Отвращение

      Неожиданно раздавшийся стук в дверь ловко вывел девушку из равновесия, заставляя её дёрнуть рукой в сторону и сбить стоящий флакон. Услышав противный звук расколовшегося стекла, Вера недовольно цокнула, тут же подскакивая со скрипящего стула, отчаянно пытаясь смахнуть с платья жидкость, имеющую весьма специфический и резкий запах.       Услышав ещё один, более настойчивый удар по двери, будто стоящий на той стороне уже готов вынести эту чёртову преграду и ворваться в её комнату с криками, Наир лишь закатила глаза, пытаясь отмахнуться рукой от растворённого в воздухе аромата. Обойдя стол, параллельно откашлявшись несколько раз в крепко сжатую дрожащую ладонь, Вера, закинув на подоконник ногу, согнутую в колене, провернула защёлку и распахнула окно.       Свежий воздух, ворвавшийся в её комнату, лишь на миг создал иллюзию того, что всё хорошо. Всё спокойно. По ту сторону двери снова раздался стук на пару с очень требовательным голосом, принадлежащим весьма нежеланной персоне.       Отпустив металлическую защёлку, Наир собиралась соскочить с подоконника и ринуться к двери, но ничего не успела сделать. Преграда, что сдерживала охотника, со скрипом предательски распахнулась, а невозмутимый парень, манерно поправляющий воротник, вошёл в её комнату будто в свою собственную, закрывая за собой дверь.       — Врываться в комнату девушки… Однако, хорошо вас воспитали, Джозеф! — смотря ему в спину, недовольно проговорила Вера, усаживаясь на подоконник, кладя ладонь на грудь, будто пытаясь всем своим видом показать разочарование и обиду.       Парень слегка усмехнулся. Весьма сухо, но всё ещё с наигранным холодом, так, будто он пытался быть тем же жестоким охотником, коим был во время игр.       — Я постучал целых три раза, на мой взгляд, этого было достаточно, — со слащавой улыбкой протянул он, скрещивая руки на груди.       От подобной наглости и напыщенности Вера едва не вывалилась из окна, прожигая стоящего охотника самым надменным, демонстрирующим искреннее отвращение взглядом. Бестактность людей — то самое, что она всегда ненавидела. Именно это было в её родном Грассе, все жители которого не стеснялись говорить гадости ей в лицо. Да даже собственная сестра не посчитала должным спросить её мнения перед открытием парфюмерного магазинчика, за что и получила нож в спину.       Наир искренне надеялась, что в этом таинственном особняке, где заперты грешные и всеми гонимые, как и она, не будет столь нелюбимой бестактности и презираемого неуважения, но, видимо, месье Десольнье был тем отвратным исключением.       — Это не даёт вам права вламываться сюда, вы были бы прелестны, если бы подождали, пока я… — начала она с напором и ярым порицанием, но у фотографа лопнуло терпение из-за столь дерзкой мадмуазель, что решила поставить его в рамки приличия.       «Какая жалость, он не хлипкая фотография, чтобы быть в фоторамках».       Изящные пальцы выставленной руки пафосно щёлкнули, а Джозеф с довольной улыбкой завёл руки за спину, наблюдая за тем, как девушка покорно заткнулась.       — Сколько я должен был ждать под твоей жалкой дверью? Минуту, час, день? — с до предела закипевшим возмущением начал юноша, бесцеремонно шастая по её комнате.       В его недовольстве, что исказило бледное и столь аристократичное лицо, Вера разглядела истинную причину, по которой фотограф так себя вёл. Охотник, второй этаж, роскошь и свобода, а что она по сравнению с ним? Несчастная выжившая, мешок для битья, ловко прикованный к стенам поместья.       — Все охотники так презрительно относятся к выжившим или только вы? — с казалось бы искренним любопытством спросила девушка, опуская сцепленные в своеобразный замок руки к плотно прижатым коленям.       Джозеф усмехнулся, наступая на осколки разлетевшегося сосуда, вдавливая их в пол, параллельно поднимая целый флакон вверх, рассматривая его со всех сторон.       — Заметь, презрительно я отношусь ко всем, кроме тебя, можешь этим гордиться, — резко и как-то скомкано бросил он, продолжая вертеть столь ценную для парфюмера вещицу, заставляя её сердце сжаться.       Её левый глаз по инерции задёргался, а бледные и крохотные ладони сжались в кулаки, когда девушка моментально соскочила с подоконника и ринулась к своему рабочему месту спасать то, над чем она так упорно трудилась, мысленно проклиная напыщенного имбецила. На мгновение Вере даже показалось, что в голову ударил тот самый страх, что был в тот момент, когда из-за духов она зарезала собственную сестру, а это точно ничего хорошего не предвещало.       «Пусть только попробует уронить или пролить хотя бы каплю!»       — Правда? Это так мило и, увы, так прозрачно, — она вальяжно протиснулась между парнем и столом, выхватывая флакончик с улучшенной версией эйфории. — Если бы вы сейчас не сказали, я бы никогда не узнала столь грандиозную новость, — развернувшись спиной к фотографу, девушка ловко вернула столь драгоценный сосуд на его законное место, в небольшой ящичек для колб, однако, будто ощутив на себе нежелательный взгляд, Наир развернулась обратно, прожигая Джозефа с искренней ненавистью.       — Что вам нужно, Джозеф? — поинтересовалась она, ожидая от него нечто особенное и мерзкое, но никак не ту банальщину, которую он выпалил.       — Мария заказывала духи, и я пришёл узнать, готовы ли они, -спокойно ответил Десольнье.       Вера радостно рассмеялась, проводя тыльной стороной ладони по лбу, не прикрытому чёрной вуалью.       — Слава вашей Марии, что вы пришли за духами, а не по мою душу. Третья полка снизу, красный флакон, пятый слева, — указав крохотной и изящной ладошкой на сервант с огромным количеством духов, проговорила Вера, усаживаясь на стол.- Чего ждёте? Берите! — в недоумении воскликнула она, видя, как Джозеф, пребывающий в полном замешательстве, пялился на сервант добрую минуту, будто не имея ни малейшего понятия, что нужно делать.       — Могла бы и подать, — коротко и холодно бросил он, только и успевая метать взгляд с парфюма на девушку и обратно.       Подобное просто отвратительное и оскорбительное заявление вывело Наир из состояния спокойствия. Тяжело выдохнув, она довольно усмехнулась и манерно отвернула лицо в сторону, будто не желая смотреть на него.       — Могли бы и отпустить, — так же холодно и разочарованно ответила она.       Тихие шаги удалились в сторону серванта, чьи двери так ловко распахнулись, когда Джозеф высчитывал нужную полку с флаконом.       — О, я понял. Обиделась на то, что я тебя отправил в поместье? Ты была слишком… — начал парень, как вдруг запнулся, пытаясь подобрать более правильное слово, чтобы не прослыть среди класса выживших грубияном.       «Пусть Джозеф и забыл, но для Наир он всегда будет просто отвратительным существом, и никакая фальшивая вежливость не изменит её мнения».       — Слишком хороша? Слишком опасна для вашей репутации сильного охотника? — вальяжно закинув ногу на ногу, воскликнула Вера, подпирая наклонённую в сторону голову рукой.       Закрыв дверцы серванта, Джозеф оценивающе посмотрел на наивно улыбающуюся девушку и вновь рассмеялся. Уже не так холодно и фальшиво, как прежде.       — Опасна? Нет, просто надоедлива, — разумеется, это было не самое лучшее слово, которое могло бы прийти ему в голову, но оно хотя бы не такое оскорбительное, как все остальные.       Однако даже на такое мизерное замечание Вера умудрилась глубоко обидеться. Манерно фыркнув, девушка скрестила руки под грудью и отвернула голову в сторону, позволяя охотнику разглядеть её прекрасные и гордые черты лица.       От этой забавной и драматичной сцены фотограф улыбнулся, поставив красный флакон на стол и чуть отодвинув его в сторону, дабы он не помешал.       — Кстати, а одеколонов у тебя нет? — расставляя руки по обе стороны от её бедёр, спросил Джозеф, напирая на девушку с таким неимоверным рвением, будто между ними нет абсолютно никакого презрения.       Вера скованно улыбнулась, разворачивая лицо обратно, смотря на фотографа, удивительно, но не с недовольством, а с мимолётно проскользнувшей жалостью.       «Бедный и несчастный, он отчаянно пытается доползти до недосягаемой вершины, которая, по его собственному мнению, находится внизу».       — Как видите, — Вера констатирует факт, пялясь в мутные голубые глаза, пытаясь найти в них хоть каплю искренности.       Данная информация несколько разочаровала охотника, но в его голове так неожиданно возник новый план действий.       — А если под заказ? — аккуратно склоняя голову в бок, спросил месье Десольнье.       От услышанного Наир звонко рассмеялась прямо в лицо охотнику, параллельно отползая на середину стола, дабы не быть для него сжавшейся от страха жертвой, что смеётся своей смерти в лицо.       Под пристальным и возмущённым взглядом парня Вера угомонила смех, аккуратно смахивая несуществующие слёзы, стараясь не размазать тушь вспотевшими пальцами.       — Боюсь, вы не сможете мне заплатить, — она смотрела на него наивными глазами, выражая фальшивое сочувствие.       Ощущая, как длинные и холодные пальцы крепко сжали левую ладонь, мирно лежащую всё это время на поверхности стола, парфюмер невольно дёрнулась.       Сплетая пальцы одной руки с её теплыми, Джозеф ловко и неожиданно накрутил прядь её волос на другую, пропуская каштановые волосы между своих пальцев.       — Что насчёт двух побед? — слишком сладко и заманчиво прошептал фотограф, но не с целью сделать этот момент более страстным.       Для него самое главное — чтобы никто из посторонних не услышал их чудный диалог. Стены у выживших очень хлипкие и никакой шумоизоляции нет, и, похоже, Наир это прекрасно осознавала, посему решила и дальше выводить охотника.       — Пять, — тихо, но с едкой улыбкой шепчет Вера, наблюдая за тем, как Джозеф с силой сжимает её руку, будто надеясь сломать не только её кости, но и душу.       — Максимум три!       Джозеф медленно закипел, но всё ещё держал пламя ненависти в себе, а девушка, растерявшая весь свой страх, самодовольно подняла цену.       — Шесть.       Фотограф зловеще усмехнулся, резко дёргая её за волосы, наклоняя голову. Невзирая на отчаянные попытки Веры отползти или и вовсе отстранить от себя перешедшего грань дозволенного юношу, Джозеф лишь с упоением уткнулся в её обнажённое плечо.       — la tabarnac de pute, — тихо выругался месье Десольнье, опаляя бледную кожу холодным дыханием, в надежде пробудить в мисс Наир хоть каплю здравомыслия.       Однако услышав до неприличия мерзкое и возмутительное в свой адрес, Вера нахмурилась, резко и неожиданно ударив Джозефа по лицу.       — le tabarnac de salaud! — истерично крикнула девушка, отталкивая довольно улыбающегося парня в сторону.       Кто бы мог подумать, но нежную и чуткую Веру можно довести до предела и заставить её выплеснуть всю свою желчь наружу. И по ликующему взгляду месье Десольнье было видно: он только этого и добивался.       Аккуратно прикоснувшись к слегка покрасневшей щеке, парень гордо выпрямился, наблюдая за тем, как несчастная жертва бегала глазами по всей своей комнате в поисках места, где можно спрятаться или держать дистанцию.       Разумеется, её крохотные и нежные руки, на мягкой коже которых осел приятный аромат парфюма, не могли причинить боли кому-либо, что уж говорить о мужчине, который по роду деятельности безвольная машина для убийств в умелых руках хозяина особняка. Вот только сам факт того, что она, вечная заложница смертельной игры, посмела поднять руку на охотника, был для неё самым печальным.       Если месье Десольнье придёт в бешенство от такого унизительного действа, её конец будет весьма скоропостижным.       — Всё ещё помнишь французскую брань, ну разве не прелесть, — без малейшего намёка на ярость и гнев проговорил Джозеф, так же дав согласие на эту замечательную сделку. — Шесть побед — так шесть побед, за качественную работу нужно платить достойную цену, верно?       Вера, вставшая у серванта с духами, делающая вид, что занята поиском чего-то крайне важного, неожиданно дрогнула, услышав его голос.       Сама того не понимая, она кивнула, словно соглашаясь с его словами, но стоило Наир услышать приближающиеся шаги, как всё внутри сжалось. Обхватив голову руками, девушка потрясла её, прогоняя тяжёлые мысли о грядущей расплате.       Сжав кистью правой руки левое предплечье, Вера медленно развернулась, смотря на Джозефа с искренним непониманием.       — Ого, вы опуститесь до такого ради одеколона? Я была о вас лучшего мнения, Джозеф.       Её робость позабавила фотографа, заставив того вновь вернуть на лицо едва заметную улыбку. Какая наивная, она отчаянно думала, что сможет отбить у него желание.       — Я тоже не в восторге, опять ведусь на девушку, которая набивает себе цену, — окинув её весьма оценивающим взглядом, охотник ловко повернул игру, которую затеяла Вера, против неё.       Весьма сдержанно кашлянув, Наир гордо выпрямилась, возмущённо доказывая ему свою честность и сугубо предпринимательские мотивы.       — Я набиваю цену своему товару, ведь его создание отнимает много сил и времени. Очень тяжело создавать духи, особенно после того, как всё тело болит после матча, — её дрожащий голос затих, стоило Джозефу хлопнуть себя ладонью по лбу в попытке уличить её в глупости.       — Ты можешь не говорить о матчах? — поинтересовался фотограф, которому тема игр в их приятных беседах уже порядком надоела.       Вера рассмеялась, смотря на парня с самым настоящим осуждением.       — А разве вам, Джозеф, по силам угомонить свою похоть?       На мгновение они оба замолкли, словно пытаясь осмыслить всё, что вывалилось на их головы из их же ртов.       Пока Джозеф мирно стоял почти в самом центре комнаты, Вера осмелилась повернуться к нему спиной, открывая стеклянные дверцы серванта.       Смахнув тонкий слой пыли со средней полки, Наир так ненавязчиво оглянулась назад, потерев палец о палец. Она не увидела в его глазах раскаяния и сожаления, лишь пустоту. Многие выжившие считали, что у охотников нет души, но это жалкая ложь. Мария после матча всегда была любезной, интересовалась самочувствием, а в один из дней и вовсе предложила ей непыльную работёнку за остатки королевской роскоши, что стоит бешеных денег. Вот только сейчас Вера убедилась, что у одного охотника души всё-таки нет.       — Какое разочарование, когда мы впервые встретились, у меня сложилось исключительно положительное мнение о вас. Как жаль, что талантливый фотограф и хороший охотник на самом деле грязное и похотливое чудовище. Зажали меня возле печатной машинки, как насильник в подворотне, — сетовала она, с болью и отвращением вспоминая тот идиотский матч, в котором месье Десольнье начал активно подавать ей знаки внимания, но, не получив ответа, пошёл на крайности.       И Веру всё ещё терзала мысль: а если бы тогда она не смогла вырваться, то до какого преступления скатился бы фотограф, страстно желая получить её?       — Да если бы ты одевалась менее… — пытаясь подобрать слово, Джозеф активно в своей излюбленной манере защёлкал пальцами.       Вера с отвращением цокнула, захлопнув дверцы серванта.       — Что вы несёте, Джозеф? Сейчас вы так бурно не реагируете, — пытаясь намекнуть ему на психологическую тягу к ней, проговорила Наир, которую этот вздор про неправильную одежду рассмешил до неприличия.       В конце концов в том матче была красавица Гилман, чьи наряды ещё более откровенны, но она, кажется, отправилась в поместье самой первой, а значит, охотнику до неё не было абсолютно никакого дела, и Вера изначально была его целью.       — О, а ты хочешь, чтобы я среагировал? — так ненавязчиво оттягивая воротник, спросил Джозеф, заставляя девушку в ужасе пошатнуться, прислоняясь оголёнными плечами к стеклу.       — Только попробуйте. Я буду кричать, и сюда сбегутся все. Хотите потерять уважение со стороны охотников и страх выживших? Я могу это запросто устроить, — отчаянно лепетала Вера.       От такого напористого негатива фотограф лишь покачал головой, подходя к столу, по обычаю заведя руки за спину.       — Ты мне угрожаешь? — поинтересовался он, забирая красный флакон с духами.       Девушка украдкой посмотрела на него, чуточку склонив голову.       — Что вы, Джозеф, разве я смею? Я лишь предупредила, — она произнесла это более спокойно, словно ощущала, что их беседа подходит к концу, а заставлять фотографа ещё больше дискуссировать ей совершенно не хотелось.       — Занятно, что ж, до встречи в матчах, надеюсь, ты уже придумала шесть разных отговорок, тебе ведь придётся оправдывать свой успешный побег, — спокойно проговорил парень, в голосе которого тоже послышалась лёгкая усталость, будто он сам утомился от её общества.       Вера выпрямилась, гордо смотря ему в глаза.       — Не сомневайтесь, я всё предусмотрела!       На лице её царила счастливая улыбка, однако она быстро исчезла, стоило его холодным рукам сжать её нижнюю челюсть.       — Чудно, — тихо прошептал фотограф, резко дёргая голову Веры вверх, оставляя на её сухих губах холодный след от своих.       Гордо прошагав по всей комнате до двери, месье Десольнье покинул её комнату, оставляя в ней лишь боль и пустоту. Вера, отчаянно пытающаяся успокоить своё бешеное из-за разожжённой ненависти дыхание, медленно сползла на пол подле серванта, сжимая плотную ткань платья. Ей нужна искренняя любовь в том свете, в котором она и её сестра видели это чувство, но единственное, что каждый раз дарил ей Джозеф, — это отвращение. Вера не чувствовала себя нужной, а лишь ощущала себя использованной.