто все ранения, которые он получил за все предыдущие жизни, переместились сюда вместе с его душой. Что было нереально, конечно, потому что ничего, кроме воспоминаний и многотонной усталости Тсунаёши не мог с собой забрать. Он бы и от последних с удовольствием отказался. Пошарив рукой по полкам, Тсуна вытащил какое-то средство для чистки, замочил ранее белоснежную ванну, побагровевшую от крови, обернул вокруг тела полотенце и побрёл туда, куда несли ноги. Если повезёт, у него ещё есть пара часов, чтобы разобраться с происходящим. Если нет… Что ж, Тсуне плевать. Ноги принесли его в чью-то спальную комнату, и Тсуна просто упал лицом в подушку, не особо заморачиваясь необходимостью одеться или хотя бы плотно закрыть дверь. Постельное белье пахло знакомым с далёкого детства запахом, да и обстановку родного дома Тсунаёши узнал. Но чувство ностальгии, обычно следующее за возвращением в Намимори в этот раз заглушали тревога и подсознательное внутреннее напряжение. Не его. Перевернувшись на спину, Тсуна закрыл глаза и попытался проникнуть в чужие воспоминания. Если для Тсунаёши Савады выражение «мой дом — моя крепость» полностью описывало впечатления детства, Савада Иетсуна, тело которого он невольно занял, не знал, что значит быть в безопасности. Его витающая в облаках мать полностью отстранилась от воспитания детей, скорее выполняя функцию нянечки — покормить, убрать игрушки, проследить, чтобы надели шапку. Кстати говоря, «детей», потому что в этом мире у него был старший брат, носивший то же имя, что и Тсуна последние четыре жизни. Савада Емитсу в этом мире был не хреновым отцом, а Внешним Советником, рассматривающим детей как выгодное вложение. Судя по всему, быть бы и в этом мире Саваде-младшему действительно младшим и единственным ребёнком в семье, да только первый блин у Емитсу вышел комом. В смысле, не получилось у него из старшего сына достойного наследника, что бы мужчина под этим ни подразумевал. Наверное, Пламя. Пришлось ему потрудиться над появлением младшего, которого он почти сразу взял в оборот. Не будь Тсуна закалён предыдущими жизнями, он бы, может, посочувствовал драме двух взрослых людей. Точнее, драме Наны, которая вышла замуж по любви и для которой первенец был желанным ребёнком. В отличие от второго. Потому что за год совместной (на практике — очень даже раздельной) жизни с мужем Нана чётко для себя уяснила, зачем была Емитсу нужна и как отныне будет жить всегда, потому что муж никогда не позволит ей уйти. Осознание безвыходности положения наложилось на послеродовую депрессию, а последствия всю свою жизнь вкушал в общем-то ни в чём невиноватый Иетсуна. Нана это понимала, корила себя за равнодушие к младшему сыну, старалась одинаково вести себя с обоими, чем только делала хуже — разница для детишек с гиперинтуицией была очевидна, а женщина, истратив последние душевные силы, просто отстранилась от всего. Саваде Емитсу было всё равно. Но пять лет спустя после проверки Пламени Иетсуны он вернулся в Намимори, чтобы забрать младшего в Италию. О, как наивно радовался мальчишка, что хотя бы отец любит его больше, чем брата. Ревнивые взгляды Ёши были как бальзам на душу: хоть один взрослый полностью уделял ему всё своё время. Через два месяца Иетсуна об этом пожалеет. Через год возненавидит Емитсу и перестанет называть отцом. Савада Тсунаёши, пришедший на его место, только поражался, насколько каждый новый мир может быть отвратнее предыдущего. Он знал: так не воспитывают боссов, так не тренируют сильное, гармонично развитое Пламя. Емитсу фактически превращал сына в одноразовое оружие — его Пламя вырывалось лишь при страхе смерти, при невыносимой боли или ярости. Иетсуна совершенно не умел управляться с ним. Мог бы на инстинктах уничтожить кого-то мощью копящегося в нём Пламени, взрываясь им в критический момент, но не справился бы с кем-то опытным. Граната без чеки, да и только, а не будущий босс Вонголы. Вновь посмотрев на руки, где прибавилось шрамов, Тсунаёши тяжело вздохнул: — Как же я устал от всего этого дерьма. В первой жизни он, похоже, сильно насолил Системе Равновесия Три-не-Сетте, благодаря которой вселенная продолжала своё существование. Сначала поиграл с временным континуумом, перенеся в будущее свою младшую версию для выполнения задачи, с которой не успевал справиться сам. Потом поспособствовал блокировке способности обмениваться воспоминаниями между двойниками из параллельных миров, которую даровали кольца Маре, часть Системы Равновесия, его врагу. Этим он пытался дать шанс себе-из-прошлого. Даже зная, что его мир и он сам, соответственно, будут уничтожены после того, как младшая версия вернётся в своё время. Ведь зная будущее, он не станет повторять прежние ошибки, а значит, не станет тем человеком, который примет решение вызвать из прошлого младшую версию… Савада Тсуна был готов умереть и, когда пришёл черёд, собирался достойно встретить смерть. В самый последний миг к нему пришли воспоминания его молодой версии о том, как Тсуна-младший поспособствовал изменению и второго набора артефактов, связанных с Системой. Видимо, Пустышки Аркобалено стали для Три-не-Сетте последний каплей. Вместо ожидаемого ада или просто небытия Тсуну зашвырнуло в тело его двойника из другого мира. Тогда Тсунаёши ещё на что-то надеялся. Думал, ему дали второй шанс. Тот мир отличался от его родного немногочисленными мелочами, но он всё же стал боссом Вонголы второй раз и привёл Семью к процветанию. Однако после смерти в своей постели из-за слабого здоровья он снова оказался в теле своего малолетнего двойника. Больше всего на свете Савада хотел знать, как прекратить эту чёртову карусель безумных миров, где окружающие люди становились всё хуже и хуже, и сдохнуть уже, наконец. Желательно без боли, потому что за суммарные двести с лишним лет его долгой, долгой жизни ему так всё осточертело, что он начинал понимать и Рокудо Мукуро, мечтавшего утопить в крови мафию, и Бьякурана, который наверняка насмотрелся на такие вот параллели, пока Тсунаёши не заблокировал его способность. Только невероятная лень и безразличие спасали от полного уничтожения те миры, в которые забрасывало Саваду. Но путь Тсунаёши уже во втором мире был кровавым. Он перестал удивляться человеческой подлости, не доверял двойникам бывших друзей и союзников, а ещё — ему было невероятно, просто невыносимо скучно. Из раза в раз он пытался сбежать куда-то, где мог бы скрыться от знакомых лиц, но обстоятельства всегда сводили его с итальянцами-мафиози, с бывшими Хранителями и учителями, однажды Тсуна сбежал в Россию, но и там его достали! Но этот мир… Этот мир давал ему определённую надежду. Здесь уже был свой Савада Тсунаёши, судя по всему, претендующий на место Десятого босса Вонголы. Больше того, Хранители, предназначавшиеся Иетсуне, потомки первого поколения Вонголы, тоже выбрали его брата. Этот факт и предательство друзей подкосили мальчишку, в тело которого Тсуна попал. Новый Савада только фыркнул с облегчением: «Как говорят в России, баба с возу — кобыле легче». Кроме того, этот мир отличался забавной особенностью: помимо Пламени здесь были так называемые «Способности». Подумав, Тсуна осознал, что они и в его мире были — только встречались редко, да и не назывались как-то по-особому. В этом же мире людей со сверхъестественной силой было много. В отличие от Пламенных, которые все были либо частью мафии, либо глубоко законспирированными военными, эсперы не скрывались, могли просто жить гражданской жизнью, хоть и оказывались на учёте, едва обнаруживалась их сила. Пламенные к эсперам относились несколько высокомерно — среди учёных мафии популярна была версия, что Способности появились у далёких потомков и бастардов мафиози и, по сути, являются ослабленной версией Пламени. Тсуне, в общем-то, было плевать, но, перебрав в голове известных Иетсуне эсперов, он несколько засомневался в этой версии. В общем, будь это его первый или второй мир, Тсуна бы, наверное, из принципа ввязался в борьбу за власть, пытаясь доказать, что зря окружающие так недооценивали Иетсуну. Но это была уже его пятая жизнь, и Савада не видел в этом смысла. Зачем? Какой смысл кому-то что-то доказывать, как будто он не вышел из подросткового возраста? А Иетсуну это уже не вернёт. Мальчишке, счастливо ушедшему за грань, в отличие от него, всё равно. Новая идея полностью захватила сознание Тсуны. Смешно, но до этого момента ему и в голову не приходило, что можно попытаться закончить жизнь самоубийством. Не подставляться под пули, не становиться Аркобалено, в надежде, что Пустышка вытянет его душу или какие там ещё байки о них ходили, а просто взять и самому пытаться убить себя снова и снова, пока он не достигнет, наконец, желанного небытия. Казалось, в голове загорелась лампочка с надписью «Выход». Только сначала… — Вот ты где, Никчёмный ученик. Только сначала надо избавиться от наблюдателя, который точно не даст ему мирно сдохнуть. Каким бы хреновым учителем ни был в этом мире Реборн, он не может позволить испортить свою репутацию контрактом, невыполненным из-за смерти ученика. — И тебе не хворать, Аркобалено, — поприветствовал его в ответ Тсуна, поднимаясь с кровати и начиная рыться в шкафу. Было бы глупо бежать от кого-то в одних трусах, да? В любом случае, он эту стадию уже прошёл. Заодно Иетсуна новым взглядом окинул свою комнату и мысленно цокнул: «Пиздец, как на вокзале! Ни одной личной вещи». Даже в шкафу одежда висела строго на плечиках, делясь на две одинаковые части: комплекты чёрных джинсов и штанов для тренировок вместе с такими же удручающе чёрными футболками и толстовками и комплекты классических костюмов для школы и встреч с отцом. «Ну, охренеть теперь». В костюме сбегать было бы неудобно, да и подросток в такой одежде однозначно привлёк бы внимание. — Ты ничего не хочешь мне сказать, Никчёмный Тсуна? — сверля его подозрительным взглядом, спросил репетитор-киллер. — А должен? — не отрываясь от копошений в шкафу, уточнил Савада. — Твои Хранители тебя кинули, ты проиграл Рокудо Мукуро и жив только благодаря своему старшему брату, ты пропадал где-то сутки… Зализывал раны, нанесённые твоей гордыне? И что, чёрт возьми, с твоим телом? Савада задумался. Получалось так, что Иетсуна тщательно скрывал ото всех свои шрамы. Мальчишка верил, что это даст лишний повод над ним поглумиться, остро и болезненно воспринимая даже незлые шутки в свою сторону. Но неужели Реборн никогда не замечал?.. Быть такого не может! Решил впервые обратить внимание? Понял, что с подопечным что-то не так настолько, что это требует обсуждения? Хотя Иетсуна вызывал у него стойкую неприязнь. Удивительно даже, чем это пацан так умудрился насолить матёрому убийце? Реборну по статусу не положено вестись на ощетинившихся ёжиками подростков, если б Аркобалено был так подвержен эмоциям, сдох бы давно. Да и, честно говоря, не того полёта птицей был Иетсуна, чтобы киллер обращал внимание на его капризы. К счастью, отвечать на вопросы не потребовалось: на лестнице стали слышны шаги, потом кто-то завернул в ванную и… — Ааа! Реборн моментально исчез за дверью, реагируя на панический вопль. Тсуна только иронично хмыкнул. Защита наследника должна быть в приоритете, но… Ему всё это на руку. Сбежать из дома сразу, однако, не получилось. Стоило только выйти на лестницу, как он столкнулся с пушистой и кареглазой копией себя-прежнего. — Что ты сделал с ванной? — требовательно спросил… его братец. — А если б это увидела мама? «А, точно». — Ты что, кого-то убил, Никчёмный ученик? — хмуро полюбопытствовал Реборн с плеча местного Тсунаёши. Неместный Тсуна только улыбнулся, уходя от ответа: — Если бы я кого-то убил, стал бы приносить труп домой? Скорее бы подкинул кому-нибудь из тех, кто меня предал, — посмотрел на брата. — Вообще-то, я её замочил и собирался помыть. Но раз уж тебе, как обычно, до всего есть дело, оставляю это на тебя, братишка, — сжав плечо Тсунаёши так, что тот побелел, Савада развернулся и бросил через плечо: — иду проветриться. До вечера не ждите. И сам удивился тому, что это сошло ему с рук. Выйдя на улицу, Тсуна полюбовался розовеющим небом Намимори. Секунд десять. А потом дворами и переулками припустил к вокзалу. Если он хочет совершить нормальное безболезненное самоубийство, свалить надо так далеко, чтобы его не успели откачать. В первую очередь, подальше от города. Деньги, имевшиеся у Иетсуны в наличии, кончились быстро. К счастью, Саваду Тсунаёши это никогда не останавливало — ловкость рук, никакого мошенничества, а просто банальное воровство. Он катался на поездах, иногда без билета, чтобы отследить его было сложнее, прячась в туалетах, если это было возможно. Попутно перебирал в памяти возможные способы убить себя безболезненно. — Броситься под колёса поезда? — Тсуна представил, как железная махина разрывает его тело на части и вздрогнул. — Ну нафиг. С большей вероятностью в последний момент я бессознательно активирую Пламя. Жертв много, результат не достигнут. Вскрыть вены? Ну, Иетсуне это как бы не помогло, вдруг опять затянется? Хм… — наконец, его озарило. — Конечно же! Мне нужен яд! В возрасте Тсуны было бы стыдно не знать, что многие из ядов, даже если убивают быстро, перед смертью вызывают мучения. К счастью, ему были известны и другие — вызывающие эйфорию. Вот только достать их было сложнее, обычную аптеку уже не обчистишь. Выйдя на станции в очередном городе — по странному стечению обстоятельств это оказалась Йокогама, — Тсуна отправился искать места, где можно было разжиться средством для самоубийства. Некоторые правила во всех городах и мирах работали одинаково, так что, расплатившись с информаторами краденными деньгами, Савада получил нужный адрес. Забраться на склад подпольной больницы ночью не составило особого труда для человека с его навыками. Порыскав на полках, Тсуна всё же нашёл, что искал и, недолго думая, проглотил яд здесь же, погружаясь в мир розовых пушистых облаков. — Наконец-то… А вот пробуждение было не таким приятным. Ломало всё тело, каждую косточку, каждую мышцу, кружилась голова, из-за чего хотелось проблеваться. — Я что, жив? — заплетающимся языком спросил он у кружащегося потолка. Ответа он не ждал, но получил. — Моими усилиями — да, — мужской голос отдавался эхом в ушах, бил по барабанным перепонкам. Тсуна не выдержал, с трудом перевернулся на бок и поддался рвотным позывам. На полу стоял таз. Кто-то был очень, очень предусмотрительным. — Воды? — любезно уточнил мужчина, когда Саваду закончило выворачивать наизнанку. Он сглотнул и кивнул. Поданную воду он пил взахлёб так, что едва не давился, краем глаза косясь на человека в белом халате. Возраст от тридцати до сорока, брюнет, чёрные глаза. Выглядит уставшим, но халат абсолютно чист — следит за собой? Только переоделся? — Ну-ну, — пожурил он, когда Тсуна всё-таки закашлялся. — Я не отбираю его у тебя. Если хочешь, принесу ещё. — Лучше принесите что-нибудь от жизни, сенсей, — мрачно пробормотал Савада. — А я-то надеялся, что это безболезненный способ умереть. Мужчина казался позабавленным этой репликой. — То есть, ты проник на склад больницы, находящейся под патронажем Портовой мафии, чтобы найти безболезненную смерть? Есть и более лёгкие способы. — Простые способы, да и сложные, как выяснилось, удручающе разочаровывающие. К тому же, был шанс, что меня засекут и застрелят, тоже неплохой вариант, хоть и более неприятный. Вот уж чего мне в голову не пришло, что прокравшегося вора мафиози будут спасать. — Ты всё равно бы не умер, — поделился доктор. — Перепутал в темноте банки и проглотил обычный наркотик. Для смерти от передозировки его было бы недостаточно. Тсуна откинулся обратно на подушку. — Опять неудача? Отвратительно. — Хм, — мужчина подвинул стул к кровати и сел рядом. — Ты можешь называть меня Мори-сенсей. Я хотел бы немного с тобой побеседовать. — Вы можете называть меня как хотите, Мори-сенсей, — в тон откликнулся мрачный и разочарованный Савада. — И беседовать, о чём хотите, если потом дадите мне нужный яд. Мори вскинул брови: — Ты действительно так стремишься умереть? Я знаю многих самоубийц, начинавших жалеть о своём поступке в последний момент. А ты ещё так юн… — Что хорошего может быть в жизни? — с досадой отозвался Тсуна. — Чем дольше живёшь, тем более предсказуемой и скучной она становится. Вокруг — ужасный жестокий мир и разочаровывающе неинтересные люди. Я решил, что ждать, когда смерть придёт к тебе, слишком долго, и сам поспешил в её объятия. Мори вздохнул: — Что ж. Твоя позиция мне ясна. Тогда не мог бы ты для начала объяснить, как попал на склад? Больница под охраной. Тсунаёши пустым взглядом посмотрел на него. Очевидно, этот мужчина по каким-то причинам был заинтересован в нём и решил начать с малого. Самому Тсуне его причины были неинтересны. Провалившаяся попытка умереть сделала его раздражённым и язвительным. — В системе безопасности полно дыр, — скучающим тоном объяснил он. — Серьёзно, эта больница точно находится под защитой мафии? Сюда мог бы пробраться и младенец, если бы умел достаточно шустро ползать. Мори, не позволяя улыбке сойти с лица, протянул руку к тумбочке, чтобы забрать планшетку и положить её на колени Тсуне. — Не мог бы ты указать, где именно? И… не знаю, сделать свои предложения? Савада с оторопью уставился на план здания. Поднял недоверчивый взгляд — Мори всё также безмятежно улыбался. — Зачем это? — В больнице часто оказываются такие люди, которых многие хотят убить. А если мы хотим процветать, то должны гарантировать им безопасность, — спокойно пояснил мужчина. Нет, Тсуна, конечно, понимал, что его хотят использовать, но чтобы вот так?! Это было… забавно. — Вам нужен ответ сейчас? — уточнил он, снова начав разглядывать план. — Необязательно. Я могу прийти завтра. — Это подойдёт, — кивнул Тсуна. Всё равно заняться ему было нечем, а доктор, может, всё-таки выдаст яд из своих запасов, если получит нужное? Утром Мори с любопытством разглядывал план, исчерканный замечаниями, пока Тсуна завтракал кашей. В тайне парень понадеялся, что там окажется какая-нибудь смертельная добавка, но Мори, похоже, был слишком ответственным доктором. — Интересно, — хмыкнул мужчина, откладывая планшетку на тумбочку и пристально глядя на жующего Тсуну. — Это самые элементарные меры, — ответил Савада. — Я не стал вписывать что-то, что может обойтись в крупную сумму. — Хм… Ты всё ещё не желаешь назвать мне своё имя? — сменил тему доктор. Савада глотнул несладкий чай и равнодушно ответил: — Моё предложение остаётся прежним — называйте, как хотите. — А что если я, например, назову тебя «Савада-кун»? — вкрадчиво спросил Мори. Тсунаёши продолжил есть кашу, никак не реагируя на своё имя. В нём действительно ничего не ёкнуло. В том, что доктор осведомлён о происходящем в Японии, будучи членом Портовой мафии, не было ничего удивительного. Едва оказавшись в Йокогаме, он подслушал то там, то там и обнаружил, что его ищут — теневая сторона Японии медленно закипала, подогреваемая Вонголой. — Значит, называйте, — пожал плечами он. А потом взглянул Мори в глаза: — Только скажите честно: вы действительно хотите, чтобы эта фамилия звучала в Йокогаме? Мори наклонил голову вперёд, улавливая все смыслы, заложенные в этом вопросе. И прямой, и намёк на угрозу, и даже то, что за наследником в город Портовой мафии припрётся Вонгола, и в Йокогаме воцарится такой же бардак, что и в Намимори. — Пожалуй, я буду называть тебя… например, Дазаем. Дазай Осаму. Что скажешь? — Имя ничем не хуже прочих. — Ты умён, Дазай-кун, — задумчиво сказал Мори, — и ты ещё совсем молод, но мог бы обладать силой и возможностями, за которые другие готовы отдать жизни. Я вижу, что ошибся, полагая, будто желание умереть было минутной слабостью разочарованного подростка. Тсуна усмехнулся: когда не сработал один способ, Мори решил воспользоваться другим. Но к лести Савада был столь же равнодушен, сколько и к угрозам. — Я не слишком-то хорошо подчиняюсь правилам. Даже если им нужно подчиняться, чтобы потом никто не мог диктовать условия. Иными словами: «Тебе я тоже подчиняться не буду». — Дазай-кун, объясни только одну вещь: почему ты проиграл? Савада смотрит, не отводя взгляда. Вот теперь осведомлённость доктора немного поражает. Иетсуна проиграл, потому что в заложниках у Мукуро Рокудо была его мать и гражданская девочка, в которую он был наивно влюблён, но не решался подойти. И потому, разумеется, что его бросили те, кому он доверял. Потрясённый предательством подросток не смог найти в себе достаточной решимости, чтобы вызвать и взять под контроль Пламя, а когда всё-таки призвал — всё время боялся, что пострадают скрытые где-то в здании заложники. Вместо ответа Тсуна прикинул, сколько прошло времени с начала разговора, и предложил: — Мори-сенсей, посмотрите под ноги. Мужчина приподнял брови, но опустил взгляд секундой позже. Савада следил за его выражением лица. Оно не изменилось, хотя доктор, наконец, обратил внимание на лужицу крови. Мори спокойно откинул свисающие с кровати одеяло и простынь и посмотрел на труп. — Он решил, что победа — его заслуга. И пришёл поглумиться. Наверное, братец попросил меня найти. Если бы он просто безболезненно меня убил, я бы не стал сопротивляться. Но Рокудо Мукуро пообещал мне кошмары наяву, а это расходилось с моими планами. Доктор спокойно опустил простынь и одеяло, выпрямился и продолжил молча сверлить Саваду взглядом, ожидая продолжение. — Не успел избавиться от трупа. Вы пришли раньше, — с очаровательной улыбкой объяснил тот. Мори сложил руки на груди и склонил голову так, что длинные пряди скрыли лицо. — Тебе понравилось решать эту задачку? — он постучал пальцами по планшетке с планом, внезапно меняя тему. Определённо, Тсуне всё больше нравился этот человек. Сначала дела, а потом уже посторонние трупы в палате. — Неплохо занимает время, — пожал плечами Савада. Вот уж действительно — задачка. Когда он был боссом, то должен был принимать решения из предложенных стратегий. Когда был одиночкой, и вовсе не интересовался такими вещами. Доктор действительно подкинул ему забавный способ убить время и заставить поработать мозги. — Дазай-кун, — мягко сказал доктор, — я тоже из тех людей, кто не любит подчиняться чужим правилам. Но что, если я предложу тебе решить несколько гораздо более интересных загадок, не ограничивая в способах и средствах? И если у тебя всё получится, я дам тебе яд, который позволит уйти из жизни без боли. Тсуна усмехается, раздумывая. Ему предлагают сделку? Забавно. Плюс Мори за то, что не стал шантажировать знанием его истинной личности, не угрожал рассказать Вонголе, где он. И Саваде достаточно любопытно, зачем доктору нужен мальчик-суицидник, пусть даже Мори он кажется умным. Ну, мало что ли в мире непризнанных гениев? Он навскидку назовёт несколько бесхозных детишек. Кроме того, никогда раньше Савада ещё не связывался с Йокогамой — филиал Вонголы был только в Токио. К тому же, надо же чем-то заниматься в промежутках между самоубийствами — а что-то (интуиция?) подсказывает Тсуне, что с самыми простыми вариантами ничего не получится и придётся изобретать что-то новое. — Дазай Осаму, — говорит он вместо ответа. — Неплохое имя. Вы принесёте мне уличную одежду, доктор? Мори победно улыбается. P.S. Несколько месяцев спустя Савада Иетсуна, которого отныне звали Дазай Осаму, узнал, что братца-таки сделали кандидатом в Десятые боссы. Узнал и причину, по которой Тимотео, когда у него ещё был выбор, указал на младшего — дело было в довольно проблемной Способности брата очаровывать людей, которую в мафии называли Истинное Небо. Поэтому старшего так старательно пытались держать в неведении о мафии — ничего хорошего с такими боссами почему-то не получалось: люди опасались связываться с теми, кто мог промыть мозги любому, кто не испытывает к ним ненависти. Самое забавное, что у Иетсуны тоже обнаружилась Способность — аннулировать всё метафизическое, а потому парень изначально был одним из немногих людей, на которых местный Тсуна не мог повлиять. Ненависть к брату пришла позже. Неудивительно, что тот Тсунаёши так бесился. Эти новости ему сообщил улыбающийся Мори, но Дазай только пожал плечами. Подковёрные игры Вонголы его не интересовали. У него начиналась новая жизнь и, кажется, впервые она никак не будет связана с Италией, Бьякураном или Системой Равновесия. Даже если уйти из мафии ему не удалось, Дазай отчётливо понимал, что здесь ему самое место, пока он не найдёт способ покончить со всем разом. Он ещё не знал, что у этого мира на него свои планы.