***
Джейн, сейчас наконец-то довольная вечером, спокойно кружилась в танце вместе с Регулусом. Рядом с ним ей всегда было спокойно на душе. — Что от тебя хотел Сириус? «Опять он». — Знаешь, у тебя с твоим дядей удивительное сходство — вы всегда говорите о нём. — Наверное, потому что мы родственники, — усмехнулся Регулус, посмотрев на свою партнёршу, дав ей немного прогнуться в спине, как велел танец. — Может, это оттого, что вы его любите? — фыркнула брюнетка, возвращаясь в исходное положение. — Думаю, всё-таки первый вариант, — щелкнув языком, ответил парень. Девушка покачала головой. — Он догадался об Альфарде. — Как? — удивился слизеринец. — Он узнал по тексту песни, который я написала летом. Хотя, думаю, он догадывался ещё раньше, когда я заявила свои права на книгу, тогда он кидал намёки. — Что ж… в любом случае он узнал бы об этом летом. — Ты прав, но… — девушка потеряла ход своих мыслей, когда заметила небольшую потасовку между мародёрами. Джеймс был чем-то раздражён, а Блэк и Питер пытались его отвлечь. Но это явно не успокаивало её брата. Поворот. Она упустила Поттера из виду. Шаг, снова поворот. Вот оно: девушка заметила, куда устремлён взгляд её брата. Эванс. Она была с Эдвардом. Черт. — Что-то не так? — Да, кажется, мой брат хочет совершить убийство. Регулус посмотрел в ту же сторону, что и подруга. Музыка остановилась, и Джейн потянула Регулуса за руку. Улучив момент, когда Лили была занята беседой с Алисой, слизеринка подошла к пуффендуйцу. — Привет. Прости за прямоту, но ты специально пошёл с Эванс? — Мари? Привет. Вау, ты… — Прекрасна, — подсказал ему слизеринец. — Верно, — проморгался Эдвард. — Эд! Я задала вопрос! — Тебе лучше ответить! — подтвердил слова Джейн Блэк. — Тебе когда-нибудь говорили, что ты копия брата? — Сомнительный комплимент, — холодно фыркнул Регулус. «Ну точно похож», — подумал пуффендуец и, усмехнувшись, перевёл взгляд на слизеринку. Она была явно взволнована. И красива. И взволнована. — Не подумай… — догадался Эдгар о её мыслях. — И в мыслях не было. Я просто захотел её пригласить. Она милая и весёлая. И… — Ясно. Тогда тебе лучше спрятаться. Поттер вздёрнет тебя! — честно призналась Джейн, она точно знала, что говорила. Он не простил Булстроуда за произошедшее с ней. А тут ещё и Эванс. — Черт, Лили изо всех сил старалась не попадаться ему на глаза… — Ну хоть мозги есть, — заметил Регулус, явно забавляясь ситуацией. — Бедняжка, — произнесла Джейн, зная, каким навязчивым может быть Джеймс. — Уведи его из зала, а потом незаметно вернись и затеряйся здесь. Она выгнула брови, что придало ее лицу хитрющее выражение. «Прости, Джей, но лучше ты будешь вести себя как ищейка, чем устроишь сцену и упадёшь в глазах Эванс ещё больше». — Ты сейчас помогаешь мне или… — Или? — Поттер, ты ведь хорошо общаешься с ним. — Поэтому не хочу, чтобы он опять наломал дров, и мне жалко тебя и Эванс. — Выгодно. — А то, сразу трёх зайцев. Булстроуд сделал, как и предложила Джейн. Поттер клюнул и пошёл за Эдгаром, за ним, как и всегда, вечные спутники — Мародёры в составе Блэка и Петтигрю. Через какое-то время пуффендуец вернулся к своей партнерше по танцам, и они оба продолжили наслаждаться компанией друзей. Джейн смогла спокойно вздохнуть: сейчас Джей проветрится и все будет в норме. Вечер мисс Поттер заканчивался прекрасно. Она танцевала со своими друзьями и некоторыми слизеринцами, которые ещё с начала этого года относились к ней очень хорошо. Было весело. Но время близилось к отбою, и Лестрейндж часто стал поглядывать на часы. Когда время подошло, Рабастан взялся проводить Джейн обратно в гостиную. Его дружки также покидали большой зал, и если бы не Барти и Нарцисса в их компании, Поттер бы испугалась. Минув один из ближайших коридоров и спустившись в подземелье, девушка почувствовала неладное. В воздухе чувствовалась магия. Много магии. Свернув в один из коридоров, слизеринцы стали свидетелями дуэли, драки, безумия. Трое мародёров сцепились с четырьмя шестикурсниками и пятикурсниками. Вся компания была изрядно потрепанной, у кого-то даже шла кровь. Но гриффиндорцы явно лидировали в бою. «Северус, ну конечно… Джей, что же ты творишь», — среди дуэлянтов был и зельевар. Джейн не успела заметить, как Лестрейндж легко и не произнеся ни слова остановил бой, отделив друг от друга два факультета. Слизеринцы мгновенно обернулись на новоприбывших, и на их лицах застыло неприятное ликование. «Всё плохо, если семикурсники, желавшие ответить на оскорбления львов, ввяжутся в бой, то парни просто выдохнутся». Один из слизеринцев с подбитым глазом начал говорить о том, что однокурсники на него напали, друзья заступились, и началась потасовка. Джейн вовсе не этого хотела, когда желала отправить брата, чтобы тот выпустил пар. Поумерил пыл в поиске, но никак не в драке. «Хотела помочь, а в итоге получилось это». Девушка видела потемневшие глаза брата и Сириуса, они явно не желали прекращать бой. А вид ухмыляющихся Эйвери и Нотта лишь разжигал их ярость. — Жалкие предатели крови. Неужели на что-то рассчитываете, защищая мерзких грязнокровок? — выплюнул Мальсибер. Сириус невесело оскалился и вытер вытекавшую кровь, проведя манжетой у губ. Он хотел было сказать слизеринцам убираться, но, заметив среди представителей змеиного факультета знакомую личность, замер, почувствовав, как сердце пропустило удар, а пальцы сами сжались в кулаки от злости. Джейн широко раскрытыми глазами смотрела на взъерошенного брата. Вены на его руках вздулись от крепко стиснутых кулаков, взгляд был безумным. Он взмахнул палочкой, заставив Мальсибера отлететь к каменной стене и, издав стон, осесть на пол. Но Уилкинс ответил Поттеру сразу тремя залпами. Двое из них были отбиты друзьями, но третий… заставил Джеймс зашипеть и с силой укусить себя за губу. Левый рукав белой рубашки оказался вспорот, и красные пятна крови стали проступать на рукаве. К счастью, рана была небольшой, но если бы Джеймс не успел вовремя отскочить… Этого хватило, чтобы сердце Джейн сжалось до небывалых размеров, а правая ладонь сильно сжала руку Лестрейнджа, который вёл её всё это время. Семикурсник переключил внимание на девушку. Считывая её поведение. Мощная вспышка, и Уилкинс зарычал от боли, когда его ступни, а затем и всё тело заживо поглощал каменный пол подземелья. Ещё молниеносная вспышка, и щека семикурсника была рассечена, также явив алую кровь. Уголки губ Лестрейнджа приподнялись. Джейн почувствовала дурноту. Кровь. Вид крови и режущие раны заставляли всё её нутро выворачиваться. Снова вспышка от Малфоя, но Сириус с невозмутимым видом стоял ровно, отбив заклятие. В его глазах бился шторм отвращения и ярости. Джейн заметила краем глаза, как Рабастан посмотрел на свои дорогие часы. «Время». Залп искр со стороны слизеринцев заставил гриффиндорцев уйти в оборону. Глупые чары помех — и никто даже не подумает, что здесь происходит подобное. А семикурсники не станут тратить время, если они уже так легко пролили кровь. Девушка ещё сильнее вцепилась в руку Лестрейнджа, который с непринуждённостью наблюдал за происходящим. Это пугало. — Рабастан! — требовательно и как-то отчаянно произнесла его имя Джейн. Он перевёл свой взгляд на свою спутницу и, вглядевшись в её глаза, небрежно взмахнул палочкой. Всё стихло. — Хватит, — властно произнес Лестрейндж. — Не тратьте силы на них. К тому же подобное неприемлемо на глазах у милых леди. Его снисходительный тон вызвал мороз по коже. И глаза присутствующих приклеились к старосте Слизерина. Но её приковали к месту только тёплая карамель радужек глаз брата. Он тяжело дышал и смотрел так, будто впервые видит. — Расходитесь все немедленно! — объявила Джейн. Никто даже не шелохнулся. О Мерлин. Она чувствовала себя насекомым среди хищников. Все слизеринцы поглядывали на Лестрейнджа. Даже староста седьмых курсов не сказал ни слова. Малфой немного растерянно поглядывал то на часы, то на своего лучшего друга. Что за… Поттер перевела взгляд на Нарциссу, которая спокойно и даже отрешенно стояла, держась за своего жениха. «Но это ведь Сириус? Её кузен. Неужели ей плевать? Андромеда… она бы никогда…». — Девушка посмотрела на Барти, тот сохранял холодную бдительность и, поймав её взгляд, тут же кивнул. Даже если они с Барти начнут усмирять свой факультет, перевес сил будет всё таким же большим. Да и поставит их в невыгодное положение. — Салазар, может, кто-нибудь расколдует Уилкинса, он скоро задохнётся! — твёрдо и гордо поинтересовалась Джейн. Крэбб взмахнул палочкой, высвобождая друга, но Уилкинс сделал выпад. Крауч заклятием лишил того палочки. — Ты, наверное, глуховат?! Хватит! — вкрадчивым голосом сказал Барти. — Гляньте-ка, глупое стадо пикси, не способное думать самостоятельно, — хохотнул Джеймс, и Сириус его поддержал. «Джей… ты что, бессмертный?» — Слизеринка высвободила свою руку и вышла вперёд. — Я вынуждена лишить Гриффиндор тридцати очков. — Что? — осекся Джеймс, наконец-то сменив свой острый взгляд и обратив на Джейн внимание. А серые глаза прожигали её насквозь. Слизеринцы злорадно прыснули. — Минус тридцать очков Слизерин! — холодно объявила Поттер. За её спиной послышалось негодование. — Продолжим? — спокойно, но требовательно поинтересовалась Джейн. — Верно, Блайм, минус тридцать очков Гриффиндор за нападение на слизеринцев, пребывавших на своей территории, в отличие от гриффиндорцев. А теперь расходимся! — объявил Малфой, наконец-то вступая в свои обязанности. Слизеринцы, как ни странно, спорить не стали и послушно покинули место происшествия. — Это нейтральная зона, — яро возразил Джеймс, — Напали? Это ваша прерогатива. Почему он так смотрел на неё? — Ты им веришь? Вопрос, который толкнул Джейн в тёмную бездну. В горле пересохло, сердце будто раскололось, а он всё так же испытующе и будто растерянно смотрел на неё. Девушка понурилась: она слишком хорошо знала брата, чтобы возражать ему. — А кому верить? Тебе, Поттер? — усмехнулся Малфой, — Милая, видимо, цвет твоего платья ослепил его. Поттер напряг скулы. Она должна быть на его стороне, не иначе. Да, он виноват, но… — Остановись, прошу. Что бы ни случилось, остановись. Вы в меньшинстве, — тихо обратилась слизеринка к брату. Её голос чуть дрожал, а в глазах плескалась тревога. — Не в большинстве сила, — процедил парень в очках, не веря, что это говорит Джейн. «Ведь она… она…» — Сохатый! — предупредил его Блэк. Поттер невидящим взглядом смотрел на однокурсницу, не веря в то, что происходит. Что она просит его унизиться, отступить. Нет, она сама это сделала. — Блайм слизеринка, как и мы, — поставил точку Малфой, комментарии которого были совсем неуместны. — Не думал, что ты такая, — тихо произнес Джеймс, не сумев скрыть разочарования в голосе. Девушка как-то странно посмотрела на него. На мгновение ему показалось, что на лице слизеринки промелькнула боль, которая, впрочем, мгновенно сменилась сдержанностью и чувством собственного достоинства. Может, ему лишь показалось? — А вы хорошо сдружились, — презрительно заключил Блэк. Он подошел ближе и вызывающе посмотрел на Джейн, желая заглянуть ей в глаза, в душу. Её покорность своему факультету… нет, её причастность к ним бесила Блэка. Он прекрасно знал, что она встанет на их сторону, и плевать, кто в самом деле виноват. Он знал, но Джеймс… Как же его разозлило, что он думал, будто Блайм встанет на его сторону. Почему-то его даже порадовала мысль о том, что теперь Джеймс всё-таки поймёт, что она слизеринка и будет ей всегда. Джейн не удостоила Сириуса взглядом. Она прикусила губу, борясь с собственными ощущениями. Чтобы не заглядывать ещё и в его глаза. — Мистер Лестрейндж, я устала и хотела бы вернуться в гостиную. — Конечно, мисс Блайм, — парень поравнялся с девушкой и предоставил свою руку. Блэк уловил странный блеск во взгляде семикурсника. Высокомерно вздернув нос, Сириус равнодушно наблюдал за тем, как Лестрейндж забирает Блайм и уводит её дальше по коридору. Грудь напряглась, хотелось огреть парня молнией, но он тут же отмел этот порыв. Сириус в попытке успокоиться потрепал свои волосы. Разбитые гриффиндорцы остались одни, сохраняя напряжённое молчание. Настроение было безнадежно испорчено. — Мне очень жаль, что наш вечер омрачился гриффиндорцами, и вам пришлось увидеть подобное. — Не стоит себя утруждать кривить душой. Парень усмехнулся. — Вы не переносите цвет крови? — Нет, просто не люблю открытые раны. Они мне неприятны, впрочем, как и многим девушкам. — Тогда мне действительно жаль. — Хотелось бы верить, что это так. Она была в плохом расположении духа, Рабастан подмечал это в её внешности, в голосе, в выражении глаз. «Неужто из-за Поттера? Вероятно, они неплохо ладили в последнее время. Он отмечает её среди всех слизеринцев. Это было непонятным явлением для всех. Или же это из-за Блэка?..» Рабастан заметил странные отношения Сириуса и Блайм. «Высшее удовольствие было наблюдать за яростью старшего Блэка». Джейн же была в странных и мерзких ощущениях. Что бы случилось, если бы её здесь не оказалось? Однажды она заметила, как одна из девушек Рабастана что-то рассказывала ему, а тот только морщился, явно пребывая в дурном настроении. Затем, как ни странно, пылкая речь смолкла, и девушка, будто расслабленная, пошла к Нотту и что-то зашептала ему на ухо. Это было очень непохоже на неприступную и гордую Бёрк. И её моментальная расслабленность натолкнула Джейн на очевидную мысль — империо. Рабастан без каких-либо колебаний применил это непростительное. «Ему бы ничего не стоило применить его на мне?» Да и это происшествие. Сам он в процессе не участвовал, молча наблюдал за происходящим, чувствуя своё превосходство. Смог бы он так же легко применить на Джеймсе Круцио? Ответ — да. Заметив, что Блайм сжала губы и целеустремлённо смотрела вперёд, Рабастан почувствовал себя негодяем. Она злится, возможно, на него. Зато он признавал, что она была восхитительна. Волосы обычно цвета молочного шоколада в освещении подземелья выглядели темно-каштановыми, а глаза стали цвета бушующего моря. Она глубоко дышала, пытаясь совладать с досадой. От этого красный шелк и золотая вышивка вздымались вверх и опускались вниз. Очаровательно. «Весь сегодняшний вечер Блайм держала себя превосходно: она выглядела оживленной, остроумной и, к счастью, не сделала ничего неподобающего». Он снова задумался, уже который раз за этот вечер. Рабастан знал низкое происхождение старосты пятых курсов, и ему было очень интересно, как она поведёт себя, услышав темы, обсуждаемые среди чистокровных. Даже будучи в такой тяжёлой ситуации, она была собой. Неизменно корректной, но точной и дерзкой в своих замечаниях. И тем больше ее поведение восхищало Лестрейнджа. «А в случае с боем? Она всегда принципиальная, действует рассудительно. Нарцисса держалась с должным ей величием и покорностью жениху. А Блайм была так же величественна, только смелее. Она так и не приняла сторону. Наверняка даже Люциус этого не понял. Она не истерила, не тряслась, не наслаждалась, не была покорна и не была глупа. Уладила всё без потерь, хотя… — Рабастан расплылся в злорадной улыбке, — теперь она вряд ли будет ладить с гриффиндорцами, они сильно задеты, с их уязвлённой гордостью, не поймут, что Блайм помогла им. Поэтому перестанут крутиться рядом». Рядом… она весь вечер была с ним, не была смиренной или чопорной. Просто всегда оставалась рядом. С уважением отнеслась к тому, что он её кавалер на этот вечер, почти доверилась ему. Рабастан поглядывал на свою спутницу, затаив улыбку в уголках губ. Удивительно, что эта необычная девушка так его заинтриговала. Ему даже захотелось остаться наедине с ней. Достигнув стены, за которой был скрыт вход в гостиную Слизерин, пара остановилась. «Время уходить на собрание», — подумал парень, оценивающе рассматривая волшебницу. — Благодарю за хороший вечер, мистер Лестрейндж. — Именно вы украсили его. Признаться, я хорошо отдохнул. — Что ж, доброй ночи, — сказала девушка и сдержанно улыбнулась. «Проклятые гриффиндорцы, вечно всё портят», — нахмурился Лестрейндж. Девушка уже отвернулась, чтобы уйти, но Рабастан осторожно прикоснулся к её подбородку и повернул на себя. Кожу пальцев пронзил сильный жар, будто он опустил руку в костёр, но ни один мускул на лице не дрогнул. Он знал, что его ждёт. Но эффект был достигнут. Её внимание было сосредоточено только на нём. Зрачки слизеринки расширились, выдавая совсем другой спектр эмоций. В них ярко выражалось удивление и растерянность. Он мысленно усмехнулся. Кто бы подумал, что он когда-нибудь выдаст подобное. Чувствуя сильные ожоги на пальцах, парень приподнял подбородок старосты, даже наслаждаясь её испугом и смятением. «Такого она точно не ожидала. Это твоя награда, Блайм». Ласковый, совсем невинный поцелуй в лоб. Губы кратковременно обожгло, а пальцы, получившие ожоги, саднили, но это стоило того. Девушка быстро отстранилась, бросив острый взор на семикурсника. Взгляд выглядел прекрасно в дуэте с очаровательным румянцем на её щеках. И в течение одного краткого момента Рабастан ощутил странное… чувство. Чувство? Нет. Нет. Это уважение к доброй репутации порядочной девушки. Она не могла не заслуживать его уважения. Да и как не уважать ту, которая так стойко придерживается своих убеждений на протяжении стольких лет? — Спасибо за вечер, мисс Блайм, — сказал парень, легким наклоном головы прощаясь с ней. Слизеринец был доволен: теперь она будет думать не только о гриффиндорцах. Поттер сжала губы. «Месть за тот жест с рукой?» Джейн пошла к двери. «Сегодня. Уверен ли он в своём решении стать пожирателем? Не пожалеет ли? Что их ждёт? Она остановилась и обернулась. Губы девушки приоткрылись, позволив ей произнести всего лишь одно слово: — Удачи. — Она повернулась обратно и пошла к стене, ощущая спиной взгляд своего провожатого. Когда проход закрылся, из-за угла вышел Люциус. — Если ты закончил, нам стоит поторопиться. Лестрейндж взмахнул палочкой, охлаждая свои губы и пальцы, но последние были уже сильно поражены ожогами. — Не ожидал от тебя, Лестрейндж, чтоб ты и… — Хватит трепаться, Треверс, нам пора, — предостерёг того Уилкинс. — Признаюсь честно, если бы я её не знал, принял бы за чистокровную. — Дождавшись, пока остальные уйдут вперед, начал Люциус. — Красива. Умна. И более того, интересна и полна сюрпризов. — Кукла для игр? — Она знает себе цену, так же как и твоя суженая. — Она не нашего круга, — прошипел Малфой, задетый тем, что Блайм сравнили с Нарциссой. — И это единственный минус. Если б не он, она бы давно была моей. — Ты уже и так её обозначил! Рабастан высокомерно усмехнулся: — Она всего лишь девушка порченой крови, я только возвысил её на некоторое время над чистокровными девицами. Никто не потребует, чтобы я на ней женился. К тому же я лишь оставил ей поцелуй в лоб. Малфой покачал головой. — Значит, считаешь себя её покровителем. Ты поставил свою печать, красиво расписавшись, что она под твоей защитой. — Она это заслужила. Даже ты чуть челюсть свою не уронил. — Рабастан хмыкнул и улыбнулся, — Зависть — это грех, Люциус.***
— Нет, ну серьезно. Как будет проходить экзамен по прорицанию? Как вообще его оценивать? Римус смеялся от эмоциональности Кейт и её веселья. Время неумолимо приближалось к полуночи, и, натанцевавшись, парень с девушкой вышли немного пройтись, чтобы остыть. Римус был счастлив и полностью доволен этим вечером. Он и поверить не мог, что будет на балу с Кейтлин Паркер. И как она красива… Люпин не отрываясь смотрел на неё. И имел на это право, ведь сегодня она была его парой для танцев. Римус и танцы. Он всегда относился к этому плохо. И только благодаря милой улыбке матери, которая пользовалась ею как рычагом давления, получилось научить Люпина вальсу. Гриффиндорец в который раз отметил мудрость и дальновидность Хоуп, своей матери. Ведь сегодня он был прекрасным партнером для Кейт. И он не был неотесанным парнишкой рядом с принцессой голубых кровей. Этот бал овладел им, вскружил голову, позволяя Люпину бесчестно забыть, спрятать свою проблему и совесть далеко за пределы своего сознания. О Мерлин, один лишь вечер побыть простым парнем, побыть рядом с ней, держать её руку. Пусть он эгоист, пусть жадный, мародёр. Но позволить кому-то стоять рядом с ней и прижимать к себе во время танца он просто не мог. — Хорошо, тогда как нам сдавать уход за магическими существами, если половина из нас к ним даже подойти не может. — Ну ты же не собираешься заводить химеру. — Годрик упаси, мне ребят хватает, — рассмеялся Римус. Они оба остановились, заметив, как одна из фей, вылетевшая из зала, стала кружить около ребят. — Такие крошки… Ты знал, что они тоже способны к слабенькой магии, с помощью которой отгоняют хищников, например, авгуреев? И у них ужасно склочный характер, — заверила его слизеринка и протянула руку. Фея, немного поколебавшись, опустила свои крохотные ножки на ладонь волшебницы и сложила крылышки. Было нечто заразительное в ее усмешке. Она заставляла человека забыть не только что он делает, но даже о чём думает, и улыбнуться в ответ. Когда Паркер улыбалась — по-настоящему улыбалась, а не просто усмехалась, чтобы казаться умной, — ее лицо преображалось: глаза загорались, щеки розовели и… И она становилась ещё более удивительно красивой. — По ним и не скажешь, они очень милые. Люпин говорил будто о фее, но смотрел только на свою однокурсницу, которая уже принялась с изучающим видом смотреть на магическое существо. В одном он был точно уверен: волшебная здесь только Кейтлин. Ему захотелось дотронуться до нее. До хрупких пальцев, что так красиво смотрелись в его ладони во время танца. Провести рукой выше, чтобы удостовериться, что её руки такие же тёплые, как и ладонь. Провести пальцами по угловатым плечам, что так красиво были открыты, а затем прочертить линию ключиц, что выступали на светлой коже девушки. Почувствовать нежность тонкой шеи и прикоснуться к щеке. Очертить контур скул. Заглянуть в зелёный водоворот её глаз и неминуемо тонуть, забывая, кто ты… О, Годрик… Гриффиндорец почувствовал приятный холодок, волной прошедший по его рукам. Ему захотелось поглотить ее полностью. Она лесная нимфа, королева фей, чудесное светлое создание. Она всегда так добра с ним, так внимательна. А когда ему не хватало её внимания, он хотел всячески его привлечь. Чтобы она смотрела только на него, улыбалась только ему, была такой прекрасной только рядом с ним. Как же ему сейчас хотелось доказать самому себе, что он такой же хороший, как она, что он достоин ее, и, возможно, показать, что он принадлежит к тому же кругу, что и все волшебники. Но ему никогда таковым не быть. Парень так залюбовался ею, что не обратил внимание, что Кейт делает то же самое. Магия весеннего бала и коридора этих вековых стен диктовала свои правила, искусно манипулируя юными сердцами. Кейтлин была так околдована присутствием Римуса, его прикосновениями во время танцев, его доброй улыбкой. Все дело в его глазах. Они были такими голубыми и пронзительно чистыми, что ей показалось, будто она может читать его мысли. И боялась, что на деле это она ничего не могла от него скрыть. Ведь пульс был запредельный с той самой встречи, когда он пригласил её, когда она готовилась к балу, и как увидела его сегодня. Чувства вскружили ей голову, как в вальсе с Люпином. Как его голос и их смех, когда, танцуя, они смеялись, просто оттого, что хотелось. Потому что грудь сдавливала радость. В этом приятном полумраке ночной тишины внутреннего двора свет от факелов кидал тени на его лицо. Он был таким приятным и загадочным. И Кейт захлестнуло это притяжение в его глазах, его улыбке. Она сделала шаг вперед — один короткий шаг, но этого оказалось достаточно, чтобы его губы оказались в нескольких дюймах от неё. Слизеринка положила свои руки на его грудь, боясь упасть от волнения. Коротким вздохом она забрала его дыхание и, прикрыв глаза, поцеловала его. Очарованный Римус не мог рассчитывать на подобный выпад. Секунда промедления — и горячие бархатные губы уже прикоснулись к его губам. Их дыхание смешалось, воздух стал плотным и горячим. Её аромат завладел его сознанием. Он ощутил трепет внутри. Она дрожала — Римус чувствовал эту дрожь, исходившую от её ладоней, от её мыслей, но не был уверен, что не дрожит сам. Что-то теплое и прекрасное расцвело в груди. Словно его кровь внезапно согрелась, и это ощущение, возникнув в сердце, медленно распространилось по всему телу, вплоть до кончиков пальцев на ногах. Он мог назвать сотню причин, почему целовать Кейтлин Паркер — безумная идея, и первая из них заключалась в том, что ему этого очень хотелось. Но кто он, черт возьми? Чудовище. Порождение бесконечной тьмы. Тьма, которая поглотит такой свет, как она. Разорвёт на куски. Уничтожит. А если она узнает… Мерлин… Он не посмеет, как бы сильно ни хотелось раствориться, бессмысленно притворяясь тем, кем не являешься. И он не ответил. Кейт, выплеснув свои чувства, ощутила, что он напрягся, и отстранилась. Поторопилась? Но… чувства просто рвутся из груди, и если она не скажет… И тут Кейтлин сделала единственное, что могло поколебать его решимость. Она заглянула ему в глаза и произнесла простые слова: — Ты мне нравишься, Римус, я… влюбилась. Её приглушённый голос резал слух от искренности и прямоты признания. Римус дрогнул. Было что-то необыкновенно трогательное в том, как она смотрела на него, словно могла умереть, если не признается. Сердце будто пронзили насквозь то ли иглой счастья, то ли боли. Ему стало страшно, что он сможет поддаться обаянию теплоты, исходящей из её тёплых глаз, от её голоса. Меньше всего на свете он хочет обидеть Кейтлин. Она была лучом радости в его жизни, несбыточной мечтой, очень милой девушкой, смелой и сердечной. Он закусил губу. «Я тоже». Эти слова готовы были выскочить наружу, если бы не были подавленны где-то в горле. В котором стало больно и сухо. Он всё испортил. Если бы знал, то не пригласил бы сегодня. Если бы знал, он не позволил бы её чувствам цвести, как позволил это сегодня себе. Баловать себя этими чувствами — оказалось, мучить её. Он открыл рот в надежде, что сможет произнести разумную речь, но ничего, кроме вздоха, не слетело с его губ. Может, ей и удалось блеснуть дерзостью на короткое мгновение, но что делать дальше, Кейт не представляла. Она не думала признаваться сейчас, когда между ними есть тайна. Но… В отличие от девушки, парень уже знал, как поступит. — Кейтлин… — начал он. — Все в порядке, — быстро сказала она. — Ты не должен ничего говорить. Римус на мгновение прикрыл глаза. И когда он открыл их снова, Паркер увидела в его взгляде горечь и твердость. — Нет, должен. — Я предпочла бы, чтобы ты этого не делал. Теперь слизеринка являла собой образец достоинства, сцепив перед собой руки и потупив взор. Она явно избегала смотреть на него, что только ухудшило состояние Римуса. Мерлин, с чего она решила, что он выделяет её среди других? Неужели Кейт настолько горда и высокомерна, себялюбива, что решила, будто Римус смотрит на неё иначе? Ведь он так же открыт и приветлив с Джейн, с Эванс, с Доркас, с Марлин, с… Салазар… она просчиталась. Всё настолько просто, а она прочла в этом скрытый смысл. И продолжала играть в игру, пытаясь завоевать внимание, влюбить его, хоть он не видит в ней девушки. Может, и видит, но не чувствует. — Мне очень жаль, Кейт, — сказал Римус, выкручивая своё сердце наизнанку. — Но я не испытываю к тебе того же. Ему потребовалось всё своё мужество, чтобы сказать эти слова твёрдо и спокойно. Повисло молчание, казалось бы, в одиноком коридоре. И Паркер взглянула на него, о чём тут же пожалела. Он был совершенно не похож на себя. Беззаботная добродушная улыбка, неизменно игравшая на губах Римуса, веселые искорки, мерцавшие в его голубых глазах, — все это исчезло. Блондинка замерла и едва заметно кивнула. Он не хотел, чтобы она чувствовала то же, что и он. Он не может быть с ней. Ходить рядом с ней, получать её улыбку, танцевать с ней, целовать… Это порождало в нём новую волну чувства вины. И превращало то, что произошло между ними, в неловкость. Которое покончит со всем. И хуже всего то, что случилось это по его вине. Он должен был давно с этим покончить. Не дать ей возможности влюбиться. Что он за человек после этого? — Мы с тобой просто друзья, — сказал он мягче, заметив её растерянность. Смотреть на неё сейчас было невыносимо больно, вина сжигала. — Я… провожу тебя. — Нет. Не стоит, — проговорила девушка. Он чувствовал боль. Никогда он ещё не чувствовал исходившую от неё боль и горечь. Как же ему хотелось… но он не мог. «Прости, Кейтлин». Римус отвернулся от нее, словно не мог выносить ее вида, хотя правда состояла в том, что он был невыносим самому себе. И будь он проклят, если понимает, почему именно! Что конкретно гложет? Вина? Страх? Возможность теперь потерять её дружбу? Из-за того, что он позволил влюбиться себе? Ей? Из-за того, что он лютый оборотень, вызывающий у всех лишь отвращение? Или из-за того, что ему так понравился поцелуй? — Я должна идти, — сухо проговорила слизеринка. Ей было неловко от своей гордыни, поспешности и боли отказа. И от этого она потеряла уверенность в себе, словно вообще перестала быть самой собой, и это было невыносимо. Он и так всегда замедлял её мысли, слова и действия, но она точно знала что ей было нужно, что она от него хотела, а сейчас… она будто сбилась с пути, потерялась. — Спасибо за вечер. Доброй ночи, — она сказала это быстро. Обычные слова, которые они говорили друг другу каждый раз, сейчас отдавали болью. И она ушла. А он так и не сумел пошевелиться, пока она не скрылась. Потеряв из виду прекрасный силуэт, облачённый в тёплый нежно-зелёный цвет. Золотые локоны будто потухли, исчезая в темноте. Римус решительно направился в противоположную сторону. Куда бежать? Если от себя снова не убежишь. От своего проклятия не скрыться. Он всё такое же чудовище, как и месяц назад, год назад. Черт. Он хоть когда-нибудь был нормальным? Нормальным парнем, для которого все двери открыты. Для которого полнолуние было красивым явлением природы, а не роком судьбы и безжалостным палачом. Он бежал вверх по ступеням, словно бегство было единственным способом не дать его мыслям устремиться по опасной дорожке. Он быстро преодолел оставшееся расстояние до портретного проёма, желая укрыться в своей спальне. Никогда еще он не ненавидел себя до такой степени. Римус порывисто и быстро добрался до комнаты. Друзья уже были там. В комнате чувствовалось напряжение, но так даже лучше. Светловолосый парень стремительно подошёл к Джеймсу и, забрав у него бутылку огневиски, хорошенько приложился к ней. В его груди настолько сильно жгло, что жжение в горле от алкоголя не чувствовалось. Трое друзей, бывшие каждый в своих мыслях, оторвались от них и с удивлением посмотрели на Римуса. Люпин, осушив полбутылки, вернул её другу и закашлял. Изумленный Джеймс протянул ему сигарету, и Рем втянул никотин, который всегда ругал. Пары затяжек хватило, чтобы снова понять, какое это дерьмо. Сигарета небрежно была утоплена в стакане, что стоял на тумбе Поттера, который из состояния полного разочарования и злости перешёл в шок от поведения друга. Так мог сделать Сириус, но не Римус. — Без комментариев, — объявил он друзьям и стал нервно стягивать парадную одежду. Джеймс, хоть и не знал, в чём дело, не стал пока трогать друга, поэтому снова впал в меланхолию, допив содержимое бутылки. Питер больше не мог молчать, поэтому, отпив из своего стакана, поднялся на ноги. — Дай угадаю, слизеринцы? Неудивительно. Какой черт тебя огрел, что ты связался с этой Паркер?! Знаю, мордашкой и внешностью она отпад, но… Годрик! Чего ты от неё ждал? Она… Рем, терпевший слова друга, не выдержал и, с силой взяв его за воротник, припечатал к деревянному шкафу, надавливая на шею друга. — Закрой рот, Хвост! — яростно прошипел он. Джеймс подскочил с постели и подлетел к друзьям. — Лунатик, остынь, отпусти его. Мы все на эмоциях. — Поттер с присущей ему физической силой заставил Римуса опустить руки. Сириус, также уже выпив, смеялся в голос от представления. Все и в правду были на эмоциях, нервы сдавали. Джеймс, заразившись смехом друга, тоже стал смеяться. И благосклонно похлопав Питера по плечу, вернулся на свою кровать. Питера всё это изрядно выбесило. Он совсем не так планировал провести этот долгожданный вечер. Он веселился с девушкой, пока двум скучающим друзьям не пришло в голову отправиться за Булстроудом. Ради этого дня он купил новую одежду, учил глупые движения танца, чтобы произвести на спутницу впечатление, а теперь вынужден сидеть с друзьями, вид которых не отличался от дерьма гиппогрифа. — Черт, да что с вами, парни? С катушек съехали? Какого дементора мы позволяем слизеринцам унижать нас?! Это на нас совершенно не похоже! — Хвосту больше не наливать, — хохотнул Сириус, иронично смотря на друга. — А то стал похож на Макгонагалл перед матчем, — поддержал Джеймс. — Вам смешно? — выпалил Питер, злясь, что друзья его не воспринимают как оратора. — Вот что сделали с вами слизеринцы! А я ведь говорил держаться от них подальше! Блайм? Она тебе дорога, Сохатый? Она унизила тебя перед своим факультетом! А ты, как идиот, защищал её. Она проявила себя ещё зимой, а ты снова повелся! Раньше слизни боялись нас, не могли и рта открыть, а теперь? Нас опозорили! Даже Нюнчик смотрел на тебя, Сохатый, свысока. — Кажется, Хвост взял на себя обязанности Лунатика, пытаясь встряхнуть нас. — Бродяга. Когда тебя приложил о стену Лестрейндж, было вовсе не смешно. Глаза Блэка потемнели, и он вперил их на осмелевшего Петтигрю. — Не забывайся, Хвост! Питер нервно сглотнул, но выпитый стакан алкоголя и обида не дали ему замолчать. — Лунатик. Ты тоже слишком сдружился со слизнями, бегаешь в библиотеку, как нюхлер за золотом. И что получил? Рем оскалился и мысленно припечатал Питера к месту. — Все началось со слизеринцев, они вносят разлад между нами. Сделали нас слабыми и уязвимыми! Где те славные мародёры, которые наводили шороху? Может, мы и в квиддич им проиграем? — Засоси тебя дементор, этого не будет! — вскочил на ноги Джеймс. — Хотелось бы в это верить, — буркнул Питер, освобождая место Джеймсу. — Не думал, что скажу это, но Хвост прав. После нашего тесного общения со слизнями всё пошло наперекосяк, — высказался Блэк, затягиваясь сигаретой. Гадкий выдался вечер. Только вот в его голове до сих пор вальсировал силуэт в красном. Что не так? — Это моя вина, я проявил слабость к Блайм. Этого больше не повторится. Вернёмся к старому. Согласны? — двое тут же согласились, — Лунатик? Ради тебя мы начнём ходить в библиотеку. Римус хмуро кивнул. «Верно, нужно вернуться к исходной точке».***
Небо этой ночью было как никогда тёмным, далекие звёзды были бессильны против скопившихся туч. К рассвету наверняка разразится гроза. В коттедже на одной из улочек западной части Лондона всё было иначе, даже воздух другой, наполненный привкусом грязи. В полумраке необычного коттеджа тут и там по стенам сверкали вспышки света. А прерывистые стоны боли и всхлипы неприятно резали уши. Наверху послышались торопливые шаги и испуганный старческий голос, зовущий кого-то по имени. — Круцио! — вспышка красного цвета — и тело старухи повалилось вниз, скатываясь и ударяясь о каждую ступень. — Она вряд ли была способна обезвредить тебя, — раздражённым голосом сказал высокий парень, обращаясь к такому же, как он сам, волшебнику, одетому во всё чёрное и скрытому серебряной маской. — Ну не скажи… моей бабке почти за сотню, а она уделала Дойла в первые минут десять. Кретин Треверс, мерзкий редкостный гад, не способный думать и анализировать, прежде чем применить палочку. По полу растеклась лужа крови, разнося специфический запах. Треверс отошёл от тела, легко переступив его, оставляя после себя красные следы от ботинок. — Нельзя было как-то гуманнее?! — брезгливо поморщился Лестрейндж, наблюдая, как когтевранец пачкает ковёр. — Прости, я не столь деликатен, как ты, — фыркнул парень, наигранно склонив голову. Это верно. Старшему этого семейства повезло больше. Рабастан настиг его спящим, избавив старика от унижения. — Бабка померла до того, как соприкоснуться с лестницей. «Треверс — изъян магического сообщества», — высокомерно покосился на него слизеринец. — Кажется, кто-то заигрался. — прокомментировал когтевранец, услышав пронзительный женский крик. — О… а их дочурка ничего. В Шармбатоне, верно? Над комодом традиционно стояли множество колдофото некогда счастливой семьи. Теперь же… Снова крик. Противный звук раздражал Рабастана, усталость брала своё, и появившаяся на левой руке чёрная метка саднила. Змея будто сидела внутри и неприятно двигала своей тушей. «Отвратительно». Пора заканчивать. Открыв дверь кабинета главы семейства, слизеринец быстро вошёл в него. Мужчина, что посрамил свою фамилию, сидел в углу, содрогался от рыданий и хлопал себя по ушам. Ужасное зрелище. Потерял рассудок. На его глазах человек в чёрной мантии и капюшоне пускал проклятие ужаса на женщину. Жена бедняги была в пижаме, растрепанная. Она извивалась на полу, корчась от ужаса и неистово крича. «Проклятие не для слабонервных». — Авада Кедавра! — спокойно и холодно проговорил Рабастан. Уж лучше смерть, чем стать овощем. — Я ещё не закончила! — требовательно объявил женский голос. — Уже закончила! — Знай своё место. — Алые губы, смело говорившие о том, что под маской женщина, поджались. — Разве твоё место не в постели моего брата? — В нашей постели. И как я могла пропустить твой дебют?! Мы ведь родственники, как никак. — Ключевое значение: как никак, — фыркнул Лестрейндж, осматривая хозяина дома. Послышались приглушённые голоса и звук шагов. Человек, вошедший в кабинет из глубины дома. Встретившись взглядом с женщиной, он направился к ней и провёл рукой по её открытым скулам. — Приветствую вас, дорогая. — Здравствуйте, милый, — проговорила женщина, победно растянув губы в обольстительной улыбке. — Кажется, я перестаралась. Рабастана передернуло. — Всё в порядке. Сколько раз? — Он перенёс десять, — послышался грубый низкий голос, обращая наконец-то на себя внимание. — Одиннадцатый пришелся на момент, когда ворвалась его грязнокровка. — Да, и он сорвался. — Что ж, он сам этого пожелал. Мог бы тихо освободить своё место более достойным волшебникам. — Он ходил к мракоборцу Грюму, — сказал коренастый парень по фамилии Долохов. — Не стоило этого делать, — сказала женщина, поглаживая лезвие кинжала, словно пробуя, насколько оно острое. — Остальные закончили, скоро появятся мракоборцы. Надо поставить последнюю метку. — Нам стоит почистить его память. Дорогой, сделаешь? — Зачем такие сложности? — Нет, брат, мы оставим его. Как пример другим. — Уходим. Надвинув пониже капюшон, Рабастан двинулся вперёд, наконец-то покидая затхлый дом с гнилым запахом крови. Он поморщился. На улице было противно и зябко. Выбравшись на тротуар, вся компания обернулась на неприметный дом с выцветшим фасадом, жители которого покинули это место. — Давай, братец, твоё право. Рабастан поднял руку в небо. — Мортмордре! Из палочки вырвалась стремительная вспышка и пронеслась вверх над крышей дома, взлетая в небо. В небе повисло облако зелёного дыма определенной формы. Этот знак уже был знаком многим волшебникам и уже наводил ужас. Огромный череп со змеёй, выползающей изо рта, оставил свой след на ночном небе, дополняя ансамбль из пяти подобных меток. Такая же метка, как и на левой руке Рабастана Лестрейнджа, ставшего сегодня Пожирателем. Парень зашипел. Он слишком сильно сдавил древко палочки, отчего ожоги на пальцах неприятно заныли. — Что это? — раздался до боли родной голос. — Довольно сильное проклятье, — заметил Рабастан. — Это я заметил, — ответил старший брат, изучая обугленную кожу. — Опорочил невесту Люциуса? Рабастан скривил лицо, вызвав у брата смешок. — Поверить не могу, что ты не почуял темной магии и… — Я сделал это добровольно. Рудольфус прищурился. — Надеюсь, она того стоила. — О чём говорите? — в своей командной манере спросила женщина, подходя к мужу. На улице остались лишь Лестрейнджи. — Прости, дорогая, мужские разговоры, скучные для женских ушей. Она фыркнула. — Я в спальне. — объявила женщина и исчезла в водовороте трансгрессии. — Что ж, мне пора, — расплылся в улыбке Рудольфус. — Поздравляю со вступлением, брат. Мужчина похлопал слизеринца по плечу, и, попрощавшись, они оба исчезли.