***
Их называют иродами, предателями и убийцами. Их ненавидят.
Все без исключения. Слуги, что подслушивают за дверьми. Горожане, что пускают сплетни. Короли и герцоги, что строят козни за спиной.
Потому что презирают. Потому что боятся. Потому что
Борджиа.
Рим. Вечный город. На первый взгляд кажется пристанищем чистоты и истины, о чем со всех сторон вещают с высоты трибун. Но стоит приглядеться получше, как картина идеального мира начинает трещать по швам.
Улицы Рима могут рассказать многое. Даже слишком. Грязь, смрад и похоть — вот что действительно происходит в оплоте католической церкви.
Рим и Борджиа — это
едино. Стоит назвать одно, как на ум тут же приходит другое.
Людская память коротка. Пройдут годы, и слава рода Борджиа сотрется с лица земли, исчезнет навсегда.
Но Вечный город не забудет. Он будет вечно помнить своих гордых детей. Его мостовые, по которым скакали великие полководцы. Его гавани, что полнились от кораблей, нагруженных золотом. Его залы, в которых вершилась история.
Это была эпоха изобретений и открытий, роскоши и бедноты, милосердия и жестокости. Это была эпоха Борджиа. И она останется в истории навсегда.
***
Родриго Борджиа, папа Александр шестой. Тот, кто отдал жизнь Риму, возложив на жертвенный алтарь себя и свою семью.
Став в один момент папой, он остаётся им навсегда. И нет больше человека по имени Родриго, есть только великий понтифик святой матери католической церкви. Нет я, есть
мы.
Мы — это сила. Мы — это власть. Мы — закон. Мы — правда.
И никто не посмеет сказать обратное. Недовольные давным давно кормят собой рыб в Тибре.
***
Говорят проклятия отцов переходят на детей. Чезаре Борджиа знает об этом не понаслышке.
Кардинал, связанный по рукам и ногам алой мантией и шапкой, он ненавидит свою жизнь.
Хуан, бездарность и позор семьи, и то имеет больше, чем Чезаре. Брату все достаётся легко, почти что играючи. Стоит лишь ему что-то сказать, как папа тут же спешит это исполнить.
Хочешь быть герцогом Ганди?
Пожалуйста, получай.
А гонфалоньером папской гвардии?
Запросто.
Чезаре же остаётся гнить за книгами в Пизе, а после стирать колени в молитвах. Потому что Хуан — старший, а он должен послужить для блага церкви.
Чезаре пытается поговорить об этом с отцом, но Родриго лишь доверительно смотрит на сына и говорит, что он — опора для Борджиа.
От бессилия хочется выть. Разве жизнь ничему не учит? Разве не так погиб Педро Луис, став на пути человека, который не хотел уступать?
Зачем же отец толкает его на кровавый путь? Зачем заставляет идти по головам и ненавидеть Хуана, собственного брата?
Зачем?
Но раз на то воля Божья
папы римского, да будет так. Ему остаётся только смириться с этим, приняв свою участь.
А на самом деле хочется совсем другого. Хочется доброго коня и пуститься вскачь. Чтобы солнце звездой путеводной. Чтобы ветер в лицо. Чтобы
свободно.
Хочется быть значимым. Чтобы отец наконец гордился. Чтобы заметил. Чтобы подарил хоть частичку своего времени.
Хочется любить. До жути. По настоящему любить, а не того, кого предложат. Чтобы не выбирать кого можно, а кого нельзя. Чтобы только один раз, и никогда больше не опускать.
Сердце у Чезаре огромное и горячее, оно умирает на сухой почве равнодушия. Он жаждет испытать то самое чувство, о котором говорят все подряд, и узнать, что такое взаимность.
Сдерживаемый в тисках церкви, он однажды вырвется наружу, и тогда уже не поздоровится всем. Это будет уже не мечтательный юноша, а воин, готовый уничтожать все на своём пути.
А сейчас он пока может лишь молча презирать то, что делает. А устав ненавидеть, искать утешения у единственного человека, который может выслушать — Лукреции.
***
Лукреция Борджиа. Золото волос, зелень глаз — она была и остаётся первой красавицей Рима. Вокруг неё всегда ходят слухи, красочности которых можно лишь подивиться.
А ей всего лишь хотелось быть
счастливой.
Но судьба
папа римский решает иначе. Лукреция становится средством, разменной монетой, ещё одной ступенькой в укреплении власти Борджиа.
Ее впервые выдают замуж в тринадцать. За человека вдвое старше по возрасту. Никто не спрашивает, хочет ли она этого. Это важно для семьи, значит будет важно и для неё.
Ее первый муж, Джованни Сфорца, отвратителен. Он ужасно груб и холоден. После брачной ночи, он засыпает мертвым сном, а Лукреция не может сомкнуть глаз. Ей страшно, больно и мерзко. Между ног кровь, а руки в синяках.
Не так она представляла себе свою жизнь. Она мечтала о любящем муже и паре детишек, что бегали бы по дому. А оказалось совсем по-другому.
Она бежит в ванную и всю ночь пытается отскрести следы невидимой грязи.
Что-то ломается в ней глубоко внутри. Теперь она больше никогда не будет прежней. Не будет верить. Не будет терпеть. Не будет прощать.
И когда папа предлагает расторгнуть брак, ей не жаль. Ни капельки. Она во всеуслышание объявляет Сфорца импотентом и не жалеет об этом.
Наблюдать за тем, как тот пытается кое-как восстановить былую репутацию — высшее удовольствие.
Лукреции начинают нравиться интриги. Она не убивает, а ломает жизни другим с присущим ей изяществом.
Отец вновь выдаёт ее замуж, и в этот раз она пытается извлечь из этого максимальную пользу.
Альфонсо оказывается мягкотелым тюфяком, и Лукреция крутит им как хочет.
Ей уже настолько все равно, что даже не больно. Лишь изредка что-то ноет внутри.
Они отдалились с Чезаре. Он на очередной войне, она за очередным мужем.
Когда они вновь встречаются, их словно бьет молнией. Он —
не тот. Она —
не та. Две одинокие искалеченные души.
Ближе. Ближе. Глаза в глаза.
Вспышка.
И все становится ясно.
Во всех мужчинах она искала лишь
его. Во всех женщинах он искал лишь
её.
Путь к их счастью уложен кровавыми цветами. Они ступают по нему, утопая по колено.
Их называют извергами, душегубами и иудами.
Лукреция каждый вечер плачет в подушку. Чезаре каждый вечер не может заснуть.
Они — ни для кого. Они — друг для друга. Они — Борджиа, а Борджиа
только для Борджиа.
