Двух зайцев

      С появлением Шершняги в жизни Розы произошла масса всяческих перемен. Мечты о собственной группе начали потихоньку реализовываться, исчезла тоска, скука и одиночество, но вместе с ними подчистую исчез и секс. Не то чтобы Розе не до этого было из-за репетиций и концертов, иногда все складывалось вполне удачно, просто оставить Шершня больше чем на пять минут без присмотра было равносильно его убийству.       Шершень после того как стал вхож вместе с Розой на все вечерины попадал там в неприятности с такой завидной регулярностью, что Роза пару лет точно не мог отпустить себя и не держать друга максимум на расстоянии пары сантиметров. Со временем стало спокойнее, когда барабанщик начал просто надираться и вырубаться где-нибудь в углу, где его никто не трогал. В один из таких дней Розе выпал шанс познакомиться поближе с одной из девушек, и он решил этот редкий шанс не просрать. Однако не прошло и трех минут с тех пор, как они заперлись в пустой комнате, а с Розы только успела полететь на пол футболка, как раздался панический стук в дверь.       – Роз, блять, выходи!       Роза, почувствовав неладное, как ошпаренный выскочил из комнаты, а когда ему обрисовали ситуацию, тут же побежал на выход. И плевать, что на улице ниже нуля, просто до боли знакомый ему придурок вывалился с балкона второго этажа и лежал сейчас под окнами без движения. Спустившись к нему, Роза осторожно осмотрел тело и понял, что Шершень каким-то гребаным чудом не только остался цел, но и успел уснуть на пожухлом газоне.       – Слышь, отстойник, блин, вставай, нахрен, – попытался привести его в сознание гитарист. – Ты че за полет шмеля мне тут исполнил, ю ноу?       Прошла еще пара месяцев, Роза решил, что критический момент миновал, оставил Шершня в компании приятелей, которых попросил посмотреть за этим пришибленным хотя бы пять минут. Сам схватил свою мадам под локоть и резво удалился.       – Малых, ты не против, что мы без прелюдии? – спросил Роза, и самому от своих слов стало тошно. Он так не любил вообще-то. Он любил долгие нежные ласки, неспешные поцелуи до ноющих покрасневших губ, стоны, которые свидетельствовали о том, что он все делает правильно… но сейчас у него так, сука, свербило, а времени было так мало, что приходилось идти на крайние меры. Когда ему выпадет следующий шанс?       Девушка спокойно приняла просьбу, но Розе все равно было перед ней охуеть как стыдно. Он даже ничего снимать с себя не стал, просто расстегнул ширинку, стянул белье и надеялся, что так прокатит как-нибудь. Не выдержав, все равно начал ласкать поцелуями шею девушки, руками мягко водить по талии, а в уме считать долбанное время до ближайшей катастрофы. Потому что, ну, что это за дела такие, нахрен. Какой бы ни была ситуация, секс – штука обоюдная, мало потыкаться в человека две минуты, тут либо обоим будет заебись, либо нахрен такой секс вообще нужен.       Кажется, все шло даже хорошо, но Роза по привычке не мог успокоиться, ему казалось, стоит на минуту расслабиться и обязательно ебанет.       В самый ответственный момент в другой комнате, где собралась вся толпа, послышался какой-то хлопок и наступила гробовая тишина. Вот, собственно, и ебануло. Роза почувствовал, что сердце сейчас просто через глотку выползет, настолько ему стало, нахрен, страшно, а шестое чувство вновь завопило об угрозе. Забыв о том, чем он вообще тут занимался, он вскочил, застегнул штаны и вылетел из комнаты, как будто за ним гнались адские черти.       Растолкав толпу, он обнаружил лежащего посередине комнаты Шершня, и опустился на колени рядом с ним.       – Че, нахрен, случилось? – рявкнул он.       Половина толпы отступила от Розы, опасаясь, что пиздюлей не избежать никому, а оставшаяся часть вытолкнула вперед какого-то пацана.       – Я… ему пробка от шампанского в лоб прилетела… случайно…       Роза откинул челку Шершня и реально обнаружил красный след, который медленно превращался в шишку.       – Коллапс, нахрен…       Третий раз случился, когда они решили выбраться всей бандой на природу. Не то чтобы это было плохо, Роза никогда раньше не был против потусить в лесу у костра, но опасностей для его бедового товарища повсюду было теперь раз в сто больше. Тем более с некоторых пор Розу преследовали кошмары о мохнатой таежной афозии… А еще вся тусовка с палатками решила как назло расположиться прямо у края обрыва. Роза пытался этому как-то воспрепятствовать, но его закономерно послали нахер и сделали все по-своему. Вид с обрыва на озеро действительно открывался шикарный, но гитарист чувствовал, что добром вся эта затея не кончится. Хотелось засунуть Шершня в спальный мешок, связать и закрыть в палатке лишь бы, не дай боже, этот любитель острых ощущений не исполнил какую-нибудь дичь.       Первое время Шершень вел себя вполне пристойно, смотрел вместе с Розой на скользящую по небосводу луну, уплетал шашлык, слушал на сто раз рассказанные-пересказанные байки, прижимаясь к боку гитариста, конечно же из-за нехватки места на узком бревне… Только когда Роза вдруг решил, что дружище в адеквате и опасность преувеличена, и немного переключился на девушек, Шершень с насупившимся видом в одно лицо выжрал бутылку водки и отрубился на земле, не дойдя полметра до палатки. Роза в это время даже сказать ему ничего не успел.       Пришлось гитаристу собственноручно тащить пьяное тело в палатку и запаковывать в спальный мешок. Это, однако, было ему даже на руку.       Вот Роза практически абсолютно счастливый (смущенный правда каким-то отстойным поведением Шершня) уже лежит в чужой палатке с девушкой, полупьяно целуется и кажется, лучше уже быть не может. Рассекающий тишину всплеск воды и чьи-то крики извещают его о том, что да, действительно, не может…       Роза зажмурился настолько сильно, что заболели глаза. Спутница вздохнула и толкнула его в грудь, будучи осведомленной о его предыдущих неудачах.       – Ну, ты идешь?       Роза подорвался так быстро, что чуть не снес палатку. Он подбежал к краю обрыва и в панике посмотрел на сгрудившихся там людей.       – Он?       – Он...       Не раздумывая ни секунды и даже не удосужившись что-то с себя снять, Роза сиганул вниз. Шершень и так плавать не умел, поэтому вечно морозился, когда Роза предлагал ему выбраться на пляж, а с таким количеством алкоголя в крови он продержится еще меньше. Было не очень глубоко, но ледяная вода обожгла кожу, впиталась в одежду, залилась в ботинки, сделав их тяжелее раза в два, что усугубляло положение, однако гитарист как будто бы не замечал этого. Он быстро нашел своего барабанщика, который, кажется, опять был в отключке, схватил его со спины поперек груди и погреб к ближайшему берегу. Там его уже ждало несколько человек.       Кое-как добравшийся до берега Роза затащил Шершня на песок и склонился над ним.       – Шершень… – позвал он, но реакции не последовало. – Шершняга, нахрен! – он вцепился в края жилетки друга, но тут несколько человек оттащили Розу подальше и силой усадили на траву, несмотря на его панические брыкания, а кто-то начал оказывать первую помощь. Ему не было ничего видно, глаза застилала то ли струящаяся с волос вода, то ли не пойми откуда взявшиеся слезы, а от переизбытка событий закружилась голова.       Через несколько минут, показавшихся Розе бесконечными, к нему подошел один чувак из тусовки.       – Откачали, – сказал он и хлопнул Розу по плечу.       – Как? – хрипло спросил Роза, как будто и не верил уже.       – Как-как, Маринка-то в медицинском учится, – пояснил парень. – Ты б переоделся, дрожишь, как осиновый лист, еще пневмонию схватишь.       Роза не заметил, как сильно замерз, пока не попробовал встать. Ноги не слушались, пальцы на руках еле сгибались, но он все же дождался появления скорой, которая забрала с собой Шершнягу.       После этого случая Роза слег с тяжелейшей простудой на неделю, а Шершень, вскоре выписанный из больницы, виновато помогал ему самому в эту больничку не попасть. Еще там, на озере, Роза разругался почти со всеми, когда до него через несколько часов дошла суть произошедшего. Раз парни видели, что упал именно Шершень, значит, стояли они неподалеку и могли предотвратить эту херню, но волновала жизнь барабанщика походу только одного Розу. На вопросы самому виновнику торжества нахера он среди ночи бухой в хламидомонаду вылез из палатки и пошел шататься по обрыву, Шершень отмалчивался, неловко отводил взгляд и пожимал плечами.       С этих пор Роза от Шершня боялся отойти даже отлить. Дома этого шизоида тоже не оставишь одного, разнесет еще половину квартиры, да и по-скотски это как-то. Херня, конечно, случается, Роза это отлично понимал, но Шершень был просто впечатляюще огромным магнитом для проблем, потому что как объяснить то, что рыжему однажды случайно подожгли волосы и пытались потушить их пивом, воткнули в руку нож, разбили об голову бутылку и чуть не запустили в него салютом. Однако сложно было игнорировать именно тот факт, что беды чаще всего случались ровнехонько в тот момент, когда Роза пытался с кем-то уединиться. Только как это вообще объяснить?       Сам для себя Роза тоже оправдания не находит: он что, гребаный камикадзе бросаться спасать жизнь Шершня, рискуя своей собственной? Тем не менее в таких ситуациях у него будто по щелчку выключаются все мыслительные процессы и ему хочется только оградить это чудовище ото всех опасностей, спрятать за собой и больше не пускать в этот жестокий мир. А это как объяснишь?       Роза не мог бы похвастаться безграничным либидо, но оно у него по крайней мере вообще было и бороться с ним, так сказать, собственноручно было тяжеловато. Он даже завидовал Шершню, которому похоже по жизни было во всех смыслах по барабану, поэтому он только уходил либо во временные запои, либо в бэд-трипы, либо хреначил день и ночь на своей установке. Гитарист вообще не видел, чтобы его друг хоть раз с кем-то пытался романтическим образом взаимодействовать. Собственно, это было не так удивительно, ведь этот товарищ скорее всего надерется как черт, только чтобы хватило сил подкатить, а потом, приведя тело в горизонтальное положение, по привычке отрубится прямо на своей спутнице минуты через две. Роза бы тоже посторонился дам, будь у него такая особенность.       Несмотря ни на что, гитарист довольно быстро свыкается с жизнью такой, изрядно не философствуя, потому что друг и его целостность для него все же важнее всего остального. Все остальное можно перетерпеть. Однако как снег на голову сваливается вдруг очень удобная ситуация.       Шершень уходит к родителям на несколько дней, объясняя это тем, что они чет соскучились и вообще, а Розе звонит кореш с приглашением на очередную тусовку. Без Шершня идти стремно и непривычно, но кореш пытается намекнуть, что Розу кое-кто там ждет. Кто, блин, может его вообще там ждать, Роза толком не вдупляет, но решает все же пойти, потому что дома сидеть третий день в полном одиночестве тоже не комильфо.       Ждет его, оказывается, та самая девушка из палатки, по совместительству Маринка, спасшая Шершняге жизнь. Роза даже толком не понимает, что его к ней тянет больше, чувство симпатии или благодарности, но в общем-то побоку. Они снова оказываются вместе, Роза не думает об отведенном ему времени, о людях вокруг, ни о чем, в общем, не думает. Почти. Об этой тусовке он Шершня не предупредил, чтобы тот спокойно сидел дома и не срывался сопровождать Розу, как это обычно было. Вроде бы хорошее дело, пусть парень с родаками побудет, тем более они его всегда ждут… только на душе все равно паршиво, как будто друга обманул. Эти мысли слегка затуманиваются моментом близости, Роза чувствует жар чужой кожи, дыхание опаляет щеку, все вокруг будто бы старается отвлечь, увести от размышлений... Однако подсознание гитариста и не думает просто так успокоиться и отпустить ситуацию, поэтому Роза, чувствуя, как его накрывает оргазм, произносит, наверное, самую тупую и неуместную вещь в своей жизни:       – Шершняга, блин…       Осознание приходит моментально, Роза в панике ловит абсолютно охуевший взгляд маринкиных карих глаз. Не то чтобы он там что-то другое ожидал увидеть, нет. Он быстро отстраняется и садится на край кровати, хватаясь за голову руками. Он даже сказать ничего не может, просто чувствует, как горит все лицо, а в горле от стыда встал ком. Нихуя себе осечка, произнести имя лучшего друга. Марина прикрывается простыней, но сидит на кровати как-то слишком спокойно, не убегает и не психует.       – Так это у вас типа… взаимно? – спрашивает она.       – Че, блин, взаимно? – не понимает Роза. Голос дрожит и срывается.       – Да ничего, забудь. Тебе пора? – с нажимом произносит она.       – Да, блин, Марин, изв-       – Иди уже, – она спихивает Розину одежду ближе к нему и сама начинает одеваться. Все происходит в гробовой тишине, Роза пытается придумать оправдание, но все мысли будто улетучились из головы. Он подходит к двери, оборачивается, но на прощание получает только: – Я никому не скажу. И если до тебя когда-нибудь дойдет… убьешь, наконец, двух зайцев.       Роза загадки терпеть не может, но переспрашивать было капец как неловко. Да и похрену ему вообще-то кто там что скажет, ему бы разобраться, какого хрена его лучший дружище занимает такое количество места в его башке, как будто ему подумать больше не о чем. Дома – Шершень, на тусах – Шершень, в группе – Шершень, во время, сука, секса с девчонкой… тоже Шершень, чтоб его. Роза злился, но злился только на себя, потому что он позволил своим мыслям вертеться вокруг этого человека двадцать пять часов в день восемь дней в неделю, только до этой поры данное обстоятельство его не смущало.       Добравшись домой он улегся на свою половину дивана и понял, что заснуть не может без рыжей головы на соседней подушке. Так вообще-то часто бывало, когда Шершень окислялся в наркологичке или вытрезвителе, но черт бы его побрал! Роза уткнулся в подушку и взвыл.       Шершень дома у родителей чувствовал примерно то же самое, ему никак не удавалось уснуть на предоставленном ему диване. У себя дома он всегда упорно делал вид, что засыпает на левом боку, чтобы потом, когда дыхание Розы перестает быть слышно, как всегда происходит, когда он засыпает (в обычное время он пыхтит, как паровоз), повернуться к нему и смотреть на спокойное лицо гитариста. Хотя бы на ночь Роза, который дико стеснялся своих длиннющих густых ресниц, снимал очки, так что Шершень мог любоваться им хоть до утра. Роза часто ворочался во сне, но редко когда поворачивался спиной. Шершню этого не хватало.       Кроме того, он старался не думать о том, чем сейчас занимается Роза. Так получилось, что о тусовке он совершенно случайно прознал раньше, а также узнал, что Розу там ожидают не только для того, чтобы выпить. Наскоро придумав, как грамотно слиться заранее, Шершень сбежал к родителям, чтобы Роза за него точно не беспокоился, ведь он в надежных руках. Пора было отпустить всю эту ситуацию и не мешать другу строить личную жизнь. Роза был к нему всей душой, нельзя было не заметить его искренней заботы, а Шершень ему подкладывал такую свинью…       Сначала он даже не понимал, что делает, откуда это внезапное желание перекинуться через балконные перила, напиться, а потом забраться на этот чертов обрыв… а потом понял и стало жутко. Жутко даже не за свою жизнь, чувство самосохранения отсутствовало у него напрочь. Это Роза вечно витал в своих экзистенциальных размышлениях, Шершню было, по-простому говоря, похуй, он тупо шел, пробивая лбом стены, хотя пока получалось пробить только стенами лоб. Вот он чувствует непонятно откуда накатившую черными тучами грусть, а в следующую секунду уже летит куда-то вниз головой, потому что «живи сегодняшним днем, завтра никогда не настанет»*, а ему нахрен не сдалось такое «сегодня», а уж тем более такое «завтра». Жутко-то было из-за того, что завидовал он всем этим розиным девчонкам страшно, аж зубы сводило.       Стоя на краю обрыва Шершень вообще-то не хотел прыгать. Хотел просто постоять, посмотреть на озеро, успокоить нервы и собраться с мыслями. Собирался извиниться перед Розой за то, что так тупо напился, но не обнаружив друга в их палатке и у костра, он моментально как-то все понял. Все еще стоя на краю он с тоской обернулся на их лагерь, из-за чего вдруг чертовски закружилась голова, и он даже не заметил, как сорвался. Очнулся он в больнице совершенно один, потом попал домой, а там Роза, едва способный стоять на ногах, с ужасной температурой и страшным кашлем. Отлично, ведь это его тупая ревность довела Розу до такого состояния. Роза на шершневские суицидальные наклонности как-то не подписывался, хотя, может, значилось это где-то мелким-мелким шрифтом в глубине бездонно-синих глаз.       Шершень вдруг соскочил с дивана и понял, что дико хочет обратно к себе. Пусть там не будет Розы, пусть он сейчас где-то и с кем-то, но находиться в доме родителей с мыслями, которые обычно доводили его до неконтролируемого пьянства или еще чего похуже, просто невозможно. Лучше дома нарезаться до потери сознания на полу кухни, а потом… воля случая.       Он быстро натянул на себя свои вещи, написал записку с извинениями и выскользнул из квартиры, почти бегом направляясь домой. Не сказать, что путь был особо близкий, но Шершень принял решение добираться пешком. Морозный ночной ветер норовил забраться под извечную футболку, жилетка спасала мало, как и тонкие кожаные штаны, но это помогало ни о чем не думать. Продрогнув в конце концов до костей, он долго не мог попасть ключом в замочную скважину, но все же справился и шагнул в теплую квартиру. Барабанщик не заметил ботинки Розы, наскоро скинув свои хотел было направиться прямиком на кухню, но по пути увидел, что диван в гостиной расправлен, а там кто-то лежит. Первой мыслью было то, что он явился не вовремя, поэтому он больно прикусил губу, зажмурился, пытаясь отогнать клокочущее чувство внутри, а затем ненароком снова бросил взгляд в комнату. Лунный свет из окна осветил лишь одного человека, поэтому Шершень выдохнул. Вообще-то он не ожидал увидеть Розу дома. Пить одномоментно расхотелось.       Он на цыпочках прошел в комнату, сел на свою сторону дивана и всмотрелся в лицо друга, на которое беспорядочно упало несколько блондинистых прядей. Он протянул руку, убрал волосы с лица Розы, увидел, как дрожат его ресницы и только сейчас прислушался. Роза сопел.       – Роз... – шепотом позвал он. Ответа не последовало. Видимо опять что-то случилось. Шершень почувствовал укол совести, хотя как он тут вообще мог быть виноват, правда?       Шершень скинул жилетку и улегся на диван прямо так, укрываясь своим одеялом. Подумать только, Роза по привычке застелил его половину, хотя не ожидал Шершня дома. Это было… приятно и больно.       Розу тем временем внутренне колошматило с бешеной силой. Да, несколько часов назад он мечтал увидеть Шершня на соседней половине дивана, но сейчас он почувствовал, как сильно ему стыдно за то, что произошло. По сути, ему не за что было стыдиться, верно? В тот момент он думал лишь о том, что ему неудобно перед другом за то, что не позвал его с собой, поэтому это вылилось в неловкий момент. Он же не представлял его на месте девушки… господи, зря он, нахрен, об этом подумал. Он не заметил, как вцепился в одеяло, зато Шершень заметил.       Он мягко прикоснулся к руке Розы своими ледяными пальцами, что заставило гитариста приоткрыть глаза.       – Роз, блин, все нормально? – обеспокоенно спросил он.       – Кошмар… блин, – ответил гитарист. В каком-то смысле это было правдой. – Ты че такой ледяной? – перевел тему Роза и неосознанно сжал ладонь Шершня в своей.       – Домой, блин, шел…       – Выгнали что ли? – неверяще спросил Роза.       – Сбежал.       – А че так?       – Я… соскучился, – сглотнув сказал Шершень.       Роза криво усмехнулся, чувствуя, как зашлось сердце. Приплыли. В голове пролетели слова Марины, но они все еще не могли оформиться во что-то внятное. Роза задумался, бессознательно поглаживая ладонь Шершня, а затем подвинул его руку к своим губам, выдыхая горячий воздух. Шершень неловко выдернул руку назад.       – Роз, ты чего… – если бы Роза сам знал, чего он. Он только помотал головой и прикусил губу. – Все нормально прошло?       – Что прошло? – как-то дергано переспросил гитарист.       – Ну, вечерина, блин?       – А ты, нахрен, откуда знаешь?       – Я… я поэтому и ушел. – Роза удивленно поднял на него глаза. – Не хотел снова типа… ну… все испортить.       – Ты че, блин, сводник, нахрен?       – П-прости?.. – неуверенно попросил Шершень.       Роза лишь тяжело вздохнул и уставился в подушку. Клево он устроился, конечно, лучший друг сводит его с девчонкой и даже сливается ради такого дела в закат, чтобы не мешать, а он стонет его имя…       – Если б ты исполнил чет такое, за что тебе, нахрен, стыдно передо мной было до конца жизни, че б это было? – внезапно спросил Роза.       Шершню очень хотелось сказать что-то отстраненное, глупое, но по какой-то причине врать Розе сейчас не хотелось.       – Я б… с балкона навернулся.       Роза нахмурил брови, а потом широко раскрыл глаза и захлопал своими ресницами так, что у Шершня чуть сердце не остановилось.       – Зачем?.. – задал он резонный вопрос.       – Ревновал… – коротко и по делу выдал Шершень. И пусть горит все синим пламенем, не может он так больше.       «Это у вас взаимно?» теперь обретало какой-то смысл. То есть… хрена Марина острый глаз. Или Роза просто слишком тупил, чтобы осознать, что все его тет-а-теты самым топорным образом саботировались одним рыжим недоразумением. Да и Роза сам хорош вообще-то. Осознание далось как-то легко, как будто бы так и должно быть.       Не понимая еще до конца что и нахрена делает, Роза придвинулся к Шершню и мягко поцеловал его, наблюдая за реакцией. Это точно скажет все лучше любых слов. Шершень, давно решивший, что ему от Розы и в каком порядке надо, решил на провокации не поддаваться, вздрогнул и немного отстранился.       – Роз, постой…       – Ты не хочешь? – выдохнул ему в губы Роза, отчего Шершень с силой сжал одеяло в кулаках, лишь бы не сграбастать гитариста в объятия.       – Хочу… капец как хочу, но не так…       – А как? – Роза придвинулся уже к его уху, задевая мочку губами.       – Блин, Роза… – обессиленно застонал он. – Хочу, чтобы ты тоже… хотел. – Он не замечал раньше у гитариста такой страсти по отношению к своей персоне, было ясно, что тот еще с собой толком не разобрался.       Роза ткнулся лицом в его плечо и притих. Он и правда никогда не думал о Шершне в романтическом плане, он просто думал о нем денно и нощно… просто думал. А Шершень тем временем с балконов сигал, чтобы он побыл с ним на несколько минут дольше, а не с кем-то еще. А озеро, боже, Роза и думать не хотел, что Шершень лучше захлебнется, чем переживет его интрижку.       Шершень зарылся пальцами в его волосы, успокаивающе поглаживая. Ничего, до него в какой-то момент доперли все его чувства, значит, и до Розы когда-нибудь...       – Дашь мне немного времени, ну, блин, переварить?       – Сколько угодно.       Загадка про двух зайцев со временем решилась сама собой. Казалось бы, как можно совмещать неустанный присмотр за Шершнем и секс… а Роза совмещает.