Not all wild horses have four legs

      Коннору никогда не была близка концепция «долго и счастливо», когда он был младше; он никогда не думал, что такое вообще возможно, не говоря уже о том, что такое может случится с ним.       Вот почему он так удивлён, когда во время одной из прогулок с Норт и Изабель до него доходит, что возможно он получил своё.       Они просто идут обратно в автосервис, чтобы после вернуться с Норт на ранчо, как вдруг мимо них проходит знакомая — и все же другая — группа людей.       Иза не колеблясь улыбается, положив руки на бедра: — Хорошо, давайте послушаем.       Дэвид знает, что с ним общаются снисходительно, но смеется над этим и преувеличенно кланяется: — Доброе утро, дамы и господа.       — Ах, очень хорошо! — байкерша хвалит. — И аккуратные волосы, и красивая рубашка, мне нравится!       Коннор уже улыбается, сам того не осознавая, как и Норт, переплетающая пальцы с Изабель; но затем Дэвид поворачивается к нему и делает ситуацию ещё лучше: — Эй, э… Коннор, да? — он кивает, и другой продолжает: — ты скажешь Маркусу, что мы извиняемся?       Его щёки снова болят от слишком яркой улыбки: — Конечно.       — Ты скажешь ему, что я сожалею? Из-за… понимаешь… всего, что я сказал?       Вспоминая, как Маркус назвал Дэвида «латеным» среди прочего, и некоторые очень специфические насмешки над задницей его парня, что-то собственническое сжимается вокруг него, и он не может исправить то, как немного ожесточается его голос: — Я не думаю, что это что-то изменит для вас, но сейчас мы говорим о Маркусе… он прощает всех, кто сожалеет и пытается измениться.       Коннор позволяет своей улыбке стать нежной и любящей — потому что он любит. И по его лицу каждый может понять: он счастлив, что, немного подумав, Дэвид и его банда изменили своё мнение, но он хочет убедиться, что все знают, что Маркус больше не доступен для кого-либо.       Маркус сбит с толку, когда Коннор почти впечатывает его в вольер, чтобы поцеловать долгим и глубоким поцелуем раньше, чем он успевает хотя бы сказать «с возвращением», но он не жалуется — по крайней мере, до тех пор, пока Полночь не подходит к ним сзади и не подталкивает его в спину, требуя себе объятий, заставляя их случайно столкнуться лбами.       Саймон, который случайно застал сцену и заметил приближающегося фризского коня, опускает телефон и добродушно говорит: — Вот почему вы оставляете поцелуи на нерабочее время!       — Очень смешно, — Маркус невозмутимо потирает лоб, обнимая Коннора свободной рукой. — У тебя нет никаких дел?       — Никаких настолько срочных, чтобы я не мог посмеяться над тобой! — это очень предсказуемый ответ, и Коннор хихикает над ними.       Да. Если «долго и счастливо» всё-таки существует, то это определенно оно.       Недели проходят почти ошеломляюще быстро. Коннор позволяет Маркусу убедить себя попробовать выйти без седла с Пузырём; и… что удивительно, он справляется. Он не так быстр и грациозен, как Маркус на Ра, но у него неплохо получается. Он точно достаточно хорош, чтобы не отставать от умеренного темпа, который его парень устанавливает для прогулки. Наконец он осуществляет свою маленькую мечту: кататься по лесу, только они вдвоем и их лошади, без ограничений и беспокойства.       Внешний мир может немного подождать, и в этот день он ждёт.       Маркус отсасывает ему ночью перед его последним днем ​​на ранчо.       На самом деле, точнее будет сказать, что он проводит ночь, поклоняясь Коннору, с наслаждением, не торопясь целуя каждый дюйм кожи, который может найти, начиная с четко очерченных скул своего парня, спускаясь ниже по его шее, где Маркус оставляет пару укусов в последний раз до следующей недели — «На память обо мне…», — говорит он с дерзкой улыбкой; Коннор просто качает головой, поднимает руки и позволяет Маркусу стянуть рубашку, чтобы он мог продолжить выцеловывать дорожку вниз по торсу Коннора.       Чуткие легкие подергивания и вздохи, которыми Коннор реагирует, когда Маркус кусает и целует свой путь вниз по бедрам своего парня, говорят ему, что никто никогда не удосужился сделать так должным образом для Коннора — что само по себе является величайшей ошибкой, и то, как его карие глаза расширяются от осознания, и он выглядит искренне шокированным… Маркус улыбается ему.       — Пристегнись, — говорит он, прежде чем опуститься между ног своего возлюбленного. — Тебя ждет дикая поездка.       Излишне говорить, что Маркус остался верен своему слову, и на следующее утро Коннор беспокоится, что весь проклятый дом слышал звуки, которые он издавал.       Но все понимают, что это его последний день на ранчо; и как бы его не поддразнивали, он отбрасывает беспокойство, чтобы максимально использовать несколько последних часов, которые он проведёт вместе со всеми.       Например, когда Коннор видит Изабель, Лютера, Кэру и Алису, идущих к парадным воротам, он обнаруживает, что у них всех большой прощальный обед в саду в его честь. Учитывая, что единственным человеком, который когда-либо делал что-то в его честь, был Хэнк, празднующий его день рождения, Коннор прощает себе то, что его глаза становятся влажными, когда он видит, как его друзья расставляют столы и стулья — задача Маркуса явно заключалась в том, чтобы держать его занятым и отвлекать внимание, чтобы подготовить сюрприз.       — Не может быть! — он не может не воскликнуть, пряча лицо в шее Маркуса.       — Может, — говорят все остальные, обнимая его за талию и уговаривая подойти к столу вместе. — Уступите дорогу нашему почетному гостю!       Коннора обнимают, кормят вкусной едой и развлекают всеми возможными дружескими подшучиваниями и забавными историями — он останавливается лишь на секунду, чтобы взглянуть на ситуацию со стороны, когда Карл называет его «сынок», посреди рассказа о себе и Хэнке в молодости. Это звучит легкомысленно и просто, без усилий, простое «Ты и половины не знаешь, сынок…»       И всё же это поражает Коннора. Почти так же, как когда Хэнк впервые назвал его сыном — он едва ли помнит столь далекое прошлое: он чувствует себя своим. Как будто эти люди стали его частью; а он стал частью их.       Маленькая Алиса, благослови её сердце, явно более проницательна, чем кто-либо думает, потому что она бросает один взгляд на лицо Коннора и вырывает его из его мыслей, хлопая и громко требуя: — Речь! Речь, речь, речь!!!       Все остальные сразу же присоединяются к ней, и Коннору ничего не остается, так что он встаёт, хотя его пальцы остаются переплетёнными с пальцами Маркуса.       — Я… я, как известно, ужасный оратор… — начинает он, сразу вызывая приступ смеха, — но я буду прилагать усилия для вас, ребята, потому что вы все удивительные и заслуживаете этого.       — Awwww! Мой милый утёнок! — Изабель, конечно.       Коннор усмехается и качает головой: — Я приехал сюда в прошлом месяце, ожидая, что мне будет скучно… вместо этого я не только нашёл гораздо больше эмоций, чем я когда-либо считал возможным найти в одном таком месте… — со всем произошедшим, ранчо Манфредов было каким угодно, но не скучным, — я также нашел… что-то, что, как я думал, никогда не найду, — он ненадолго отводит взгляд, чтобы улыбнуться Маркусу, который улыбается в ответ так же обожающе. — Вы, все вы, заставили меня чувствовать себя более желаемым и любимым, чем мой родной город, и я уезжаю сегодня, но я обещаю: это не последний раз, когда округ Аллеган видит детектива Коннора Андерсона. Вы не избавитесь от меня так легко.       Заявление завершается подмигиванием, и Норт начинает аплодировать — Маркус был слишком занят, оттаскивая Коннора в сторону, чтобы быстро поцеловать.       Однако, как и всё хорошее, банкет в саду подходит к концу; и прежде, чем он успевает осознать, Коннор прощается со всеми по кругу. Сначала он идет к Изе, Кэре, Лютеру и Алисе, поскольку они должны возвращаться к себе.       В этот момент Коннор обнаруживает, что Лютер крепко обнимает их всех вместе, берет на руки и просто поднимает.       — Ты береги себя там, слышишь?       — Я сделаю всё возможное, — уверяет он, когда Кэра гладит его по щеке, а затем Алиса дёргает его за рукав:       — Это для тебя, — она протягивает небольшой букет цветов. — Они растут здесь, как дикие.       Такой маленький, простой жест затрагивает струны сердца Коннора.       — Вы все здесь растёте дикими, — он говорит, напоминая себе не плакать, гладя ребенка по волосам. — Спасибо, Алиса.       Следующие в очереди на прощание — Норт, Джош и Саймон; и о боже, Саймон уже выглядит так, словно едва сдерживается.       Он даже сам подшучивает над этим, драматично обмахивая лицо веером: — Я пообещал себе, что не буду плакать!       Ему удается вытащить смешок из Коннора, и он раскрывает свои объятия: — Всё в порядке, Саймон, мы можем плакать, как младенцы, вместе, — он говорит, протягивает руки и принимает объятия, которыми в него врезаются словно товарным поездом — чёрт возьми, эти люди превратили его в обнимателя. Он обвиняет в этом Маркуса, у парня выдающиеся объятия. Джошу не нужно много времени, чтобы присоединиться к ним; и это вопрос нескольких секунд, прежде чем Норт цокает и дразнит их: — Хорошо, мальчики, прервите этот фестиваль, дайте мне увидеть моего малыша.       Коннор поворачивается к ней с лёгкой улыбкой. Кажется, вечность назад она была всего лишь странной девушкой с ​​косой, машущей ему на перроне станции: — Норт… моя лучшая Фея Крёстная…       — Теперь она тебе не требуется, — комментирует девушка, поставив руки на бёдра так, как это всегда делает Изабель.       Он улыбается шире:       — Тогда лучшая подруга.       — Я смогу с этим жить.       Они крепко обнимаются, и никто не упоминает, что глаза Норт немного влажные, когда они расстаются.       Карл и Маркус ждут его у загона для лошадей.       — Ты же не думал, что этот ребёнок позволит тебе уйти, не попрощавшись с лошадьми, не так ли?       — Ни на секунду, — уверяет Коннор, первым вставая на колени у инвалидной коляски Карла. — Карл, я хочу поблагодарить вас за… что ж, за всё.       — Меня? — спрашивает немного удивленный пожилой художник. — Я почти ничего для тебя не сделал.       — Ох, но вы сделали, — он настаивает. — Вы вырастили Маркуса. Вы привели его ко мне. Вы также были мне вторым отцом.       Лицо Карла смягчается понимающей улыбкой, и он протягивает руку, чтобы огладить лицо Коннора: — Ты хороший человек, Коннор. Не позволяй миру изменить это.       Затем он кивает Маркусу, и Коннор позволяет вести себя за руку в ограждение. Пузырь тут же подбегает к нему в поисках почёсываний и ласки.       — Она будет очень по тебе скучать, — отмечает Маркус. Кроме Пузыря, Полночь и некоторые другие лошади, которые тоже стали любимцами Коннора пытаются получить ласку. В конце концов, когда большинство лошадей остались довольны, Ра тоже медленно выходит вперед. Коннор ясно помнит, как испугался, когда мустанг в первый раз проявил к нему нежность, как быстро и неожиданно это произошло. Теперь, зная то, что он знает, он чувствует себя счастливым, понимая, что нравится темпераментному коню; он верит, что Ра не причинит ему вреда, даже когда мустанг снова покусывает его плечо и шею.       Отходить почти больно, но Маркус должен отвезти его на вокзал, если он хочет вернуться в Детройт к ужину.       На вокзале, конечно, наступает время самого тяжелого прощания.       Коннор ожидал, что Маркус будет держать его за руки, он также ожидал, что его будут целовать долго и страстно, чтобы вся станция видела… чего он не ожидал, так это веса чего-то на своём запястье, когда Маркус отстраняется. Он открывает глаза и видит, что его парень перенес многослойный браслет из бисера, который он всегда носил, со своего запястья на запястье Коннора.       — Что это? — он знает, что это глупый вопрос, но не может не задать его.       Маркус прислоняется лбом к Коннору: — Напоминание. — отвечает он просто, вызывая следующий вопрос.       — О чём?       — Напоминание о том, что ты мой… и я твой, — ох, Маркус. Коннор думает, что не забудет об этом ценой своей жизни. Они снова целуются, на этот раз целомудренно и не так тяжело; и Маркус улыбается ему в губы: — Тебе, чёрт возьми, лучше всё ещё носить его, когда я приеду в гости на следующей неделе.       Слова «приеду» и «на следующей неделе» регистрируются в сознании Коннора, и на его лице медленно появляется удивленная улыбка: — На следующей неделе?!       Маркус кивает: — Галерея, в которой выставлены картины Карла, расширяет экспозицию; Карл посылает меня убедиться, что с его творениями хорошо обращаются, — Коннор бросает на него взгляд, тот, который ясно говорит, что ни на секунду не убеждён. Маркус сразу смягчается. — По крайней мере, это официальная причина, — вот и всё.       Коннор закрывает глаза: — Одна неделя будет казаться вечностью.       Руки Маркуса сжимаются вокруг его: — Нет. У нас есть вечность. Следующая неделя наступит скоро, я обещаю.       Они целуются ещё раз после того, как Маркус помогает ему погрузить багаж в поезд, и отпускают руки друг друга только тогда, когда двери вагона закрываются.       Коннор будет скучать по совместному пробуждению, но он солжёт, если скажет, что не ждёт с нетерпением встречу с отцом и собакой.       Он правда проводит часть первой ночи без сна и обнимает Сумо для утешения, но после становится легче.       Следующая неделя пролетает на удивление быстро; а затем начинается его настоящая детективная работа, которая оставляет его занятым, не говоря уже о совещаниях и слушаниях по делу Златко — он определенно использует каждую возможность, чтобы увидеться с Маркусом.       К гордости Хэнка, отношения на дальнем расстоянии действительно удаются даже после успешного закрытия дела: Маркус всегда приезжает в Детройт один раз в середине недели, а Коннор едет провести выходные в Аллеган всякий раз, когда его работа позволяет ему. Они создают достаточно устойчивый ритм, чтобы видеть друг друга почти так часто, как только они могут.       Хэнк, пользуясь случаем, угрожает пресловутой лопатой Маркусу во время одного из его визитов, но он не может быть серьёзным с ребёнком Карла; и когда Коннор выходит из душа, он обнаруживает, что двое его любимых людей смеются вместе, как будто они старые друзья.       Затем, однажды уполномоченный Фаулер врывается на станцию ДПД после перерыва и спрашивает: — Кто-нибудь может сказать мне почему человек верхом на, клянусь, мустанге с белым хвостом стоит на ступенях моего полицейского участка?!       Коннор сияет и тут же поднимается с места, как и Хэнк, который бормочет: — Ох, такое я должен увидеть.       Фаулер смотрит на Коннора, гнев и удивление сдерживаются искренней улыбкой мальчика: — Да, Андерсон?       — Это просто мой парень, сэр. Он приехал забрать меня после моей смены.       — …верхом? — старший офицер явно сбит с толку. Коннор пожимает плечами, как будто это самая естественная вещь в мире.       — Что ж. Он ковбой, — он знает, что за этим последуют насмешки, и, конечно же, откуда-то позади него доносится «йи-ха», вместе с выкриками и свистом, но он не обращает на них внимания, так как он уже может видеть Маркуса за стеклянными дверями, выглядевшего совершенно величественно на спине Ра. — Могу я идти, сэр?       Фаулер не знает, что на это ответить. Он проверяет время на своих часах: — У вас есть открытые файлы?       — Нет, сэр, все мои задачи на день выполнены.       Какой бессердечный ублюдок откажет такой юной любви? Покачав головой, Фаулер вздыхает: — Тогда свободен на сегодня. Вперёд.       Улыбка, которая появляется на лице Коннора, вероятно, самая сладкая вещь, которая когда-либо украшала участок DPD; и он почти бежит ко входу в ожидающие объятия Маркуса — он спрыгнул с Ра, как только увидел, что Коннор бежит к дверям.       Они не слышат их снаружи, но целая комната, полная закаленных мужчин и женщин полицейских открыто издаёт звук «awww», увидев, как Маркус поднял Коннора и закружил его, прежде чем снова опустить для поцелуя.       — Как ты привёз сюда Ра? — первым делом спрашивает Коннор. — Бедняга, должно быть, устал!       Маркус качает головой и снова садится на своего друга, в то время как Коннор гладит Ра в знак приветствия: — На поезде. Знаешь, один из больших, которые могут перевозить скот?       Ох. В этом гораздо больше смысла, чем в поездке Маркуса из Аллегана в Детройт. Коннор с облегчением улыбается и смотрит на своего парня: — Итак… откуда такая идея?       Вопреки ожиданиям Маркус немного смущается: — Ра скучал по тебе, — сначала он отвечает просто.       Однако Коннор знает своего парня достаточно хорошо, поэтому он просто выжидающе улыбается и выгибает бровь: — …и?       — …И, может, я действительно хотел так сделать, — признается Маркус, протягивая руку Коннору.       Коннор принимает её, и буквально отрывается от земли, оказываясь на мустанге прямо перед Маркусом.       Если бы он прислушался, он бы услышал ещё больше аплодисментов и улюлюканья изнутри станции — хотя он не слушал. Они могут говорить, что хотят.       В конечном счёте, он тот, кто буквально уезжает в закат Детройта со своим возлюбленным.       И будь он проклят, если это не является счастьем. Ничто другое никогда не сможет сделать его счастливее.       Коннор улыбается, чувствуя успокаивающее тепло груди Маркуса своей спиной.       Он с радостью примет такое счастье, спасибо вам большое.