***
Васильки. Клаус слово такое слышал раз в жизни, и то, особо на этом не акцентировался. А теперь эти цветы — причина его постепенно нарастающего страха. Сами соцветия, собранные в одиночные корзинки, должны быть не больше трёх сантиметров в диаметре. Ему, можно сказать, повезло. Повезло, что не роза с дерущими внутренности шипами, повезло в принципе, что цветок василька относительно небольшой. Но представляя, что у него в лёгких что-то растёт, эта цифра кажется астрономической. А с точки зрения анатомии, не понятно, как внутри вообще это всё может уместиться. Клаус понимает, что необходимость поговорить со своим адъютантом растёт даже не ежедневно, а ежечасно. Чёрт знает, когда заболевание может начать прогрессировать. Только гордость не позволяет ему это сделать. От самого Тилике Ягер дистанцировался всё дальше, когда ему казалось, что он пересечёт черту. Какую черту? Клаус наконец-то себе признаётся, что попросту боится. Только назревает новый вопрос: боится чего? Нет, Ягер, ты полный идиот высшей степени кретинизма.***
После импровизированной встречи в своём кабинете Ягер провожает гауптштурмфюрера печальным взглядом, а потом и внеочередным приступом кашля, когда за мужчиной закрывается дверь. Внутри нещадно дерёт, от боли в уголках глаз выступают слёзы. А в горле в буквальном смысле застрял ком. Клаус пытается отдышаться, чувствует во рту солоноватый металлический привкус и уже в ступоре смотрит на цветок, который он сжал в руках. Перистолопастый синий помятый и перепачканный в крови цветок. В другой ситуации штандартенфюрер даже счёл бы это в некой степени красивым. Приступы сдерживать становится всё труднее. Ягер начинает носить с собой носовой платок, потому что заходиться кашлем становится больнее и чаще, крови становится всё больше и одного платка уже не хватает. — Герр штандартенфюрер, скажите честно, Вы чем-то болеете? — Ерс взволнован не на шутку и с тем же напрягом продолжает интересоваться здоровьем командира: — Просто Вы уже неделю четвёртую, если не пятую, кашляете, как при туберкулёзе, да и вид у Вас соответствующий. Быть может пора прекращать курить трубку? Ровно четыре с половиной недели назад штандартенфюрер впервые увидел соцветие целиком. Он поражается тому, как быстро летит время. И тому, как столь же стремительно время для него кончается.***
Клаус постоянно откладывает разговор с Тилике. Он даже не знает, как ему всё это объяснить, потому что одна только мысль о том, что штандартенфюреру нравятся мужчины заставляет сомневаться в его здравом рассудке. Паршиво. Совесть что-ли просыпается? После тех слов он отчитал гауптштурмфюрера в пух и прах. Ну, а Тилике в чём виноват, если так переживает за жизнь своего штандартенфюрера? Практически на пустом месте накричал на своего адъютанта, — из-за того, что он волнуется за его здоровье больше, чем за своё собственное — слово за слово и пошло-поехало. Едкое чувство охватывает всё внутри хуже чёртовых стеблей проклятого василька. Ягер открывает бутылку коньяка и косо смотрит в сторону бокала. Начинает пить прямо из горла. Почти через час открывается вторая бутылка. На утро с непривычки ему нехорошо. Но тем же вечером Клаус напивается снова. Алкоголь помогает намного лучше обезболивающих.***
Коллеги начинают замечать странности. До поры, до времени приступы кое-как можно было скрывать, но сейчас Ягер уже не видит в этом смысла. — Цветочная лихорадка, — безразлично отвечает он Гансу на его вопрос. Тот смотрит на него с непониманием около минуты, а потом в глазах появляется неподдельный ужас. — Герр Ягер, Вы же не... — он осекается. — Я надеюсь, что Вы не... Что с Вами всё будет хорошо. — судя по всему, он сам не особо верит в последние слова. Клаус ничего не отвечает, молча закуривает трубку, а в глазах, кажется, опять собираются слёзы. Душеизлияние прерывает гауптштурмфюрер собственной персоной, что в ту же секунду появляется в дверях кабинета. Окидывает помрачевших коллег взглядом, но не решается задать вопросы не по делу. — Герр штандартенфюрер, тут вот я Вам документацию принёс, ознакомитесь или как? — Тилике говорит неуверенно, с запинками, всячески избегая прямого взгляда с начальством. Закончив доклад терпеливо дожидается резолюций старшего по званию, а тот слушал его даже не вполуха. — Герр Ягер, — протягивает ему уже папку Ганс. — Советую ознакомиться. Гауптштурмфюрер Тилике передал. — выводит из транса и чуть ли не шёлкает пальцами перед глазами. Сочувствующе смотрит на штандартенфюрера и просит разрешение идти. Тот кивает и только спустя несколько секунд замечает, что не наблюдает в кабинете Тилике, искренне не понимает, когда тот успел ретироваться. Откидывает фуражку куда-то на стол и идёт к графину с коньяком, чтобы снова напиться. А Ганс уже вне его кабинета догоняет гауптштурмфюрера и пытается ему всё объяснить. Последний резко останавливается и не верит услышанному.***
Через две недели приступы случаются по несколько раз за день. Ягер впервые за всё это время не выходит из своего кабинета. Клаус в бессилии сползает по стене на пол. Чёртовы стебли опоясывают изнутри, практически за раз выходит три соцветия вперемешку с кровью. Тело в агонии, душа в истерике. Хоть об стенку головой бейся. От этой мысли Ягер заходится хриплым нездоровым смехом. Но смерть в этот раз его видимо пощадила. Тилике в это время рассматривал фиолетовый лепесток ириса.