Вместе до самого конца

Барти Крауч не спешил возвращаться домой после дня рождения матери, который он никак не мог пропустить. Семейный ужин очередной раз прошёл в напряжении, которое угнетало и давило. В отношениях с отцом Барти всегда старался сохранять душевное спокойствие, поэтому к своему возрасту пришел к нескольким правилам: всегда всё делать правильно, чтобы не привлекать внимание отца, без необходимости не заводить никаких с ним разговоров, а если разговор неизбежен — следует быть предельно кратким. Правила были отработаны до совершенства. Обучение вне дома позволяло быть как можно дальше от родителя. Мать была единственной, кого боготворил Барти. Он помнил, как она ерошила ему волосы и смеялась над его серьёзностью. — Мой маленький буквоед, — ворковала она, а потом добавляла шепотом: — Улыбайся. Отец полностью подавил мать, лишив её привычного общения с окружающим миром, друзей и даже работы. Всё долой, чтобы никто и ничто не бросало тень на репутацию мужа. На каникулах сына миссис Крауч превращалась в болтушку, воздушную и окрылённую женщину. Они часами говорили о цветах, высаженных в зимнем саду, говорили о пользе и вреде острой пищи, о культуре и традициях других стран, о рюшах, выходивших из моды. Тема юношеской влюбленности и вовсе вызывала у миссис Крауч запал романтичной девчонки, и она расцветала. Джейн однажды подарила ей книгу Джейн Остин, и его мать зачитывала отрывки вслух. Барти вступал в споры только ради того, чтобы она говорила, рассуждала, отстаивала свою позицию. Выговорилась. Провожая сына на поезд, она улыбалась и щебетала с двойной силой, полностью выдавая свою грусть. Но всё, что он мог дать матери, — это право выбирать его гардероб. Так, медленно, год за годом, трепетная и ласковая птичка в ней погибала. Без света, тепла и любви. Барти Крауч-старший был из тех людей, что считают, будто имеют право быть в чужой жизни главнее её владельца. Его порядок впитался в кровь, проникал под кожу. Стал страхом покинуть несчастливую бестолковую жизнь. Казалось, и мать, и сын погрязли в бесконечном опустошающем смирении, скукожились под оценивающими хищными глазами. Поэтому Барти летал. Расправлял свои крепкие крылья и летел на свободу. Навстречу ветру, чтобы тот сдул напряжение, злость, обиду. Улетал от амбиций отца и от кандалов, какими ощущалось каждое «надо» отца. Любая неудача сына встречалась разочарованием, а успех — как должное. Барти хотел рискнуть. Разорвать цепи, вырваться самому и освободить мать. Мать, которая продолжает говорить, что любит. Ей давно пора перестать надеяться, что тот, кто всю жизнь простоял к ней спиной, наконец-то посмотрит на неё. Им двоим нужно это принять. Понять наконец, что любовь всегда имеет тёплый ответ, а не холодное безразличие. Барти увидел, что это возможно, что даже спустя годы после воссоединения люди способны не запирать в клетку, а дать повод расправить крылья шире. Семья способна идти против течения и помогать друг другу. Вопрос только в желании. У Барти было желание встать на ноги и научиться разочаровывать тех, кто думает, что ему нужны их оценки. В этот праздничный день не успела мать задуть свечи на торте, как мистер Крауч дал очередное наставление: «Выбирай друзей, которые не будут бросать на тебя тень». Паркер… Интересно, что скажет отец, когда узнает о родстве Поттер с самым злым волшебником Европы? Или о том, что он встречался с выпускниками своего факультета, где большая часть критиковала политику министерства Магии? Барти занял свою любимую позицию — слушал. Больше слушай и реже говори. Слова —главное оружие человека. Рассекая небо, Крауч тоскливо всматривался в укрытый лунным светом пейзаж. Зима постепенно теряла власть над территорией, мороз так и не смог сковать озеро толстым льдом. С тихим роптанием деревья сбрасывали с себя оковы сна. Наступала сырая весна. Честно признаваясь самому себе, юноша боялся перемен, которые происходили с ним и его друзьями. Регулус часто проводил время с отцом, поэтому периодически покидал Хогвартс. У Джейн появился брат, и тот стремится вырвать её из привычной жизни, окунуть в свою. Милая Кейтлин всё же добилась своего Люпина и ушла с головой в отношения. А он сам всё так же — учится. Легкий порыв ветра принёс с собой звонкие голоса. Крауч отвлёкся от своих тяжёлых мыслей и стремительно направился к берегу озера. Внизу у тёмной воды стояла группа девчонок. Сокол приземлился на ближайшее дерево. — Зачем мы это делаем? — фыркнула стоящая впереди девушка. — Не вредничай, тебе же сказали: сегодня один из самых сильных дней в лунном цикле. Отличается концентрацией энергии, — прозвучал ещё один знакомый голос. — Чтоб застудить ноги! — Ой, Доркас, кажется, одно из имён всплыло! «Маккинон… ну конечно». Крауч клацнул клювом. В нескольких метрах от компании одна из ветвей древних елей пошевелилась, сбрасывая с себя шапку снега, затем послышался треск веток. Вся группа малолетних гадалок, как по команде, переглянулась. Барти про себя рассмеялся. — В чём дело? — Доркас придала своему голосу уверенности, и это ей почти удалось, но тут по глади воды пронеслось тихое утробное рычание, а вместе с ним внезапно подул холодный ветер, подтолкнувший волшебниц в спины. Девушки сбились в кучу. — Что это? Тут уже и Барти навострил уши, вглядываясь в темноту. Хруст повторился со стороны пролеска на берегу Чёрного озера. Кто-то или что-то приближалось медленно и неаккуратно, не боясь быть обнаруженным. Тут уж сокол зашуршал крыльями и издал резкий беспокойный крик, что стало последней каплей для испуганных девушек. Они сорвались с места обратно к замку. Как только добыча побежала, послышалось хриплое дыхание, похожее на рык животного, а затем топот. Существо выдало себя, и острый глаз сокола уловил его. Медведь, волк или собака — сложно было разобрать в темноте, но дикое животное кинулось за волшебницами. Сокол взлетел следом. Животное медлило. Судя по скорости передвижения и длине лап, чужак не позволил бы добыче уйти. А это значило только одно — он стремится напугать, играет. Достаточно сильный боггарт. Существо встало на задние лапы и накрыло весь холм и округу пронзительным воем. Девушки запищали, продолжая со всех ног мчаться к стенам замка, утопая в каше из растаявшего снега и влажной земли. Разглядеть что-то в темноте не было никакой возможности. Маккинон старалась не отставать от подруг, однако в очередной раз запнулась о корни, потеряла равновесие и свалилась наземь. Воздух выбило из лёгких, ладони оперлись на что-то колючее и холодное. Подруги не обернулись, ринулись вперёд. До входа в теплицы оставалось не больше восьми ярдов. Расстояние между лежащей на земле гриффиндоркой и неизвестным существом стремительно сокращалось. Теперь Барти сомневался в том, что существо стремится только напугать. Марлин оттолкнулась от земли, попыталась встать на правую ногу, но та скользнула на ледяной корке. Ещё одна попытка, и всё повторилось, тело перестало слушаться, вызвав испуганный всхлип Марлин. В эту же секунду большая ладонь выплыла из тьмы и крепко схватила девушку, заставляя её подняться на ноги. — В сторону! Барти встал вперёди, но ничего не изменилось. Это по-прежнему был… оборотень. Существо медлило, неприятно клацнув зубами. — Ридикулус! — уверенно сказал Крауч, но то, что он увидел, заставило его испытать настоящий страх. Это был не боггарт. — Бомбарда! — крикнула Марлин, чудом не угодив в бедро слизеринца. Крауч не собирался всматриваться в ошмётки снега и земли. Первобытный инстинкт велел бежать. В три больших шага побледневший слизеринец настиг остолбеневшую девушку и почти вцепился в её руку. — Не отставай! — бросил он, обернувшись через плечо, с сожалением приняв, что погоня продолжится. «Глациус!» Невербальное заклятие выбросило морозный воздух, ударив под ноги чудовища. Земля покрылась коркой льда. Неожиданность сделала свое дело: существо потеряло равновесие и рухнуло на землю. Барти бежал, хотя всё его нутро молило о взлёте. — Иммобулюс! — выкрикнул слизеринец. Парализующее заклинание ударило в землю слева от животного. — Инкарцеро! Мимо. Вцепившись мертвой хваткой в каменные перила, юноша перешагнул сразу две ступени, вот только балласт в виде Маккинон тянул вниз, путаясь в ногах. Барти и сам бы запутался, если бы отпустил опору. Животное нагнало их и теперь царапало каменную стену теплиц. Один выпад, и оно смогло бы ухватить Маккинон за лодыжку. Но оно играло с жертвой. Переступив последнюю ступеньку, Крауч обернулся и сразу выдал готовое невербальное заклинание: «Ступефай!» Теперь он был уверен в попадании, определив это по короткому стону. Втолкнув блондинку в помещение, Крауч запер дверь теплицы изнутри: — Коллопортус. Уличный холод сменился тепличной духотой. Однако согреться волшебники не успели — сзади отчётливо слышался скрежет когтей по деревянной двери. Они пробежали мимо грядок, покинули теплицу и вбежали в примыкающую к ней башню. Остановились, лишь когда укрылись в стенах главного замка. Крауч остановился, чутко вслушиваясь, есть ли погоня. — Оторвались… — наконец объявил Барти и откинулся на гобелен, висевший в коридоре, сжимая зубы и ощущая удары сердца где-то в пересохшем горле. Маккинон, закашлявшись, в изнеможении опустилась на каменную ступеньку маленькой лестницы. — Ты вообще палочкой пользоваться умеешь? Целится надо было не в меня! — прорычал Крауч, осматривая бок обожжённой куртки. Ее уже было не спасти. — Заткнись. Парень слегка надменно наблюдал за блондинкой — испуганной, растерянной и помятой. Заметив слёзы на глазах Марлин, взгляд его на мгновение стал мягче. Он отвернулся. — Что такое? Ты со мной не согласна, плакса? К полному удивлению юноши, она расплакалась по-настоящему, взахлеб. Он даже опешил. Встревая в сложные ситуации, Кейт никогда не испускала и слезинки, а Джейн если и плакала, то делала это тихо и тайно. Видел он, конечно, заплаканных младшекурсников, но их утешительницей всегда была Поттер. — Мелкая! Ты серьёзно разревелась? Тебе сколько лет? Пристыдить гриффиндорку не получилось, та продолжала реветь. Плечи тряслись, нос шмыгал, а руки скорее натирали глаза, чем вытирали слезы. Раздув щёки, Барти огляделся в надежде найти хоть кого-то знающего, что с этим делать. Но, увы, даже Пивза не слышно. Поправив прическу, он снова посмотрел на девушку и попытался сменить тактику. — Это был боггарт, обычный призрак. Почти как Безголовый Ник. В ответ снова всхлип. Перехватив удобнее палочку, слизеринец присел перед ней: — Эй, Маккинон, слышишь? Если продолжишь завывать, боггарт найдёт нас и снова начнет пугать. Вот я, например, боюсь дементоров. А они, между прочим, летают. — Он может пролететь сквозь стену? — Боггарт или дементор? Краткий экскурс успокоил девушку или, наоборот, сильнее испугал, однако звучно всхлипывать она перестала. Впрочем, он и сам немного успокоился. Одна нога у девчонки оказалась насквозь промокшей, вместо шапки берет, который Паркер носит лишь в относительно теплую погоду. Полупальто на гриффиндорке было красивым, но тонким. Ее стало жалко. Ботинок Крауч высушил, одежду согрел, но это же глупая Маккинон… — Вместо того чтобы проводить время со своим с парнем, ты попёрлась черт-те куда ночью, чтобы погадать на него. Марлин шмыгнула носом и отвернулась, чтобы вытереть влагу с глаз. — Где же твои мозги, мелкая… — Да что ты понимаешь! Это важно. Если нужно бороться, хорошо бы знать, есть ли на это воля звёзд. Может, всё, что ты делаешь, нужно только тебе! Я не хочу напортачить и накручивать себя, поэтому интересуюсь старинными науками. — Когда это прорицание стало наукой? Если ты ничем не можешь привлечь своего парня, то это твои проблемы, а не звёзд. Маккинон наконец-то подняла голову. Тёмно-коричневые брови чётко выделялись на покрасневшем лице, но глаза у неё оказались красивыми: почти фиолетовые, края радужки обведены чёрным, будто обуглены. От неё пахло морозной прохладой и грушей с лёгкой отдушкой женского пота. Заплаканная и растрёпанная, она посмотрела так, будто он оскорбил её самым ужасным способом. — Это физическое влечение. Вас привлекает красивая внешность и грубое мужское начало. Но вы же все такие умнички, наряжаете свои чувства в красивые одежды и называете их влюбленностью. Фантазии и больше ничего — вы любите собственные грёзы. — Ужасная философия, — сказала она, — и совершенно ошибочная. Сам-то глаз не сводишь с Паркер и Люпина. Барти кашлянул, а потом вовсе рассмеялся в голос: — Что ещё придумал твой воспалённый мозг? — Весь такой холёный, а выбрали всё равно не тебя, — зло бросила девушка и вскочила на ноги. Крауч отреагировал спокойно, а потом заглянув ей в глаза, заставив Марлин понять: она его больно уколола в самое слабое место. На мгновение ей самой стало больно и жалко о сказанном. — Думаешь, если парень к тебе прикасается, в его мыслях ты, Маккинон? Трусиха! Из кожи лезешь, чтобы понравиться Блэку, но он в любой момент может соскочить и увлечься другой, потом следующей. Но ты продолжай, дай ему больше, вдруг прокатит. — Барти злобно оскалился и покинул промерзшее помещение первым.

***

— На спектакле теперь уж точно стоит ждать представителей министерства, Начбулл целую делегацию организует. Проверять будут всё досконально. Журналы, классы, кухню, подсобки, бухгалтерию, которая нам так и не обновила котлы для практических занятий. А Флавианна ещё свободный стиль одежды в Валентинов день требовала. Шиш! Тряпки в зубы — и начищать свои значки, кубки и метлы в сарае. — Джейн, решительно уминавшая бутерброд за бутербродом, тщетно пыталась прочесть хоть что-то из своей книжки, но новости после собраний старост никак не отпускали ее. Барти подал ей салфетку, когда она испачкала губы начинкой. Он-то хорошо знал, что она негодовала оттого, что вместо трансфигурации ее поставили помощницей Аббота. Навесили обязанностей, которые она, если подумать, сама на себя взяла. — Во всей этой ситуации меня больше смущает надутый павлин, который считает себя центром мира, — прокомментировал Барти, размазывая джем по тосту. — Второй Люциус, — буркнула его подруга. — Малфой хоть по ушам ездил, но дело делал. А этот умеет руководить только малышней, и то те умнее будут. — Если мы провалим Валентинов день, то Альбусу достанется, и отразится это на всех. На Валентинов день было решено поставить пьесу, выбор Флавианны Аббот и мадам Пинс выпал на Шекспира и его «Двенадцатую ночь». И близнецы Аббот отлично вписались, да только в актерском составе было одно «но», которое грешило вылиться в «Отелло». — Выступать точно не будете? — В качестве хора у Флитвика, он мне золотые горы обещал, грех отказываться. На репетиции у нас не будет времени, да и у меня настроения нет. Барти усмехнулся: с этого и надо было начинать. Потом в раздражении поднял вчерашний выпуск «Ежедневного пророка» повыше. — Твой брат совсем забылся. Если так пойдёт, каждый второй гриффиндорец будет считать, что ему можно сесть за наш стол. — Просто на завтраке наших мало, — для ответа Джейн отвлеклась от морковного сока и своей магловской эпопеи. Понятие «завтрак» не объясняло появление Мародёров в Большом зале в принципе. С вероятностью в сто процентов речь пойдёт о вчерашнем инциденте. Даже интересно, сколько ещё Маккинон рыдала на плече Блэка. — Доброе утречко, Джей! Поттер бодро переступил черту установленных порядков и уселся рядом с сестрой. Критическим взглядом осмотрев вилку, он без стеснения взял блюдо с яичницей, затем с сосисками, налил себе тыквенный сок и стал завтракать, будто сидел за столом своего факультета. Остальная компания тоже не испытывала дискомфорта. В отличие от самих слизеринцев. Поттер вызвал своего рода сбой. — Крауч, ты уверен, что вчера видел боггарта? — И что тебя смутило в рассказе Маккинон? — уточнил староста Слизерина, складывая газету. — Боггарт — дух, он не мог поскользнуться или увернуться от заклинания, — ответил Сириус. Барти усмехнулся. Казалось нелепым, что впечатлительная Марлин помнит такие детали. — Ты использовал заклятие против него? — продолжал допытываться Блэк, тихо поставив чашку на блюдце. — Точно в грудную клетку — и ничего. — Ты видел оборотня? — подал голос бледный на вид Люпин. «Вижу прямо сейчас». Встреча с ним как удар под дых. Позорное напоминание о том, какой страх слизеринец пережил ночью. Крауч сцепил зубы. — Визуально — да, это чудовище было оборотнем, — ответил он. Теперь, когда слизеринец видел настоящего оборотня, Люпин вызывал у него не только злобу, но и отвращение. Он был заразным монстром, посмевшим строить планы с Паркер. Эгоистичная опасная тварь, а не добренький нищий парнишка. Паркер была тут как тут. Приблизилась к Мародёру сзади и нежно прильнула к его виску, обнимая за шею. Мягкая улыбка подруги усилила привкус горечи от допитого чая. «Как же женский пол падок на чувства. Втаптывают свою гордость в грязь, называя это влюбленностью. Наверное, удобно пользоваться этими чувствами». Парень выдохнул и покачал головой. — Невозможно. Время оборотней — одна ночь, кульминация полной Луны, короткая фаза. Даже если визуально полнолуние растягивается на дни. — В истории есть случаи, когда оборотни главенствовали дольше одной ночи, — сказал Римус наливая сок в стакан своей девушки. — В мировой истории. — Эту историю писали люди. Мы ни разу не сталкивались с такой проблемой, верно? — уточнил Джеймс, поочередно взглянув сначала на Римуса, потом на Кейтлин. Последняя перевела взгляд на Джейн. Они сегодня уже говорили об этом, после того как вычитали скудную информацию о боггартах из учебника. То существо, с которым Барти столкнулся, не было бесплотным духом. — Сталкивались, — ответила Джейн, аккуратно закладывая цветастую закладку в свой псевдоучебник. Её ответ заставил всех посмотреть на неё. — Вы же помните, что я с Северусом работала над зельем для оборотней. Однажды мы усомнились в аконите. По свойствам этому растению была близка белена, и мы попробовали заменить основной ингредиент. Однако замена оказала противоположное действие, всю ночь Рауль был взвинчен, а после восхода солнца продолжал оставаться зверем. Обращение увеличилось почти на час. Это было катастрофой. Позднее мы перерыли учебники истории и мифологии. В скандинавской летописи воинов поили отваром белены, после него воины отличались бешеной энергией и свирепостью в битвах. Крауч отвернулся, наблюдая, как справа Хиггс поиграл желваками, заметив посторонних на территории Слизерина. Но разборок не последовало. Мальсибер и Нотт заняли место, и семикурснику ничего не оставалось, как сидеть на другом конце стола. — То есть если напоить оборотня таким отваром, эффект полнолуния увеличится? — мрачно спросил Сириус. — Не могу сказать наверняка. Джейн засмотрелась в сторону. Выпускницы, обычно садившиеся в конце стола, стекались ближе к его центру, замечая Мародёров. — В одной из старых работ Дамокла Белби были описаны кельтские традиции ликантропов. Именно в них я впервые прочла о бешеных псах. Друиды призывали их один раз в месяц. От заката до полудня следующего дня людям приходилась прятаться, чтобы не навлечь на себя ярость этих воинов, потому что они не видели разницы, где свой, а где чужой. — Ну так, может, это не точное определение времени? — прокомментировал Поттер, — или информация только для маглов? — Ну да, это логично! Оборотни же скрывались, — подтвердил заинтересованный Петтигрю. — Во времена римского завоевания некоторые поселения кельтов поклонялись им, считали их лучшими воинами, стать одним из них было честью. Перед боем им приносили жертвоприношение, а после не тревожили их. Беззащитными воины были лишь пару дней после полнолуния, когда организм их был полностью ослабевшим. Друиды чаще всего были зельеварами, волшебниками. Их труды написаны древними рунами, многие умы до сих пор занимаются переводами. Ученные маги расходились во мнениях, был ли смысл в жертвоприношениях или нет, чаще всего нет, но Белби сделал подробный разбор нескольких рецептов и выявил, что в состав таких зелий чаще всего входила кровь человеческой жертвы. — Ничего себе, — проговорил Питер, бросив взгляд на Римуса. — Отвар, которым поили ликантропов, помогал сохранять рассудок? — тихо поинтересовался тот, взглянув на Джейн. Подруга пожала плечами. — Это неизученная область, затерянная или похороненная. В области ликантропии мне знаком лишь один учёный — и это Белби. Насколько мне известно, он лет пять не пишет научных статей. Но он ищет лекарство. Блэк расплылся в улыбке, взглянув на Поттер: — И Джейни ищет. Поттер улыбнулась и едва заметно кивнула, но не взглянула на него. Допила сок и убрала книгу в свою сумку. Засиживаться здесь она точно не собиралась, так же как и Барти. — Думаете, вчерашний гость напился белены? — с сомнением спросил Джеймс, переглянувшись с друзьями. — К счастью, нет. Тот зверь ночью сильно пробороздил двери теплицы, но на двери нет ни следа. Магией следы оборотня не убрать. Выдохните. — Не исключено, что это могла быть иллюзия, — сказала Паркер. — В последнее время в газетах часто встречаются случаи с иллюстрациями и галлюцинациями. В любом случае ребята сообщили об этом Слизнорту, он все проверит. Аббот окликнул Джейн, и та с не присущей ей покорностью поспешила исполнить его поручение.

***

За окнами давным-давно стемнело, когда одиннадцать парней устроили посиделки. — Итак парни, мы собрались здесь сегодня, чтобы проголосовать за самых хорошеньких девочек школы, — объявил Джеймс и тут же прикрепил к доске листок с именем Лили Эванс. Ребята заулюлюкали и забарабанили. — Сохатый, это тайное голосование, — закатил глаза Блэк, развалившись в кресле. Джеймс гордо задрал голову и усмехнулся, вызывав новый взрыв смеха гриффиндорцев. — Я сразу обозначил свою территорию. Они так уже делали. В прошлом году, пока все девочки и младшекурсники спали, парни во время игр увлеклись рассуждениями о привлекательности противоположного пола, и чтобы решить спор, было учреждено тайное голосование. Обычно это были три-четыре кандидатки с каждого курса. Конечно, девушки бы оскорбились подобным отношением, но откуда им знать. Для всех они просто весело проводят вечер, одиннадцать парней в комнате Мародёров. С кухни были принесены большой мясной пирог, бекон, блинчики с начинкой, закуски и сливочное пиво производства братьев Пруэтт. Кто сидел на полу, кто на кроватях. Здесь было весело: у Мародёров никогда не скучно. Римус с Фрэнком расположились за столом и расставляли шахматы на доске. Первыми были выбраны семикурсницы, почти единогласно победила Флавианна Аббот: шесть голосов против пяти за Энни Тейлор. — Давайте будем честными, Паркер — самая красивая на всем шестом, — смело высказался один из семикурсников. Римус, не принимавший участия в обсуждении, улыбнулся немного самодовольно: нечасто он выбивался в абсолютные лидеры. — И такая же опасная штучка. Как посмотрит, так кровь стынет. Но как улыбнется — просто убит. Слушай, Люпин, а ты уверен, что твоя девушка не из этих? — с самым серьёзным видом поинтересовался семикурсник. После происшествий с Паркер несколько дней все только и говорили об оборотнях. Одни шептались о красоте брата Кейтлин, другие сочувствовали Римусу и без стеснения задавали банальные вопросы. По одной из версий главных сплетников школы, мистер Паркер угрожал Люпину сделать того оборотнем, а по другой — что слизеринка сама является таковой. Однажды на перемене шутки ради кто-то в толпе учеников издал пронзительный вой. Пересуды не прошли также мимо профессора Начбулла, который не появлялся в школе после инцидента. По словам директора, тот заболел, однако узкий круг посвященных знал, что причиной всему уязвленная гордость. Уроки стал замещать профессор Бинс, отчего предмет не стал ни на толику интересней. Это должно было казаться забавным, но таковым не являлось на самом деле, слишком уж близки были пересуды к тайне Люпина. Он предпочитал отвечать на всё улыбкой и молчанием. После минувшего полнолуния сплетни дополнились новой байкой: якобы в Хогсмиде произошло нападение оборотня. Мародеры, бывшие в полнолуние с Люпином, и сами слышали вой ещё одного волка. Некто напавший на девчонок и Крауча внёс новые пересуды. Информация была неточной и вполне могла быть надуманной, однако поход в деревушку в Валентинов день был отменён по причине праздничной постановки в сам день праздника. Поттер по-товарищески похлопал семикурсника по плечу и язвительно хмыкнул: — Ты кушай, кушай. Не буди лихо, пока оно тихо. Парень тут же поспешил оправдаться, приподняв обе руки: — Честно… уважаю тебя за смелость. Римус благодарно кивнул, чувствуя себя куда свободнее благодаря смелости, которую посеяла в нем Кейтлин. Прохаживаясь сейчас по самому краю, он как никогда чувствовал удовольствие. На трансфигурированной доске под римской цифрой шесть Джеймс записал уже двух девушек. Парни наперебой называли имена и тут же их обсуждали. Сириус подошел к любимому граммофону и поднял иглу. Затылок зудел от упёртого взгляда Римуса. Можно было подумать, что друг — начинающий прорицатель, но нет: он просто хорошо знает его. Друзья ничего не имели против доброго рока, но, видимо, они уже выучили новую песню AC/DC «High Voltage». Так бывает, когда слушаешь песню каждый день минимум два, а то и три раза. Чтобы не прослыть ещё большим эгоистом, он выбрал другую пластинку с изображением четырех афроамериканцев. На смену брутальному звуку гитар пришла другая, броская ритмика с особенно заразительной басовой партией, которая въедалась в голову. Сириус мимикой поинтересовался, доволен ли Римус, что было лишним. Boney M с песней Daddy Cool с первых аккордов покорила неискушенную публику. Парни пританцовывали — кто головой, кто плечами или ногами. Блэк, как представитель пластичной половины этой комнаты, танцевал плечом к плечу с Питером. Пруэтты, слывшие образцом раскрепощенности, выделывали странные забавные выпады ногами. Возможно, именно поэтому им закрыли доступ к бальным залам — великосветские дамы попадали бы в обморок, а их дочери с любопытством смотрели на кощунство хореографов сквозь пальцы. — Пиши Алису, такая красота не должна быть проигнорирована, — заявил Фабиан, решив растормошить Лонгботтома. Блэк ухмыльнулся выпадам старшекурсников: они то и дело щекотали нервишки женатикам. Это определение получал каждый парень, бывший в отношениях. Ребята стали перекидываться дурацкими шуточками, но Фрэнк и бровью не повёл, задумчиво вглядываясь в белого коня на шахматной доске: — Завидуйте, черти, это моя красота. Вместе с дымом сигарет по комнате разлетелся громкий смех. — Джейн Поттер, — выставил кандидатуру Фрэнк, по-видимому решивший отплатить Джеймсу за его шуточки. — Эй! Сёстры не участвуют. — Почему нет? Она хорошенькая. Поттер поднял руку, чтобы ответить, но его опередили. — Весёлая, — подхватил другой гриффиндорец с галстуком на голове, — вспомни, как её лев завалил тебя. — Ха… Может, тебя в такого превратить? — прищурился Джеймс, в голосе которого прозвучали зловещие нотки, но не успел он подступить к Гидеону, как пас принял уже другой Пруэтт, томно проговоривший: — А как поет… мурашки по коже… — Кто больше? — перебил всех Сириус, деловито взявшись за блокнот. Джеймс округлил глаза. — Я составляю список для казни, Сохатый, с кого начнём? — А, ну так держи их, — бросил Поттер умирающим со смеху Блэку и Петтигрю. Ребята специально наперебой говорили о положительных качествах. Пусть и малый срок, но гриффиндорцы поладили с девушкой, приняли как сестру Джеймса. И тот был этим доволен. В комнате снова поднялся гомон. Парни дурачились. В итоге была пролита одна кружка сливочного пива, рассыпаны закуски, а шоколадная лягушка раздавлена прямо на карточке с именем Герпия Злостного. Оставалось только гадать, застукал ли вопиющее преступление сам колдун или нет. Ритмичная музыка уже сменилась на меланхоличную, так бывает, когда парней бросают девушки и они захватывают патефон. Питер не был исключением. Он склонился над пластинкой и невпопад открывал рот, изображая солиста группы Queen. Сириус же не стеснялся, мастерски напевал уже знакомый текст. — Элиза Макмиллан получила уже четыре голоса, — отметил на доске Гидеон. — Медоуз, — прочёл Джеймс на следующей бумажке, и на доске вместо цифры два появилась три. Сириус выдал протяжное у-у, выпуская неприличный комментарий. Джеймс хохотнул, бросив другу конфету. И теперь тот пел уже как хомяк, пряча за щекой припасы: — «Найдите мне любовь, найдите мне любовь…» Поттер покачал головой, развернул следующую бумажку и открыл было рот, но неожиданно посмотрел на гриффиндорцев с прищуром. Он нарочито ласково протянул: — Это кто тут такой бессмертный? На бумажке кривым почерком значилось: Джейн Поттер. Парни дружно прыснули, не отказывая себе в остротах. — Кто это был? — допытывался Джеймс, забавно стукнув двумя подушками, как китайская обезьянка в звонкие тарелки, под душевное завывание Питера и Сириуса, чьи лица кривились то ли от стараний, то ли от кислой конфеты. — Найдите мне любовь, найдите мне любовь. Кто-нибудь может найти мне любовь?