Черное солнце

Такой роскоши, как право выбить собственную судьбу, у Джудала никогда не было. Как и возможности противоречить организации, чьим маги он являлся. Какую бы роль ему ни уготовили, он мог лишь согласно кивнуть и сделать то, что от него требовали, даже если он обязан был отдать свою жизнь и душу. Планы организации стояли гораздо выше, и цели их были куда важнее жизни одного мальчишки. Сначала было страшно. Потом он попытался протестовать, но скоро понял, что смысла в этом нет никакого. Своего маги организация полностью подчинила, и сбросить с себя золоченую цепь он никак не мог… по крайней мере, самостоятельно. Он, конечно, мог попытаться еще раз. Но своего короля-идиота он слишком хорошо знал. Потому Джудал в самом деле смирился, только позволил себе единственную слабость. Проигрывать было бы не обидно, если бы противник оказался достойным. Вернее, если бы противником оказался вполне определенный человек. Как там говорится про добро, которое всегда непременно побеждает зло? А ведь именно добром этот остолоп себя наверняка и считал. Именно светлой стороной стремился стать, и те, кто не слишком хорошо его знал, охотно ему верили и шли у него на поводу. Подчинил себе Когьеку, сделал полезной марионеткой Хакурю, переманил к себе Али-Бабу, и даже Аладдин не смог ничего сделать… умело дергал за ниточки своих верных марионеток. Но, конечно, его же оправдывает то, что он действует во имя добра и справедливости! Прекрасный Владыка Семи Морей, покоритель семи подземелий, владелец семи джиннов. Мудрый и добрый политик, исполненный праведного рвения и жажды уничтожить, искоренить зло. И страна у него такая прекрасная. Истинный рай. Маги прекрасно известно, как он ею гордится. Он хотел бы разрушить Синдрию, увидеть боль на красивом лице ее властителя, но это уже не имеет никакого смысла. - Тупой коро-о-оль, - мелодично, соблазнительно тянет Джудал, и улыбается, когда видит, как недоволен Синдбад. Разумеется, ему не нравится. Он и на уступки пошел только потому, что надеется выведать что-то полезное, ведь не раз уже пытался наводящие вопросы задавать. Джудал тянется за поцелуем, и мужчина не отстраняется. Позволяет горячим губам скользнуть по приоткрытому рту, коснуться языком, прикусить нижнюю губу… потом все-таки целует сам. Холодно, отстраненно, но Джудалу и этого хватает. Спрыгнув с подоконника, на котором он сидел, парень отчаянно прижимается к теплому телу, жадно хватает за плечи, пропускает меж пальцами волосы. Сердце сумасшедше колотится. Страшно. Как ни старался он смириться с неизбежным, ему все-таки страшно. А если взять и рассказать ему правду? Может, согласится тогда на его, Джудала, условия? Ведь это столько смертей предотвратит! А он у нас король добрый и жалостливый, наверняка купится на подобное. Да, конечно же, любой ценой постарается избежать жертв, даже на такое согласится, тупой великомученик. Джудал молчит. Прижимается крепче, жмурит веки, чтобы не видеть этого безразличного выражения лица, и молчит. Джудал – слишком гордое создание, а с этим королем он и так позволил себе гораздо больше, чем следовало бы. Чтобы не тратить бесценное время его замешательства, снова тянется к губам, касается их, судорожно выдыхая сдерживаемый в течение полминуты воздух. Целует горячо и настойчиво, ощущая привкус безумия, отчаяния и горечи. Чуть позже Джудал рассмеется. Отстранится, посмотрит в горящие праведным золотым огнем глаза, посмеется над доверчивостью и глупостью слишком хорошего, слишком доброго короля. Но пока… просто запомнить. Сглотнуть комок в горле, сосредоточиться и запомнить. Это долгожданное тепло, эту неподатливую мягкость. Больше такого ведь никогда не будет. Запах вина отчетливо ощущается, как же иначе. Позволил бы он целовать себя, будь он трезв? Отстранившись наконец, Джудал дрожит. И ненавидит себя за это. Дрожь в теле еще унять можно, но дрожат и его губы, и дыхание срывается с них предательски неровно. - Ты пьян, король-идиот, - говорит Джудал. Только для того, чтобы не молчать, чтобы отвлечь внимание от собственного состояния. Горечь все-таки оседает в горле тугим комком, и Джудал опускает глаза. Стремится нащупать его ладонь, коснуться, крепко сжать, просто переплести с ним пальцы, хотя бы раз в жизни. Но рука проворно уворачивается, избегая прикосновения. Синдбад отходит на шаг назад, смотрит внимательно, пытается понять причину. Он и сейчас не верит, наверное, но уже догадывается. - И ты хреново целуешься. За что только получил славу бабника семи морей-то? Все тот же строгий, прямой взгляд. Холодный, полный ледяного безразличия. - Джудал, я ведь задал тебе вопрос. - Почему я пришел? М-м-м… дай подумать… о, я ведь только что тебе это показал, разве неясно? Не поверил. Ну разумеется… так далеко Джудал еще не заходил, и если и тянул по привычке руку, успевал одернуть ее до того, как станет поздно, и вернуться он уже не сможет. Король наверняка заподозрил что-то неладное, он ведь действительно умен, ну а в подобном разбирается куда лучше его, Джудала. Пока еще был шанс все исправить. Перевести в шутку, а может, и по привычке разрушить половину Синдрии вместе с дворцом. Так, возможно, даже лучше… но Джудал пришел не поэтому. Подавшись вперед, он хватает своего глупого короля за плечи, не позволяя увернуться, смотрит прямиком в глаза. Внимательно, серьезно, с мольбой, которую уже невозможно прятать. Он больше не хочет играть, он давно не был так искренен, как сейчас. Синдбад не мог этого не почувствовать. - Ты ведь сделаешь все так, как должен, а, Ваше Глупейшество? Вопрос он задает с улыбкой. Просто потому, что иначе не может. Даже касается его носа своим, игриво трется. - Глупый маги, - отвечает король едва слышно. От этих слов теплеет на сердце. Джудал все еще улыбается – но на этот раз искренне. Получилось. Понял. И ведь действительно, понял. Синдбад сражается отчаянно, но уверенно в себе. Он не сомневается в том, что победит, он просто побеждает. У него хватает магой, у него сильные джинны, а комбинации из их покрытий обеспечивают ему непобедимость и, чего уж там говорить, зрелищность и пафос в сражении. Совершенному оружию Аль-Сармен не выстоять, тому, кто жаждет уничтожить мир, чтобы на его осколках создать новый, не удастся обойти такого воина. Оба это знают, оба видят и понимают, что закончить свое дело Синдбад должен. Он обязан, он ведь обещал. Не захотел пойти на поводу, не стал чужой игрушкой, не позволил тьме залить собственную душу? Ведь именно этого Синдбад всегда опасался. Тому, кто уже однажды был проклят, игры с темной рух не только нежелательны, но и опасны. Но Синдбад сильнее тех, кто жаждал его уничтожить или хотя бы подмять под себя. Он сильнее Джудала, это тоже уже очевидно. И у него есть преимущество, которое, правда, он пока не использует. Темный маги отлично исполняет ту роль, что уготовила ему организация. Он старается, по нему видно. Глупый мальчишка… испорченный еще в раннем детстве. Позволивший использовать себя, принесший свою жизнь в жертву. И ради чего? Ради уничтожения мира? Джудала ему просто жалко. Синдбад стремился не замечать его, не видеть, всегда проходил мимо, давая понять, что пути их никогда не сольются. Но сейчас они пересеклись… и в жизни Джудала пора ставить точку. Он ведь сам ее пожертвовал, так кто же ему виноват? Сейчас он – всего лишь безвольный инструмент. Темная энергия затопит его тело, разорвет душу на части, превратит этого мальчишку в ничто, как и весь мир, в который он впустит эту темную энергию. Организация долго подготавливала свое самое лучшее оружие. Синдбад может дать ему только одно. Последнюю милость, последнюю поблажку. То, что его, конечно, не спасет, но, возможно, все-таки вернет заблудшую во мраке душонку в поток светлой рух. Уже за пару секунд до трагедии их взгляды встречаются. Джудал знает. Он сам просил об этом. Но он все еще надеется, не может не надеяться. Маги всегда смотрел на него… так. Это тепло никуда не делось. Пронзая мечом хрупкое не сопротивляющееся тело, Синдбад внимательно смотрит в алые глаза. Они помутнели от боли, жизнь их уже покидала. Он слышит крики кого-то из Аль-Сармен, кто-то еще пытается спасти его, направляя в его сторону новый темный поток… но Джудал уже не держится на ногах. Подхватив его, Синдбад опускает парня на землю. А потом резко, одним движением высвобождает меч. Брызги крови заливают белоснежные одежды, попадают на волосы, обагряют лицо и руки. Кровь Джудала смыть с себя он уже никогда не сможет. Глаза почти потухли, но короля еще видели. Синдбад заставляет себя улыбнуться. Тянет руку, касается пересохших губ – они тоже едва заметно дрожат, расплываясь в бессильной улыбке. Глаза он не отводит, смотрит пьяно, одурманено. Так он мог выглядеть после ночи, наполненной страстными, иссушающими ласками. Но так он выглядел, в последний раз втягивая в легкие воздух, чтобы тихо, едва слышно назвать его имя. Нет… не имя. - Тупой король, - шепчет он, закрывая глаза, - видишь, все-таки мы идеально друг другу подходим. Синдбад гладит стремительно бледнеющую щеку, проводит большим пальцем по нижней губе. Мальчишка уже мертв, он застыл, а, значит, не услышит того, что он сейчас скажет. - Это… больше не имеет значения, - глухо отзывается Синдбад, пряча меч в ножны.